Глава Четырнадцатая 19 страница

– Клянусь Буддой, я не хотел бы никому такого, – сказал он.

– Согласен с вами, – сказал Ишидо, зная, что Торанага пожелал бы обе болезни ему, если бы только мог. Он поклонился и ушел.

Торанага нарушил молчание:

– Ну?

Хиро-Мацу сказал:

– Если вы останетесь или уедете сейчас, все равно – плохо, потому что вы преданы и изолированы, ваше величество. Если вы останетесь на встречу – встречи не будет целую неделю, Ишидо мобилизует свои войска вокруг Осаки, и вы никогда не уедете отсюда, что бы ни случилось с госпожой Ошибой в Эдо. Очевидно, что вы преданы и что четыре регента будут решать против вас. В Совете они проголосуют четырьмя голосами против одного, обвинив вас в государственной измене. Если вы уедете, они издадут любой указ, который пожелает Ишидо. Вы связаны тем, что решение будет поддерживаться четырьмя голосами против одного. Вы не сможете сказать как регент ни одного слова против.

– Я согласен.

Наступило молчание.

Хиро-Мацу ждал с растущим беспокойством.

– Что вы собираетесь делать?

– Сначала я собираюсь пойти поплавать, – сказал Торанага с удивительной веселостью. – Потом я посмотрю на чужеземца.

* * *

Женщина спокойно шла через личный сад Торанага в замке, направляясь к маленькой хижине с соломенной крышей, которая так уютно расположилась на полянке среди кленов. Ее шелковое кимоно и оби были самыми простыми и тем не менее самыми элегантными из тех, что могли сделать самые искусные мастера в Китае. Ее волосы по самой последней в Киото моде были собраны высоко и скреплены вместе длинными серебряными шпильками. Цветной зонтик защищал от солнца ее нежную кожу. Она была тоненькая, всего пяти футов ростом, но очень пропорционально сложена. На шее она носила тонкую золотую цепочку, на которой висело маленькое золотое распятие.

Кири ждала на веранде хижины. Она сидела в тени, ее ягодицы нависали над подушкой. Кири следила, как женщина шла по каменным ступеням, которые были так аккуратно выложены во мху, что казалось, они росли из него.

– Вы более красивы, молоды, чем когда-либо, Тода Марико-сан, – сказала Кири без ревности, отвечая на поклон.

– Я бы хотела, чтобы так оно и было, Киритсубо-сан, – ответила Марико улыбаясь. Она села на колени на кушетку, машинально расправляя кимоно.

– Это правда. Когда мы встречались в последний раз? Два-три года назад? Вы совсем не изменились за те двадцать лет, что я вас знаю. Должно быть, прошло двадцать лет, как мы впервые встретились. Вы помните? Это было на празднике, который устроил господин Города. Вам было четырнадцать, вы только что вышли замуж и были очень красивы.

– И напугана.

– Нет, что вы, не напуганы.

– Это было шестнадцать лет назад, Киритсубо-сан, не двадцать. Да, я помню это очень хорошо. «Слишком хорошо, – подумала она с болью в сердце. – Это был день, когда мой брат прошептал мне, что по его предположению наш уважаемый отец собирается отомстить своему законному господину диктатору Городе и убить его. Своего законного господина!»

– О да, Кири-сан, я помню этот день, и год, и этот час. Это было начало всего этого ужаса. Я никогда не давала никому повода подумать, что я заранее знала о том, что должно было случиться. Я никогда не предупреждала ни своего мужа, ни Хиро-Мацу, его отца, – оба они преданные вассалы своего господина, – что предательство готовилось одним из его самых важных генералов. Хуже того, я не предупредила Городу, своего законного господина. Так я нарушила свои обязанности по отношению к своему господину, к своему мужу, к его семье, которые после моего замужества стали моей единственной семьей. О, Мадонна, прости мне мой грех, помоги мне очиститься. Я продолжала молчать, чтобы защитить своего любимого отца, который обесчестил себя на тысячу лет. О, мой Боже, о, Иисус Назаретянин, спаси этого грешника от вечного проклятия…

– Это было шестнадцать лет назад, – спокойно сказала Марико.

– В тот год я вынашивала ребенка господина Торанаги, – сказала Кири и подумала, что если бы господин Города не был подло предан и убит отцом Марико, господин Торанага никогда бы не должен был сражаться в битве у Нагакуде, она никогда бы не простудилась там и ее ребенок не был бы недоношен. «Может быть, – сказала она себе. – А может быть, и нет. Это была просто карма, моя карма, все, что случилось, не так ли?»

– Ах, Марико-сан, – сказала она без злобы, – это было так давно, как будто в другой жизни. Но вы без возраста. Почему я не могу иметь вашу фигуру и красивые волосы и ходить так изящно? – Кири засмеялась. – Ответ простой: потому что я слишком много ем!

– Ну и что из того? Вы пользуетесь расположением господина Торанаги, не так ли? Так что вы вполне удовлетворены. Вы мудры и добросердечны и вполне довольны собой.

– Я бы хотела быть изящной и тем не менее способной много есть и быть любимой, – сказала Кири. – Но вы? Вы недовольны собой?

– Я только инструмент моего господина Бунтаро, на котором он играет. Если господин, мой муж, счастлив, тогда, конечно, я счастлива. Его радость – моя радость. То же самое и с вами, – сказала Марико.

«Да. Но не то же самое, – подумала Кири и тронула свой веер, золотистый шелк которого поймал послеполуденное солнце. – Я так рада, что я не вы, Марико, со всей вашей красотой и блеском, мужеством и знаниями. Нет! Я не могла бы вынести ни одного дня брака с этим ненавистным, безобразным, невежественным, грубым человеком, пусть даже оставшись одна в семнадцать лет. Он так не похож на своего отца, господина Хиро-Мацу. Тот замечательный человек. Но Бунтаро? Как отцы могут иметь таких ужасных сыновей? Я хочу иметь сына, о, как хочу! Но вы, Марико, как вы можете терпеть такое плохое обращение все эти годы? Как вы вынесли ваши несчастья? Кажется невозможным, чтобы на вашем лице не было от них ни одной тени или хотя бы в вашей душе».

– Вы удивительная женщина, Тода Бунтаро Марико-сан, – сказала она вслух.

– Благодарю вас, Киритсубо Топшко-сан. О, Кири-сан, так хорошо снова встретить вас.

– И вас. Как ваш сын?

– Красивый-красивый. Сарудзи теперь пятнадцать лет, можете представить? Высокий и сильный и очень похож на своего отца, господин Хиро-Мацу дал ему свой надел земли, и вы знаете, что он собирается жениться?

– Нет. На ком?

– Она внучка господина Кийяма. Господин Торанага так хорошо все устроил. Очень хорошая партия для нашей семьи. Я только хочу, чтобы сама девушка была более внимательна к моему сыну, более достойна его. Вы знаете, она… – Марико засмеялась немного застенчиво. – Ну, это звучит у меня как у каждой свекрови. Но я думаю, вы согласитесь, что она еще недостаточно подготовлена.

– У вас будет время для этого.

– О, я надеюсь, что это так. Мне повезло, что у меня не было свекрови. Я не знаю, что я должна делать.

– Вы получите ее ребенком и подготовите ее, как готовите всю свою семью. Не так ли?

– О, я хочу, чтобы все так и было. – Руки Марико-сан без движения лежали на колене. Она наблюдала за стаей стрекоз, пока те не улетели. – Мой муж направил меня сюда. Господин Торанага хочет меня видеть?

– Да. Он хочет, чтобы вы переводили для него.

Марико вздрогнула.

– Кого?

– Нового чужестранца.

– О, а что же отец Тсукку-сан? Он болен?

– Нет. – Кири играла веером. – Я думаю, нам остается только гадать, почему господин Торанага хочет, чтобы здесь были вы, а не священник, как при первом разговоре. Почему это, Марико-сан, мы должны хранить все деньги, платить по счетам, обучать наших слуг, покупать всю еду и товары для дома – даже в большинстве случаев одежду для наших господ, – но они никогда не говорят нам фактически ничего, не так ли?

– Может быть, из-за нашей догадливости.

– Возможно. – Взгляд Кири был ровен и дружелюбен, – Но я думаю, что это будет носить очень личный характер. Так что вы поклянитесь своим христианским Богом, что не разгласите тайну этой встречи. Никому.

День, казалось, терял свою теплоту.

– Конечно, – с трудом сказала Марико. Она ясно поняла:

Кири имеет в виду, что она не должна говорить ничего ни мужу, ни отцу, ни священнику. Если ее муж приказал ей прийти сюда, очевидно по требованию господина Торанаги, то можно ли, чтобы ее долг перед сувереном, господином Торанагой, превысил долг перед священником? А почему переводчиком должна быть она, а не отец Тсукку-сан? Она поняла, что снова против своей воли втянута в своего рода политическую интригу, которая испортит ей жизнь, и снова хотела, чтобы ее семья не была древней и не носила фамилию Фудзимото, чтобы она никогда не рождалась со способностями к языкам, которые позволяли ей выучить почти невозможные португальский и латинский языки, и чтобы она никогда не рождалась вовсе. «Но тогда, – подумала она, – я бы никогда не увидела моего сына, не узнала о младенце Христе, о его вере или о вечной жизни».

«Это твоя карма, Марико, – сказала она себе печально, – просто карма».

– Очень хорошо, Кири-сан. – После этого она добавила, предчувствуя нехорошее: – Я клянусь моим господом Богом, что я не разглашу ничего из сказанного здесь сегодня или в любое время, когда я буду переводить для моего суверена.

– Мне думается также, что вам придется скрывать ваши собственные чувства, чтобы переводить точно то, что сказано. Этот новый чужестранец странный человек и говорит необычные вещи. Я уверена, что мой господин выбрал вас из всех возможных кандидатур по особым причинам.

– Я буду делать то, что скажет господин Торанага. Он никогда не должен опасаться за мою преданность.

– В этом никогда не возникало сомнений, госпожа. Я имею в виду, что вы не причините вреда.

Прошел весенний дождь, покрыл каплями лепестки, мох и листья и кончился, сделав все еще более красивым.

– Я просила бы вас об одолжении, Марико-сан. Вы не будете так любезны спрятать ваше распятие под кимоно? Пальцы Марико протестующе взметнулись.

– Почему? Господин Торанага никогда не возражал против моего перехода в эту веру, также и господин Хиро-Мацу, глава нашего клана! И мой муж позволяет мне держать и носить его.

– Да, но распятия приводят этого чужеземца в бешенство, а мой господин Торанага не хочет, чтобы он был таким, он хочет, чтобы он был спокоен.

* * *

Блэксорн никогда не видел таких маленьких людей.

– Конничи ва, – сказал он. – Конничи, Торанага-сама.

Он поклонился, словно придворный, кивнул мальчику, который стоял на коленях, широко открыв глаза, сбоку от Торанаги, и полной женщине, которая была за ним. Они все располагались на веранде, окружающей маленький домик. Домик состоял из одной маленькой комнаты с деревенскими ширмами и тесаными балками под соломенной крышей и кухонного уголка сзади. Он был поставлен на сваях из дереза и поднят на фут или около того над ковром из чистого белого песка. Это был церемониальный чайный дом для проведения чайной церемонии «ча-но-йу» и построен за большие деньги из редких материалов только для этой цели, хотя иногда, поскольку эти дома были изолированы, стояли на отдельных полянках, их использовали для свиданий и тайных разговоров.

Блэксорн подобрал кимоно и сел на подушку, которая лежала на песке ниже и перед ними.

– Гомен насай, Торанага-сама, шхон го га ханазе-масея. Тсуаки го имаси ка?

– Я ваш переводчик, сеньор, – сказала Марико сразу, на почти безупречном португальском. – Но вы говорите по-японски?

– Нет, сеньорита, только несколько слов или фраз. – Блэксорн был захвачен врасплох. Он ожидал, что переводчиком будет отец Алвито, а Торанагу будет сопровождать самурай и, может быть, дайме Ябу. Но самураев поблизости не было, хотя вокруг сада их было множество.

– Мой господин Торанага спрашивает: может быть, вы предпочитаете говорить по-латыни?

– Как пожелаете, сеньорита, – Как любой цивилизованный человек, Блэксорн мог читать, писать и говорить по-латыни, потому что латынь была единственным языком, на котором проходили обучение все цивилизованные люда.

«Кто эта женщина? Где она научилась такому хорошему португальскому? И латыни! Где еще, кроме как у иезуитов, – подумал он, – В одной из их школ. О, они так хитры! Первое, что они делают, – это строят школы.»

Всего только семьдесят лет назад Игнатий Лойола организовал Общество Иисуса, и теперь их школы, лучшие в христианском мире, распространились по всему свету, и их влияние возводило на трон или низвергало королей. Они имели влияние на Папу. Они заколебались немного во время Реформации и теперь отвоевывали обратно огромные территории для своей церкви.

– Тогда будем говорить по-португальски, – сказала она. – Мой хозяин хочет знать, где вы научились «нескольким словам и фразам»?

– Там в тюрьме был монах, сеньорита, францисканский монах, и он учил меня. Таким словам, как «пища, друг, ванна, идти, прийти, истинный, фальшивый, здесь, там, я, вы, пожалуйста, спасибо, хотеть, не хотеть, заключенный, да, нет», и так далее. Это только начало, к сожалению. Не будете ли вы так любезны сказать господину Торанаге, что я сейчас лучше подготовлен отвечать на его вопросы, помогать ему и более чем рад тому, что вышел из тюрьмы. За это я ему благодарен.

Блэксорн смотрел, как она повернулась и заговорила с Торанагой. Он знал, что ему следует говорить просто, желательно короткими предложениями и быть осторожнее, потому что, в отличие от священника, который переводил синхронно, эта женщина ждала, пока он кончит, потом давала конспективное изложение сказанного им или версию того, что было сказано, – обычная проблема всех, кроме самых опытных переводчиков, хотя даже они, как это было с иезуитом, позволяли своим личным пристрастиям влиять на то, что было сказано, вольно или невольно. Ванна с массажем, еда и два часа сна освежили его. Банная прислуга, все – женщины, крупные и сильные, массировали его кулаками и мыли голову, заплели волосы в плотную косичку, а парикмахер подстриг ему бороду. Ему дали чистую набедренную повязку и кимоно, пояс и таби с ременными тапочками. Футон, на котором он спал, был такой же чистый, как и комната. Казалось, что все это ему снится, и, просыпаясь после крепкого сна без сновидений, он гадал сначала, что же было сном, настоящее или тюрьма.

Он нетерпеливо ждал, надеясь, что его снова приведут к Торанаге, планируя, что сказать и что открыть из тайного, как перехитрить отца Алвито и как возвыситься над ним. И над Торанагой. Поскольку теперь, после всего, что рассказал ему монах Доминго о португальцах, японских политиках и торговле, он твердо знал, что может помочь Торанаге, который в свою очередь легко может дать ему богатства, о которых он мечтает.

И теперь, избавленный от необходимости противостоять священнику, он чувствовал себя еще более уверенно. Ему нужны только небольшая удача и терпение.

Торанага внимательно слушал похожую на куклу переводчицу.

Блэксорн подумал: «Я мог бы поднять ее одной рукой, а если бы я обхватил ладонями ее талию, мои пальцы бы сомкнулись. Сколько ей лет? Прекрасна! Замужем? Обручального кольца нет. О, это интересно. Она не носит никаких драгоценностей. Кроме серебряных булавок в волосах. Других женщин здесь нет, только эта толстуха».

Он напряг свою память. Две другие женщины в деревне не носили драгоценностей, и он не видел ничего на женщинах в доме Муры. Почему?

И кто эта толстая женщина? Жена Торанаги? Или нянька этого мальчика? Этот парнишка сын Торанаги? Или, может быть, внук? Фриар Доминго говорил, что японцы имеют только одну жену одновременно, но столько наложниц – официальных любовниц, сколько пожелают.

Была ли переводчица Торанаги его любовницей?

Каково было бы с такой женщиной в постели? Боюсь, я бы сломал ее. Нет, она бы не сломалась. Женщины в Англии почти такие же маленькие. Но не похожи на нее.

Мальчик был маленький и прямой, круглоглазый, густые черные волосы заплетены в короткую косичку, макушка не выбрита. Любопытство его казалось безмерным.

Не задумываясь Блэксорн подмигнул. Мальчик подпрыгнул, потом засмеялся, прервал Марико, показал на Блэксорна и заговорил, его терпеливо выслушали, и никто не поторопил. Когда он кончил, Торанага коротко сказал что-то Блэксорну.

– Господин Торанага спрашивает, почему вы сделали это, сеньор?

– О, просто чтобы повеселить паренька. Он ребенок, как и все дети, а дети в моей стране обычно смеются, когда так сделаешь. Мой сын должен быть примерно такого же возраста. Ему семь лет.

– Наследнику семь лет, – сказала Марико после паузы, потом перевела, что он сказал.

– Наследник? Это значит, что этот мальчик единственный сын господина Торанаги? – спросил Блэксорн.

– Господин Торанага приказал мне сказать, что сейчас вы должны ограничиться только ответами на вопросы. – Потом она добавила: – Я уверена, если вы будете терпеливы, Блэксорн, вам будет предоставлена возможность в конце спросить о том, что вам интересно.

– Очень хорошо.

– Поскольку ваше имя трудно произносить, сеньор, ведь у нас нет многих звуков, которые вы употребляете, могу ли я для господина Торанаги использовать ваше японское имя, Анджин-сан?

– Конечно. – Блэксорн собирался спросить ее, но вспомнил предупреждение и решил быть терпеливым.

– Спасибо. Мой господин спрашивает, есть ли у вас другие дети.

– Дочь. Она родилась как раз перед тем, как я покинул свой дом в Англии. Так что теперь ей около двух лет.

– У вас одна жена или несколько?

– Одна. У нас такой обычай. Как у португальцев и испанцев. Мы не имеем наложниц – официальных наложниц.

– Это ваша первая жена, сеньор?

– Да.

– Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?

– Тридцать шесть.

– Где в Англии вы живете?

– На окраине Чатема. Это небольшой порт около Лондона.

– Лондон – ваша столица?

– Да.

– Он спрашивает, на каких языках вы говорите?

– Английский, португальский, испанский, голландский и, конечно, латынь.

– Что значит «голландский»?

– Это язык, на котором говорят в Европе, в Нидерландах. Он очень похож на немецкий.

Она нахмурилась.

– Голландский – язык варваров? Немецкий тоже?

– Обе эти страны – некатолические, – сказал он осторожно.

– Извините меня, это не то же самое, что язычники?

– Нет, сеньорита. Христианство разделяется на две самостоятельные и заметно различающиеся религии. Католицизм и протестантство. Есть две версии христианства. В Японии католическая секта. В настоящее время обе секты очень враждебны друг другу, – Он отметил ее удивление и почувствовал нетерпение Торанаги, не участвующего в разговоре. – «Будь осторожен, – предупредил он себя, – Она, конечно, католичка. Переходи к примерам, И будь проще».

– Может быть, господин Торанага не желает обсуждать религиозные вопросы, сеньорита, поскольку отчасти мы говорили о них на нашей первой встрече?

– Вы протестантский христианин?

– Да.

– А католические христиане ваши враги?

– Да, большинство считает меня еретиком и врагом.

Она поколебалась, обернулась к Торанаге и подробно все ему объяснила.

Вокруг, по периметру сада, было много часовых. Все на довольно большом расстоянии, все коричневые. Потом Блэксорн заметил десять серых, сидящих плотной группой в тени, не спуская глаз с мальчика. «Что все это значит?» – ломал он голову.

Торанага вел перекрестный допрос Марико, потом заговорил прямо с Блэксорном.

– Мой господин желает знать о вас и вашей семье, – начала Марико. – О вашей стране, ее королеве и прежних правителях, привычках, обычаях, истории и обо всех других странах, особенно Португалии и Испании. Все о мире, в котором вы живете. О ваших кораблях, оружии, пище, торговле. О ваших войнах и сражениях, и как управлять кораблем, и как вы ведете свой корабль, и что случается в пути. Он хочет понять… извините меня, почему вы смеетесь?

– Только потому, сеньорита, что это, видимо, все, что я знаю.

– Это точно то, что хочет мой хозяин. «Точно» – правильное слово?

– Да, сеньорита. Могу ли я сделать комплимент вашему португальскому языку – он безупречен.

Ее веер слегка вздрогнул.

– Спасибо, сеньор. Да, мой хозяин хочет узнать правду обо всем – и о фактах, и о вашем к ним отношении.

– Я буду рад рассказать ему. Но это может занять некоторое время.

– Мой хозяин говорит, что время у него есть.

Блэксорн взглянул на Торанагу.

– Вакаримасу.

– Вы извините меня, сеньор, но мой господин приказал мне сказать, что ваш акцент не совсем правильный.

Марико показала ему, как это произносить, он повторил и поблагодарил ее.

– Я сеньора Марико Бунтаро, не сеньорита.

– Да, сеньора, – Блэксорн взглянул на Торанагу. – С чего бы он хотел, чтобы я начал?

Она спросила его. Мимолетная улыбка прошла по властному лицу Торанаги.

– Господин говорит: «С начала».

Блэксорн знал, что это была еще одна проверка. С чего, из всех бесконечных вариантов, ему следовало бы начать? Кому он должен был рассказывать? Торанаге, мальчику или женщинам? Очевидно, если присутствует только один мужчина, надо рассказывать Торанаге. Почему здесь эта женщина и мальчик? Это должно что-то значить.

Он решил сосредоточиться на мальчике и женщине.

– В древние времена моей страной правил великий король, который имел волшебную саблю по имени Экскалибур. Его королева была самой красивой женщиной на земле. Его главный советник был колдун Мерлин, а имя короля было Артур, – начал он уверенно, пересказывая легенду, которую так хорошо рассказывал обычно его отец в далеком туманном детстве – Столица короля Артура называлась Камелот. Это было счастливое время, когда не было войн, собирались хорошие урожаи и… – Внезапно он понял, какую огромную ошибку он делает. Сутью всего рассказа была история Джиневры и Ланселота, распутной королевы и преданного вассала, о Мордреде, незаконном сыне короля Артура, который в результате предательства втягивается в войну с отцом, и об отце, который в битве убивает своего сына, только для того, чтобы самому быть смертельно раненным сыном. О, Боже, как он мог быть так глуп? Разве Торанага не похож на великого короля? Разве это не его женщина?

Разве это не его сын?

– Вы больны, сеньор?

– Нет, нет, я прошу прощения, это было только…

– Вы говорили, сеньор, об этом короле и о хорошем урожае?

– Да. Это… как в большинстве стран, наше прошлое скрыто в тумане и легендах, большинство из которых не имеют значения, – сказал он неубедительно, пытаясь выиграть время. Она смотрела на него в недоумении. Глаза Торанаги стали строже, а мальчик зевнул.

– Вы рассказываете, сеньор?

– Да… О да! – Его охватило воодушевление. – Может быть, самое лучшее, что я могу сделать, – это нарисовать карту мира, сеньора, как мы его знаем, – сказал он в спешке. – Вам не хотелось бы, чтобы я сделал это?

Она перевела это, и он увидел проблеск интереса у Торанаги и никакой реакции у женщины или мальчика. Как они связаны между собой?

– Мой хозяин говорит – да. Я пошлю за бумагой.

– Спасибо. Но это займет всего один момент. Позднее, если вы дадите мне чертежные принадлежности, я могу начертить точную карту.

Блэксорн встал со своей подушки и опустился на колени.

Пальцем он начал чертить на песке грубую карту, вверх ногами, чтобы они могли лучше видеть.

– Земля круглая, как апельсин, но эта карта похожа на кожу, вырезанную в виде эллипса, с севера до юга, в плоском виде, сжатой вверху и внизу. Голландец по фамилии Меркатор изобрел такой способ изображения ровно двадцать лет назад. Это первая точная карта мира. Мы можем даже плавать по ней – или по его глобусу. – Он смело набросал континенты. – Это север и юг, восток и запад. Япония – здесь, моя страна – на другой стороне мира, там. Это все неизвестно и не исследовано… – Его рука очертила территорию в Северной Америке к северу от линии, проходящей через Мексику до Ньюфаундленда, все в Южной Америке, кроме Перу и узкой полосы побережья вокруг континента, потом все к северу и востоку от Норвегии, все восточнее Московии, всю Азию, всю внутреннюю Африку, весь юг Явы и кончик Южной Америки. – Мы знаем побережье, но еще мало. Внутренние части Африки, Америки и Азии почти полностью остаются загадкой – он остановился, чтобы дать ей возможность перевести.

Теперь она переводила более легко, и он чувствовал, что их интерес возрастает. Мальчик зашевелился и придвинулся ближе.

– Наследник хочет знать, где мы на этой карте.

– Здесь. Это Китай, я думаю. Я не знаю, как далеко мы находимся от берега. У меня заняло два года, чтобы плыть отсюда досюда. – Торанага и толстая женщина вытянули шеи, чтобы лучше разглядеть.

– Наследник спрашивает, почему мы такие маленькие на вашей карте?

– Это только масштаб, сеньора. На этом континенте, от Ньюфаундленда до Мексики, почти тысяча лиг, каждая из них равна трем милям. Отсюда до Эдо около сотни лиг.

Наступило молчание, потом они заговорили между собой.

– Господин Торанага хочет, чтобы вы показали ему на карте, как вы пришли в Японию.

– Этим путем. Вот Магелланов пролив – или проход – здесь, на оконечности Южной Америки. Он назван так по имени португальского навигатора, который открыл его восемьдесят лет назад. С тех пор португальцы и испанцы держали этот путь в тайне, исключительно для своего пользования. Мы были первые чужаки, прошедшие через пролив. У меня была одна из их секретных карт, но даже при этом я все-таки должен был ждать целых шесть месяцев, чтобы пройти, потому что дули встречные ветры.

Она переводила то, что он говорил. Торанага смотрел на него, не веря его словам.

– Мой господин говорит, что вы ошибаетесь. Все португальцы пришли с юга. Это их путь, единственный путь.

– Да. Это верно, что португальцы предпочитают этот путь – через мыс Доброй Надежды – так мы называем его, – потому что у них есть дюжины крепостей вдоль всех этих берегов – в Африке, в Индии и на островах Пряностей, чтобы получать там продукты и зимовать. И их галеоны – военные корабли – захватили все морские пути и патрулируют их. Однако испанцы используют пролив Магеллана, чтобы проходить в свои тихоокеанские американские колонии и на Филиппины, или они пересекают материк здесь, в узком перешейке у Панамы, чтобы пройти сушей вместо месяцев плавания по морю. Для нас было безопасней плыть через пролив Магеллана, иначе мы должны были бы пройти через ряд вражеских крепостей. Пожалуйста, скажите господину Торанаге, что теперь я знаю расположение многих из них. Кстати, большинство использует японские войска, – подчеркнул он. – Монах, который многое рассказал мне в тюрьме, был испанец и враждебно относился к португальцам и всем иезуитам.

Блэксорн заметил мгновенную реакцию у нее на лице, и, когда она перевела, на лице Торанаги. «Дай ей время и говори попроще», – предупредил он себя.

– Японские войска? Вы имеете в виду самураев?

– Их следовало бы назвать ронины, я думаю.

– Вы сказали «секретная карта»? Мой господин хочет знать, как вы получили ее.

– Человек по имени Питер Суйдерхоф, из Голландии, был личным секретарем Примата Гоа – это титул главного католического священника в Гоа – столице португальской Индии. Вы знаете, конечно, что португальцы пытались силой завоевать этот континент. Как личный секретарь этого архиепископа, который был также португальским вице-королем в то время, он просматривал все документы. Через много лет он получил несколько корабельных журналов и карт и скопировал их. Они открыли ему секреты пути через Магелланов пролив и вокруг мыса Доброй Надежды, а также отмелей и рифов от Гоа до Японии через Макао. У меня было описание Магелланова пролива. Оно было вместе с моими документами, которых я лишился вместе с кораблем. Они необходимы мне и могут иметь огромное значение и для господина Торанаги.

– Мой господин говорит, что он отдал приказ найти их. Продолжайте, пожалуйста.

– Когда Суйдерхоф вернулся в Голландию, он продал эти бумаги торговой Восточно-Индийской компании, которой была выдана монополия на исследования Дальнего Востока.

Она холодно посмотрела на него:

– Этот человек был платный шпион?

– Ему было заплачено за эти карты. Да. Это их обычай, это они так награждают человека. Не титулом или землей, только деньгами. Голландия – республика. Конечно, сеньора, моя страна и наш союзник, Голландия, находятся в состоянии войны с Испанией и Португалией, и она продолжается уже годы. Вы понимаете, сеньора, на войне жизненно важно открыть секреты врагов.

Марико повернулась и долго переводила.

– Мой господин спрашивает, почему этот архиепископ нанял врага?

– Про Питера Суйдерхофа говорят, что архиепископ, иезуит, был заинтересован только в торговле. Суйдерхоф удвоил их доходы, так как он был «хранителем». Он был исключительно искусен в торговле – голландцы обычно превосходят в этом португальцев, – поэтому его документы проверялись не очень внимательно. Много людей также имеют голубые глаза и светлые волосы, немцы и другие европейские народы, и они католики, – Блэксорн подождал, пока она переведет, потом добавил осторожно: – Он был главный шпион Голландии в Азии, солдат этой страны, и устроил несколько своих людей на португальские суда. Пожалуйста, скажите господину Торанаге, что без торговли с Японией Португальская Индия не сможет долго прожить.

Торанага смотрел на карту, пока Марико говорила. С его стороны реакции на ее слова не было. Блэксорн усомнился, все ли она перевела.

– Мой господин хотел бы детальную карту мира, на бумаге, как можно скорее, со всеми отмеченными на ней португальскими базами и числом ронинов в каждой. Он говорит, пожалуйста, продолжайте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: