Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Наш человек в постели




 

Так. Хорошо… Теперь повернись…

Не так… Чуть левей…

Вот так… Нормально…

Нет… Нет, нет. Чуть-чуть правей…

Ещё, ещё правей. Ещё…

Вот. Не, не, не.

Левей, левей, левей. Ага… Ага. Ага…

Назад, назад, назад. Ага. Ага…

Стой. Стой. Остановись. Остановись. Сдай назад. Чуть-чуть, чуть-чуть. Назад.

Нормально…

Ага… Неа…

Неа… Не-а… Ага… Ага…

Повернись… От меня…

Ко мне… От меня…

Во, правей… Ещё… Ещё… Ещё правей…

Правей!

Во, во… о… о… о, во, во…

Не, не, не…

Стой! Стой! Сто… сто… стой…

Повернись… Ещё, ещё. Вниз…

Ниже… Ниже… Нет…

Это убери, вот это дай. Да… Постой. Да…

Ко мне… От меня…

Ко мне… Левей, левей…

Во, во, во… о…о… о, во. Не, не, не…

Не разгоняйся! Не ра… Во, во… о… о… о, во…

Смотри в окно, в окно. Во… о… а… А. Во, во, во…

Вот это возьми, а вот это отпусти. Во… о… О… О… А!.. А!.. А!.. Во. Хорошо, хор… Во, во…

Ни… ни… ниже. Ни… О… О… О. Ой… й. Ой, ой…

Стоп!.. Стой. Не разгоняйся! Вот так. Вот. Ой. Ой… О… О.

Хр-ррр…

Всё. Завтра купим! Спи!

 

Красивая женщина

 

Красивая женщина лучше своей внешности. И глубже своего содержания.

Её появление мужчины не видят, а чувствуют.

Некоторые впадают в молчание.

Кто-то вдруг становится остроумным.

Большинство, вынув авторучки, предлагают помощь в работе и учёбе.

Даже врачи декламируют что-то забытое.

У некоторых освежается память. Кто-то садится к роялю.

Неожиданно «Брызги шампанского» полным текстом.

Сосед волокёт альбом фотографий, жена с присвистом сзади: «С ума сошёл!..»

И наконец, самый главный посылает своего помощника: «Тут должна быть распродажа… Если есть проблемы… по этому телефону лучше не звонить, а вот по этому. Мы спонсоры конкурсов красоты. Если есть проблемы, у нас влияние. Я член жюри. Тем более если вас это интересует…»

– Мы, извините, снимаем фильм… Мне сдаётся, вы не без способностей. Не хотите ли на фотопробы… в любое время… я как раз режиссёр… Нет… не самый он, но я его самый непосредственный помощник. Говоря откровенно, он уже… Так что милости просим – 233-28-22. Грех скрывать такую красоту 233-28-22…

– Извините… Может, вам чего-то налить?..

– Молодой человек, я же разговариваю…

– Девушка попросила меня…

– Итак: 233-28-22… Вы так не запомните… 28… Нет… 28 предыдущая…

– Молодой человек, позвольте подойти, девушка сама просила…

– Нет-нет, 413-й не мой… А 28, предыдущая… там 22…

У неё один недостаток – ею нельзя наслаждаться одному.

У неё одно достоинство – она не бывает счастливой.

Красивая женщина – достояние нации.

Их списки и телефоны хранятся в специальных отделах ЦРУ, ФСБ и МИ-6.

Красивая женщина разъединяет мужчин и сплачивает женщин.

Она творит историю и меняет ход войны.

Она, она, она…

Она, оказывается, ещё и поёт на некотором расстоянии при ближайшем рассмотрении.

И неожиданно что-то вкусно взболтает в кастрюльке, и в фартучке. Который так обнимает её своими ленточками, что каждый мужчина на его месте висел бы, свесив голову, обжигая спину горячими брызгами, и молчал, принимая на себя все пятна и подозрения…

Красивая женщина пройдёт по столам, не опрокинув бокалы, и опустит взгляд, под которым ты ляжешь.

У неё нет хозяина, но есть поклонники…

– А что делать некрасивым? Повеситься? – спросила меня какая-то студентка и посмотрела с такой ненавистью, что мы не расстаёмся до сих пор.

 

Пойми меня

 

– Пойми, мне ничего от тебя не нужно. Мне нужно только твоё понимание.

– Понимаю.

– Мне очень нужны сапоги, понимаешь?

– Понимаю.

– Мне нужна шуба. Понимаешь?

– Понимаю.

– Я без денег. Понимаешь?

– Понимаю.

– Что же делать?

– Не понимаю.

– Пойми, мне от тебя ничего не нужно, но я вправе рассчитывать на взаимопонимание.

– Конечно.

– Ты хотя бы понимаешь, что я без денег?

– Понимаю.

– Нет. Ты не понимаешь.

– Понимаю.

– Не понимаешь. Вот тебе и всё твоё взаимопонимание.

– Пойми. Если бы я был богат…

– Я-то понимаю. А вот ты пойми.

– Понимаю.

– Ты не понимаешь, что денег нет, что на улицу не в чем выйти, не понимаешь!

– Понимаю! Но и ты пойми. У меня нет…

– А мне ничего не нужно. Мне только нужно, чтоб ты меня понял.

– Я тебя понимаю.

– Нет. Я могу человеку простить всё. Но если нет взаимопонимания, нет и жизни. Мы не можем жить вместе. Понимаешь?

– Понимаю.

– Наконец-то ты меня понял.

 

Софья Генриховна

 

Я говорю тёще:

– Софья Генриховна, скажите, пожалуйста, не найдётся ли у вас свободной минутки достать швейную машинку и подшить мне брюки?

Ноль внимания.

Я говорю тёще:

– Софья Генриховна! Я до сих пор в неподшитых брюках. Люди смеются. Я наступаю на собственные штаны. Не найдётся ли у вас свободная минутка достать швейную машинку и подшить мне брюки?

Опять ноль внимания.

Тогда я говорю:

– Софья Генриховна! Что вы носитесь по квартире, увеличивая беспорядок? Я вас второй день прошу найти для меня свободную минутку, достать швейную машинку и подшить мне брюки.

– Да-да-да.

Тогда я говорю тёще:

– Что «да-да»? Сегодня ровно третий день, как я прошу вас достать швейную машинку. Я, конечно, могу подшить брюки за 5 шекелей, но если вы, старая паскуда, волокли на мне эту машинку 5000 километров, а я теперь должен платить посторонним людям за то, что они подошьют мне брюки, то я не понимаю, зачем я вёз вас через три страны, чтобы потом мыкаться по чужим дворам?

– Ой, да-да-да…

– Что «ой, да-да-да»?

И тогда я сказал жене:

– Лора! Ты моя жена. Я к тебе ничего не имею. Это твоя мать. Ты ей можешь сказать, чтобы она нашла для меня свободную минутку, достала швейную машинку и подшила мне брюки?! Ты хоть смотрела, как я хожу, в чём я мучаюсь?!

– Да-да.

– Что «да-да»? Твоя мать отбилась от всех.

– Да-да.

– Что «да-да»?

Я тогда сказал тёще:

– Софья Генриховна! Сегодня пятый день, как я мучаюсь в подкатанных штанах. Софья Генриховна, я не говорю, что вы старая проститутка. Я не говорю, что единственное, о чём я жалею, что не оставил вас там гнить, а взял сюда, в культурную страну. Я не говорю, что вы испортили всю радость от эмиграции, что вы отравили каждый день и что я вам перевожу всё, что вы видите и слышите, потому что такой тупой и беспамятной коровы я не встречал даже в Великую Отечественную войну.

Я вам всего этого не говорю просто потому, что не хочу вас оскорблять. Но если вы сейчас не найдёте свободную минутку, не возьмёте швейную машинку и не подошьёте мне брюки, я вас убью без оскорблений, без нервов, на глазах моей жены Лоры, вашей бывшей дочери.

– Да-да-да. Пусть Лора возьмёт…

– Что Лора возьмёт? У вашей Лоры все руки растут из задницы. Она пришьёт себя к кровати – это ваше воспитание. Софья Генриховна! Я не хочу вас пугать. Вы как-то говорили, что хотели бы жить отдельно. Так вот, если вы сию секунду не найдёте свободной минутки, не достанете швейную машинку и не подошьёте мне брюки, вы будете жить настолько отдельно, что вы не найдёте вокруг живой души, не то что мужчину. Что вы носитесь по моей квартире, увеличивая беспорядок, что вы хватаете телефон? Это же не вам звонят. Вы что, не видите, как я лежу без брюк? Вы что, не можете достать швейную машинку и подшить мне брюки?

– Да-да-да…

– Всё!!! Я ухожу, я беру развод, я на эти пять шекелей выпью, я удавлюсь. Вы меня не увидите столько дней, сколько я просил вас подшить мне брюки.

– Да-да-да…

Я пошёл к Арону:

– Слушай, Арон, ты можешь за пять шекелей подшить мне брюки?

– Что такое? – сказал Арон. – Что случилось? Что, твоя тёща, Софья Генриховна, не может найти свободную минутку, достать швейную машинку и подшить тебе брюки?

– Может, – сказал я. – Но я хочу дать заработать тебе. Ты меня понял?

– Нет, – сказал Арон и за 20 минут подшил мне брюки.

 

Письмо

 

Моя дорогая!

Я опять с удовольствием и жалостью наблюдал вас. С большой симпатией и ненавистью слушал ваш захлёбывающийся нахальный крик:

– Это я придумала ставить плиту выше отлива! Это моя идея сделать насос в ведре! Это я первая сказала, что Гриша бездарь!

Моя драгоценная, к концу возбуждающей встречи я отряхиваюсь по-собачьи, из моей шкуры брызги ваших криков: «Это я. Это я».

Счастье! Если бы вы были хуже внешне, слушать вас было бы неинтересно, но когда вы неожиданно показываете пальчиком, мы долго любуемся пальчиком, а потом ищем предмет. Как правило, это море.

– А я говорю, вода сегодня тёплая, – говорите вы и опускаетесь. И опускаемся мы.

Да, я не мужчина. Вернее, нет, я не мужчина.

– Я чуть не поубивала весь автобус, – говорите вы кому-то, адресуясь мне.

– Я передушу весь ЖЭК, – говорите вы кому-то. Хотя всё это мне.

– Кто лучше играет? – кричите вы не мне, но адресуясь.

– Вот объясните мне, – кричите вы другому, – какой актёр сумеет?

И всё это не мне, но мне. А я лежу и выкипаю.

Я отвечаю непрерывно, как пулемёт, стреляющий в себя. От своих ответов я похудел и озлобился. На бегу, на ходу, в трамвае я отвечаю вам.

– Да, да, – кричу я вам внутри. Весь ваш облик – наглость. Наглость обиженная, наглость задумчивая, наглость спешащая, наглость любящая, наглость едящая, пьющая, слушающая и орущая. Прочь изнутри!

По верёвке протянутой я бегаю от вас к правительству. Я ему даю советы. Из нас всех оно в самом сложном положении. Я сам не знаю, как дать независимость, оставляя в составе, как от труса ждать смелого решения, как искать истину в единогласии. Я согласен – делать что-то надо, и думать что-то надо, и я ночами должен, ночами, заменяющими день, и подменяющими вас, я должен, должен!

Я бегу и говорю.

– Да, да, да. Не могу я найти лёгких решений, и трудных решений, и средних решений, оставаясь в рамках Международного валютного фонда и соблюдая патриотизм.

Я один думал. Я с другом думал. Ещё умней меня и холоднокровней.

Почему премьер должен думать о перспективе, если его завтра снимут? Почему он должен думать о перспективе? Я сам думал, я с друзьями думал, умней меня и холоднокровней. Мы напились того, что купили. Мы прекратили поиски решений, потому что сутки, а мы только на пороге.

Мы напились, и я любил, как мне кажется, от безысходности, или меня любили от другой безысходности, или мы любили друг друга от общей безысходности.

Потом долго любили меня. Потом чуть-чуть любил я.

И снова вы.

Как вы кричали, что именно вы придумали третью сигнальную систему у человека. Что вы устроили Аркадия ремонтировать слуховые аппараты для гипертоников. Что это вы приспособили фотовспышки для чтения слепыми объявлений об обмене жилплощади. Что это вы дали телеграмму в Америку Эсфирь Самойловне прекратить поиски работы и сварить что-нибудь вкусное для мужа.

И я снова завёлся и побежал к правительству.

– Что? Что? – кричал я. – Что это за идея использовать неплатежи для взаиморасчётов? Что это за идея считать долг Родине своей зарплатой, а армии не показывать противника уже десять лет?

А тут сзади завелись вы.

– Это я ему сказала, ставь здесь батареи, повесь там радиолу, и видите, как хорошо.

Все, все, все, все… Слишком много.

Такое количество идей тазепам не берёт! Дормидрол в вену. Кровь вниз. От мозгов к ногам. И я принимаю смелое решение заткнуться внутренне. Перестаю подключаться. Мысленно я в стороне. Ни Кремль, ни вас, моя радость, не успеваешь поцеловать в задницу, как там уже чей-то зад, кто-то уже целует.

И тут я с содроганием узнал о переводе государственного транспорта в частные руки без права пользования на местах, а вы в это время придумали хлорофилл и глазное дно. И сто раз напоминали о том, что вы предупреждали…

Простите, ай донт ноу, ай гоу ин Yugoslavia partizanen in the Bosnia and Gerzogovina.

Бесконечно целую и крепко жму ваше горло, моя последняя.

Ваш Кутюрье по матери.

Your boyfriend Michael.

 

На помойке [1]

 

– Простите, где лучше всего знакомиться с одесскими дамами?

– На помойке.

– Не понял.

– Там такие дамы. Такие красавицы. И уже полуодетые. Уже в домашних тапочках и халатах, и суетиться не надо. Всё чётко по звонку. И думать не надо.

Постучал ведром по машине:

– Что-то я Вас раньше не видел. Вы недавно. А Вас как зовут? Ой! У Вас прилипло. Вы вчера арбузик ели? Мы тоже ели. Давайте я поколочу. Вот! Здесь можно сильно! Вот… Теперь ополоснём… А я – Михаил. Ну, до свиданья…

– Кстати, машина здесь в одиннадцать. Они звонят… Вам не слышно. Бедненькая. Так можно в собственных отходах задохнуться. Я не дам. Зайду за Вами. Вот и я. Уже звонили. Я с ведром… И Вы уже с ведром. Боже, как Вам идёт это ведро! Это вечернее? А я в галстуке… Мне привезли… О! Вы на высоких каблуках. Позвольте, я два ведра, а Вы проводите меня. Да, Вы правы… А что они скажут?.. А увидев Вас на каблуках… А меня в светлом костюме… Что они скажут… А мы скажем, что это наши общие помои… Нет. Рано… Мы поменялись мусором… Нет… не поймут.

Шёпот: «Как вырядились, ненормальные, и мусор специальный подобрали. Он нашёл коробки от «Розы Люксембург». Она – обёртки от духов. Они что, не едят? Смотри. Пошли, сцепившись вёдрами. Он под ведро её схватил. Обнял ведром… А что тут страшного? Когда в ведре духи. Это роман помойный. Мусорная драма».

– Так как зовут Вас?

– Марианна.

– Я – Михаил.

– Я знаю.

– Я знаю, что Вы знаете. Так я звоню Вам завтра?

– Нет телефона.

– Нам позвонят с мусоровоза, любимая.

– Тс-с! Ведро в ведро и кто нас разлучит?

 

Наблюдатель

 

Кто рыбок любит наблюдать в аквариуме, кто – зверушек в зоопарке, я баб люблю наблюдать.

Как ходят, как передвигаются…

Очень успокаивает.

Задумчивые есть какие-то, тоже лежат себе.

А есть, что бегут, не стоят никогда, всё время крутятся, не присядут.

Между собой стрекочут.

Сидят некоторые. С книжкой даже. Но это редко.

Больше – вдвоём, втроём.

В причёсках такие есть.

Мех вдруг вот здесь, здесь или здесь. В общем, там, где у неё его не ждёшь.

Или вдруг пуговка или булавка. Ну это, конечно, мужики им воткнули, они носят.

В чулках бывают. Даже летом. Мужики надели, они и не снимают.

И перебегают, знаешь, так озабоченно. Так и кажется, что знает куда. Так деловито бежит, бежит, значит, там наткнётся на что-нибудь – обратно бежит тоже деловито-деловито. Пока не наткнётся. Тогда поворачивает и в третью сторону бежит. Ну полное впечатление, что знает куда. Но если пунктиром составить сверху – беспорядочное движение. В магазин забегает, вроде знает, зачем. Ну ткнётся туда-сюда – выбегает и дальше бежит.

А в капюшонах которые, вот им всегда кричат – не слышат и не видят, только впереди себя. Два капюшона если встретились посреди дороги – вообще ничего не видят, хоть дави их мусоровозом. А чего: им тепло, окружающих нет.

Мужики тоже, когда чулки носили в ХVI веке, бегали всё время. А вот брюки надели – как-то успокоились. Теперь эти всё у них переняли и бегают, бегают.

А подойдёшь – убегают. И погладить себя не дают. Она, конечно, страдает, если её гладят или там щипают, но если поймал, держишь крепко, то уже гладишь, гладишь… Пока не вырвется. А зачем вырываться, зачем? Ну понимает же, что гладить будут, далеко не убежишь. Так нет, вот этот пусть гладит, а вот именно этот – нет.

Хотя сами мужики говорят, что разница между ними небольшая. Но эти, видимо, чувствуют. И страшно кричат, если не тот гладит, страшно кричат.

Так что все, кто настоящую тишину любит, одни живут.

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных