Конфликт в терапевтической группе

Конфликт не может быть устранен из человеческих коллективов, будь то диады, малые группы, макрогруппы или мегагруппы вроде наций или объединений наций. Если существование конфликта отрицается или конфликт подавляется, он неизбежно проявит себя косвенно, губительными и опасными последствиями. Несмотря на то что конфликт вызывает у нас негативные ассоциации (разрушение, горечь, война, насилие), минута размышлений вызывает в памяти и позитивные. Конфликт приносит с собой драматические события, возбуждение, перемены, способствует развитию отдельного человека и общества в целом. Терапевтические группы не являются исключением. В процессе развития группы конфликт неизбежен. Фактически, его отсутствие свидетельствует о некотором ослаблении результативности развития. Более того, конфликт может быть использован в целях группы, члены которой могут различными путями получить большую пользу от конфликтных ситуаций, при условии, что их интенсивность не будет превышать выносливость пациентов и будут установлены соответствующие групповые нормы. Этот раздел будет посвящен рассмотрению конфликта в терапевтической группе, его причин, его значения и его ценности для терапии.

Существует масса причин для возникновения враждебности между членами терапевтической группы. Конфликты могут возникать на основе взаимного неуважения, которое является прямым следствием неуважения пациента к самому себе. В самом деле, часто только через много месяцев пациенты становятся способны действительно слышать и уважать мнения других членов группы. Они так мало заботятся о своих интересах, что поначалу не могут себе представить, что остальные, такие же люди, как и они сами, могут предложить что-либо ценное.

Искажения при переносе и паратаксические искажения часто вызывают враждебные отношения между членами терапевтической группы. Пациент может реагировать на остальных не на основе того, что они реально представляют, а на основе образа, искаженного его собственным опытом отношений в прошлом, и актуальных социальных потребностей и страхов. Пациенты могут видеть в других черты значимых в их жизни личностей. Искажение, несущее в себе отрицательный заряд, легко может положить начало взаимной вражде.

«Реакция зеркального отражения» — это форма паратаксического искажения и наиболее распространенный источник вражды в терапевтических группах. В течение многих лет люди могли подавлять какие - то черты своего характера или желания, которых стыдились. Когда они сталкиваются с человеком, который имеет эти самые черты характера, они обычно избегают его или испытывают сильную, но необъяснимую неприязнь по отношению к нему. Этот процесс может быть почти сознательным, и тогда его легко осознать под руководством других членов группы, но он может быть спрятан глубоко в подсознании, и тогда осознать его можно только в результате многомесячного исследования. Например:

Один пациент, Винсент, итало - американец во втором поколении, вырос в трущобах Бостона. Ему пришлось приложить массу усилий для получения хорошего образования. Он давно уже порвал со своей родней. Найдя достойное применение своему интеллекту, он был крайне осторожен в разговоре, чтобы не допустить какого-либо упоминания о своем происхождении. В самом деле, воспоминания о его низком происхождении вызывали у него отвращение, и он боялся, что его тайна будет раскрыта, что остальные смогут видеть его насквозь, смогут увидеть то, что он сам считал мерзким, грязным и отвратительным. В группе Винсент испытывал крайнюю неприязнь к другому пациенту, тоже итальянцу по происхождению, который придерживался ценностей своей этнической группы и сохранил характерные мимику и жестикуляцию. Исследование неприязни, испытываемой Винсентом, привело к тому, что он смог разобраться во многих явлениях своего внутреннего мира.

Франк описал еще один похожий случай реакции двойного отзеркаливания:

«... В одной группе долгое время враждовали два еврея, один из которых выставлял напоказ свою принадлежность к еврейской нации, а другой пытался скрыть это. Каждый из них в конце концов осознал, что борется в лице другого с той позицией, которую подавляет в себе самом. Воинствующий еврей наконец понял, что его расстраивало то, что быть евреем часто очень неудобно, а мужчина, пытавшийся скрыть свое происхождение, убедился в том, что тайно лелеял известную гордость по этому поводу».

В группе, в которую входили психиатры, живущие и работающие в одной из лечебниц, один из участников, Пат, мучался над решением вопроса о переходе в другую, более традиционно ориентированную клинику. Группа, где лидером был другой ее участник, Луи, относилась к этому трудному положению без всякого сочувствия. Их возмущало, что Пат тратит на это время группы, они осуждали его слабость и нерешительность, настаивали на том, что «он должен либо повеситься, либо выбираться из этой ямы». Когда терапевт направил группу на исследование причин их злости по отношению к Пату, динамика их отношений стала очевидной (некоторые из них я собираюсь обсудить в главе 15). Одна из наиболее весомых причин была открыта Луи, который рассказал о своей собственной парализующей нерешительности. За год до этого он находился в ситуации принятия такого же решения, что и Пат, и, неспособный решиться на активные действия, разрешил дилемму тем, что проявил пассивность и решил не принимать никакого решения вообще, забыть о существовании этой проблемы. Поведение Пата воскресило в памяти Луи эту мучительную проблему, и его негодование вызвало не только то, что Пат потревожил его спокойствие, но и то, что Пат проявил больше честности и мужества в борьбе с этой проблемой, чем он сам в свое время.

Проективная идентификация — это механизм, тесно связанный с реакцией зеркального отражения. Это бессознательный процесс, который заключается в переносе своих собственных (но отвергаемых) качеств на другого человека, по отношению к которому впоследствии возникает необычайная привязанность или антипатия. Проективная идентификация обычно более автономна, чем отражение: вовсе не обязательно, чтобы человек был точным олицетворением переносимых на него качеств. Но это различие условно. Сосуд, в который вы переносите качества, должен быть просто подходящим вместилищем. Блестящий пример проективной идентификации появляется на страницах рассказа Достоевского «Двойник», в котором главный герой встречается с человеком, который является его точной копией не только внешне, но и воплощает в себе все смутно сознаваемые, вызывающие у него ненависть, качества. С потрясающей достоверностью в рассказе изображены необычайная симпатия, и ужас, и ненависть, возникающие между главным героем и его двойником.

Соперничество также может стать одной из причин конфликта, так как пациенты в группе соперничают между собой. Они могут оспаривать право на большую долю внимания терапевта, претендовать на какую-то особую роль в группе: самого сильного, самого уважаемого, самого чуткого, самого взволнованного или самого бедствующего пациента.

На пятидесятом собрании в группу пришла новая пациентка, Джинни. Во многом она была похожа на Дугласа, пациента из исходного состава. Они оба были художниками, с мистическими взглядами на жизнь, часто погруженными в фантазии и оба слишком хорошо знакомые с содержимым своего бессознательного. Однако между ними возникла не взаимная симпатия, а взаимная неприязнь. Джинни сразу же начала играть свою обычную роль в общении с людьми: в группе она вела себя как нечто потустороннее, иррациональное и дезорганизованное. Дуглас, поняв, что его роль самого изможденного и дезорганизованного члена группы была узурпирована, начал реагировать на нее с меньшей терпимостью и пониманием, чем на любого другого «нормального» члена группы. Только после активной интерпретации ролевого конфликта и принятия Дугласом новой роли («самого продвинутого члена группы») было достигнуто согласие между этими двумя пациентами.

Время от времени конфликты возникают на основе различия взглядов, вследствии различного жизненного опыта. Представители различных поколений могут спорить по поводу проблемы наркотиков или новых сексуальных принципов. Либералы и консерваторы могут устроить горячую дискуссию на тему гражданских прав или политических проблем.

По мере развития группы, у ее членов могут вызывать все усиливающиеся нетерпение и злость те пациенты, которые еще не смогли усвоить нормы поведения в группе. Например, если пациент продолжает прятаться за маской, группа может терпеливо уговаривать его, переубеждать его и в конце концов раздраженно требовать быть честным с самим собой и с остальными членами группы.

Очевидно, что некоторые пациенты вследствие особенностей структуры своего характера неизбежно будут вовлечены в конфликт или сами развяжут его в любой группе, членами которой они являются. Рассмотрим параноидальную личность. Он пребывает в уверенности, что его окружение опасно для него. Он бесконечно подозрителен и бдителен. Он исследует весь свой опыт с чрезвычайной тщательностью, так как во всем он ищет улики. Он упускает из вида лежащую на поверхности информацию в поиске скрытых сигналов опасности. Он всегда собран, готов к немедленному реагированию в экстремальной ситуации. Он никогда не расслабляется и никогда не позволяет себе быть непринужденным, причем с подозрительностью встречает такое поведение у других. Несомненно, эти особенности не будут внушать остальным членам группы любви к параноидальному пациенту. Рано или поздно они не смогут сдерживать свою злость, и чем более тяжелым и косным будет характер человека, тем более острым будет конфликт.

В десятой главе обсуждается еще один источник враждебности в группе: растущее чувство досады и разочарования в терапевте из - за крушения нереалистических ожиданий, предъявляемых пациентами. Если члены группы не могут вступить в открытую конфронтацию с терапевтом, они могут выбрать «козла отпущения», что будет только способствовать повышению уровня конфликтности в группе.

Не важно, что послужило причиной разлада. Что бы это ни было, за его появлением неизбежно возникают последствия. Враждующие обретают уверенность в том, что они правы, а все остальные нет, что они хорошие, а все остальные — плохие. Более того, хотя это еще не осознается, эту уверенность с равной убежденностью каждый в своей правоте разделяют оба противоборствующих лагеря. Если появляются подобные противоположные мнения, мы получаем весь набор ингредиентов, нужный для возникновения глубокого и продолжительного напряжения.

В общем, начинается коммуникативный разлад. Две партии целиком и полностью прекращают слушать друг друга. Часто, если позволяет общественная обстановка, оппоненты порывают все отношения между собой, что мешает коррекции отсутствия взаимопонимания. Не правда ли, прослеживается аналогия с международными отношениями?

Оппоненты не только прекращают слушать друг друга, но и восприятие ими друг друга непреднамеренно искажается. Восприятие подвергается влиянию стереотипов. Интерпретация слов и действий оппонента искажается ввиду предвзятого о нем представления. Доказательства обратного игнорируются или тоже искажаются. Примирительные жесты кажутся лживыми уловками.

К такому результату приводит недоверие. Оппоненты считают свои действия честными и разумными, причем поведение остальных кажется нечестным и злонамеренным. Если позволить такой ситуации, настолько обычной для человеческих коллективов, возникнуть в терапевтической группе, у ее членов будет очень мало возможностей для изменения и обучения. Групповой климат и групповые нормы, которые смогут воспрепятствовать появлению подобных последствий, должны быть установлены на самых ранних этапах существования группы.

Главной предпосылкой для того, чтобы умело справиться с конфликтом, является сплоченность группы. Члены группы должны развить в себе чувство взаимного доверия и уважения и понять, что группа дает эффективные средства для удовлетворения их индивидуальных потребностей. Пациенты должны понять, что, если они хотят, чтобы группа продолжала существовать, им необходимо общаться. Все участники должны продолжать прямое общение друг с другом, как бы раздражены они ни были. Более того, всех нужно принимать всерьез; когда группа относится к одному из своих членов как к талисману, чьи мнения и злость принимаются без сомнения, то все члены группы, кроме терапевта, не позволяют ему получить эффект от терапии. Более того, сплоченность группы была серьезно скомпрометирована, так как еще один, наиболее пассивный член группы получит все основания опасаться подобного обращения. Сплоченная группа, члены которой относятся друг к другу со всей серьезностью, скоро разрабатывает правила, которые обязывают их заходить дальше, чем просто ругаться. Каждый член группы должен искать и исследовать презрительные ярлыки. У него должно сформироваться стремление к возможно более глубокому самоанализу, что поможет понять природу его враждебности и выявить те качества окружающих, которые вызывают у него злость. Необходимо установить групповые нормы, которые дадут возможность пациентам понять, что они пришли в группу для того, чтобы понять себя и других, а не для того, чтобы нанести кому-то поражение или высмеять остальных.

Однажды член группы осознает, что остальные приняли его и пытаются его понять, затем понимает, что ему становится все труднее оставаться столь же непреклонным в своих убеждениях, у него может появиться желание исследовать прежде отрицаемые аспекты своей личности. Постепенно он может прийти к мотивационному инсайту. Он «начинает понимать, что не все его мотивы соответствуют тому, что он говорил о них, и что некоторые его позиции и убеждения не совсем оправданы, как он доказывал своим оппонентам и всему миру». Когда такой результат достигнут, может случиться озарение, которое позволит пациенту изменить свое восприятие ситуации и осознать ту банальную истину, что проблему можно рассматривать не только с одной точки зрения.

Эмпатия имеет большое значение для решения конфликта, так как способствует смягчению битвы. Часто понимание прошлого играет важную роль для появления сочувствия. Если пациент оценивает по достоинству те моменты прошлого своего оппонента, которые послужили причиной его нынешнего состояния, позиция оппонента не только приобретает смысл, но может оказаться даже верной для него.

Выход из конфликта может быть невозможен при наличии ненаправленной или косвенной враждебности. Например:

В одной группе пациентка начала собрание с того, что попросила у терапевта разрешения зачитать письмо, которое она писала в связи с тем, что ей предстоял бракоразводный процесс в суде, в том числе урегулирование имущественных прав и вопроса опеки над детьми. Она читала письмо довольно долго, терапевт в конце концов прервал ее, и пациенты начали обсуждать его содержание. Нападки группы и оборонительные контратаки героини продолжались до тех пор, пока атмосфера в группе не накалилась от раздражения. Группа не смогла продвинуться вперед в разработке конструктивного образа действий, пока терапевт совместно с группой не начал анализировать ход собрания. Терапевт был недоволен собой из-за того, что разрешил женщине прочитать письмо, и пациенткой, которая поставила его в такое положение. Члены группы злились на терапевта за то, что он позволил ей прочитать письмо, и на пациентку за то, что отняла у группы слишком много времени, и за то, что вызывала фрустрацию, читая им свое письмо так, будто за людей их не считала. Таким образом, злость была перенесена с косвенной мишени — содержания письма — на терапевта и пациентку, которая его читала. Теперь можно было приступать к решению конфликта.

Позвольте отметить, что постоянное уничтожение конфликтных ситуаций не является основной целью групповой терапии. Конфликты будут постоянно возникать в группе, несмотря на успешное разрешение конфликтных ситуаций в прошлом и на взаимное уважение и теплые отношения. Но, тем не менее, целью терапии не является и несдерживаемое выражение гнева. Использование конфликта, как и всех остальных ситуаций, в терапевтических целях включает в себя два этапа: получение опыта и интеграция полученного опыта. Терапевт различными способами помогает пациентам и пережить, и понять конфликт.

Почти всегда два члена группы, испытывающие значительную взаимную неприязнь, потенциально могут представлять друг для друга огромную ценность.

Каждого волнует, как относятся к нему окружающие. Обычно здесь имеет место быть большое количество зависти и взаимных проекций, а следовательно, и возможность обнаружить свои скрытые стороны. В порыве злости каждый из них будет открывать другому важные (хоть и неприятные) истины. Самооценка враждующих может повыситься в результате конфликта; тот факт, что люди злятся друг на друга, может быть воспринят и как показатель их взаимозначимости и того, что они воспринимают друг друга со всей серьезностью. В других случаях пациенты понимают, что, хотя окружающие и относятся негативно к каким-либо чертам их характера, манерам поведения или позициям, их самих как личность все равно ценят.

Для пациентов, ранее не способных выразить гнев, группа может стать тренировочной площадкой, позволяющей рискнуть и понять, что такое поведение не представляет опасности и не влечет за собой неизбежные разрушительные последствия. Во второй главе было представлено описание нескольких событий, названных пациентами в качестве поворотных пунктов в процессе терапии; большая часть этих критических моментов связана с первым опытом выражения сильных негативных чувств. Не менее важно для пациентов и осознание того, что они могут выдерживать атаки и давление со стороны окружающих. Чрезмерно агрессивные пациенты могут столкнуться с некоторыми последствиями слепого самоутверждения за счет других. Механизм обратной связи дает им возможность оценить силу своего воздействия на окружающих и постепенно примириться с саморазрушительными манерами своего поведения. Для многих людей враждебные конфронтации могут представлять ценные возможности для научения; так члены терапевтической группы учатся сохранять взаимовыгодный контакт, несмотря на свою злость.

Пациентам можно помочь научиться выражать свою злость более четко и откровенно. Даже в глобальном конфликте действуют неписаные законы ведения военных действий. Если они нарушаются, то добиться благоприятного разрешения конфликта просто невозможно. Например, в терапевтических группах воюющие стороны начнут пользоваться информацией, полученной от противника тогда, когда доверие еще существовало, чтобы поиздеваться и унизить его. Или они могут отказываться исследовать конфликт под предлогом того, что их так мало заботит противник, что они просто не хотят тратить на это время. Такое положение дел требует решительного вмешательства терапевта. Это один из наиболее распространенных нечестных и саморазрушительных методов борьбы; его применяла и Джен в клиническом примере, изложенном ранее в этой главе. Эта стратегия требует от пациента так или иначе нанести себе вред в надежде на то, что это вызовет у противника чувство вины — стратегия «вот видишь, что ты со мной сделал!». Для изменения такой стратегии поведения обычно требуется большая терапевтическая работа, так как истоки обычно уходят корнями в раннее детство. (Вспомните хотя бы распространенную детскую фантазию, когда ребенок представляет себе собственные похороны, страдания родителей и прочих мучителей, бьющих себя в грудь и испытывающих бесконечное чувство вины.)

Расхождение во мнениях позволяет каждому пациенту узнать больше причин, которые заставляют его занимать ту или иную позицию, и отыскать новые, более веские. Он может понять и то, что, независимо от причин, вызвавших его гнев, его поведение представляет собой неадекватный саморазрушительный способ действий. Обратная связь может позволить пациентам понять, что для них обычно выражение презрения, раздражения и неодобрения. Наша восприимчивость к мимике и нюансам выражения мыслей намного превышает нашу проприоцептивную восприимчивость. Только получая обратную связь, мы можем узнать, что мы передаем информацию непреднамеренно или абсолютно не отдавая себе в этом отчет.

Пациенты, которые не испытывают злости, частый случай в терапевтической практике, который требует к себе особого внимания. Они понимают, что другие люди в подобной ситуации разозлились бы; они учатся читать язык своего тела («мои кулаки сжаты, поэтому я просто обязан чувствовать злость»); они начинают преувеличивать, вместо того чтобы подавлять первые проявления своего гнева; они понимают, что испытывать и проявлять злость безопасно, допустимо и полезно.

Если человек делится с кем - то сильным переживанием, это может увеличить значимость отношений. В третьей главе описывается то, как усиливается сплоченность группы, если члены группы совместно испытывают сильные эмоциональные переживания, причем их природа не имеет значения.

Таким образом, по словам Франка, «члены успешной терапевтической группы похожи на членов крепкой семьи: они могут сколько угодно ссориться, но это не причинит вреда их взаимоотношениям». Так и взаимоотношения двух людей, которые перенесли сильное напряжение, имеют обыкновение быть особенно полезными и благодарными. Всегда имеет огромную терапевтическую ценность опыт двух членов группы, которые сначала испытывают сильную взаимную ненависть, а затем, через задействование описанных выше механизмов, превращают ненависть в некое взаимопонимание и уважение.

Самораскрытие

Самораскрытие, которого так боятся и так ценят члены терапевтических групп, является неотъемлемым компонентом процесса групповой терапии. Калберт предложил следующее определение:

Самораскрытие — это процесс открытой передачи индивидом одному или более людям некой касающейся его информации, которую, по его мнению, эти люди не могут получить иначе как с его слов. Более того, эта информация должна быть «личным секретом»; это должно быть что - то такое, что индивид не станет раскрывать каждому, кто захочет узнать об этом.

Содержанием самораскрытия могут быть события, относящиеся к прошлому человека или к текущему периоду его жизни, его мечты и фантазии, надежды и стремления на будущее, актуальные чувства по отношению к другим людям. Это последнее часто имеет наибольшее значение в процессе групповой терапии.

Риск

Очевидно, что для самораскрытия необходимо присутствие как минимум еще одного человека, поэтому этот процесс следует рассматривать в контексте этих отношений. Каждый случай самораскрытия предполагает определенную вероятность риска со стороны раскрывающегося. Степень риска зависит от нескольких факторов:

1. Характер и сила раскрываемой информации. Если этот материал имеет глубоко личный характер, сильную эмоциональную насыщенность и до этого момента хранился в тайне, то риск, безусловно, повышается. Раскрытия, происходящие впервые (индивид впервые делится своей информацией с кем бы то ни было), особенно эмоционально насыщены.

2. Вероятность того, что реципиент адекватно воспримет информацию, которую предоставляет коммуникатор. Риск снижается, если раскрывающийся уверен в том, что его слушатель разделяет его убеждения и внимателен к его потребностям.

3. Вероятность того, что реципиент отреагирует так, как рассчитывал коммуникатор. У него всегда есть надежды и ожидания касаемо определенной реакции слушателя. Чем ближе знакомы коммуникатор и реципиент, тем чаще между ними происходило подобное взаимодействие в прошлом и тем меньше риск. Если реципиента волнует мнение коммуникатора о нем, риск также снижается. Например, реципиент много раз до этого открывался коммуникатору; в этом случае у коммуникатора есть большая вероятность достижения цели и он может отвечать взаимностью, почти ничем не рискуя.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: