Глава Четырнадцатая 14 страница

Япония – перевернутый мир, англичанин. Отец Алвито рассказывал мне, что все стало опять так, как будто ничего не случилось. Тайко стал дружелюбен, как и прежде, хотя он никогда не обращался в нашу веру. Он закрыл церковь и только прогнал двух или трех христианских дайме – но это только, чтобы получить их земли – и никогда не вводил в действие свои эдикты об изгнании священников. Потом, три года назад, он сошел с ума еще раз и казнил двадцать шесть отцов. Он распял их в Нагасаки. Без причин. Он был маньяк, англичанин. Но после убийства двадцати шести он больше ничего не сделал. Вскоре после этого он умер. Это была рука Бога, англичанин. Проклятие Бога было на нем и на его семени. Я уверен в этом.

– У вас здесь много новообращенных? Но Родригес, казалось, не слышал, ушел в свое полубессознательное состояние.

– Они все звери, эти японцы. Я не рассказывал тебе об отце Алвито? Он переводчик – Тсукку-сан, называют они его, мистер переводчик. Он был переводчиком у Тайко, англичанин, теперь он официальный переводчик Совета регентов. Он говорит по-японски лучше большинства японцев и знает о них намного больше любого живущего здесь человека. Он сказал мне, что в Мияко, это столица, англичанин, есть холм земли высотой пятьдесят футов. Тайко собирал носы и уши всех корейцев, убитых на войне, и закапывал там – это корейская часть материка, западнее Кюсю. Это правда, англичанин! Клянусь Святой Девой, не было таких убийц, как он, – а они все такие же. – Глаза Родригеса были закрыты, а лоб пылал.

– У вас тут много обращенных? – осторожно спросил его Блэксорн снова, отчаянно пытаясь узнать, сколько здесь врагов.

К его удивлению, Родригес сказал:

– Сотни тысяч, и с каждым годом становится все больше. Со времен смерти Тайко мы имеем больше, чем когда-либо, и те, кто были тайными христианами, теперь открыто ходят в церковь. Большая часть острова Кюсю сейчас католическая. Большинство дайме на Кюсю новообращенные. Нагасаки – католический город, иезуиты владеют им, ездят туда и ведут всю торговлю. Вся торговля идет через Нагасаки. Мы имеем там собор, дюжину церквей и еще дюжины распространяются на Кюсю, но здесь, на главном острове, Хондо, их еще немного и…

Боль снова не дала ему говорить. Через мгновение он продолжал:

– На одном Кюсю три или четыре миллиона человек – скоро они все будут католиками. На островах есть еще двадцать с лишним миллионов японцев, и скоро…

– Это невозможно! – Блэксорн тут же обругал себя: почему бы не узнать побольше?

– Зачем бы мне врать? Десять лет назад была перепись. Отец Алвито сказал, что Тайко приказал провести ее, а он должен знать, он был там. Зачем бы ему врать? – Глаза Родригеса были налиты яростью. – Это больше, чем население всей Португалии, Испании, Франции, Испанских Нидерландов и Англии, взятых вместе, и ты можешь добавить сюда всю святую Римскую империю, чтобы сравняться с этим!

«Боже мой, – подумал Блэксорн, – вся Англия не больше трех миллионов. И это с Уэллсом. Если здесь так много японцев, как мы можем иметь дело с ними? Если здесь двадцать миллионов, это означает, что они легко могут собрать армию большей численности, чем все наше население, если только захотят. И если они все такие одержимые, как те, кого я видел – а почему бы им не быть такими, – клянусь ранами Христа, они будут непобедимы. А если они уже частично католики и если иезуиты здесь набрали силу, их число будет увеличиваться, а нет фанатиков больше, чем новообращенные фанатики, так какой шанс здесь у нас и голландцев проникнуть в Азию? Вовсе никакого».

– Если ты считаешь, что это много, то подожди, пока не попадешь в Китай. Там все желтые, все с черными волосами и глазами. О, англичанин, я скажу тебе, ты еще много чего узнаешь. Я был в прошлом году в Кантоне, на распродаже шелка. Кантон – город-крепость в южном Китае, на Жемчужной реке, к северу от нашего города, названного по имени Бога, в Макао. Там в стенах этого города миллион питающихся собаками язычников. В Китае больше людей, чем во всем остальном мире. Должно быть больше. Подумай об этом! – Волна боли прошла по Родригесу, и его здоровая рука легла на желудок. – У меня не было кровотечения? Ниоткуда?

– Нет. Я проверил. Только нога и плечо. У тебя нет внутренних повреждений, Родригес, по крайней мере я не думаю, что есть.

– А насколько плохо с ногой?

– Она промыта и очищена морем. В тот момент перелом был чист и кожа была чистая.

– Ты промыл ее бренди и обжег?

– Нет, они мне не дали – они меня прогнали. Но их доктор, видимо, знает, что делает. Твои люди сразу же придут на борт?

– Да. Как только мы причалим. Наверняка.

– Хорошо. Ты еще расскажешь? О Китае и Кантоне?

– Я, наверное, сказал слишком много. Будет достаточно времени поговорить о них.

Блэксорн видел, как здоровая рука Родригеса играла с запечатанным конвертом, и он опять подумал, что бы это могло значить.

– С твоей ногой все будет нормально. Ты увидишь это на этой неделе.

– Да, англичанин.

– Я не думаю, что будет нагноение – гноя нет, – ты соображаешь нормально, так что с головой тоже все в порядке. Ты поправишься, Родригес.

– Я тем не менее обязан тебе жизнью. – Дрожь прошла по телу португальца, – Когда я тонул, все, о чем я мог думать, это крабы, ползающие в моих глазницах. Я мог чувствовать, как они копошатся во мне, англичанин. Третий раз я попал за борт, и с каждым разом это все хуже и хуже.

– Я падал в море четыре раза. Три раза меня топили испанцы.

Дверь каюты открылась, и капитан, кланяясь, позвал Блэксорна наверх.

– Хай! – Блэксорн встал, – Ты ничем мне не обязан, Родригес, – сказал он мягко. – Ты дал мне жизнь и помог мне, когда я был в отчаянии, и я благодарю тебя за это. Мы расквитались.

– Может быть, но послушай, англичанин, вот тебе немного правды в оплату: никогда не забывай, что японцы имеют шесть лиц и три сердца. Говорят, что они считают, что человек имеет фальшивое сердце во рту, чтобы видел весь мир, другое в груди, чтобы показывать его своим особо близким друзьям и своей семье, и настоящее сердце – истинное, секретное, которое никому никогда не известно, за исключением его самого, спрятанное только Бог знает где. Они вероломны, если не говорить об их вере, норовисты без надежды на исправление.

– Почему Торанага хочет видеть меня?

– Я не знаю. Клянусь Святой Девой! Я не знаю. Возвращайся проведать меня, если сможешь.

– Да. Желаю удачи, испанец!

– Ты кашалот! Ну даже так, все равно, иди с Богом.

Блэксорн улыбнулся в ответ, обескураженный, и вышел на палубу. Голова закружилась, когда он увидел Осаку, ее просторы, толпы людей и огромный замок, который царил над городом.

Над громадой замка парила главная башня – поражающее своей красотой центральное здание семи или восьми этажей в высоту, определяемых по конькам с изогнутыми крышами на каждом этаже, с позолоченной черепицей и голубыми стенами.

«Вот где живет Торанага», – подумал он, и ледяная колючка вонзилась в его кишки.

В закрытом паланкине его привезли в большой дом. Там он принял ванну и поел неизменного рыбного супа, сырой и паровой рыбы, немного маринованных овощей и выпил горячего травяного настоя. Вместо пшеничной каши в этом доме ему дали чашку рису. Он видел рис однажды в Неаполе. Он был белый, недробленый, но ему показался безвкусным, его желудок жаждал мяса и хлеба, окорока, пирогов, цыплят, пива и яиц.

На следующий день за ним пришла служанка. Белье, которое дал ему Родригес, было выстирано. Она следила, как он одевается, и помогла ему надеть новые таби – носки-ботинки. Снаружи стояла новая пара тхонгов. Его ботинок не было. Она покачала головой и показала на тхонги, потом на паланкин с зашторенными окнами. Группа самураев сопровождала их. Старший сделал ему знак поторопиться и тоже вошел в паланкин.

Они немедленно тронулись. Занавеси были плотно закрыты. После долгого перехода паланкин остановился.

– Ты не должен бояться, – громко сказал старший и вышел. Перед ним были гигантские каменные ворота замка. Они были сделаны в тридцатифутовой стене с перекрывающими друг друга зубцами, бастионами и внешними укреплениями. Огромная, обитая железом дверь была открыта, кованая решетка поднята. За ней был деревянный мост, в двадцать шагов шириной и двести длиной, проходивший надо рвом с водой и кончавшийся у огромного подъемного моста и других ворот, во второй стене, такой же большой.

Повсюду толпились сотни самураев. Все они носили одинаковую серую мрачную форму – кимоно с поясом, каждый с пятью небольшими круглыми знаками различия – по одному на каждой руке, на каждой стороне груди и один в центре спины. Знаки различия были голубого цвета, видимо, цветок или цветки.

– Анджин-сан!

Хиро-Мацу прямо сидел в открытом паланкине, который несли четыре носильщика в ливреях. Его кимоно было коричневым и аккуратным, пояс черный, как и у пятидесяти самураев, окружавших его. Их кимоно также имели пять знаков различия, но они были алого цвета, как и флаг на мачте, отличительный знак Торанаги. Эти самураи носили длинные блестящие пики с маленькими флажками у наконечников.

Блэксорн поклонился, не раздумывая, восхищенный величием Хиро-Мацу. Старик формально поклонился в ответ, длинный меч он свободно держал на коленях и сделал знак следовать за ним.

У ворот вперед вышел офицер. Начались церемониальное чтение пропуска, поклоны и разглядывание Блэксорна, после чего они вошли на мост, по бокам как эскорт шли самураи в серой форме.

Уровень воды во рву был на глубине 50 футов, ров тянулся на 300 шагов в каждую сторону, дальше шли стены, так как там был поворот на север, и Блэксорн подумал: «Боже мой, не хотел бы я попробовать идти здесь в атаку. Защитники могли дать погибнуть гарнизону наружной стены и поджечь мост, тогда они внутри были в безопасности. Боже мой, наружные стены, должно быть, охватывают площадь в квадратную милю и имеют толщину, видимо, двадцать – тридцать футов, и внутренняя стена такая же. И она сделана из огромных каменных блоков. Каждый из них должен иметь размер десять на десять футов! По крайней мере! И вырезаны очень точно и поставлены на место без всяких скрепляющих растворов. Они должны весить по крайней мере пятьдесят тонн. Это лучше всего, что могли бы сделать мы. Осадные орудия? Конечно, они могли бы разрушить наружные стены, если бы поставить их в соответствующем месте. Но и у защищающих крепость также должны быть лучшие пушки из тех, что можно получить. Их сюда трудно доставить, и нет такой высокой точки, с которой в крепость можно было бы забросить зажигательные снаряды. Если наружная стена взята, защитники могли еще обстреливать атакующих с зубчатой внутренней стены. Но даже если туда бы удалось затащить осадные орудия и направить их на следующую стену, они не смогут пробить ее. Они могут повредить дальние ворота, но что дальше? Как можно пересечь ров с водой? Он слишком большой для обычных способов. Замок должен быть неприступен – при достаточном количестве солдат. Сколько здесь солдат? Сколько горожан найдут себе убежище внутри? Он делает лондонский Тауэр похожим на свинарник. И весь Хемптон Корт уместится в одном углу!»

У следующих ворот состоялась другая церемония проверки документов, и дорога сразу повернула налево вниз по большой улице, образованной линией сильно укрепленных домов за легко защищаемыми стенами разной высоты. Далее улица раздваивалась в лабиринте лестниц и дорожек. Затем были еще одни ворота и новая проверка, еще одна опускная решетка и другой огромный ров с водой, и новые изгибы и повороты, до тех пор, пока Блэксорн, несмотря на всю свою наблюдательность, необычайно хорошую память и чувство направления, не потерялся в этом умышленно устроенном лабиринте. И все время бесчисленные серые смотрели на них с эскарпов, валов и зубчатых стен, парапетов и бастионов. И много было просто идущих, караулящих, марширующих, тренирующихся или ухаживающих за лошадьми в открытых столах. Солдаты повсюду, тысячами. Все были вооружены и тщательно одеты.

Он проклял себя, что не был достаточно умен, чтобы побольше выспросить у Родригеса. Кроме информации о Тайко и новообращенных, которая была достаточно ненадежна, Родригес был молчалив, как только можно – как ты сам, избегающий его вопросов.

«Сконцентрируйся. Ищи улики. Что особенного в этом замке? Он очень большой. Нет, что-то другое. Что? Серые враждебны по отношению к коричневым? Не могу сказать, они все так серьезны».

Блэксорн тщательно наблюдал за ними и сфокусировался на деталях. Слева радовал глаз возделанный сад, с небольшими мостиками, ручьем. Стены были теперь построены ближе друг к другу, улицы стали уже. Они приближались к главной башне замка. Внутри сновали слуги. Здесь не было пушек! Вот в чем разница!

Ты не видел ни одной пушки. Ни одной.

Боже мой, на небесах нет пушек, следовательно, нет осадных орудий! Если бы у тебя были современные орудия, а замок не имел защитников, мог бы ты взорвать стены, выбить двери, забросать дождем зажигательных ядер замок, устроить пожар и захватить его?

Ты не смог бы пробраться через первый ров с водой.

Имея осадные орудия, ты мог бы причинить много неприятностей защитникам, но они могли бы вечно держаться здесь – если бы в гарнизоне было достаточно бойцов, хватало бы пиши, воды и вооружения. Как преодолеть рвы? На лодках? На плотах? Он пытался составить план замка. Когда паланкин остановился, Хиро-Мацу спустился на землю. Они были в узком тупике. Огромные, усиленные железом деревянные ворота были пробиты в двадцатифутовой стене, которая являлась частью наружных укреплений, расположенной выше крепости, все еще отстоящей от главной башни замка, которая отсюда была почти не видна. В отличие от всех других ворот эти охранялись коричневыми, единственными из самураев, которых Блэксорн видел в крепости. Было очевидно, что они совсем не обрадованы встречей с Хиро-Мацу.

Серые повернулись и ушли. Блэксорн заметил враждебные взгляды, которыми их проводили коричневые.

Так они были врагами!

Ворота открылись, и он прошел за стариком внутрь. Один. Остальные самураи остались снаружи.

Внутренний двор охранялся коричневыми, здесь был устроен сад. Они пересекли его и вошли в крепость. Хиро-Мацу скинул обувь, и Блэксорн сделал то же самое.

Ковер внутри был в изобилии устлан матами, теми самыми камышовыми матами, чистыми и очень приятными для ног, которые были на полу во всех домах, кроме самых бедных. Блэксорн еще раньше заметил, что все они были одинакового размера, около шести футов на три. Подумай об этом, сказал он себе, я никогда не видел фигурных матов или обрезанных до другого размера. И никогда не было комнат другой формы! Неужели все комнаты имеют прямоугольную или квадратную форму? Конечно! Это значит, что все дома – или комнаты – должны быть построены на точное число матов. Так что они все стандартные! До чего же странно!»

Они поднимались по извивающейся, удобной для обороны лестнице и шли дополнительными коридорами и другими этажами. Всюду было много охраны, всегда коричневые. Лучи солнечного света из амбразур создавали причудливые узоры. Блэксорн мог видеть, что теперь они были высоко над тремя главными окружающими стенами. Город и гавань как нарисованные лежали под ними.

Коридор повернул под острым углом и кончился через пятьдесят шагов.

Блэксорн почувствовал во рту вкус желчи. «Не беспокойся, – сказал он себе, – ты решил, что делать. Ты уже начал».

Толпа самураев с молодым командиром впереди защищала последнюю дверь – каждый правой рукой держался за рукоятку меча, левая лежала на ножнах, все они смотрели на приближающихся людей, недвижимые и готовые к нападению.

Хиро-Мацу был доволен их готовностью. Он лично отбирал этих стражей. Он ненавидел замок и снова подумал, как опасен он для Торанаги, отдавшегося во власть врага. Прямо вчера, только спустившись на берег, он поспешил к Торанаге, чтобы рассказать тому о своей миссии и разобраться, если что-то случилось в его отсутствие. Но все еще было спокойно, хотя шпионы его и доносили об опасных вражеских укреплениях к северу и востоку и о том, что их основные союзники, регенты Оноши и Кийяма, самые крупные из христианских дайме, собирались перейти на сторону Ишидо. Он переменил стражу и пароли и снова просил Торанагу уехать, не подставляться.

В десяти шагах от командира стражи он остановился.

Глава Одиннадцатая

Ёси Нага, командир стражи, был вспыльчивый, опасный юноша семнадцати лет.

– Доброе утро, господин. Я рад вашему возвращению.

– Спасибо. Господин Торанага ожидает меня.

– Да. – Даже если бы Хиро-Мацу и не ожидали, Нага тем не менее должен был бы его пропустить. Тогда Хиро-Мацу был одним из трех человек в мире, которые допускались к Торанаге в любое время дня и ночи без предварительной договоренности.

– Обыщите чужеземца, – сказал Нага. Он был пятый сын Торанаги от одной из его супруг и боготворил своего отца.

Блэксорн спокойно отнесся к этому, поняв, что они собираются делать. Два самурая оказались очень опытными в таких делах. От них ничего не ускользнуло бы.

Нага дал знак остальным своим людям. Они отодвинулись в сторону. Он сам открыл толстую дверь. Хиро-Мацу вошел в огромную комнату для аудиенций. Сразу около двери он стал на колени, положил свои мечи на пол перед собой, положил руки плашмя на пол по бокам и низко наклонил голову, ожидая в таком униженном положении.

Нага, весь настороженный, знаком приказал Блэксорну сделать то же самое.

Блэксорн вошел. Комната была квадратной, сорок шагов в ширину и десять в высоту. Пол покрывали безупречные татами самого высокого качества, толщиной в четыре пальца. В дальней стене было две двери. У помоста, в нише, стояла маленькая глиняная ваза с веткой цветущей вишни, которая и заполняла комнату приятным ароматом.

Обе двери охранялись. В десяти шагах от помоста, окружая его, располагались еще двадцать самураев, сидевшие со скрещенными ногами спиной к помосту.

Торанага сидел на единственной подушке на помосте. Он занимался тем, что с искусством и терпением костореза вправлял сломанное перо в крыле сокола, сидящего с надетым на голову колпачком.

Ни он, ни остальные в комнате не приветствовали Хиро-Мацу и не обратили внимания на Блэксорна, когда они вошли и остановились около старика. Но в отличие от Хиро-Мацу Блэксорн поклонился, как ему показал Родригес, потом, глубоко вздохнув, сел, скрестив ноги, и стал смотреть на Торанагу.

Все глаза обратились к Блэксорну.

В дверном проходе рука Наги уже опустилась на меч. Хиро-Мацу уже схватился за свой, хотя его голова все еще и была склонена.

Блэксорн чувствовал себя как голый, но он уже проявил себя и теперь мог только ждать. Родригес сказал: «С японцами ты должен вести себя как король». И хотя этот поступок был отнюдь не королевский, этого было более чем достаточно.

Торанага медленно поднял взгляд.

Капля пота появилась на виске Блэксорна, так как все, что говорил Родригес ему о самураях, казалось, выкристаллизовалось в одном этом человеке. Он чувствовал, как тонкая струйка пота течет со щеки на подбородок. Он заставил свои голубые глаза смотреть твердо и не мигая, лицо оставалось спокойным.

Взгляд Торанаги также оставался неподвижным.

Блэксорн чувствовал почти ошеломляющую энергию этого человека, доходящую до него. Он заставил себя медленно досчитать до шести, потом наклонил голову и слегка поклонился опять, спокойно улыбнувшись.

Торанага мельком посмотрел на него, его лицо было неподвижно, потом опустил глаза и опять сосредоточился на своей работе. Напряжение в комнате спало.

Сокол был молодой самкой сапсана. Помощник, старый сутулый самурай, стоял перед Торанагой на коленях и держал ее, как будто это было стеклянное изделие. Торанага срезал сломанное перо, вставил тонкую бамбуковую иголку на клею в черенок пера, потом осторожно надел заново отрезанное перо на другой конец бамбуковой лучинки. Он выравнивал угол поворота пера до тех пор, пока тот не стал совершенным, потом завязал перо шелковой ниткой. Маленькие колокольчики на ногах птицы звякнули, и он ее успокоил.

Ёси Торанага, господин Кванто – повелитель Восьми Провинций – глава клана Ёси, главнокомандующий армиями Востока, президент Совета регентов, был невысокий мужчина с большим животом и крупным носом. Брови густые и темные, усы и борода серо-пегие и редкие. На его лице выделялись глаза. Ему было пятьдесят восемь лет, для своего возраста он был силен. Его коричневое кимоно было простой формы, пояс хлопчатобумажный. Но его мечи были лучшими в мире.

– Ну, моя красавица, – сказал он с нежностью любовника. – Теперь ты опять здорова. – Он погладил птицу пером, та сидела с колпачком на глазах на одетом в рукавицу кулаке самурая. Птица вздрогнула и начала удовлетворенно чистить перья. – Мы пустим ее полетать через неделю.

Помощник поклонился и ушел.

Торанага обратил свой взор на двух человек у дверей.

– Добро пожаловать, Железный Кулак. Я рад видеть тебя, – сказал он. – Так это твой знаменитый чужеземец?

– Да, господин. – Хиро-Мацу подошел ближе, оставив по обычаю свои мечи у дверей, но Торанага настоял, чтобы он принес их с собой.

– Я чувствую себя неуютно, если их нет у тебя в руках, – сказал он.

Хиро-Мацу поблагодарил его. Даже при этом он сидел в пяти шагах от помоста. По обычаю, никто вооруженный не мог безопасно подойти к Торанаге на меньшее расстояние. В переднем ряду часовых стоял Усаги, муж любимой внучки Хиро-Мацу, и он коротко ему кивнул. Юноша низко поклонился, польщенный и обрадованный, что его заметили.

«Может быть, мне следовало его признать официально», – сказал себе Хиро-Мацу, согретый мыслью о своей любимой внучке и своем первом правнуке, которого они подарили ему в прошлом году.

– Как вы доплыли обратно? – заботливо спросил Торанага.

– Все хорошо, благодарю вас, господин. Но должен сказать вам, что я был рад, что сошел с корабля и опять нахожусь на земле.

– Я слышал, у вас теперь новая игрушка, чтобы занять часы праздности, да?

Старик грубо захохотал.

– Я могу только сказать вам, господин, что часы были не праздные. Я так не уставал многие годы.

Торанага посмеялся вместе с ним.

– Тогда нам следует вознаградить ее. Ваше здоровье очень важно для меня. Могу я послать ей подарок в знак моей благодарности?

– Ах, Торанага-сама, вы так добры, – Хиро-Мацу стал серьезным. – Вы могли бы вознаградить нас всех, господин, сразу же покинув это осиное гнездо и вернувшись в свой замок в Эдо, где ваши вассалы могут защитить вас. Здесь вы открыты. В любой момент Ишидо может напасть на вас.

– Я уеду. Сразу же, как закончится собрание Совета регентов. – Торанага повернулся и подозвал склонившего голову португальца, который терпеливо сидел в его тени. – Вы переведете мне сейчас, мой друг?

– Конечно, господин. – Священник с выбритой тонзурой на голове вышел вперед, с привычной грацией на японский манер стал на колени около помоста. Его лицо было худощавым, как и вся фигура, глаза темные и блестящие, вокруг него ощущался свет спокойной безмятежности. На нем было таби и просторное кимоно, которое казалось сросшимся с ним. Четки и резной серебряный крест висели у пояса. Он приветствовал Хиро-Мацу как равный, потом с удовольствием поглядел на Блэксорна.

– Мое имя Мартин Алвито из общества Иисуса, кормчий. Господин Торанага просил меня переводить для него.

– Сначала скажите ему, что мы враги и что…

– Все в свое время, – спокойно прервал его отец Алвито. Потом он добавил: – Мы можем разговаривать по-португальски, по-испански или, конечно, на латыни – как вы пожелаете.

Блэксорн не видел священника, пока тот не выступил вперед. Он был скрыт помостом и другими самураями. Но он ждал его, так как Родригес предупреждал о нем, и то, что он увидел, ему не понравилось: легкая элегантность, аура силы и природная властность иезуитов. Он думал, что священник много старше, учитывая его влиятельное положение и то, как говорил о нем Родригес. Но они были практически ровесниками, он и иезуит. Может быть, священник был несколькими годами старше.

– На португальском, – сказал он, надеясь, что этот язык может дать ему некоторое преимущество. – Вы португалец?

– Я имею честь быть им.

– Вы моложе, чем я ожидал.

– Сеньор Родригес очень добр. Он оказал мне больше доверия, чем я заслуживаю. Вас он описал очень точно. Так же как и вашу смелость.

Блэксорн увидел, как он повернулся и бегло и любезно заговорил с Торанагой, и это еще больше расстроило его. Хиро-Мацу, один из всех людей в комнате, слушал и внимательно все рассматривал. Остальные как каменные уставились в пространство.

– Сейчас мы начнем. Будьте любезны слушать все, что говорит господин Торанага, не прерывая, – начал отец Алвито. – Потом вы отвечаете. С этого момента я буду переводить почти одновременно с тем, как вы произнесете фразу, так что, пожалуйста, отвечайте с большой осторожностью.

– С какой стати? Я не доверяю тебе.

Отец Алвито немедленно перевел все, что он сказал, Торанаге, и тот заметно рассердился.

«Осторожней, – подумал Блэксорн, – он играет с тобой, как кошка с мышкой! Три золотые гинеи против ломаного фартинга, что он может подловить тебя когда захочет. Независимо от того, правильно или нет он переводит, ты должен произвести хорошее впечатление на Торанагу. Это, может быть, твой единственный шанс».

– Вы можете быть уверены, что я переведу все, что вы скажете, как только могу точнее, – голос священника был мягкий, совершенно уверенный. – Это двор господина Торанаги. Я официальный переводчик Совета регентов, верховного правителя Торанаги и верховного правителя Ишидо. Господин Торанага многие годы доверяет мне. Я предполагаю, что вы будете отвечать правдиво, потому что вы человек, по-видимому, очень проницательный. Я также скажу, что я не отец Себастио, который, возможно, чересчур ревностен и, к несчастью, не очень хорошо говорит по-японски и к тому же не имеет большого опыта жизни в Японии. Ваш внезапный приезд лишил его божьего милосердия, он позволил своему личному прошлому захватить его – его родители, братья и сестры вырезаны самым жестоким образом в Нидерландах вашими соотечественниками – людьми принца Райского. Я прошу у вас прощения за него и взываю к вашему состраданию. – Он по-доброму улыбнулся. – Японский синоним слова «враг» – «теки». Вы можете пользоваться им, если хотите. Если вы покажете на меня и используете это слово, господин Торанага точно поймет, что вы имеете в виду. Да, я ваш враг, Джон Блэксорн. Полностью. Но не ваш убийца. Это вы сделаете сами.

Блэксорн видел, как он объясняет Торанаге, что он сказал, и, услышал слово «теки», произнесенное несколько раз, подумал, действительно ли оно обозначает «враг». «Конечно, так, – сказал он себе. – Этот священник не похож на того».

– Пожалуйста, на время забудьте, что я существую, – сказал отец Алвито. – Я только переводчик, не более, – Отец Алвито сел, повернулся к Торанаге, вежливо поклонился.

Торанага сказал что-то короткое. Священник начал переводить одновременно, на несколько слов запаздывая, его голос был жутким отражением модуляций и внутреннего значения.

– Почему вы враг Тсукку-сана, моего друга и переводчика, который не имеет врагов? – Отец Алвито добавил, объясняя: – Тсукку-сан – мое прозвище, так как японцы не могут произнести моего имени. У них в языке нет звуков «л» или «ц». Тсукку – переиначенное японское слово «тсуаку» – переводить. Пожалуйста, ответьте на вопрос.

– Мы враги, потому что наши страны воюют.

– Да? А какая ваша страна?

– Англия.

– Где это?

– Это островное королевство, тысяча миль к северу от Португалии. Португалия – часть полуострова в Европе.

– Сколько времени вы воюете с Португалией?

– С тех пор, как Португалия стала вассалом Испании. Это случилось в 1580 году, двадцать лет назад. Испания завоевала Португалию, а с Испанией мы воюем почти 30 лет.

Блэксорн заметил удивление Торанаги и его вопросительный взгляд на отца Алвито, который спокойно смотрел в пространство.

– Что он говорит? – резко спросил Блэксорн. Отец Алвито не ответил и продолжал переводить, как и раньше.

– Ты говоришь, Португалия часть Испании?

– Да, господин Торанага. Вассальное государство. Испания завоевала Португалию, и теперь они фактически одна страна с одним королем. Но португальцы служат испанцам по всему земному шару, а в Испанской империи с ними не считаются.

Наступило долгое молчание. Потом Торанага обратился прямо к иезуиту, который улыбался и отвечал в пространство.

– Что он говорит? – резко спросил Блэксорн. Отец Алвито не ответил, но переводил, как и прежде, почти одновременно, виртуозно копируя интонации.

Торанага ответил прямо Блэксорну, его голос был суров.

– Что я сказал, тебя не касается. Когда я захочу, чтобы ты что-то знал, я тебе скажу.

– Прошу прощения, господин Торанага, я не хотел быть грубым. Можно я скажу, что мы пришли с миром…

– Ты не можешь ничего мне говорить сейчас. Ты придержишь свой язык до тех пор, пока я не потребую ответа. Ты понял?

– Да.

«Ошибка номер один. Следи за собой. Ты не можешь делать ошибки», – сказал он себе.

– Почему вы воюете с Испанией? И Португалией?

– Частично потому, что Испания стремится захватить весь мир, а мы, англичане и наши союзники голландцы, отказались быть завоеванными. И частично из-за наших религий.

– А! Религиозная война? Какая у вас религия?

– Я христианин. Наша церковь…

– Португальцы и испанцы тоже христиане! Ты сказал, у тебя другая религия. Что у тебя за религия?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: