МЕТАФИЗИКА ДВОЙНИКА

Наши опыты в различных диапазонах ксенофренического состояния поднимают интересные философские проблемы, решение которых может дать практические ответы на многие вопросы, относящиеся к обоснованности нашего знания материального мира.

Область философии, известная под названием эпистемологии, посвящена изучению происхождения и особенностей познания.

Основа всех научных методов — это наблюдение и эксперимент. Это две стороны одной и той же медали, поскольку эксперимент включает изменение условий объекта, который должен быть подвергнут дальнейшему наблюдению. Тогда, в конечном счёте, наука зависит от наблюдения, и мы стоим лицом к лицу у самого порога нашего исследования перед удивительной эпистемологической проблемой: какова ценность научного метода в составлении общих понятий о вселенной? Сейчас уже пришли к большему осознанию того, что ничто не может быть наблюдаемо в чистом виде. Действительно, не только наше восприятие меняет реальность, но и сами предметы не являются одинаковыми для разных наблюдателей.

Ещё одна интересная проблема возникает из анализа природы самого наблюдения, процесс которого в определённой степени влияет на его объект. Мы искажаем его и сами искажены под влиянием того, что видим. Антрополог, изучая поведение племени, производит такой эффект на них, который изменяет его точку зрения, так что одно только его присутствие в племени влияет на объективную реальность. Подобным же образом психологические ситуации обуславливаются образом действий психологов. Юнг пишет, что аналитик вовлекается в психический процесс лечения так же, как и пациент и хорошо известно, что пациент часто ведёт себя так или иначе для того, чтобы вызвать реакцию одобрения или осуждения в глазах аналитика. Успенский, который пытался расследовать свои сны, отказался их записывать, изучая и. анализируя их, так как он обнаружил, что эти методы приводят к изменениям в самих снах.

Подобным же образом в метафизическом случае присутствие наблюдателя и его аппаратуры приходится принимать во внимание, поскольку они вызывают реакцию объекта и вмешиваются в эксперимент. Перемещаясь в макрофизическую сферу, мы знаем, что поскольку взаимоотношение и относительные скорости небесных тел изменяются в зависимости от точек наблюдения, астроном, наблюдая небесные тела, постоянно ограничен тем фактом, что он сам находится в одной из них.

В индуизме есть наука, известная под названием «кака-шастра», или «воронья наука», которая изучает поведение ворон, их численность, способ, при помощи которого они летают, как они садятся отдыхать на ветвях деревьев или на крышах домов, в каком направлении они сидят, число карканий, которые они издают, и через какие интервалы. При помощи этого можно предсказывать погоду и, кроме того, многое другое. Единственное препятствие заключается в том, что вороны обладают шестым чувством, которое подсказывает им, что за ними наблюдают с целью разгадывания их тайн, и они сознательно вводят наблюдателя в заблуждение. Это приводит к нежелательному парадоксу: неоценимая наука вороноведения известна во всех деталях, но она не приносит пользы, потому что в тот самый момент, когда мы наблюдаем за ними, вороны начинают выкидывать трюки. Изучение людьми феноменов может подобным образом уподобиться науке об этих непокорных и необщительных птицах.

Единственное средство, имеющееся в нашем распоряжении для наблюдения, — это наши чувства, которые мы потом анализируем рассудком. Наши научные инструменты, какими бы они ни были чувствительными, не создают новых чувств, а только расширяют (и часто очень ограниченно) диапазон существующих. Любые средства, применяемые для постижения физического мира терпят поражения при попытках проникновения в то, что находится за его пределами и находится за пределами наших чувств.

Исаак Ньютон писал: «Я не знаю, чем я являюсь для мира, но мне самому кажется, что я всего лишь мальчик, играющий на морском берегу, который постоянно отвлекается тем, что находит более гладкую гальку или раковину, красивее обычной, в то время как великий океан истины лежит передо мной, полный прекрасных тайн».

Было бы ошибкой полагать, что чувство и рассудок являются единственными инструментами для получения знаний. Могут существовать и другие каналы, включая такой метод познания, который не согласуется с научным и лежит за пределами ортодоксальных дисциплин. Так, если мы не слышим звука, производимого большой скалой, рухнувшей в отдалённое от нас море, то это не означает, что его не существует. И в то же время звук, как таковой, когда мы его слышим, не существует в действительности, и мы только называем его звуком, когда воспринимаем нашим органом слуха и воспринимаем мозгом. Но за пределами наших чувств звук является чем-то непостижимым.

Подобным же образом время является одной из величайших иллюзий нашего сознания. Оно определяется физическими факторами и измеряется объективно при помощи небесных тел, а субъективно — при помощи собственного пульса или наших физиологических ритмов.

Так как в этом мире мы существуем во времени, то воспринимая его сознанием, мы передвигаемся в нём без всяких затруднений. Смерть останавливает время, как известно, так как мы тогда уже не имеем ни пульса, ни солнца, которое прежде руководило нами. «Человек умирает, потому что его время внезапно окончилось», — говорит Успенский, — и добавляет: «После смерти не существует завтра».

Изучение времени является более плодотворным для метафизики двойника, зоны его действия и его нематериальной сущности, чем, возможно, для любого физического фактора. Мы не испытываем иллюзорность времени каждой ночью, когда видим сны...

Относительно же времени существует концепция пространства. Согласно Аристотелю — это «вместилище» всех предметов. Подобно времени, оно ограничено физическим планом. Наряду со временем три размера пространства образуют координаты, благодаря которым мы воспринимаем физический мир вокруг нас. Но и здесь, в сфере рассудка, пространство теряет свою реальность, так как феномен, подобный сверхчувственному проникновению, преодолевает границы, налагаемые пространством на наше физическое окружение. В действительности существует много «пространств»; если мы понимаем пространство как область, где что-то происходит, но это происходит не только в материальном мире физических фактов, но и в «сферах» наших чувств, наших эмоций, в области физических и материальных опытов, которые тесно граничат с нематериальными. «Если это возможно, что существует протяжённость в другие измерения, — сказал Кант, — то такие высшие сферы не принадлежат к нашему миру, а должны образовывать отдельные миры».

Другой важный фактор в нашем понимании мира феноменов — это причинная связь, которая является отношением между причиной чего-либо и его следствием. Эта тема, какой бы она ни казалась простой, является чрезвычайно сложной. Во всяком случае, мы не можем возвращаться далеко назад, прослеживая причину причины, так как сами мы ничего не знаем о первопричинах. Некоторые мыслители утверждают, что причина лежит не в том, что случилось прежде, а в том, что произойдёт в конце. Эта доктрина, известная под названием теологии, связана с конечной целью и назначением вещей. Человек, в соответствии с этим образом мышления, активизируется не столько побуждениями, подталкивающими его сзади, сколько целями, манящими его вперёд, и эти манящие силы впереди находятся за пределами его контроля. Причина является в действительности целью, направляющейся к цели, заданной космосом. Поэтому говорят, что «причина лежит в мире духа, а следствие — в мире живых».

В осмыслении такого понятия, как «причина», учёные оставляют свободное поле для взаимодействия сил, находящихся за пределами из расчётов, что на популярном языке получило название шанса. Так называемые естественные законы, которые основаны на визуальности, — не более чем статистические данные, рабочие гипотезы и предположения. Возможно, астроном-философ Артур Эддингтон (ум. в 1944 г.) был близок к истине, когда он заявил: «Не существует строго причинного поведения».

И вот, наконец, мы подошли к наиболее реальной характеристике физического феномена — материальности. То, что мы называем материей, является формой, создаваемой нашими чувствами и, следовательно, иллюзией, а не объективной реальностью. Наука рассматривает материю как систему из энергий и событий, и свела её к абстракции. Как выразился Бертран Рассел, «материя — это удобная формула для описания того, что происходит, когда это на самом деле не происходит».

Субстанция — это форма особого света или пульсации энергии. Схоласты средних веков, вслед за Аристотелем, говорили о материи, или первоматерии, как они её называли, как о чистой потенциальности, лучистой сущности, заполняющей космос. Г-жа Блаватская утверждала то же самое, но в терминах оккультизма XIX века.

«Космос, — сказал Джеймс Джинс (1877-1846), — начинает походить скорее на великую мысль, чем на великую машину».

В большей части человеческого опыта мы обнаруживаем, что законы пространства, времени и причинности, которые являются фундаментальными для функционирования в мире физическом, далеко не универсальны. Пророчество, сверхчувственные способности, мистические озарения — это лишь вершины в широком диапазоне ксенофренической интуиции, которая находится за пределами пространства, времени и причинной связи. Опыты за пределами тела подтверждают, что материальный мир является случайным на фоне материального функционирования наших жизней, а не постоянной чертой каждого человеческого опыта. Наука не может принимать в расчёт того, что не оседает внутри её сферы. Это подобно пословице, что всё то не есть рыба, что не попало в сеть рыбака.

Две параллельных линии — наука и ультра-наука, похоже, встречаются на дальнем горизонте. Сами учёные ударяются в новый мистицизм и находят парадоксальные, почти магические формулы и средства выражения для своих, новых открытий, напоминающие старые писания алхимиков. Глубинные тайны науки открываются в не-пространственном, в не-причинном, в не-временном, в не-материальном планах.

Веками аксиомы геометрии, постулаты математики и то, что Аристотель называл законами мысли, были прочными опорами, поддерживающими наше представление о структуре материального мира, но недавно эти опоры были подмыты. Различие между физиками и метафизиками стало незаметным, так как великие физики были втянуты волей-неволей в философию.

Существует широко известная метафизическая точка зрения с длинной и респектабельной родословной, которая утверждает, что реальность, или «истинное существование», не принадлежит к нашему миру. Существует другой, — не-материальный или абстрактный мир, — где существуют реальные вещи, а феномен нашего мира — это отражения или копии той реальности. Священники находят эту мысль в Библии.

С точки зрения Платона, мир реальности состоит из представлений. Они существуют в другой сфере, но не как простые понятия, а как сложные прототипы или первоосновы. В том мире существует также представление о человеке, собаке, дереве и т.п.

Подобным образом некоторые люди верят в то, что существует и музыкальный мир в другом мире, в котором существуют музыкальные фразы и музыкальные представления. Великий композитор «прослушивает» отрывки этих божественных фраз, и его музыка является попыткой по-своему их передать. Бетховен (ум. в 1827 г.), который рассматривал великие творения музыки как нечто, что обнажает реальность, осознаваемую необычно, сказал о своей работе: «Тот, кто понимает смысл моей музыки, тот избавится от несчастий, которые огорчают других людей».

Все эти рассуждения предполагают существование прототипного проекта: представление, форма, Вселенная, который в своих разных аспектах составляет модель Реальности. Эммануил Кант говорил о «вещи в себе», которая, подобно платоновскому представлению, означала абстрактную реальность, лежащую вне предмета, который мы воспринимаем.

Воспринимаемые вещи, как они существуют в действительности, лежат за пределами обычного человеческого наблюдения или опыта.

Всё, что физически воспринимает наше бодрствующее сознание, является плодом нашей иллюзии, и мир вокруг нас, и время, и пространство, материальность и причинность — всё это составляет часть того, что лежит за пределами материального опыта.

Некоторые индийские философы пошли ещё дальше. Они объявили, что мир, в котором мы живём, это МАЙЯ, или иллюзия, созданная нашим сознанием.

Те, кто хотя бы немного знаком с духовной реальностью, утверждают, что «мир невидимый» — это не пустая фраза, но факт, прочно установленный через опыт мудрецов во всех веках. Смысл жизни может быть оценён только с духовной позиции. Святой Павел заявлял, что его родина находится в небесах; согласно учению мистиков, это не относится ко всем людям.

Д-р Е.М.Джоад (ум. в 1953 г.), который долгое время был атеистом, писал в своей последней опубликованной книге («Возрождение веры», Лондон, 1952) за год до своей смерти: «Дух... не имеет времени. Его истинная родина находится не в этом мире, а в другом реальном мире». Это подтверждает Пристли: «Что-либо значительное или сверхважное для нас имеет место не в видимом, а в невидимом мире».

Людвиг Витгейнштейн (ум. в 1951 г.) — лектор университета в Кэмбридже, верил, что «смысл существования мира должен находиться вне мира». «Всё преходящее — это только притча вечности», — писал Гёте. Целый том может быть заполнен цитатами великих людей, утверждающих, что все мы подвергаемся воздействию более высоких сил извне.

Эта точка зрения о существовании другой реальности, лежащей позади нашей мирской сферы, принята безоговорочно большинством религий. Ссылками на это другое измерение изобилует Библия. Самый первый параграф в этом перечне загадок и неясностей — Книга Бытия — ставит нас перед лицом аномалии: «Вначале Бог создал небо и землю». Это действие имело место до создания света, что последовало потом. Что же это была за земля, которая была создана раньше времени? Не наша, так как наша земля, как нам указано, была создана на третий день...

Некоторые говорят, что это был астральный мир; другие — что это прототипный мир, по образу которого был создан наш мир. Как ещё утверждают, можно трактовать значение столь загадочных строк этой книги, которые переданы в авторской версии, как прямое сообщение об образовании или создании растений и трав до того, как они выросли на земле (Быт. 2: 5), Где они существовали? В некоем абстрактном мире наряду с платоновскими представлениями, математическими аксиомами, метафизическими постулатами, Кантовской «Вещью в себе», «Прототипами» святого Августина?

* * *

Сады Эдема, подобные другому миру, находятся где-то ещё. Согласно еврейской традиции они находятся на третьем неба — это рай, куда попадают праведники после смерти. В этом нематериальном мире Эдема Адам и Ева согрешили вне материальных тел и только после того, как они согрешили, им дали (снова мистическая фраза) «покровы из кожи» — перед тем, как изгнали. Другими словами, человек был облачён плотью, получил физическое тело и изгнан в материальный мир только после падения.

Но, очевидно, наша привычка к материальному окружению, не всецело исключает нас из познания реального. По-видимому, реальность имеет свою иерархию, и разные люди познают её в разной степени. Все знания связаны с сознанием, а характер реальности воспринимается в зависимости от качеств познающего.

Сознание, возникающее от впечатлений чувств, даёт нам лишь мимолётную вспышку одной разновидности обширной области познания. Определённые ксенофренические интуитивные проникновения, такие, как вызванные инспирацией и мистической интуицией, расширяют наше познание и представляют нам другую грань истины. Некое «значение» может открыться нам внезапно в разное время, которое в большей или меньшей степени приближается к космическому сознанию — вершинный опыт и глубинное чувство определённых писателей, художников, учёных.

Религиозная экзальтация и мистическое озарение имеют много примеров в истории. Один из них — это жизнь св. Фомы Аквинского — одного из величайших теологов церкви.

Фома Аквинский, ещё будучи студентом, был чрезвычайно трудолюбив. В результате его многолетних усилий возник фундаментальный схоластический труд, который даже в те времена был единодушно принят авторитетами католической церкви. Эта работа систематизировала всё философское наследство от античности до XIII века, включая писания еврейских и арабских мыслителей. Вряд ли найдётся хоть один религиозный вопрос, из которого бы он не вывел правила и для которого не дал бы подстрочного примечания. За свои обширные познания среди прочих титулов он получил титул Божественного Доктора.

Но неожиданно он оставил своё дело незаконченным. Любопытная история сообщает о последней фазе озарения св. Фомы. Он служил обычную мессу в декабре 1273 г., как вдруг перед ним возникло видение... Очертания другого мира, который он так долго изучал, того, другого измерения, которое он знал только по книгам, внезапно открылись ему в быстрой и яркой вспышке.

Он вернулся в свою келью, пребывая будто бы в глубоком сне. Его друг и наперсник брат Реджинальд, не подозревавший, что произошло с братом Фомой, думал, что тот сейчас продолжит свою работу над главой об этитипии, которой он недавно был поглощён. Но Фома не возобновил своего писания и не проявил никаких видимых намерений его продолжить. На просьбу озадаченного друга завершить начатую работу, которую он писал во имя восхваления и славы Бога и для просвещения мира, Фома ответил брату Реджинальду с величайшей искренностью и мольбой: «Во имя Всемогущего Бога и вашего долга по отношению к нашему Ордену, и ради любви, которую вы питаете ко мне, никогда не говорите никому, пока я жив, того, что я собираюсь сообщить вам»... Брат Реджинальд услышал несколько простых слов, которые были, вероятно, самыми необычными признаниями, которые он когда-либо слышал. Брат Фома продолжал: «По сравнению с тем, что я видел, и тем, что открылось мне, всё, что я написал, похоже, не стоит гроша ломаного».

Через месяц после этого он скончался. В то время ему ещё не было 50 лет

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: