ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Как мы выбираем жену
Всё начинается с того, что неожиданно потянет организм. И явно в сторону, не в направлении взгляда. Вы удивлённо оборачиваетесь. Неприметное существо, веснушчатая мордашка, конопатые ножки, рыжие ручонки, потрескавшийся ротик, белёсые реснички… Всё это в пыли, в песке… Пятнадцать раз вы смотрите в направлении взгляда. Сверяете мысли с рекомендациями. А организм, как проклятый, с невиданным до сих пор упорством тянет вас к конопатому созданию… Всё на ней ползёт, сползает, перекручивается, всё изношено, истоптано, обгрызано, в чернилах, или в краске, или в карболке. А вот от вас идёт на север – чистенькая, ароматная, на ножках, с книжкой, в шляпке и с мобильной связью. Вы, конечно, трезво понимая, готовы догнать и пошутить. И как-то так, за книжку, шляпку и мобильный цепляясь и перебирая, дойдёте до лица, до губ, до телефона и до самого свидания. Но всё это без организма. Организм ваш там. Без организма вы никто. А там ещё огромный стимул – там на вас плюют. В том конопатом месте. Там вообще не понимают – чего вам надо? Вы тут же превращаетесь в осла, жующего весь день неподалёку. Вы понимаете всей головой, что надо вам туда, к мобильнику. Но руки стынут, ноги стынут. Из морды раздаётся одно мычание: «Дай, я помогу. Дай, я покрашу забор вместе с тобой» и… «Как тебя зовут?». Лишь бы коснуться, лишь бы вдохнуть этот ковыль, эту полынь, этот белёсый жар, и степь, и пыль… Господи, как отойти? Кто оторвёт? Вы начинаете пастись неподалёку. Понуро идёте следом, вас хлещут, гонят, проклинают – уже родители. Вы им рассказываете о своих перспективах, показываете какие-то бумаги, даёте денег в долг. Всё это не отрывая рук от конопатой стервы. Дрожа идёте в церковь, в загс, в какой-то частный двор на Молдаванке… Какой-то брат, какой-то дядя, какой-то пёс… И дикая кровать с периной под низкий потолок. И вы, оказывается, не первый!.. Вы – второй! Хоть вы единственный. Второй всегда единственный. А сколько было первых – не узнаешь. И всё равно она не понимает, и не чувствует, и с любопытством смотрит: – Так что мне – лечь? – Да, – задохнулись вы, – ещё бы! – Но только не дрожите. Вы какой-то дикий. – Давай на «ты». – Я не могу, я вас совсем не знаю. Она права. Что вы ей для знакомства предложили? Измучили, измучились, заснули в этой перине, как в печи. Проснулись, вышли в эти сени – капусту квашеную рукой из бочки. Облизали пальцы, схватили малосольный огурец. И стали озираться: куда попали? Мозги и сердце в панике. Вы в ужасе. А организм, как все предатели, сбежал. А вот и мама с полотенцем и хлеб-солью. Пёс с рычанием. Папаша с самогоном и иконой. Брат с семьёй. Племянник из ГАИ с гармонью. Дед с козой. Теперь это всё ваше. Поздравляю!
«Каково это – быть женщиной…»
Каково это – быть женщиной и чувствовать себя куском сахара. Или маслом. Или ложкой варенья. Или мухой. Или, наоборот, липкой бумагой. Или, наоборот, ядом без этикетки. Или вином с этикеткой и долгими спорами: вредно или полезно. Хотя жизнь без этого невозможна. Но жизнь невозможна без многого. Можно жить и без жизни. Вот продолжение жизни без них невозможно. Назовём всё это прекрасной половиной, на которую мы иногда заходим получить скандал, наслаждение, отдать деньги, передать ключи, привет, пустяк, сказать «люблю», убедиться в своей ненужности и выйти вон к чертям собачьим.
«И вот она пришла к нему…»
И вот она пришла к нему. Тихая девушка. Тихая-тихая. Она в его шумной компании промолчала весь вечер, укрывшись тёплым шарфом. А он мучился, а он подбегал к ней, а он спрашивал: «Ну почему тебе скучно, ну что мне сделать?» И ей от этого было ещё хуже. А с ним наедине она была весёлой, красивой, возбуждённой. А он обязательно хотел это показать своим друзьям. Он хотел одобрения. А все нашли её скучной. И он пожертвовал ею. И жалел об этом всю жизнь.
Инночке
Инна Чурикова, Инночка! Ты прекрасна. Ты первая. Коротко о твоей красоте. Красота спасёт мир. Красота. Вот она, такая, как твоя, и спасёт. Несоразмерная. Не миловидная. Неослепительная красота, которую любим и которая любит нас. Красота, вызывающая не восхищение, а любовь. Красота, вызывающая желание – не отойти подальше от греха подальше. А подойти поближе, к ней поближе. К этой красоте и молодости. А если ещё при этом абсолютный талант, временами переходящий в гений. Который сияет даже в некотором дерьме какого-то фильма. Ну не обязана женщина предвидеть весьма коллективный результат. Инна и смешна, и трагична, и умна, и неумна. И в этом больше, чем во всём остальном. В этом и то, что исходит от неё самой. Всё, что светится, скажу красиво, через вуаль авторских слов и через стулья режиссёрских находок. Она находится одна. Ей приходится из женщин из всех актрис одной играть и выворачивать душу себе и нам, и не бояться плохо выглядеть, потому что для остальных, с трудом играющих рядом с ней, – это катастрофа. Чуть хуже выглядеть – это нечем брать. А брать хочется. А ты берёшь нас сразу и за всё. И за живое. И за придуманное. И как бы актёр ни перевоплощался, мы всегда видим, какой это человек. Вот видно, кто он. Куда он помчится после спектакля. Ну так видно, что хочется дочери запретить и т. д. И ты видна, Инночка! И от этого на душе светлее. Мне много чего дарили, но лучшее – это Инна Чурикова, умеющая слушать. И в завершение заключения. Ты будешь вечной. Тебе терять нечего. Ты и в молодости была немолодой. В тебе и тогда не было сокрушительного очарования глупости и кровопролитной кошачьей грации. Поэтому ты ничего не потеряла. А приобрела всё! И оно теперь твоё.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|