Авантюра Василия Косого 1 страница

Итак, 5 июня 1434 г. в Москве скончался великий князь Юрий Дмитриевич. Вопрос о наследнике престола всплыл с еще большей остротой, чем девять лет тому назад, после смерти его старшего брата, Василия. Иным был и расклад сил. Властью в великом княжестве обладали прямые наследники князя Юрия, которому еще недавно радушно отворила ворота и столица государства - Москва. Молодые и энергичные сыновья Юрия Дмитриевича Василий Косой и Дмитрий Шсмяка, уже достаточно понюхавшие запаха пороха, в течение долгих лет шли рука об руку к власти. Их кузен Василий Васильевич не мог рассчитывать — во всяком случае в ближайшем будущем — на возвращение великого княжения и бежал из столицы, надеясь найти прибежище в каком-либо городе, где были сильны антимосковские настроения.

Правда, эта, казалось бы, кристально ясная расстановка сил при ближайшем рассмотрении затуманивалась. Срок пребывания князя Юрия в Москве оказывался совсем небольшим (немногим более двух месяцев), чтобы можно было сказать о полной гармонии интересов галицких князей с москвичами (предшествующий опыт князя Юрия говорил скорее о существовании между ними серьезных противоречий). Не прошли еще искуса обладания великокняжеской властью Юрьевичи и, выдержит ли их братский союз это серьезное испытание, предвидеть было трудно. Наконец, чем окончатся жаловался Дмитрий Меньшой «по старине», т.е. на условиях «сместного» (совместного) владения с Великим Новгородом. Положение Вятки определялось распоряжением Юрия Дмитриевича («по отца вашого последнему докончанью»), т.е. Вятка должна была находиться в совместном владении Юрьевичей⁷. В качестве компенсации за сожжение Галича зимой 1434 г. Василий II освободил этот город от уплаты «ордынского выхода» на три года («а галицькие ми выти не взяти в выход три годы»).

Не найдя сочувствия своему стремлению любой ценой снова овладеть великокняжеским престолом, князь Василий Юрьевич осенью 1434 г. покинул Новгород, где он провел всего восемь недель. Василий Косой двинулся по Мете, затем перебрался в Бежецкий Верх и Заволочье, при этом «много зла бысть от него»⁸. Этот поход в какой-то мере был ответом на докончание Василия II с братьями Василия Косого, согласно которому Бежецкий Верх переходил к Дмитрию Красному. Оговорка о том, что порядок управления Бежецким Верхом сохранялся старый (совместно с Новгородом) 9, по существу ничего не меняла. Василий Юрьевич рассчитывал на то, что безвольный Дмитрий Красный не сможет организовать ему сопротивление, а сам он сумеет укрепиться в Бежецком Верхе, тем более что «заволочани задашася за него, и крест к нему цсло-ваша, а от Новагорода отъяшася»¹⁰.

Слабость Василия Косого заключалась в разорванности его княжения на две части: одну составляли буйные вятчане, другую (западные владения) - Дмитров, Звенигород и, возможно, Руза и Ржева. Попытка обосноваться в Бежецком Верхе имела своей целью создать вокруг Москвы на западе полукружье, которое могло стать плацдармом для наступления на столицу великого княжения. Но реальной опорой в борьбе с Москвой могли быть только северные земли, на которые распространялось влияние Дмитрия Шемяки. Вятчане были слишком далеко.

Однако закрепиться в районе Бежецкого Верха Василию Юрьевичу не удалось, и он, пройдя Заволжьем, вышел на Кострому¹¹. Пробыв некоторое время в Костроме, Василий Косой двинулся на Москву. Но в битве при реке Которосли (между Ростовом и Ярославлем) он 6 января 1435 г. потерпел поражение¹². Ему пришлось бежать в Кашин (по словам одного из летописцев, мимо Ростова), где он «окопився», т.е. соединился с новыми силами¹³. Сюда собрались остатки его «дружины» (примерно 300 человек). От великого князя тверского Бориса Александровича, стремившегося сохранить «равновесие» претендентов на великое княжение в Северо-Восточной Руси, прибыла подмога, в том числе «кони, и порты, и доспех»¹⁴.

Полагая, что князь Василий Юрьевич находится в Вологде, Василий II направил туда своих воевод «со всеми людми». Обычно посылались в поход все военные силы, имевшиеся в распоряжении великого (или удельного) князя. Василию Косому удалось «безвесно» (незаметно) прийти на Вологду и захватить врасплох всех великокняжеских воевод. В плен попали боярин Ф.М. Челядня, а также В.М. Шея (Морозов), А.Ф. Гол-тяев и др. Пограбив заодно и саму Вологду, Василий Юрьевич пошел, по словам Типографской летописи, «в Новогородскос»¹⁵. По Ермолинской летописи, он двинулся с Вологды в Заозерье «и, пришед, ста у Дмит-рея Святаго на устьи»¹⁶. Речь идет о реке Устье. Князь Дмитрий Заозерский (очевидно, союзный с Дмитрием Шсмякой, а значит, в то время и с Василием II) не хотел пропустить Василия Косого в Новгород, но тот, «бив его», взял в плен его мать и сестру, а также «имение его все взяв». «...Много же людей заозерян на том бою избьено бысть», — отметил летописец¹⁷. Военные действия захватили Ярославщину и Бслоозсро¹⁸.

После военных действий в Заозерье, судя по Ермолинской летописи, Василий Юрьевич двинулся к Устюгу. Здесь, очевидно, горожане не оказали ему сопротивления и открыли городские ворота. Впрочем, на Устюге были не только сторонники Василия Косого. Его враги составили заговор, решив на Пасху (17 апреля) убить князя. Однако у Василия Юрьевича нашлись и доброхоты, предупредившие его о грозящей опасности. Василий Косой бежал за Сухону, едва спасшись от гибели. Тс из его сторонников, кто не успел последовать за ним, были убиты. Устюжан, взятых в плен Василием II, заговорщики «отполонили»¹⁹. Между вятскими союзниками Василия Косого и частью устюжан, очевидно, вспыхнули старые распри. Его противники явно рассчитывали на поддержку Василия II, но великий князь пока еще не мог оказать им действенной помощи.

Весной 1435 г. Василий Юрьевич снова пришел к Костроме и послал «по вятчан», которые поспешили к нему на подмогу. Узнав об этом, Василий II счел для себя за благо заключить мир со своим соперником. За отказ от претензий на великокняжеский престол он пожаловал Василию Косому Дмитров, как это было в аналогичном случае с его отцом²⁰. Договор санкционировал также незыблемость соглашения великого князя с союзными ему Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. В противне докончания Василий Юрьевич подчеркивал, что князья должны руководствоваться в своих взаимоотношениях нормами завещания Дмитрия Донского (жить «по душевной грамоте деда нашего великого князя Дмитрия Ивановича»). Василий Юрьевич обещал вернуть белозерский и ярославский полон, а также награбленное им на Вологде имущество бояр. Наконец, он обязывался не принимать гостей и суконников, бежавших от Василия II в Тверь.

Докончание оказалось недолговременным. В Дмитрове Василий Юрьевич пробыл всего с месяц, а затем снова отправился в Кострому, послав великому князю «разметные грамоты». В чем была причина очередного обострения отношений между князьями, нам не известно. В Костроме Василий Юрьевич прожил до «зимнего пути». Когда установились холода, он вместе с вят-чанами двинулся к Галичу. Удар и на этот раз был направлен по слабому звену великокняжеской коалиции: в Галиче находился союзный Василию II безынициативный брат Василия Косого Дмитрий Меньшой. Расчет был правильным. Город был взят. Затем Василий Косой направился к Устюгу. В заговенье на Филиппов пост (15 ноября - 25 декабря) он вышел на реку Кич-менгу и двинулся по реке Югу. Устюг был осажден 1 января 1436 г. Осада затянулась на девять недель. В конце концов город пал. Воевода князь Глеб Иванович Оболенский был убит, владычный десятинник Иев Булатов повешен²¹. Да и многие устюжане посечены были и повешены в отместку за попытку убить князя Василия Юрьевича во время заговора 1435 г.

Тем временем зимой 1436 г. Дмитрий Шемяка приехал в Москву звать Василия II к себе на свадьбу в Углич. Его невестой была Софья, дочь князя Дмитрия Заозерского²². Вряд ли этот шаг означал попытку заманить великого князя в ловушку или устроить на свадьбе какой-либо скандал по образцу происшедшего в феврале 1433 г. Дмитрий Шемяка в это время воздерживался от поддержки своего старшего брата и, вероятно, пытался нормализовать свои отношения с Василием II. Однако Василий Васильевич иначе оценил его намерение и решил по-своему использовать предоставленную ему возможность. Он попросту «поймал» князя Дмитрия и отправил его с приставом Иваном Старковым на Коломну²³. Очевидно, великий князь усмотрел связь выступления Косого с приездом Шемяки и решил не допустить тесного «единачества» братьев²⁴. Этот шаг Василия Васильевича был несомненным просчетом. Он привел к раздроблению сил коалиции князей, выступавшей против авантюристических действий Василия Косого.

Поступок великого князя вызвал негодование в среде сторонников Дмитрия Шемяки, и когда с Устюга Василий Юрьевич двинулся на Вологду, то к нему присоединился двор Дмитрия Шемяки, представлявший крупную боевую силу («княжи Дмитреевы братни дворяне 500 человек»)²⁵. Во главе двора находился воевода Акинф Волынский. Выступив против Василия II весной 1436 г., Василий Юрьевич переправился через Волгу и подошел к Нерехте. Очевидно, он от Вологды шел по Мологе и Волге.

В молниеносных рейдах Василия Косого прослеживается некая система, объясняющаяся и сложной обстановкой 1434-1436 гг., и самим характером этого князя. Василий Юрьевич стремился прежде всего обеспечить себе поддержку тех земель, в которых влияние его братьев и Василия II не было прочным. Не имея достаточно сил для захвата Москвы, он предпочитал громить своих врагов поодиночке, нанося удары по их наиболее слабым позициям. В 1434 г. Василий Юрьевич рассчитывал на поддержку Новгорода и тех его волостей, которые находились в совместном владении с великими князьями (Бежецкий Верх). Он надеялся также, что антимосковская позиция Костромы приведет ее к союзу с ним (сходными были расчеты в недавнем прошлом и Василия II). В начале 1435 г. после неуспеха первоначального плана Василий Юрьевич решил нанести основной удар по ярославским союзникам Василия II и Дмитрия Шемяки, с тем чтобы добиться захвата Костромы и Вологды. Видя, что наиболее верным союзником его стала Вятка, Василий Косой решил укрепиться на Вологде и в Устюге, чтобы как-то приблизить свои владения к землям вятчан.

Предпринимая все эти действия, Василий Косой надеялся, что ему удастся одному, без коалиции князей одержать победу. Это был его крупнейший просчет. Особенно пагубно на судьбе Василия Юрьевича сказалось то, что он практически потерял свою столицу (Звенигород), столицу Шемяки (Рузу) и оттолкнул от себя влиятельного можайского князя Ивана Андреевича, перешедшего в стан сторонников Василия II.

Слабость позиции Василия Косого учло окружение Василия II, которое добивалось объединения вокруг Москвы князей «гнезда Калиты». Великого князя поддержали Иван Андреевич Можайский и Дмитрий Меньшой²⁶. Возможно, с Василием II были заодно и его наиболее преданные союзники - белозерский князь Михаил Андреевич и серпуховской князь Василий Яро-славич. Великого князя поддерживал ярославский князь Александр Федорович Брюхатый. К Василию II прибыл из Литвы князь Иван Баба Друцкий²⁷. Наконец, поняв опрометчивость своего поступка, Василий II распорядился освободить Дмитрия Шемяку «из железа», предписав «быти ему простому на Коломне», т.е. жить там как бы под негласным надзором. Трудно сказать, как подействовал этот жест на позицию двора Шемяки.

После этой дипломатической подготовки Василий Васильевич двинулся против своего основного противника.

Решительная битва состоялась 14 мая 1436 г. в Ростовской земле на реке Черехе (между Волгой и селом Большим), у церкви Покрова в Скорятине²⁸ (по другим сведениям-«в Ростовском Нализе»²⁹). Сначала враждующие стороны взяли перемирие до утра³⁰. Полки, распущенные Василием II, разъехались «век кормов деля». Этим попытался воспользоваться Василий Косой. Нарушив достигнутое временное соглашение, он совершил дерзкий набег на лагерь великого князя. Однако «сторожа» предупредили Василия II о грозящей ему опасности, и по сигналу боевой тревоги тому удалось собрать свои силы. В начавшейся баталии успех сопутствовал Василию Васильевичу. Отряды Василия Косого были наголову разбиты, а сам он бежал с поля боя. Однако князя догнали и схватили Борис Тоболин и князь Иван Друцкий³¹. Пленник был препровожден в Москву и 21 мая ослеплен³². Победители расценили особо опасными действия вятичей, поэтому их воевод ждало суровое наказание. Один из них, Дятел, был повешен в Москве, а другого, Семена Жадовского, «в Переславли чернь мужики ослопы убили», т.е. забили насмерть³³.

По возвращении в Москву Василий II послал за Дмитрием Шемякой в Коломну «и пожаловал его»³⁴.

Одной из причин поражения Василия Юрьевича была его нерасчетливая уверенность в обеспеченности успеха. Когда он с конным войском переправился через Волгу и пошел на Нерехту, то главную свою ударную силу - 400 вятчан — отпустил от себя вверх по Волге к Ярославлю (центр сопротивления союзников Василия II). Ожидая, что во главе этой судовой рати будет сам Василий Косой, Василий II направил под Ярославль 7-тысячнос войско во главе с ярославским князем Александром Федоровичем Брюхатым. Получив весть, что под Ярославлем на устье реки Туношны (в 15 верстах от города) стоит какая-то судовая рать, вятчане поспешили на помощь к Василию Косому. Соединиться с его силами они так и не успели. Им удалось только захватить князя Александра, которого они и препроводили на Вятку³⁵.

Но в целом битва на Черехе привела к разгрому сил, боровшихся против коалиции князей во главе с Василием II.

Умер Василий Косой в 1447/48 г.³⁶ Это был человек авантюрного склада. Несомненно обладавший задатками крупного полководца, он переоценил свои силы и ухитрился растерять своих надежных союзников. Его гибель в междукняжеской борьбе за власть была естественным следствием этого.

Победа над Василием Косым не означала еще установления единовластия Василия II. Одолеть старшего сына Юрия Дмитриевича ему удалось только вместе с коалицией могущественных князей-союзников, которые за оказанную великому князю поддержку рассчитывали получить вознаграждение и сохранить свои позиции в уделах.

Через месяц после победы над Василием Косым (13 июня 1436 г.) Василий II и Дмитрий Шемяка составили новое докончанис³⁷. И на этот раз Дмитрий Юрьевич признал себя «молодшим братом» Василия Васильевича. Он подтвердил переход удела Василия Косого (Дмитров и Звенигород) Василию II. Удел Константина Дмитриевича (Ржева и Углич) остался по-прежнему за Дмитрием Шемякой и его братом Дмитрием Красным. Возможно, в то же самое время составлены были договоры Василия II с другими его союзниками-князьями - Иваном и Михаилом Андреевичами. В «прибавку» к своей отчине князь Иван Можайский получил Козельск и Лисин. Андреевичи, как и Дмитрий Юрьевич, признали Василия Васильевича «братом старейшим»³⁸. Так системой договоров подведены были итоги борьбы Василия II с Василием Косым. Победа московского князя тем самым получила правовую санкцию.

Флорентийская уния

Примерно пять лет сохранялся компромисс, достигнутый в 1436 г. Эти годы были наполнены подготовкой сторон к дальнейшему противоборству. Василию Васильевичу, по-видимому, казалось, что он поступился слишком многим, а союзники, очевидно, рассчитывали на большее.

Не урегулированы были отношения Москвы с Новгородом и Литвой. Нарастала угроза со стороны Большой Орды и ее наследников. Нужно было решить запутанный церковный вопрос, переплетавшийся с русско-византийскими отношениями. Серьезные осложнения внешнеполитической обстановки и внутрироссийские трудности не позволяли Василию II выступить против Дмитрия Шемяки. У галицкого же князя пока сил хватало только на то, чтобы не утратить независимость в своих внутренних делах.

Обострение борьбы Василия II с Василием Косым привело к росту самостоятельности Новгорода, осмеливавшегося проводить самочинные внешнеполитические акции против своих «ослушников». Еще зимой 1435/36 г. Новгород послал войска в карательную экспедицию против Ржевы. Речь шла о Пустой Ржеве, находившейся на притоке Великой. Этот небольшой городок с волостью издавна был очагом споров между Новгородом и Литвой. Он платил дань («ржевскую дань») Новгороду, но признавал власть Литвы. Впрочем, ржевичи платили дань нерегулярно («не хотеша дани давати»)¹. Это и вызвало поход новгородцев на них. Новгородцы «казниша ржевиць и села вся пожгоша по Ръжеве по плесковьскыи рубежь»².

Тогда же, в предвидении нового столкновения с Василием Косым, Василий II попытался урегулировать отношения с Новгородом, памятуя, что в Новгородской земле были силы, готовые поддержать его противника. Разногласия Новгорода с Москвой касались прежде всего положения тех новгородских волостей, которые хотел освоить московский великий князь. Так вот, зимой 1435/36 г. Василий II «человаше крест» Новгороду, что он «отступитися» новгородской «отцины Бежичкаго верха и на Ламьском волоке и на Вологде». Эту заманчивую для новгородцев посулу великий князь подкрепил обещанием послать своих бояр на размежевание земель в 1436 г. на Петров день. Однако победа Василия II над Василием Косым сделала предполагавшуюся уступку земель для Москвы ненужной, и никаких своих «мужей» на развод земель летом 1436 г. великий князь не прислал³. Новгородский вопрос остался, таким образом, нерешенным.

Резкое обострение обстановки в Великом княжестве Литовском имело влияние и на позицию русских земель по отношению к претендентам на великокняжеский престол в Литве. 1 сентября 1435 г. Свидригайло потерпел тяжелое поражение от Сигизмунда Кейстутовича на реке Свенте (у Вилкомира). Псковский летописец писал, что «за много лет не бывало такого побоища в Литовской земли»⁴. Свидригайло бежал с поля боя в Полоцк «на 30 конях» вместе со своим союзником Юрием Лугвеньевичем 5. Летом 1436 г. от Свидригайла отложились и союзные ему Полоцк и Витебск.

Перемену обстановки в Великом княжестве Литовском учли старые союзники Свидригайла. С Сигизмун-дом поспешил заключить мирное докончание бывший верный доброхот Свидригайла великий князь тверской Борис Александрович⁶. 31 декабря 1435 г. с Польшей заключили мир Прусский и Ливонский ордена, обещавшие порвать с Свидригайлом. Не отстал от них и Новгород, понимая, что его противостояние Москве возможно при сохранении прочных тылов на западе. Зимой 1436/37 г. новгородцы отправили своих послов к победителю на Свенте и заключили с Сигизмундом мирный договор⁷. Это, конечно, не означало, что новгородские власти готовы были к открытому сопротивлению Москве. Отнюдь. Они хотели остаться в положении буфера между Западом и Востоком. Поэтому, когда весной 1437 г. к ним из Москвы прислан был виднейший боярин Василия II князь Юрий Патрикеевич за «черным бором», они заплатили ему этот тяжелейший для них побор⁸.

Существенные перемены, оказавшие влияние на ход борьбы за единовластие на Руси, произошли в «Поле». В ходе перегруппировки сил в Орде против Улу-Мухаммеда выступил один из сыновей Тохтамыша — Сеид-Ахмед. Сферы влияния обоих царей были различными. Если Сеид-Ахмед захватил на время Крым, а потом обосновался на Днепре, то Улу-Мухаммед кочевал в приволжских степях. Очевидно, именно ордынцы Сеид-Ахмеда в конце 30-х годов XV в. больше других татар опустошали русские окраины и «украйные села поимаша»⁹. Наверное, именно они не только в 1437 г. приходили на Рязань, но и в 1437/38 г. «воеваша Рязань и многа зла учиниша»¹⁰.

Осенью 1437 г., потерпев поражение от Сеид-Ахмеда, Улу-Мухаммед с небольшими силами («царю в мало тогда сушу») пришел в район города Белева («седе во граде Белеве, убежав от иного царя»). Он поставил там городок и решил в нем зимовать («от хврастиа себе исплеть, и снегом посыпа и водою поли, и смерзеся крепко»)¹¹.

Белев находился в верховьях Оки среди других княжеств, состоявших в вассальных отношениях с Литвой. Однако белевские князья стремились сохранить и свои старинные связи с Москвой, рассчитывая найти в ней поддержку и против набегов ордынских царей, и против усиливавшегося нажима литовских великих князей¹². Ситуация в районе Белева была небезразлична Василию II еще и в силу важности для Москвы этого района как в стратегическом отношении (Белев прикрывал русские границы на юге), так и в экономическом (Ока была важнейшей для нее торговой артерией). Поэтому, узнав о намерении Улу-Мухаммеда обосноваться в районе Белева, Василий Васильевич поспешил сорвать эти его планы. Отправляя войска в поход против сильно потрепанного в схватках с Сеид-Ахмедом Улу-Мухаммеда, Василий II учитывал также прямые интересы белевских княжат (а возможно, и их просьбу). Во главе войск поставлены были князья Дмитрий Юрьевич Шемяка и Дмитрий Юрьевич Красный. С ними великий князь послал и «прочих князей множество, с ними же многочислении полки»¹³.

Братья-разбойники, как утверждала великокняжеская летопись, не преминули по дороге заняться грабежом («все псграбиша у своего же православного христьянства, и мучаху людей из добытка, и животину бьюще, назад себе отсылаху, а ни с чим же не разоидяхуся, все грабяху и неподобная и скверная деяху»)¹⁴.

Немногочисленные татарские полки сначала под Бслевом были разбиты и отброшены в город. Однако закрепить этот успех русским войскам не удалось. Ворвавшиеся в Белев воеводы Петр Кузьминский и Семен Волынец погибли. Наутро татары, «убоявся князей Русьскых, и нача ся давати им в всю волю их, и в закладе дети своя давати, и что где взяли, и не в великого князя отчине, полону, то все отдавали, и по тот день не чинити им пакости»¹⁵. Переговоры вели «зять царев» Елбердей и князья Усеин Сараев и Сеунь-Хозя, а с русской стороны - В.И. Собакин и А.Ф. Голтяев¹⁶. Воеводы отвергли предложения Улу-Мухаммеда. Полагаясь на численное превосходство своих войск («видевъше своих многое множество, а сих худое недостаточьство»), они решили окончательно добить ордынцев.

5 декабря 1437 г. началось новое сражение. Однако его конец был совсем не таким, на который рассчитывали воеводы. Летописец с горечью писал: «...малое и худое оно безбожных воиньство одолеша тмочисленым полком нашим, неправедне ходящим, преже своих губящем»¹⁷. Старожилы рассказывали, что в разгроме русских войск повинен был мценский воевода Григорий Протасьев. Глубоко вдвинутый в Степь верховский город Мценск (на реке Зуше) терпел большие неприятности от ордынцев. Поэтому дурной мир с ними был для горожан предпочтительнее хорошей войны. Эти настроения сказались и на событиях под Мценском в 1437 г.¹⁸ Протасьев якобы «сотвори крамолу, хотяше бо лестию промеж их мир со-творити». Русские воеводы склонились было к его доводам, а тем временем он предался на сторону врага и послал своего человека к Улу-Мухаммеду, подбивая его выступить против русских. Воспользовавшись мглой, татары наутро незаметно вышли из острога и ударили по русским полкам¹⁹. Позднее (в 1439 г.) за измену Василий II у Григория Протасьсва «очи вымал»²⁰.

С отходом Улу-Мухаммеда из-под Белева после сражения 5 декабря 1437 г. обычно связывается основание им Казанского ханства²¹. Эта точка зрения опирается на комплекс источников, и прежде всего на рассказ Казанского летописца²². Этот источник наполнен баснословными сведениями и нуждается в тщательной проверке другими материалами. В татарских летописях (позднего происхождения) первым казанским ханом называется Алим-Бек («Либей» рассказа Воскресенской летописи под 1445 г.), вслед за ним идет Улу-Мухаммед²³. В Устюжской летописи под 1445 г. говорится, что Василий II был сведен «в Казань»²⁴, а не в Курмыш, как сообщают остальные летописи²⁵. Впрочем, и в других местах Устюжской летописи Казань упоминается там, где ее нет в остальных летописцах²⁶. Несмотря на неясность сведений, версия о том, что после декабря 1437 г. Улу-Мухаммед стал казанским царем, наиболее правдоподобна.

Положение Москвы осложнилось после назначения в Константинополе нового митрополита - Исидора, одного из наиболее умных и решительных сторонников церковной унии между католической и православной церковью.

В годы борьбы Василия II с галицкими князьями русская церковь твердо придерживалась старинного правила - «всякая власть от Бога». Поэтому митрополит Фотий отстаивал единодержавие московского великого князя. Однако 1 июля 1431 г., т.е. в начале междукняжеской «замятии», он умер. Русь надолго осталась без его преемника. Почти полтора десятилетия руководство русской церкви не принимало сколько-нибудь заметного участия в борьбе князей за великое княжение.

Исторически сложилось так, что на землях, входивших в сферу влияния галицких князей, не было самостоятельных епархий. Это ослабляло позиции Юрия Дмитриевича и его старших сыновей. На Руси тогда существовало восемь епархий. Две из них - Новгородское архиепископство и епископство Тверское - держались вполне самостоятельно. Формально они подчинялись власти московского митрополита, но по существу были от него независимыми. На церковные соборы, созывавшиеся в Москве, они предпочитали не являться, ограничиваясь присылкой «повольных грамот», в которых заранее соглашались с принимаемыми решениями. В какой-то мере отношение новгородской и тверской церкви к московской копировало отношение Твери и Новгорода к великокняжеской власти.

Наиболее влиятельным из остальных епископов был ростовский владыка Ефрем (на епархии с 1427 г.). Ему были подведомственны кроме Ростова Ярославль, Белоозсро. а также Устюг и Галич. Ефрем был решительным противником галицких князей. Именно его «пограбил» Василий Косой в 1435 г.²⁷ Ефрем первым подписывал все соборные грамоты и послания.

Коломна считалась «уделом» московского князя, а коломенский епископ был вернейшим соратником митрополита и великого князя²⁸. Возможно, в его ведении находился и удельный Можайск²⁹. Рязанский епископ Иона уже с 30-х годов XV в. был для Василия II наиболее приемлемым кандидатом в митрополиты. Это соответствовало и отношениям Москвы с Рязанью. В Рязанскую епархию входил и Муром³⁰. Суздальский епископ Авраамий был доверенным лицом Василия II (позднее именно его великий князь послал сопровождать Исидора в Италию на церковный собор).

В Пермь посылались наиболее воинствующие защитники православия, способные добиться искоренения «поганьства». Пермские епископы, конечно, принадлежали к числу противников галицких князей, подданные которых заражены были языческой «прелестью». Наконец, епископ Сарский, связанный с Задоньем и Ордой, находился также в полной зависимости от Рязани и Москвы. Пока реальной власти у галицких князей не было, церковь относилась к ним резко враждебно.

В 1432/33 г. в Константинополе на Русь поставили новым митрополитом смоленского епископа Герасима. Осенью 1433 г. он вернулся оттуда в Смоленск, а в Москву не поехал, «зане князи руския воюются и секутся о княжении великом на Руской земли»³¹. Е.Е. Голубинский и А.Я. Шпаков считали, что Герасим поставлен был только киевским (литовским) митрополитом, а не «веся Руси»³². С этим согласиться нельзя. Новгородские и псковские летописи единодушно говорят, что Герасим был митрополитом «Руской земле»³³.

В Москве в ту пору спешно «нарекли» в митрополиты рязанского епископа Иону³⁴. По Е.Е. Голубинскому, это произошло уже после выезда Василия II из Орды (29 июня 1432 г.), за некоторое время до его свадьбы (8 февраля 1433 г.) или какое-то время спустя³⁵.

Иона происходил из семьи небогатого солигалич-ского землевладельца Федора Одноуша. Двенадцати лет он постригся в монахи и жил на Симонове в бытность там Варфоломея, Ивана Золотого и Игнатия йконника. Это было примерно во второй половине 20-х - начале 30-х годов XV в.³⁶ Строитель Варфоломей (упоминающийся в 1436 г.) известен как ревнитель строгих нравов. Назначен он был на должность самим Василием I ³⁷.

Однако константинопольский патриарх не утвердил Иону в митрополичьем звании, ибо еще до его прибытия в Константинополь назначил в митрополиты Герасима. После приезда в Великое княжество Литовское осенью 1433 г. Герасим стал главой общерусской церкви. 11 апреля 1434 г. к нему на поставление в архиепископы отправился из Новгорода Евфимий II (вернулся в Новгород 11 мая)³⁸. В начале 30-х годов Герасим поддерживал претензии на великокняжеский престол Свидригайла. Папа Евгений IV в послании от 20 октября 1434 г. писал о готовности Свидригайла и Герасима принять церковную унию³⁹. Однако вскоре, в конце апреля 1435 г., митрополит был схвачен по обвинению в организации заговора против великого князя. У него обнаружили «переветные грамоты». Митрополит готовил передачу Смоленска врагу Свидригайла Сигизмунду, но в последний момент заговор был открыт смоленским наместником. 26 июля Герасима сожгли в Смоленске⁴⁰. Митрополичий престол стал опять вакантным.

В конце 1435 - начале 1436 г. в Константинополь на поставление в митрополиты снова отправился Иона. Его сопровождал великокняжеский боярин Полускт Морс⁴¹. Но и на этот раз Ионе не повезло. До его приезда туда, очевидно в середине 1436 г., митрополитом в Москву патриархия утвердила грека Исидора, видного церковного деятеля, широко образованного человека, проявлявшего несомненный интерес к античной литературе. Будучи по образованию и убеждениям гуманистом, Исидор любил стихи Гомера, трагедии Софокла и речи Цицерона⁴². 2 апреля 1437 г. Исидор прибыл в Москву⁴³.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: