КТО ПОДОГРЕВАЛ “ОТТЕПЕЛЬ”?

Любопытно что сам термин “оттепель” был запущен в обиход, когда на деле никакими “оттепелями” еще и не пахло. Запущен он был через Илью Эренбурга, автора, скажем так, весьма “специфического”. Он в свое время подвизался в Испании, прославляя “интернационализм”. Во время войны гневно клеймил фашистов, был одним из самых радикальных их обличителей. Но при этом предпочитал подолгу пребывать за границей. Это настолько сказывалось, что во время присуждения ему очередной Сталинской премии даже вышел спор – писатели указывали, что Эренбург знает французов лучше, чем русских, и изобразил их ярче [165]. Сотрудничал в Еврейском антифашистском комитете, но никакие репрессии его не коснулись. Был одним из творцов “культа личности”, превосходя многих других авторов в области славословий. Но уже в 1953 г. внезапно переориентировался и в “Новом мире” появилась его повесть, которая так и называлась “Оттепель”. И это слово сразу же подхватили. В ту же струю кинулись другие литераторы. Перекликаясь в названиях, появились “Времена года” В.Пановой и еще ряд подобных произведений. Хотя даже такое верноподданическое “свободомыслие” в верхах пока еще сочли чрезмерным, журнал “Новый мир” получил крупный нагоняй, а его редактора Твардовского сняли с должности.

Реальная “оттепель” сперва началась не в политической или культурной сферах, а в материальной. Желая заслужить популярность в народе, новые правители предприняли ряд экстренных и кардинальных мер. В августе 1953 г. выделили крупные дотации на производство товаров народного потребления, на них резко снижались цены (например, на хлеб – втрое). Правда, подешевение промышленных товаров привело к дефицитам, но начали пересматриваться планы, показатели роста по предметам широкого потребления были удвоены. Впервые в советской практике их выпуск должен был обогнать производство средств производства.

В сентябре 1953 г. на пленуме ЦК Хрущев выступил с докладом о бедственном положении в деревне. Настоял, чтобы для колхозов были значительно повышены закупочные цены (ня мясо – в 5,5 раз, на масло и молоко – в 2 раза, на зерно – на 50%). Одновременно уменьшались обязательные поставки, списывались все долги колхозов, снижались налоги на приусадебные участки и рыночную продажу продуктов. Деревня и впрямь находилась в тяжелом положении. Теперь колхозы и крестьяне наконец-то начали “оживать”. Получали возможность поправить свои дела, начали расти их доходы.

Для дальнейшего улучшения положения с продовольствием (и увеличения количества экспортного зерна) Хрущев в феврале 1954 г. выдвинул грандиозный план освоения целины. А в июне 1954 г. прошел съезд профсоюзов, где первый секретарь ЦК и его присные вдруг обрушились с гневной критикой на профсоюзных руководителей за то, что они никогда не защищали “права трудящихся”. Дескать, не боролись против разницы зарплат для разных категорий работников, против “незаконных” увольнений. Констатировалось “глубокое разочарование трудящихся в профсоюзах”. От них требовалось исправить эти недостатки, следить за материальным поощрением рабочих, за мерами по охране труда. Начала увеличиваться зарплата, снижалась продолжительность рабочего дня и рабочей недели, повышалось и упорядочивалось пенсионное обеспечение (хотя для колхозников пенсии ввели только в 1965 г., после Хрущева).

В период с 1953 по 1956 г. были допущены и некоторые религиозные послабления. Благо государству это ничего не стоило, а популярности правителям прибавляло. Православной Церкви разрешили открыть некоторое количество храмов. Но давали поблажки и другим конфессиям. Увеличилось количество мечетей, старообрядческих и протестантских молитвенных домов. В это время была построена и синагога в Биробиджане, которой там не существовало с момента основания города.

Стала осуществляться и широкая программа строительства жилья. Это тоже был чрезвычайно больной вопрос. Развитие промышленности вызывало приток населения в города. Дополнительные проблемы создала война, когда 25 млн человек остались без крова. И люди ютились в бараках, полуказарменных общежитиях, обрести хотя бы на старости лет комнату в “коммуналке” почиталось за великое счастье. Теперь Хрущев выдвинул задачу “строить больше, быстрее, дешевле” – использовать блочные конструкции, упрощенные проекты 4-5 – этажных домов, где можно обойтись без лифтов, без сложного инженерного оборудования. И во второй половине 1950-х начали расти знаменитые “хрущевки” – это уже значительно позже их окрестят “хрущобами”, а в то время люди были им чрезвычайно рады.

Никита Сергеевич применял и откровенно популистские приемы. Разъезжая по стране, “запросто” встречался с колхозниками, работягами, и поговорить мог “по-простому”, соленое словечко ввернуть, похвалить, посочувствовать трудностям, даже угоститься “с народом”. Но в большей степени он делал опору на местных начальников, на партийных функционеров среднего звена. Тех самых “удельных князьков”, которых прижимал Сталин, не давая им лишней самостоятельности. Достигнув высокого (или относительно высокого) положения в районах, областях, республиках, они желали пользоваться этим. Пожинать соответствующие выгоды и быть уверенными в своей безопасности. Жить по-начальственному, “властвовать” в свое удовольствие и не дрожать, что тебя в любой момент за твои дела притянут к строгому ответу. И Хрущев не обманывал их ожиданий. Поощрял, ободрял, награждал, требуя только лояльности к себе и своей политике – а это партийные функционеры хорошо умели, сталинская система приучила их выражать лояльность чему угодно.

Продолжилось разрушение старой карательной системы. МГБ было преобразовано в Комитет госбезопасности при Совете министров. При этом произошла кардинальная смена кадров, установлен прокурорский надзор за ведением дел (точнее, он был установлен еще при Сталине, но в войну о нем “забылось” – и больше не вспоминалось). В сентябре 1953 г. Верховный Совет открыл возможность пересмотра постановлений бывших коллегий ОГПУ, НКВД, упраздненного “особого совещания” при НКВД –МГБ – МВД. Хотя на деле разрушение системы ГУЛАГа, начатое Берией, с его смертью почти остановилось. Пересмотры длились подолгу, документы ходили по инстанциям, и до осени 1955 г. было освобождено лишь 16 тыс. человек. В лагерях из-за начатых и заторможенных амнистий возобновились бунты. В 1954 г. произошло восстание в Кингире, подавляли танками, погибло 700 человек. В 1955 г. было восстание в Воркуте.

Но некоторые крупные политические дела были пересмотрены. По требованию Жукова реабилитировали военачальников, попавших под репрессии в послевоенные годы. В 1954 г. были осуждены и расстреляны бывшие министры госбезопасности Меркулов и Абакумов, а при этом реабилитированы осужденные по “ленинградскому делу”. Но данный ход имел под собой особую подоплеку. Хрущев поэтапно расчищал себе плацдарм для перехвата всей полноты власти. Маленков, предав Берию, фактически подрубил сук, на котором сидел он сам. А теперь пришла и его очередь. Ведь “ленинградское дело” инициировал он, громя “команду” Жданова. И, получалось, должен был понести наказание вместе с Абакумовым. Однако вопрос решили “мирно”. О причастности Маленкова к репрессиям не вспомнили, а он вместо этого признал, что совершил ошибки в сельском хозяйстве, покаялся даже в “правом уклоне” – так квалифицировали увеличение выпуска товаров ширпотреба. И за эти самые ошибки и “уклоны” он был снят с поста председателя Совета министров (впрочем, оставлен в Президиуме ЦК). Опорой Хрущева, помогшей свалить Маленкова, опять стали военные, и были вознаграждены. Министр обороны Булганин получил пост главы правительства, а Жуков занял место Булганина.

Ну а дальше покатились одна за другой международные инициативы Хрущева. Осенью 1954 г. Никита Сергеевич с Микояном и Булганиным отправился в Пекин. Уступил Китаю все советские права в Маньчжурии, отдал Порт-Артур и Дальний. Сталин такие обещания тоже давал, но с оглядкой на дальнейшую политику Мао Цздуна, с созданием совместных предприятий. Теперь построенные русскими базы, железные дороги отдавались сразу и безоговорочно. А все созданные совместные предприятия были ликвидированы, их передали в исключительную собственность Китаю. Вдобавок Пекину еще и предоставили новые крупные кредиты.

Взаимоотношения с Западом оставались напряженными. Правда, в 1953 г. при участии СССР и Китая был заключен мир в Корее. Удалось достичь договоренность и о примирении во Вьетнаме. Но на урегулирование спорных вопросов в Европе американцы и их союзники упрямо не соглашались. В январе 1954 г. в Берлине все же собралась конференция министров иностранных дел США, Англии, Франции и СССР. Поскольку западные державы рекламировали “оборонительный характер” НАТО, Советский Союз предложил, чтобы и его приняли в эту организацию, а в Европе была создана система коллективной безопасности с участием США. Однако и эти предложения были отвергнуты.

Запад продолжал конфронтацию, возникали новые военные блоки: в 1954 г. – СЕАТО, в 1955 г. – СЕНТО, куда американцы и англичане вовлекли 25 государств Европы и Азии. Наконец, в октябре 1954 г. было принято решение о вступлении в НАТО ФРГ. Еще не так давно поверженная Германия признавалась полноправной союзницей западных держав и вооружалась – понятно против кого. Советский Союз отреагировал. В мае 1955 г. в Варшаве состоялось совещание социалистических стран, где они заключили соглашение о создании своего военного блока, Организации Варшавского Договора – с объединенным командованием, политическим консультативным советом.

Но… в то самое время, когда советские средства масовой информации превозносили эту акцию, без особого шума совершилось еще одно действие. 15 мая, на следующий день после подписания Варшавского Договора, СССР заключил соглашение с западными державами о выводе наших войск из Австрии. Без каких-либо уступок с их стороны, без какой-либо готовности к компромиссам. В одностороннем порядке был отдан важнейший стратегический плацдарм в Центральной Европе! Да и австрийцы были настроены к присутствию наших гарнизонов вполне благожелательно, куда лучше немцев и венгров, ни провокаций, ни демонстраций не устраивали. Словом, точно так же, как масоны-“реформаторы” при Александре II отдали Аляску, как отдавали территории Ленин и Троцкий, так и очередные реформаторы принялись сдавать российские позиции.

Не успели осмыслиться одни “инициативы”, как грянули другие. В конце мая 1955 г. Хрущев, Микоян и Булганин нанесли визит в Югославию. И восстановили “дружбу”. Извинились, опять же, в одностороннем порядке. Вину за разрыв отношений полностью признали “нашей”, возложили только на Советский Союз. А Тито еще и кочевряжился, задирал нос, демонстрировал обиды. Но советская делегация по всем вопросам уступила и, разумеется, согласилась на огромную экономическую помощь – в которой Югославия, пребывавшая в изоляции, очень нуждалась. Взамен СССР не получил ничего, кроме заверений о “дружбе” и “сотрудничестве”. Белград сохранил “особую позицию”, не примкнув ни к Варшавскому Договору, ни к Совету экономической взаимопомощи.

В июле 1955 г. в Женеве впервые после Потсдама состоялась конференция глав великих держав – Хрущева, Эйзенхауэра, Идена и Фора. Она завершилась полным провалом. Все советские предложения по коллективной безопасности, по “германскому вопросу”, Запад дружно и однозначно отмел. Тем не менее, и за рубежом, и в Советском Союзе конференцию пропагандировали как крупнейший успех. Писали о “духе Женевы”, о том, что встреча показала возможность сотрудничества, продолжения переговоров…

И продолжили. В сентябре 1955 г. состоялся визит в Москву западногерманского канцлера Аденауэра, в ходе которого Советский Союз признал ФРГ и установил дипломатические отношения. Снова в одностороннем порядке! Потому что Запад и не думал признавать ГДР, а советские предложения по Западному Берлину (например, о предоставлении ему статуса вольного города) отвергал. В угоду Аденауэру Хрущев сделал и широкий жест “доброй воли”. Были отпущены на свободу и возвращены Германии все пленные, остававшиеся после войны в советских лагерях. А заодно с ними освободили тех, кто сидел за сотрудничество с оккупантами! [27] Что ж, это был следующий, хрущевский этап разрушения ГУЛАГа. Оставались в лагерях люди, осужденные невиновно, по оговору, за неосторожное слово. Только что отправили за решетку советских разведчиков, как “людей Берии”. А в это время выпускали на волю бывших полицаев, старост, бургомистров.

А в октябре 1955 г. Хрущев совершил турне в Индию, Бирму, Афганистан. В государства, которые не стали социалистическими, не стали и союзниками СССР, но и к антисоветским военным блокам не приоединились. И им тоже были выделены громадные кредиты на экономическое развитие! (К примеру, 135 млн. долл. на строительство только одного металлургического комплекса в Индии) Таким образом устанавливалось правило, что даже нейтралитет в мировом противостоянии будет вознаграждаться за счет Советского Союза!

Подобные повороты в международной политике определялись, конечно же, не только ошибками Хрущева и его чрезмерным миролюбием. Факты показывают, что он далеко не всегда бывал миролюбивым. Видать, направляли, подсказывали. Участником почти всех внешнеполитических акций был один из его ближайших соратников в данный период, Микоян. Вероятно, и другие лица в его окружении действовали. А оно было очень не простым, это окружение. Допустим, имеются сообщения, что зять Хрущева Аджубей участвовал в совещаниях зарубежных финансово-политических кругов по “новому мировому порядку”. Кстати, он был главным редактором “Известий”. Тоже ведь любопытная газета. Можно сказать, с определенными “традициями”. Основана Свердловым, потом ее возглавлял Бухарин… А когда в 1993 г. на Пасху произойдет ритуальное убийство трех монахов-новомученников в Оптинской пустыни, именно “Известия” запустят мерзость о версии убийства “на почве гомосексуализма” [121].

Но это будет еще не скоро. А пока внешнеполитические шаги, кроме ущерба России, давали Хрущеву весомый политический выигрыш. Он одолевал своих коллег по заговору. Молотов был против примирения с Югославией, против договора об Австрии – его вынудили каяться. Точно так же ослабли позиции Кагановича. А зарубежные средства масовой информации превозносили Никиту Сергеевича как мудрого и прогрессивного политика. В 1953 г., даже свергнув Берию, он еще не воспринимался как “вождь” и персональный лидер. Для советских людей, партийных работников он оставался “одним из многих”. Авторитет того же Молотова был гораздо выше. И как раз то обстоятельство, что Хрущев раз за разом представлял СССР на международной арене, что его “признали” Америка, Англия, Франция и др. обеспечили ему положение лидера внутри страны. Без его “признания” Западом был бы невозможен взрыв “политической мины” на ХХ съезде партии.

Делегаты на него тщательно подбирались, в основном из партийных аппаратчиков. И в конце съезда Хрущев объявил закрытое заседение, без прессы и представителей иностранных компартий, где 4 часа зачитывал “секретный доклад” подготовленный профессором Поспеловым. Использовались в общем-то старые троцкистские аргументы – ленинское “завещание”, история о том, как Сталин обидел Крупскую, как извратил нормы “партийной демократии”. Осуждались репрессии, на Сталина навешивалась и вина за поражения 1941 – 42 гг (в том числе, Хрущев перевалил на него собственную вину за катастрофу под Харьковом). Но коллективизация, “перегибы” индустриализации, голодомор обходились стороной. Осуждались только репрессии против коммунистов. Да и то не всех. Участников “уклонов” и оппозиций Хрущев не коснулся. Реабилитировались военные – Тухачевский, Якир, Блюхер и пр. И ряд партийных деятелей – Косиор, Постышев, Чубарь и др. (как ни парадоксально, это оказались в основном те, кто попал под расстрел за актвное участие в “ежовщине”). В целом же делегатам преподносился образ тирана и злодея Сталина и призывалось вернуться в истинному ленинизму.

“Секретность” доклада оказалась мнимой. Хотя по решению Президиума ЦК он предполагался именно секретным и только секретным, Хрущев и его приближенные постарались заблаговременно отпечатать его в виде книжечки, которая выдавалась делегатам съезда, потом стала рассылаться как бы только для коммунистов, но выдавалась и беспартийным. Собрания по обсуждению доклада были проведены на предприятиях, в колхозах, воинских частях, даже в школах среди старшеклассников. Книжечка шла и в иностранные компартии, ее содержание попало в западную прессу.

Это вызвало сильнейшее брожение в умах. Падал авторитет самой власти – если система столько лет была преступной, то ведь нынче правили выходцы из той же системы. С другой стороны, слишком многие коммунисты возмущались нападками на Сталина. И партийному руководству пришлось дать обратный ход. В июне ЦК КПСС принял постановление “О преодолении культа личности и его последствий”, где в целом курс партии при Сталине объявлялся верным, “некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии” признавались неизбежными “в условиях ожесточенной борьбы с классовым врагом”. А “перегибы” объяснялись личными недостатками Сталина.

Только с 1956 г. стало осуществляться окончательное преобразование ГУЛАГв. Он был переименован в исправительно-трудовые лагеря, в места заключения направлялись комиссии для пересмотра дел с правом немедленного освобождения. А всего в 1956 –1962 гг было реабилитировано 700 тыс. человек. Центральная ревизионная комисия реабилитировала и восстановила в партии около 30 тыс. человек. Отнюдь не миллионы. Причем это количество реабилитированных относится к тем, кто был репрессирован за все годы сталинского правления, в том числе и казненным, умершим в заключении. Остальные признавались осужденными справедливо. Их, правда, тоже начали освобождать, но без реабилитаций. Выпускали после того, как отбыли свой срок, не навешивая новых. Применяли условно-досрочное освобождение, “актировку” по болезням…

Охаивание прежнего руководства и прежней политики сказалось и за рубежом. Резко упал авторитет СССР в иностранных компартиях. Испортились отношения с Китаем – Мао Цзэдун счел такое поведение Хрущева некрасивым и “ревизионистским”. В Чехословакии, Польше, Германии, Венгрии начались волнения. Раз курс Сталина был “преступным”, то стоило ли оставаться в социалистическом лагере? Эти настроения умело подогревались западной агентурой. Ее, надо сказать, заранее готовили, обучали. В рамках операции “Красная шапка – красные носки” ЦРУ осуществляло спецподготовку вернерских, чешских, польских, румынских эмигрантов, которые должны были организовать “движение сопротивления” в своих странах. Вблизи границ создавались склады оружия для этих “движений сопротивления”.

Правда, в большинстве социалистических государств серьезные беспорядки удалось предотвратить, но в Венгрии дошло до восстания. На сторону мятежников перешло правительство, создавались отряды добровольцев. Тут как тут оказались и инструкторы из-за рубежа, и оружие… Повстанцы принялись убивать советских солдат, сотрудников своих органов госбезопасности и всех, кого обвяняли в просоветских симпаниях. Подключились не только венгерские “эмигрантские” организации, но и русские. НТС создал “полевой штаб” в Вене, направил в Венгрию своих активистов, которые действовали в составе повстанческих отрядов, пытались вести агитацию в советских частях.

Но тут Хрущев проявил решительность. Было заранее получено одобрение от всех стран Варшавского Договора, а также Югославии и Китая, и в Венгрию двинулись войска. Восстание подавили быстро, хотя и с тяжелыми боями, с обеих сторон погибло 20 тыс. человек. А Запад на призывы мятежников о помощи не откликнулся. Ввязываться в войну за какую-то Венгрию он не собирался. Так и пусть ее подавляют. Пусть сохраняется память о “жертвах революции”, пусть нарастают русофобские настроения. Потом пригодится.

Раскол и разброд, вызванный антисталинской кампанией в социалистическом лагере, пошатнули авторитет Хрущева. А вдовакок он начал свои очередные реформы – по децентрализации народного хозяйства, силовому внедрения кукурузы, политике “броска вперед”. Это сплотило против него других партийных руководителей. Как писал Шепилов, “бессистемный поток самых невероятных, смешных, неграмотных инициатив и указаний Хрущева уже к весне 1957 года сделал для всех очевидным: Хрущева надо убирать, пока он не наломал дров”. И в июне, когда он отправился с визитом в Финляндию, президиум ЦК попытался его снять.

Кстати, проголосовали за это вполне законно, в рамках “партийной демократии”. Ан не тут-то было. На стороне первого секретаря остался Жуков. Пригрозил, что решению президиума не подчинится и обратится к армии, военными самолетами экстренно перебросил в Москву членов ЦК, чтобы вынести вопрос на пленум. А антисталинские “разоблачения” дали Хрущеву мощное оружие против своих конкурентов. На пленуме были вывалены материалы об участии в репрессиях его противников – Молотова, Маленкова, Кагановича. И их песенка была спета. Их вместе с несколькими сторонниками объявили “антипартийной группой”, поснимали с постов.

А вскоре и Жукову пришлось пожалеть о своей поддержке Хрущева. Никита Сергеевич начал опасаться слишком популярного маршала. Всего через четыре месяца после победы над “антипартийной группой”, когда министр обороны поехал за границу, Хрущев провел постановление “о культе личности Жукова и его склонности к авантюризму, открывающему путь к бонапартизму”. Маршал был уволен со всех должностей и отправлен в отставку. А в марте 1958 г. Никита Сергеевич отстранил и Булганина, и сам занял его место во главе правительства. Стал единовластным правителем.

Между прочим, даже и в процессах “десталинизации”, в расследованиях преступлений карательных органов, лица, так или иначе были причастные к кругам “оборотней”, как правило, не пострадали. Расстреливали деятелей типа Абакумова, казнили и сажали “людей Берии”. Но гонения совершенно не коснулись одного из главных палачей ГУЛАГа Н.А. Френкеля. Того самого дореволюционного миллионера и крупнейшего черноморского торговца, который потом вдруг переквалифицировался в чекисты. И вот он-то оказался абсолютно непотопляемым. Его арестовывали в 1920-х за какие-то махинации, отправили на Соловки, но быстро освободили и дали повышение. Взяли в 1937 г. И что бы вы думали? Кто-то прикрыл. Выпустили и опять повысили. И в 1950-х его кто-то выгородил. Никто его злодеяний не расследовал, он достойно завершил карьеру и доживал век заслуженным персональным пенсионером [168].

Или взять Андрея Свердлова – сына Якова Михайловича. Он служил в НКВД, пользовался особым покровительством Ягоды. Ведь был, ко всему прочему, его родственником. Андрея Яковлевича арестовывали и в 1935, и 1937 г. Но всякий раз отпускали, восстанавливали на службе. Отличался крайней жестокостью, лично пытал и истязал допрашиваемых. В 1951 г. снова арестовали. Обвинялся в участии в сионистском заговоре и связах с “Джойнт”. В обвинительном заключении говорилось: “…Совместно со своими единомышленниками занимался вредительством в чекистских органах… тайно хранил вражескую литературу и в значительном количестве огнестрельное оружие… Полностью признал себя виновным”. Но умер Сталин, и освободили. При Хрущеве на него поспались многочисленные обвинения уже не в сионизме – а в том, что был палачом. Однако все жалобы пострадавших в ЦК, КГБ и прокуратуру неизменно клались “под сукно”. Ни одной их них не был дан ход. И Андрей Свердлов на склоне лет тоже оставался достойным, заслуженным человеком, занимался научной работой, стал писателем…

Ну а небольшая кучка творческой интеллигенции, обласканная Хрущевым, хорошо оплачиваемая и умело направляемая теневыми советниками первого секретаря, продолжала громко славить “оттепель”. И Илья Эренбург, получая за это очередную Ленинскую премию, в своем выступлении поднял вдруг вопрос об “антисемитизме в СССР” – который, дескать, сохраняется даже после “десталинизации” [27]. Но такие кампании начинать было еще рано, развивать тему не позволили.

ХРУЩЕВЩИНА”.

Расцвет села, повышение уровня жизни в городах в 1950-х оказались недолгими и непрочными. С народом заигрывали лишь до тех пор, пока шла борьба в партийном руководстве. А по мере того, как Хрущев прибирал к рукам власть, пошли совсем другие реформы. Хаотичные и беспорядочные. Они начали внедряться в самых различных областях. Однако при всей их сумбурности, при всем широчайшем спектре хрущевских фантазий можно выделить одну общую закономерность. Все эти реформы вели к развалу нашей страны. Повторюсь, я далек от того, чтобы производить Никиту Сергеевича в “оборотни” и эмиссары “закулисы”. Но те силы, которые протолкнули его к власти, конечно, учитывали его самодурство. Теперь эти особенности Хрущева оставалось только использовать, поощрять и направлять.

Успешному подъему сельского хозяйства быстро пришел конец. Хрущев вдруг приказал ликвидировать государственные МТС. А трактора, комбайны и прочую технику колхозам предписывалось выкупить. Причем цены на старые, выслужившие свой срок машины, назначались высокие. На это ушли все накопления, возникшие у колхозов в 1954 – 1956 гг. Ко всему прочему, у них не было подходящих условий для хранения, ремонта техники, не было запчастей, соответствующих специалистов. И купленные машины ржавели под открытым небом или в каких-нибудь сараях, выходили из строя, превращаясь в груды металлолома.

В 1957 – 1960 гг развернулась и новая кампания по укрупнению колхозов. Их число сократилось с 83 тыс. до 45 тыс. Предполагалось, что они будут объединяться в мощные “колхозные союзы” и реализуется тот самый проект “агрогородов”, с котором Хрущев носился раньше [27]. Но дело требовало крупных очень капиталовложений, в колхозы потратили все средства на выкуп техники, и проект заглох. Но, вдобавок, в ходе этих преобразований был взят курс на ликвидацию “неперспективных” древень! А какие из них считать “неперспективными”, оценивали “специалисты”, невесть откуда взявшиеся. Указывали безапелляционно – вот такие-то. Или спускали указания – найти “неперспективные”. Жителей переселяли, и по России стали появляться многочисленные брошенные деревни, хутора…

А в это же самое время средства и техника направлялись на освоение целины, в казахские степи. Туда по комсомольским разнарядкам гнали молодежь, направляли механизаторов, зоотехников, трактористов, шоферов, слали целыми выпусками молодых учителей, врачей, агрономов. Отправляли и молодых колхозников из “неперспективных” мест. Все это по сути напоминало массовую депортацию русских, украинцев, белорусов. Разве что “почетную” – с музыкой, песнями, бравурными лозунгами.

Добавились и “кукурузная лихорадка”, “мясная кампания в Рязани”, “молочные рекорды”. Кукурузу Хрущев объявил панацеей от всех бед, способной быстро решить проблему с кормами. С 1955 по 1962 г. посевные площади для нее, были удвоены. Ее предписывалось сеять и в тех краях, которые не подходили для нее по климатическим условиям – в северных, западных областях. Но о неурожаях Никита Сергеевич даже слышать не хотел. Объявлял, что если “кукуруза не родится, то виноват в этом не климат, а руководитель… Надо заменять тех работников, которые сами засохли, и сушат такую культуру, как кукуруза, не дают ей возможность развернуться во всю мощь”. И руководители, чтобы не слететь со своих постов, бодро рапортовали о высоких урожаях, шли на подлоги и приписки.

В 1957 г. Хрущев призвал за три года утроить производство мяса. Первый секретарь Рязанского обкома А.Ларионов вызвался утроить производство за год. Тут же он получил звание Героя Социалистического труда, область наградили орденом Ленина. На “вызов” ответили еще несколько областей. И на Рязанщине, дабы выполнить обещание, стали забивать весь скот, молодняк, скупать мясо у населения. Но все равно не хватало, начали закупать в других регионах, израсходовали фонды, выделенные на строительство, образование, здравоохранение. И в декабре отрапортовали – выполнено! Но на следующий год область вынудили взять еще более высокий план. А она не смогла дать почти ничего, потому что и скот весь забила, и все средства истратила. Герой Социалистического Труда Ларионов покончил самоубийством [27].

Грянула и “вторая коллективизация”. По решениям декабрьского пленума ЦК 1959 г. личный скот предписывалось “скупить”, а подсобные хозяйства и приусадебные участки запрещались – пусть, мол, колхозники отдают тот же труд не на своем огороде, а на общественных полях. Хотя подсобные хозяйства занимали лишь 1,5 % обрабатываемых земель, но обеспечивали всю страну овощами и давали сельским жителям главные средства к существованию. Теперь колхозники разорялись. Стали перебираться в города. Или уезжали все туда же, на целину – это считалось престижно, там были приличные заработки, можно было “выйти в люди”.

Но если российская деревня пустела, то возвращались их ссылок народы, депортированные при Сталине. И получали льготы, преимущества. Так, 7 февраля 1957 г. была восстановлена Чечено-Ингушская республика. Раньше в ее состав входили несколько казачьих районов терского правобережья, они имели статус “национальных автономий”. Сейчас их вернули в Чечено-Ингушетию, но уже без всякой автономии. И мало того, от Ставропольского края отчленили 4 района терского левобережья, которые раньше в Чечню никогда не входили! И в качестве “компенсации” их тоже присоединили к воссозданной автономной республике.

А восточная оконечность Ставропольского края, Кизлярский район, заселенный казаками, оказался отрезанным от Ставрополья. И его отдали Дагестану. При этом чеченцам, возвращаемым из ссылки, власти всячески препятствовали селиться на прежних местах, в горах. Направляли на казачьи земли. Уже к 1959 г. в Наурском районе чеченцы составили 7,3 %, в Шелковском 5,7 %. В дальнейшем эти цифры росли. Возвращение из ссылок карачаевцнв, балкарцев, ингушей обернулось скрытными депортациями осетин, черкесов, кабардинцев – которым в 1944 г. были отданы земли выселенных народов. Теперь их изгоняли, переселяли кого куда. В общем именно в 1950-х стали закладываться “мины” межнациональных конфликтов на Северном Кавказе, которые сработают в 1990-х…

Еще одной “миной замедленного действия” стала внезапная передача в 1957 г. Крымской области из состава РСФСР в состав Украины. Это ничем не мотивировалось, никак не объяснялось. Крым никогда Украине не принядлежал, а Хрущев просто отдал его, и все. Впрочем, существовал один единственный документ, согласно которому Крым должен был отойти к Украине. Какой документ? Решения Версальской конференции 1919 г.! Тогда предложение о передаче Крыма Украине внесли Вильсон и Хаус, и оно было принято Советом Антанты. Остается неизвестным, кто из советников подсказал эту идею Хрущеву, какие механизмы использовались, чтобы внедрить ее в голову первого секретаря. Но получилось, что его руками давнее решение было выполнено.

О возвращении троцкистской политики русофобства и “расказачивания”, вроде бы, речи не было. Однако фактически она снова начала осуществляться. Не только в Чечне, но и в Дагестане, в других районах Кавказа развернулась кампания по переселению горцев на равнину – и их, как и вернувшихся из ссылок, направляли в места проживания казаков. А в Казахстане началась кампания по переводу казахов на оседлое жительство. И “осаживать” их стали, опять же, не в тех целинных областях, которые предстояло освоить, а в тех, которые уже были освоены, где издавна существовали казачьи станицы, русские села. А потом принялись селить и в новых местах – после того, как они были освоены русскими. В рамках выдвижения “национальных кадров” представители “титульных” народов получали ключевые посты в администрации, партийных органах, системе образования, здравоохранения. А русское население, превращалось во “второсортное”.

И – случайное ли совпадение? – с 1959 г. покатились новые гонения на Церковь. Руководил акциями главный идеолог партии М.А. Суслов. По всей стране снова принялись закрывать православные храмы. Их отдавали под склады, под хранилища техники – дескать, негде трактора и сеялки держать, вот и берите. Если при Сталине количество действующих храмов достигло 20 тыс., то при Хрущеве их осталось всего 7523. Возобновились и аресты священников, верующих. Нет, “церковных” статей не вводили. Применяли другие. Выступили с протестом против закрытия церкви – налицо “антисоветская” агитация. Были и казни. В 1956 г. подвергли пыткам и убили “при попытке к бегству” протоиереев А. Ксенофонтова, Н. Будникова. Практиковались (и не так уж редко) тайные убийства священнослужителей.

Опять же, кто подсказал, кто и как настроил Никиту Сергеевича? Известно, что раньше, в бытность на Украине, он относился к вопросам религии весьма спокойно. Ходите в церковь – ну и ладно. Мог пошутить на этот счет, мог выдрать коммуниста, уличенного в том, что окрестил ребенка. Но богоборческой активности не проявлял никогда.

В конце 1950-х – начале 1960-х преследования обрушились не только на Православную Церковь, но и на другие конфессии. В гонениях 1920-х – начала 1930-х смогли уцелеть многие старообрядческие общины. Тогда удары наносились по храмам, священникам, а старообрядцы-беспоповцы обходились без них, службы справляли в домах. Теперь и по ним прошлись. Их объявляли “сектантами”, закрывали молитвенные дома, арестовывали уставщиков. Этими погромами очень, кстати, заинтеревовались искусствоведы и этнографы. Из терских старообрядческих станиц целыми грузовиками вывозились драгоценные иконы XVII – XVIII вв, древние церковные книги, рукописи. Ими были забиты запаснии Грозненского музея, хранилища Грозненского университета. В 1990-х все погибло [197].

И еще знаменательное “совпадение”. В самом начале хрущевских реформ, в 1955 г., был отменен сталинский указ 1936 г., запретивший аборты и вводивший уголовную ответственность за них. Объясняли это тем, будто запретительные меры “неэффективны”, аборты все равно совершаются подпольно, с помощью дилетантов, в антисанитарных условиях. Так лучше легально, в больницах. Но подчеркнем, что система здравоохранения была государственной! И теперь за государственный счет больницы получали оборудование для абортов, выделяли для этого помещения, для этого готовились специалисты. А среди интеллигенции пошли по рукам “научные разработки”, что аборт благотворно влияет на женщину, “омолаживает” ее организм, в отличие от родов, которые уродуют ее и старят… Отметим, что во всех развитых западных странах аборты оставались еще под запретом. Уголовная ответственность за такие преступления была отменена в Англии лишь в 1967 г., в США – в 1973 г., во Франции – в 1979 г. [110] Первыми сокращать стали русских.

Продолжалась и деятельность Никиты Сергеевича по “разрядке напряженности”. Осуществлялись встречи на высшем уровне, в 1959 г. состоялся визит Хрущева в США и переговоры с Эйзенхауэром, потом была созвана Парижская конференция, потом произjщла встреча с американским президентом Кеннеди в Вене. Все эти мероприятия кончились ничем. Запад на компромиссы и уступки по-прежнему не шел. Однако Никита Сергеевич, дабы продемонстрировать миролюбие, очередной раз предпринял односторонние шаги. И еще какие! Заявил, что мир должен идти к разоружению и в перспективе вообще распустить национальные армии, сохранить только полицейские силы. И выразил готовность первыми начать подобные меры. Провозгласил о прекращении ядерных испытаний и произвел масштабное сокрашение советских вооруженных сил. Их численность уменьшалась с 5,8 млн до 2,5 млн человек. Более чем в два раза!

Причем и это, по-хрущевски, осуществлялось всего за несколько лет, одним махом. Солдаты, может, и не прочь были бы “сократиться”, но ведь законы о воинской службе остались прежними! Солдат продолжали призывать, разве что посылали не учиться военному делу, а строить, на целину. А офицеров кромсали “по живому”, сотнями тысяч. Увольняли без специальности, без средств к существованию, без жилья. Увольняли опытнейшие кадры, прошедшие войну, командиров полков, дивизий, Героев Советского Союза. Расформировывали училища, полки, дивизии. Прекращались военно-технические разработки (как, например, стратегический бобмардировшик Мясищева, не имевший аналогов в мире), резали на металлолом первоклассные корабли, самолеты – Хрущев пришел к выводу, что они не нужны, если есть межконтинентальные ракеты и подводные лодки. Он ждал, что и Запад адекватно откликнется на миролюбивые жесты. Но Запад не отреагировал. Своих вооруженных сил сокращать не стал. И ядерные испытания продолжал…

Что же касается мирового противостояния, то Никита Сергеевич все равно рассчитывал взять в нем верх. Только другими, не военными методами. В 1950-х – 1960-х стала окончательно распадаться колониальная система. И распадаться очень бурно, владычество прежних хозяев одна за другой свергали страны Азии, потом перекинулось на Африку. А Советский Союз взялся перетягивать их под свое покровительство. Практически возвращался троцкистский курс на “пролетарский интернационализм”, на “мировую революцию” – но “интернационализм” проявлялся в совершенно кариктурных формах.

Развернулось беспрецедентное по своим масштабам финансирование режимов, которые объявлялись “дружественными”. И эти режимы охотно выражали “дружбу”, чтобы подоить Советский Союз. Колоссальные народные средства потекли за рубеж. Хотя с подобной политикой Хрущев раз за разом садился в лужу. Объединенной Арабской республике выделили кредит в 100 млн. долл на строительство Асуанской ГЭС, оказали помощь против агрессии Англии, Франции и Израиля в 1956 г. – а эта республика преследовала коммунистов. То же самое случилось с Ираком. В защиту Конго Хрущев стучал ботинком на трибуне ООН, обещав показать противникам “кузькину мать” – а Конго отнеслось к СССР более чем прохладно.

Зато Москва кардинально поссорилась с Китаем. Как уже отмечалось, Мао Цзэдун был недоволен атакой против “культа личности”. А в попытках распространения своего влияния на освободившиеся страны СССР и Китай оказались конкурентами. Мао тоже претендовал, чтобы втянуть их в русло своей политики. И порой получалось так, что Москва “кормила” то или иное “прогресивное” правительство, а оно вдруг перекидывалось под эгиду Пекина.

Но на взаимоотношения с Китаем наложился еще один важный фактор. Наша страна помогала китайцам создать атомную бомбу, велись совместные разработки. Однако во время визита Хрущева в США и переговоров с Эйзенхауэром Никите Сергеевичу внушили, что ради “разрядки” надо ограничить распространение ядерного оружия. Он согласился (разумеется, в одностороннем порядке, поскольку это оружие разрабатывали Англия, Франция). И после Америки отправился в Китай, принялся убеждать Мао в миролюбии Эйзенхауэра. Мао Цзэдуну это пришлось очень не по душе. Он отреагировал резкими заявлениями. Тогда из Китая отозвали советских специалистов, совместные ядерные работы были прекращены. Китай тоже предпринял недружественные шаги. А окончательный разрыв вызвал доклад Суслова, обвинившего Китай в “империалистических устремлениях”. В результате вся социалистическая система дала трещины и стала распадаться на отдельные блоки.

Однако и политика Запада вывела Никиту Сергеевича из себя. Когда очередные предложения по “германскому вопросу” были отвергнуты, он сплеча дал команду, и в одну ночь вокруг Западного Берлина была построена стена. Страны НАТО тут же поймали его на нарушении Потсдамских соглашений – о свободе передвижения по Берлину. И Берлинский кризис 1961 г. чуть не привел к столкновению в Европе.

А затем США начали размещать ядерные ракеты в Турции. Хрущев в ответ заключил соглашение с Фиделем Кастро и направил советские ракеты средней дальности для установки на Кубе. Но Кеннеди занял жесткую позицию. Объявил морскую блокаду острова и потребовал убрать ракеты, пригрозив, что в противном случае они будут уничтожены. Разразился Карибский кризис, который вообще поставил мир на грань ядерной войны. Вооруженные силы НАТО и Варшавского договора были приведены в полную боевую готовность. И первым не выдержал Хрущев. Дал согласие вывезти ракеты под контролем ООН, а за это выдвинул условия, чтобы Кеннеди не трогал Кубу и убрал ракеты из Турции. Как думаете, принял их американский президент? Частично. Пообещал, что Фиделя Кастро, так и быть, оставят в покое. А требование насчет ракет в Турции предпочел проигнорировать [27]. Но Никита Сергеевич удовлетворился и этим, не настаивал. Советские ракеты демонтировали, погрузили на суда и повезли домой. Американские остались на своих местах…

Ну а ко всему прочему в Советском Союзе развернулись глобальные “реформы” промышленности. В 1957 г. был взят курс на децентрализацию народного хозяйства. Отраслевые министерства, союзные или республиканские, ликвидировались. Вместо них создавались совнархозы по территориальному признаку. В том или ином регионе заводы и фабрики, принадлежавшие к разным ведомствам и выпускавшие разную продукцию, должны были объединяться под общим руководством и взаимодействовать между собой. Это привело к хаосу, нарушению снабжения и финансирования, рвались отраслевые связи, рушились инфраструктуры. Чтобы выправить положение, над региональными стали создаваться республиканские совнархозы, а потом и общесоюзный.

Несмотря на эти неурядицы, в 1959 г. на XXI съезде партии, был выдвинут лозунг “Догнать и перегнать Америку”. Съезд принял план не пяти-, а семилетки. Поскольку за 7 лет как раз и предполагалось догнать и перегнать – не только по общему объему продукции, но и по показателям на душу населения. Обеспечить в Советском Союзе самый высокий в мире уровень жизни! И именно таким “мирным соревнованием” Хрущев намеревался победить империализм. “Догнать и перегнать”, а там и сами американцы сообразят, что при советском строе жить лучше. И в 1959 г. Никита Сергеевич, путешествуя по США, уверенно говорил американцам: “Ваши внуки будут жить при коммунизме”.

А в 1961 г. открылся XXII съезд. На него Хрущев собрал многих собственных выдвиженцев. И съезд прошел под флагом полной “десталинизации”. Снова на мертвого вождя изливались моря грязи. Навешивалось уже все, что только можно было навесить, вплоть до убийства Кирова. Антисталинские настроения дошли до настоящей истерии. Старуха Лазуркина, член партии с 1902 г., успевшая посидеть в лагерях, объявила, что ей во сне привиделся Ленин и сказал: “Мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии” – и съезд постановил вынести тело Иосифа Виссарионовича из мавзолея. По всей стране развернулся повальный снос памятников Сталину, переименований, изъятие из библиотек книг Сталина или о Сталине, уничтожение картин, портретов, бюстов. Словом, всего, что понаделали в свое время, восхваляя Сталина.

Но на этом же съезде была принята программа построения в СССР коммунизма. Причем на все про все отводилось 20 лет. До 1971 г. – построение материально-технической базы, а до 1981 г. – само вступление в коммунизм! В тот самый “рай земной”, ради которого осуществлялась революция 1917 г. В тот “рай”, где будет “от каждого по способностям, каждому по потребностям”, будут преодолены противоречия между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. И где, как учил Маркс, даже отпадет надобность в самом государстве. Конечно, этот аспект оставался скользким – как же без государства-то? Но Хрущева это ничуть не смутило. Указывалось, что государство при коммунизме передаст свои функции “органам самоуправления трудящихся”.

И сращивание “умственного труда с физическим” началось в ходе хрущевской “культурной революции”. Снова, как и в начале 1930-х, росло количество вузов, техникумов, а особенно вечерних и заочных отделений, чтобы люди могли обучаться, не отрываясь от производства. Прошла и реформа образования. В школах требовалось учиться 11 лет, но учеба должна была сочетаться с работой на производстве или в сельском хозйстве. А при поступлении в вузы получали приоритет выходцы с заводов и из колхозов со стажем работы не менее двух лет. Летом студентов отправляли на “полуканикулы” – на стройки или целину. Соединяя “умственный труд с физическим”, студентов и персонал научных учреждений стали широко привлекать для сельскохозяйственных, погрузочных, строительных работ.

Некоторые нововведения сразу провалилились. Например, соединение учебы в школе с работой. Предприятия на местах не имели возможности устроить детей, да и не нуждались в малолетних и ничего не умеющих “работниках”. Но, тем не менее, и это не отменялось. И школы приписывали “профессиональное обучение” формально, ради галочки, выкручивались разными хитростями. Что касается привлечения студентов “от станка” и “от сохи”, то оно резко снизило уровень подготовки специалистов. Ну а использование ученых, инженеров, студентов в качестве черной рабочей силы оказалось полезным для местных руководителей, позволяло решить многие проблемы. И оно внедрилось широко и повсеместно, стало одной из уродливых особенностей советской действительности.

Сама же задача “построения материально-технической базы коммунизма” вылилась в очередной рывок штурмовщины. При этом наращивание производства осуществлялось не за счет модернизации существующих, а за счет строительства все новых и новых предприятий. И, между прочим, стоит обратить внимание на географию развернувшихся новостроек. Традиционные регионы российской промышленности оставлялись почти без внимания. Тут работали по-старому, на стареющем оборудовании. Вместо этого средства вкладывались в развитие республик Прибалтики, Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Туда же направлялись русские специалисты, стали перетекать рабочие кадры. В общем волей-неволей закрадываются подозрения, что уже тогда “силами неведомыми” закладывались основы плана, коему суждено было реализоваться в 1991 г.

Так же, как во времена сталинской индустриализации и послевоенного восстановления хозяйства, отдавались приоритеты развитию тяжелой промышленности, производству средств производства. Но “перекосы” еще и превысили сталинские! Если к 1953 г. на тяжелую индустрию приходилось 70 % продукции, то к началу 1960-х крен достиг 75 %. Товары широкого потребления исчезали с прилавков. Но ведь и сельское хозяйство было разрушено! А выигрыш от освоения целины оказался обманчивым. С одной стороны, распашка земель погубила обширные степные пастбища, а, с другой, началась эрозия почвы, она быстро истощалась. И уже в начале 1960-х урожайность здесь упала на 65 %.

В начале 1960-х страна вдруг очутилась на грани голода. Более-менее сносное обеспечение поддерживалось только для Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик. В других местах положение становилось все хуже. Карточки не вводились, но негласно продажу продуктов сделали нормированной. Хлеб давали по буханке на руки, и у магазинов с ночи выстраивались очереди, протянувшиеся на километры. Их занимали целыми семьями вплоть до стариков и грудных детей – когда хлеб привезут (если привезут), получить на каждого по буханке. Правительство пыталось лгать. Объясняло, что люди стали жить лучше, больше покупать, поэтому и не хватает продуктов и промтоваров [94]. И решило выкрутиться из положения за счет простых людей. Цены на продукты питания были повышены на 25-30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.

В народе стало нарастать недовольство. А кое-где оно прорывалось и открытым возмущением. В Новосибирске и Караганде Хрущеву пришлось с помощью охраны убегать от разбушевавшихся людей. Из Горького, после выступления на митинге, он был вынужден уезжать тайком, под покровом ночи – боялся, что возмущенные горожане его поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами негодования. А на совещании работников сельского хозяйства, проходившем в Киеве, буфетчица бросилась на Хрущева и Подгорного с кухонным ножом [63].

Возникали стихийные волнения в Москве, Ленинграде, Александрове, Муроме. А особенно сильно протест выплеснулся в Новочеркасске. Из-за роста цен и снижения тарифных расценок забастовало 7 тыс. рабочих, пошли к горкому партии излагать требования. Для подавления из Москвы прибыли Микоян, Суслов, Козлов. И расправились жесточайше. На забастовщиков бросили войска, 80 человек было убито, сотни ранены, 9 участников беспорядков объявили зачинщиками и расстреляли, более 100 посадили. И весь Новочеркасск капитально “почистили”, выселив многих жителей в Сибирь [168].

Но кровью и арестами проблему надвигающегося голода было решить невозможно. И Хрущев нашел выход – приобрести продовольствие за границей. В США. В качестве “временной меры” было закуплено 12 млн тонн зерна на сумму 1 млрд долл [27]. И этой “временной мере” суждено было стать постоянной. В 1920-х – 1940-х гг российскому крестьянству приходилось очень тяжко. Но сельскохозяйственная продукция экспортироовалась! Была главным источником золотовалютных поступлений. В 1960-х колхозникам приходилось не лучше, но сельхозпродукцию начали импортировать. А советское золото и валюта потекли в сейфы американских торговых корпораций. В общем, “догоняли и перегоняли Америку”!…

Неудачи не обескуражили Никиту Сергеевича. Он готов был вести дальнейшие реформы. Например, вообще разделил парторганизации в республиках, областях, районах по производственному признаку – чтобы везде было по две парторганизации, одна занимается промышленностью, а другая сельским хозяйством. Такому же делению подвергся комсомол.

Но реформаторскому размаху Хрущева уже подходил конец. Да и вообще его политической карьере. Потому что недовольство зрело не только в народе. Против него сплотилась и партийная номенклатура. Еще недавно – главная его опора. Да, первый секретарь много сделал для нее, обеспечил безопасность, поддерживал ее право на привилегированное положение. Но своим дерганием, непрерывными переменами и ломками существующих порядков он совершенно достал ту же номенклатуру, не давал ей спокойно жить. А разрушительные результаты реформ грозили крупными народными возмущениями, тут уже и до беды было недалеко.

Двигателями заговора против Никиты Сергеевича стали те же деятели, которые прежде его поддерживали – Микоян, Суслов. И Леонид Ильич Брежнев. Он был из выдвиженцев 1930-х, когда партийные работники быстро поднимались по ступенькам карьеры, заменяя уничтоженную оппозицию. Неплохо проявил себя политработником на войне. Умело действовал при послевоенном востановлении хозяйства. Попал в число “молодых”, которых Сталин заметил и ставил в высшие эшелоны власти в последние годы жизни. Но и при Хрущеве отличился первым секретарем компартии Казахстана, поднимая целину. Попал в центральный аппарат партии, стал председателем президиума Верховного Совета…

Конечно, он не сам возглавил тайную оппозицию. Среди советских лидеров были куда более авторитетные и опытные. Но те же Суслов и Микоян уступили первую роль ему. Подготовить свержение Хрущева было не так уж трудно, он увлекся поездками и по стране, и по всему миру – из 9 месяцев 1964 г. 135 дней провел за границей. В июле, заручившись его согласием (которому Никита Сергеевич, похоже, не придал значения), оппозиция произвела “рокировку” в органах власти. Брежнев уступил Микояну руководство Верховным Советом, а сам полностью сосредоточился на работе Секретариата ЦК.

Сила этого органа была хорошо известна. Через него шли растановки партийных кадров, управление региональными парторганизациями. Этим когда-то пользовались и Свердлов, и Сталин, и сам Хрущев. Но в угаре реформ и международных дел он выпустил Секретариат из-под контроля. И к октябрю Брежнев фактически прибрал к рукам рычаги управления партией. А когда первый секретарь отправился в отпуск, без него был созван пленум ЦК. 13 октября Хрущева привезли прямо на пленум, и Суслов предъявил ему требование об отставке. Все сделали быстро, оперативно, не позволив предпринять никаких ответных мер, как в 1957 г. Поставили перед фактом. Суслов огласил обвинения в “волюнтаризме” и “субъективизме”, а пленум тут же проголосовал о снятии Хрущева со всех постов и отправил его на пенсию. Народу объявили – “в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья”. Советский народ, правда, был смышленый, понял что к чему. Но против отставки Хрущева ничуть не возражал.

Но следует отметить, падение Никиты Сергеевича было вызвано не только недовольством номенклатуры. Для “мировой закулисы” он тоже стал неподходящей фигурой. Берлинский и Карибский кризисы показали, что он со своей непредсказуемостью может довести до мировой катастрофы. Да и возмущение народа было чревато нежелательными последствиями – ведь на волне этого возмущения к власти мог прийти патриотический лидер. Поэтому более надежным вариантом выглядело Хрущева убрать. Сделал свое дело, порушил что мог – и хватит. Дальше пусть правит кто-нибудь другой, более спокойный.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: