Авантюра Василия Косого 3 страница

Особенно большой ущерб новгородцам принесли походы тверичан. Осенью 1443 г. «из Тферьского много повоеваша земле и сел новгородчкых, Бежичкыи Верх и Заборовье и Новоторскыи волости вси». Бедой новгородцев хотел воспользоваться Казимир IV. Он предложил им: «...возмите моих наместников на Городище, а яз вас хочю боронити; а с князем есмь с московьскым миру не взял вас деля». Но новгородцы на это не пошли¹⁴⁰.

Со времени соглашения 1436 г. между Василием II и Дмитрием Шемякой прошло уже десять лет, а отношения между князьями, несмотря на конфликт 1441 -1442 гг., продолжали регулироваться достигнутым компромиссом. Чрезвычайные события нарушили равновесие сил.

Пиррова победа

За видимостью добрососедских отношении между «старейшим братом» Василием II и «молодшим» - Дмитрием Шемякой скрывалась непримиримая вражда, которая ждала только случая, чтобы выплеснуться наружу. Рано или поздно князья-соперники должны были попытаться решить спор о власти в открытом противоборстве.

Что же случилось после 1436 г., когда московского великого князя и галицкого князя, судя по докончанию между ними, связывало, казалось бы, единство интересов? Дело в том, что князей объединяла не общность интересов, а братство по оружию - борьба с одним и тем же противником - Василием Косым. После устранения Косого с политической арены этого противника уже не было. Пользуясь правами «брата старейшего», Василий Васильевич завладел наследием старшего брата Дмитрия Шемяки - городами Звенигородом и Дмитровой, входившими в удел Василия Косого, что вынужден был сквозь зубы признать «законным» и сам Дмитрий Шемяка в докончании 1436 г.

После смерти младшего брата Шгмяки, Дмитрия Красного (1440 г.), значительную часть его удела (Бежецкий Верх) также прихватил великий князь. Все эти действия Василия II Дмитрий Шемяка мог расценить как чистый грабеж, нарушение «братских» отношений, а в конечном счете и завещания Дмитрия Донского о составе удела его отца, князя Юрия Дмитриевича. Василий II медленно, но неуклонно стремился ограничить и суверенитет галицкого князя. В 1440 г. великий князь сократил судебные привилегии Дмитрия Шемяки.

Однако сил для решительного сопротивления великому князю, а тем более для победы над ним Дмитрию Шемяке не хватало, что и показали события 1441 -

1442 гг. Но и у Василия II не было в достатке возможностей покончить с очагом недовольства в Галиче, тем более что в это же время другие важные дела занимали великого князя. То произошел досадный казус с Флорентийской унией и строптивым митрополитом-умником Исидором (1439-1441 гг.), то страну снова посетили стихийные бедствия (1442 — 1443 гг.). В ту пору вовсе, наверное, перестали вести счет бесконечным набегам ордынцев. Иными словами, прочных тылов, необходимых для многотрудной борьбы с Дмитрием Шемякой, у Василия II пока на востоке и юге не было.

Обосновавшись в Казани, Улу-Мухаммед начал свои набеги на русские земли уже с 1439 г. Особенно они участились к середине 40-х годов¹. В 1444 г. Улу-Мухаммед «нача помышляти к Новугороду к Нижнему». В чем состояло его «помышление», несмотря на скупость летописных сведений об этом, легко можно догадаться. Богатый волжский город по замыслу Улу-Мухаммеда должен был стать для Казани дойной коровой (вроде как Новгород Великий для его соседей). Этого ни в коем случае не хотел допустить Василий II, сам зарившийся на нижегородские прибытки. Ответом на действия Улу-Мухаммеда стало распоряжение великого князя «осады крепити»². Это не остановило татарского царя. Он теперь не ограничился кратковременным набегом.

Зимой 1444 г. Улу-Мухаммед не только вошел в «старый» Нижний Новгород, но и взял Муром, затем «седе в Муроме»³. Тем временем другие отряды татар воевали Лух⁴. Это уже представляло серьезную опасность для Москвы, тем более что суздальско-нижегородские княжата издавна склонны были искать контактов с ордынскими царями. Поэтому Василий II решил отбросить ордынского властелина за пределы Московского великого княжества. Не теряя времени, он выступил из Москвы и Крещение (6 января 1445 г.) провел уже во Владимире. Поход задуман был внушительным. Вместе с великим князем против его недруга отправились все князья «гнезда Калиты», в их числе Дмитрий Шемяка, Иван и Михаил Андреевичи и Василий Ярославич. Великий князь шел в поход «со всеми князи своими, и боляры, и воеводами, и со всеми людьми»⁵.

Узнав о движении столь многочисленного воинства, Улу-Мухаммед предпочел уклониться от встречи с ним и «бегом» возвратился в Нижний Новгород («Старый»). С Крещения в Нижнем Новгороде «Меньшом» в ссаде («затворишася») сидели воеводы князь Федор Долгол-дов и Юрий (Юшка) Драница⁶.

«Передний полци» (воеводы), отправленные Василием II, побили татар и под Муромом, и «в Гороховце, и во инех местех». На этом кампания окончилась. Успокоенный легкой победой на востоке, Василий II поспешил вернуться через Суздаль и Владимир в Москву (26 марта)⁷.

Во время похода против Улу-Мухаммеда драматические события разыгрались на западе. Еще зимой 1444/45 г. Василий II послал двух татарских царевичей (сыновей Улу-Мухаммеда), перешедших к нему на службу, воевать литовские земли. Трудно сказать, чем вызвана была эта акция. Во всяком случае царевичи направлены были на Вязьму и Брянск и дошли до Смоленска. Земель они разорили («потратиша») предостаточно, но и только⁸.

В ответ на этот набег Казимир IV двинул свои рати против русских городов западного порубежья, и прежде всего против Можайска - ключевого города на пути к Москве. Это произошло, когда Василий II находился еще во Владимире⁹. Возможно, начало похода литовцев приурочено было к выступлению Василия II против Улу-Мухаммеда. Во главе литовского войска поставлены были ковенский староста Волимунт Суди-вой, билснский воевода маршалк Радзивилл Осикович, смоленский наместник Николай Немиров, полоцкий наместник Андрей Сакович и др.¹⁰.

В Литву, конечно, поступали сообщения о том, что князья Иван и Михаил Андреевичи и Василий Ярославич, боронившие русские рубежи на западе, в то время находились со своими войсками в походе великого князя на восток и что западная граница Северо-Восточной Руси была практически беззащитна. По новгородским сведениям, литовская рать «5 городов взя, и плени земли много и повосва, и христьяньству по гибель велика бысть»¹¹. Данные московских летописей уточняют эти сведения. Оказывается, против 7000 литовцев русские смогли выставить едва только 100 можаичей, 100 вереитинов и 60 серпуховичей и боро-вичан. Воеводой у воинов князя Василия Ярославича был некто Жичев. Сопротивлялись они упорно. Так, под Козельском литовцы стояли целую неделю. Но на реке Суходрови, притоке Угры, им удалось нанести поражение малочисленным войскам русских¹², хотя литовцы и потеряли убитыми 200 человек ¹³.

Среди погибших русских воевод был суздальский князь Андрей Васильевич Лугвица, служивший князю Ивану Андреевичу Можайскому¹⁴. Возглавлявший войска князя Михаила Андреевича Иван Федорович Судок Монастырев попал в плен. Затем он вернулся на Русь, служил Ивану Андреевичу и позднее вместе с ним бежал в Литву¹⁵.

Вместе со своим литовским союзником выступил в поход великий князь тверской Борис Александрович. У него были свои счеты с новгородцами. Зимой 1444/45 г. он захватил 50 новгородских волостей (разграбил новоторжекие и бежецкие волости). Взят был и город Торжок¹⁶.

Удары судьбы в тот злополучный 1445 г. следовали один за другим. Весной в Москве получено было известие о том, что Улу-Мухаммед отпустил в поход на Русь своих сыновей Мамутяка и Якуба¹⁷. Одновременно Улу-Мухаммед и Мамутяк «послали в Черкасы по люди». К ним пришли 2000 казаков, которые взяли и разграбили Лух «без слова царева»¹⁸.

Очевидно, Василий II не придал большого значения полученным известиям - опыт зимнего похода его успокоил, да и ордынского царя с царевичами поблизости не было. Во всяком случае с выступлением великий князь не спешил. Проведя Петров пост в столице (с 29 мая), он направился в Юрьев, где отпраздновал Юрьев день (29 июня). Уже здесь тучи начали сгущаться. В Юрьев прибыли воеводы Федор Долголдов и Юрий Драница - им пришлось оставить Новгород Нижний («Меньшой»). Они «град нощию зжегше и сами ночию избежавше, понеже бо изнемогоша з голоду великаго»¹⁹.

По пути в Юрьев Василий II 17 июля 1445 г. заключил докончание с Иваном и Михаилом Андреевичами²⁰. В нем князья подтвердили, что считают себя «молодшими» братьями Василия II. Тот в свою очередь признал незыблемость владений, полученных ими в наследие от их отца. Договор подтверждал пожалование князя Ивана Козельском и Лисином, но о Верее и Ярославце (вотчине Михаила) молчал. Пожалование князю Ивану, конечно, влекло за собой обязанность защищать западные границы Московского великого княжества, которые подверглись недавно опустошительному набегу (пострадали тогда и окрестности Козельска).

Поход был организован плохо. Князья Иван и Михаил Андреевичи и Василий Ярославич пришли «с малыми людьми» - очевидно, им пришлось оставить силы на западных рубежах страны, ибо набег литовцев мог повториться. Дмитрий Шемяка не явился вовсе²¹.

6 июля 1445 г. русские войска вышли к реке Ка-менкс и остановились у Спасо-Евфимьева монастыря, в непосредственной близости от Суздаля²². Насчитывало ото войско «яко не с тысячю» человек. Шедший на соединение с Василием II татарский царевич Бердедат (наверное, с западных рубежей страны) в ночь перед решающей битвой достиг только Юрьева Польского. «Всполох» поднялся в тот же день. Войска «вскладаше на себя доспехи своя и, знамена подняв, выступиша в поле». Тревога, впрочем, оказалась ложной. Воеводы с великим князем вернулись «в станы своя», и Василий II «ужинал у себя со всею братиею и з боля-ры и пиша долго ночи».

Ранним утром 7 июля, когда великий князь хотел еще с перепою «опочинути», пришла весть, что татары переходят реку Нерлъ²³. Надев на себя доспехи, Василий II приказал выступать. Бой происходил на левой стороне от Спасо-Евфимьева монастыря, «в Поле». Сначала победа клонилась в пользу русских. Татары отступали («побегоша»), в погоню за ними бросились русские воины, но среди них оказались и такие, что «начата избитых татар грабити». Неожиданно татары остановились и сами напали на русских. В новой битве они одержали полную победу. Много русских погибло, в плен попали сам Василий II, князь Михаил Андреевич и множество других князей, бояр и детей боярских. Раненые князья Иван Андреевич и Василий Ярославич бежали («в малс дружине утекоша»)²⁴. Василий Васильевич, по словам московского летописца, сражался мужественно («на великом князе многи раны быша по главе и по рукам, а тело все бито вельми, понеже бо сам добре мужественне бился»). Из татарского войска, насчитывавшего 3500 человек, в сражении погибло 500 воинов.

Преследуя отступавших, татары «многих избиша и изграбиша, а села пожгоша, люди изеекоша, а иных в плен поведоша»²⁵. Пробыв в Суздале три дня, татарские царевичи двинулись в глубь страны и, перейдя Клязьму, стали против Владимира. Штурмовать город они не решились - предпочли отправиться оттуда через Муром в Нижний Новгород.

Воскресенская летопись сообщает, что осенью 1445 г. сын Улу-Мухаммеда Мамутяк, взяв Казань, убил князя Либея (Алим-Бека)²⁶. Никоновская летопись добавляет к этому: «И оттоле нача царство быти Казаньскос»²⁷. По Государеву родословцу, также «Момотякъ... первый царь на Казани»²⁸. Эти данные положил в основу своего представления о возникновении Казанского ханства в 1445 г. В. В. Вельяминов-Зернов²⁹. Все они позднего происхождения (не ранее XVI в.) и противоречат другим источникам, говорящим, что первым казанским царем был Улу-Мухаммед. Единственно, что, возможно, произошло в 1445 г. (судя по Казанской истории), это то, что после Суздальской битвы 1445 г. Мамутяк отправился в Казань, где и убил своего отца.

После получения известия о пленении Василия II власть в Москве перешла к Дмитрию Юрьевичу Шемяке. Он стал на Руси старшим в роде Калиты и до тех пор, пока Василий Васильевич находился в плену, обладал великокняжеским престолом согласно традиционным представлениям о порядке наследования.

Через неделю после Суздальского побоища в обстановке растерянности и страха в Москве вспыхнул пожар. Город «выгоре весь». Не осталось ни одного деревянного здания, да и каменные церкви и стены во многих местах развалились. Сгорело до 2000 человек: ведь в стенах Москвы скопилось «в осаду» множество населения³⁰.

Великие княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна «з детми и з бояры своими» поспешили выехать из Москвы в Ростов. Это вызвало волнение в столице («гражане в велице тузе и волнении (в другом списке — «пленении») бяху»). Горожане, «совокупившеся, начаша врата градная преже делати, а хотящих из града бежати начаша имати, и бити, и ковати, и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крспити, а себе пристрой домовнои готовити»³¹. Очевидно, из Ростова Софья Витовтовна пыталась бежать в Тверь, но ее вернул с реки Дубны в Москву Дмитрий Шемяка, решивший, вероятно, организовать оборону столицы ³².

«Медвежье ушко» решил приобрести себе и великий князь тверской Борис Александрович, отважный в смутные времена. 22 августа 1445 г. он снова послал своих воевод в уже опустошенные им же новоторжекие волости. Во время этой экспедиции князь Борис в Торжке «останок людей разгна и пограби, а иныя погуби, а иныя на окуп подая». В Тверь свезено было «40 павосков» (суден с мелкой осадкой) с награбленным добром ³³. Тверичи на протяжении двух лет разграбили в Торжке, Бежецком Верхе и Заборовье 80 волостей ³⁴.

После возвращения царевичей с полоном в Нижний Новгород 23 августа Улу-Мухаммед направился оттуда в Курмыш, прихватив с собой Василия II, князя Михаила Андреевича и других русских полоняников ³⁵. К Дмитрию Шемяке, к которому перешла власть в Москве, он направил своего посла Бегича, с тем чтобы выяснить, какой позиции по отношению к Орде будет придерживаться новый великий князь. Надеясь получить ярлык на великое княжение, Дмитрий Юрьевич принял Бегича с подобающей честью («рад быв и многу честь подасть ему, желаше бо великого княжениа»). К ордынскому царю вместе с Бегичем Шемяка отправил своего дьяка Федора Дубенского «со всем лихом на великого князя (Василия II. — A.3.)... чтобы великому князю не выйти на великое княжение» ³⁶.

Не получая долгое время известия от Бегича, Улу-Мухаммед решил, что он убит Шемякой, и 1 октября отпустил Василия II и других полоняников из Курмыша на Русь, предполагая, очевидно, использовать их как реальную силу в борьбе с князем Дмитрием Юрьевичем ³⁷. Если до этого власть Шсмяки в Москве имела какое-то обоснование традиционным порядком наследования, то теперь она становилась незаконной и с точки зрения традиции: не было санкции ордынского царя.

Об условиях, на которых был отпущен из плена Василий II, ходили разные слухи. П® новгородским сведениям, ордынцы взяли на Василии Васильевиче «окупа» целых 200 000 руб., «а иное Бог весть да они» ³⁸. Псковичи говорили, что Василий II только посулил татарам 25 000 руб. (а следовательно, мог и ничего им не дать), хотя и отмечали, что он привел с собой 500 татар³⁹. В Твери летописец записал, что с Василием II пришли «татарове дани имати всли-киа, с собс окуп давати татаром» ⁴⁰. Московские летописцы 70-х годов XV в. тактично умалчивали о размерах Быкупа и татарах, писали только, что великий князь отпущен был ордынцами с обещанием дать им «окуп> «сколько может»⁴¹. Обещание скреплено было крестным целованием, но выполнил ли его великий князь - неизвестно.

Итак, Василий II с эскортом татар двигался б Москву. А тем временем к нему навстречу приближались Федор Дубенский и Бегич. Их посольство плыло по реке Оке⁴². Через два дня после отъезда из Курмыша Василий II отправил в Москву с вестью о своем освобождении Андрея Плещеева. Дойдя до села Ивана Киселева (между Нижним Новгородом и Муромом), Плещеев встретил Плишку Образцова с конями Бегича и дьяка Федора и сообщил им, что великий князь отпущен на Русь. Тогда дьяк Федор и Бсгич вернулись в Муром, где Бегича схватил князь В.И. Оболенский ⁴³. Такова московская версия событий.

По Ермолинской летописи, дело происходило несколько иначе. Когда Василий II подходил уже к Мурому, он получил сообщение, «яко идетъ Бигичь ко царю о всей управе Шемяке на великое княженье, а ночевати ему, перевезся Оку». Великий князь повелел «изьшати» Бегича. Муромские наместники к «Бигичю выслаша меду много, он же напився и усну». Тогда посланцы великого князя «поимаше его и отведоша его во град, а после утопии;а его» ⁴⁴.

Узнав о случившемся, Дмитрий Шемяка бежал в Углич. Василий II в то время прибыл в Муром, откуда направился во Владимир. «И бысть радость велика всем градом Русским», - с умилением пишет позднейший московский летописец⁴⁵. Конечно, русские люди испытывали радость - как-никак великий князь возвращался из плена, но настроение, вероятно, было все-таки тревожное: Василия II сопровождал внушительный татарский эскорт.

Торжественная встреча великого князя состоялась в Переславле, куда для этой цели прибыли великие княгини Софья Витовтовна, Мария Ярославна, сыновья Василия Васильевича Иван и Юрий, а также великокняжеский двор. На Дмитриев день (26 октября) Василий II прибыл в Москву⁴⁶. Здесь он остановился в доме своей матери на Ваганькове, а затем у старейшего боярина князя Юрия Патрикеевича в Кремле (после сильного пожара город не успели еще отстроить).

Вкусивший сладость верховной власти, князь Дмитрий Юрьевич не собирался примириться с новым порядком вещей. Шемяка понимал, что обстановка недовольства военным поражением (пленением великого князя и протатарской политикой Василия II) сейчас благоприятствовала его властолюбивым замыслам. Поэтому он взял на себя инициативу создания блока тех сил, которые склонялись к мысли о необходимости устранения Василия II с великокняжеского престола. Прежде всего он сообщил своему старому, хотя и неверному союзнику можайскому князю Ивану Андреевичу, что отпуск Василия II ордынцами был обусловлен их планами завладеть всей Северо-Восточной Русью, за исключением, может быть, Твери, в которой они собирались посадить на княжение Василия Васильевича ⁴⁷.

Так ли это было на самом деле, мы, наверное, никогда не узнаем, но подобные планы ордынцев или Василия II кажутся все же маловероятными. Версия, распространявшаяся Дмитрием Шемякой, могла быть кроме всего прочего представлена и как нарушение докончания 1437-1439 гг., которое обязывало Василия II не соглашаться на предложение татар получить Тверь и Кашин в великое княжение. Одним из участников этого докончания с тверским великим князем был Дмитрий Шемяка⁴⁸. Ну а раз Василий II объявлялся нарушителем докончания, то и присяга на верность ему как бы дезавуировалась.

По другой версии, Дмитрий Шемяка «почя крамолу воздвизати и всеми людми мясти; глаголюще, яко князь велики всю землю свою царю процеловал и нас, свою братью». Князь Дмитрий при этом собирался «поимати великого князя, а царю не дати денег, на чем князь велики целовал» ⁴⁹.

Кроме князя Ивана Андреевича Можайского на сторону Дмитрия Шемяки перешли многие из московских гостей, бояр, старцев Троицкого монастыря⁵". На сторону противников великого князя решительно стали влиятельные бояре «Константиновичи» - Добрынские, когда-то верные сторонники Василия II, связанные, правда, с князем Иваном Андреевичем⁵¹. С ними «ко-ромолил с Москвы Иван Старков» ⁵². Широкая оппозиция Василию II питалась в первую очередь тревогой за судьбы страны, ибо великий князь «навел» на Русь татар, и, чем это могло кончиться, никто не знал.

Центрами складывавшегося заговора стали удельные столицы — Руза, куда перебрался с Углича Дмитрий Шемяка, и Можайск. Князь Дмитрий послал грамоту в Тверь к великому князю Борису Александровичу. Она была сходна с тем сообщением, которое от него получил князь Иван Андреевич. Великий князь тверской «убоявся и бысть единомысленник с ними». По версии тверского панегириста Бориса Александровича инока Фомы, зимой 1445/46 г. Дмитрий Шемяка отправил своего посла к тверскому князю со словами: «...и сталося, брате, в нашей земли, но что же брат нашь князь великий Василеи целовал тотаром, но что ж твою отчину, великое княжение Тферьское, да и наши отчины хощет предати тотаром, но и мы ж, то одумав, со своею братиею и со всею землею, но великого же князя Василия поймали, и того ради и тобс възве-щаем, но да и ты бы еси нам способствовал по христианстве, но и еще же и по своей отчине». В ответ на это Борис Александрович послал к Шемяке своего воеводу князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского «известно спытать о великом князе Василии». После этого тверской великий князь «въехоте стати по своем брате по великом князе Василии» ⁵³.

Думается, что рассказ Фомы заведомо искажает факты. По его версии получается, что Борис Александрович послал Андрея Дмитриевича к Шемяке уже после «поимания» Василия II. Однако известно, что великий князь тверской вступил в союз с галицким князем до этого эпизода. Скорее всего князь Андрей послан был до открытого выступления князей против Василия II. Великий князь тверской побаивался и за свой престол, и вообще татарской экспансии на Русь. В результате посылки князя Андрея оформился триумвират князей — тверского (Борис Александрович), галицкого (Дмитрий Шемяка) и можайского (Иван Андреевич) ⁵⁴. Единомышленники ждали только удобного случая, чтобы выступить против великого князя.

В начале февраля 1446 г. Василий II со своими детьми и ближайшим окружением отправился на богомолье в Троицкий монастырь. Он «ничто же иного чая, но токмо накормити тамо сущую братию»⁵⁵. Великий князь покинул столицу «с малыми зело людьми»⁵⁶. Об этом сразу же сообщили Дмитрию Шемяке и Ивану Андреевичу Можайскому, которые тогда находились в Рузе и только ждали «подобна времени, како бы изгонити великого князя» 57. Ночью 12 февраля они, подойдя «изгоном» к Москве, взяли столицу. И «не бяше бо противящагося им, и никому, ведящу сего, токмо единомыслеником их, иже град отвориша им», - с горечью добавлял московский летописец. Войдя в столицу, Дмитрий Шемяка и Иван Андреевич поспешили захватить («изнимааша») великих княгинь Софью Витовтовну и Марию Ярославну. Не забыли они и пополнить свою казну за счет грабежа: «...казны великого князя и матери его розграбиша, и иных многих, и горожан». Той же ночью Дмитрий Юрьевич отпустил Ивана Андреевича в Троицкий монастырь «изгоном со многими людьми своими и сь его», чтобы схватить Василия Васильевича.

На следующий день (в Неделю о блудном сыне) к Василию II прибежал («пригонил») некий Бунко с сообщением, что на него «идут... ратию» Дмитрий Шемяка и Иван Андреевич. Великий князь якобы не поверил этому известию, так как незадолго до того сам Бунко отъехал от него к Дмитрию Шемяке и, следовательно, не внушал ему доверия. По словам московского летописца, Василий II был, кроме того, убежден в незыблемости договорных отношений ("яз с своею братьею в крестном целовании»)⁵⁸. Но на всякий случай он все же выставил «сторожу» на горе у Радонежа. Об этом донесли приближавшемуся к Троицкому монастырю Ивану Андреевичу. Узнав об этом, князь Иван, воспользовавшись беспечностью выставленного дозора, захватил его целиком, так что никто не смог сообщить Василию Васильевичу о подходе к Троицкому монастырю отряда во главе с князем Иваном.

Непосредственным нападением на Василия II, находившегося тогда в самом монастыре⁵⁹, руководил Никита Константинович Добрынский. Боярин ворвался в храм и, схватив Василия II, объявил, что он «пойман еси великим князем Дмитрием Юрьевичем». Дети Василия Васильевича смогли, однако, бежать в село Боярово (близ Юрьева Польского), принадлежавшее князю Ивану Ряполовскому. Вместе с ними бежали В.М. Шея Морозов, Ю.Ф. Кутузов и другие представители московской знати, сохранившие верность Василию II⁶⁰. Отсюда все они с братьями Иваном, Дмитрием и Семеном Ивановичами Ряполовскими («со всеми людьми своими») поспешили в Муром, где «затворишася со многими людьми»^б1. Муром лежал на пути в Орду, да к тому же там наместничал князь В.И. Оболенский, также принадлежавший к сподвижникам Василия Васильевича.

Князь Иван Андреевич еще перед «поиманием» Василия Васильевича якобы говорил ему: «...аще ти восхощем лиха, буди то над нами лихо». Он пытался объяснить отстранение великого князя от власти интересами народа и необходимостью облегчить уплату «окупа» («христьянства деля и твоего окупа»; «видевши бо се татарове, пришедши с тобою, облегчат окуп, что ти царю давати») ⁶².

В ночь с 13 на 14 февраля Василия II привели в Москву и, посадив в дом Шемяки, ослепили ⁶³. Позднее это ослепление и дало основание для его прозвища - Темный^б4. Затем Василия Васильевича сослали на Углич, а его мать Софью Витовтовну — на Чухло-му ^б5. По новгородским сведениям, Василию Васильевичу вменялось в вину то, что он привел на Русь татар: «Чему еси татар привел на Рускую землю, и городы дал еси им, и волости подавал еси в кормление? А татар любишь и речь их паче меры, а крестьян томишь паче меры без милости, а злато и сребро и имение даешь татаром»⁶⁶. В этой тираде интересны два момента: упрек в тяжести повинностей, возложенных на народ, и в раздаче татарам городов и волостей в кормление. В последнем случае речь, должно быть, шла о татарских царевичах. Припомнили обвинители и ослепление Василием своего двоюродного брата Василия Косого, поэтому и наказание бывшего великого князя соответствовало библейскому «око за око».

Триумвиры одержали полную победу. Но, как показало ближайшее будущее, победа была пирровой.

Узнав о происшедшем, князья Василий Ярославич и Семен Иванович Оболенский бежали в Литву, «а прочий дети боярские биша челом служите князю Дмитрею». Они были приведены к крестному целованию ⁶⁷.

Один упрямец, Федор Басенок, не захотел присягать новой власти. Тогда его как смутьяна, естественно, заковали «в железа». Но и в заточении он остался верен себе. Подговорив сторожа («пристава»), Басенок с ним вместе бежал, а в пути к нему пристало много людей «от двора великого князя» -настолько он сумел завоевать уважение, а может быть, и более сильные чувства в великокняжеском окружении. Возможно, он сумел зажечь этих людей своим энтузиазмом («многих людей подговорил с собой»). Басенок полагал, что ему удастся взять с ходу («изгоном») Коломну - старинную цитадель московских князей. Вероятно, как и в 1436 г., там наместником был Иван Федорович Старков, в начале 1446 г. переметнувшийся на сторону Дмитрия Шемяки. Как бы то ни было, но Коломну взять Басенку не удалось. С досады он пограбил ее, пожег посады и окрестности и затем направился со своими сторонниками в Литву ⁶⁸.

В Великое княжество Литовское бежал также серпуховской князь Василий Ярославич. Ему Казимир IV дал «в вотчину» города Брянск, Гомель, Стародуб и Мсти-славль. Брянск Василий Ярославич переуступил князю СИ. Оболенскому и Ф.В. Басенку⁶⁹. На литовском порубежье находились татарские царевичи Бердедат Кудудатович, Касым и Якуб Мухаммсдовкчи, сохранявшие верность Василию II ⁷⁰.

Несмотря на успех проведенной акции, положение Дмитрия Шемяки оставалось сложным. Он даже ведь не решился послать свои войска, чтобы схватить детей Василия II, а был вынужден прибегнуть к помощи владыки Ионы. Летописец пишет: «...вси людис негодава-ху о княжении его». Ослепление великого князя - факт беспрецедентный в русской истории (если не считать случая с князем Васильком).

Князь Дмитрий пытался укрепить свои позиции за счет заключения союза с Новгородом и послал туда своих «поклоньщиков». В свою очередь новгородцы направили к нему своих послов - посадников Федора Яковлевича и Василия Степановича⁷¹, которые заключили договор с новым великим князем. Дмитрий Шемяка «целова крест на всих старинах». Многомудрый князь Борис Александрович поступил иначе. Он задержал у себя новгородских послов на целых четыре месяца (держал их «на опасе») и после этого отпустил, так и не заключив договора ⁷².

Позиция тверского великого князя после ослепления Василия II некоторое время была неопределенной. Он присматривался к складывающейся ситуации, избегая делать опрометчивые шаги.

28 апреля 1446 г. великий князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Андреевич заключили между собой докончание ⁷³. Текст его не сохранился, но можно думать, что оно санкционировало передачу Бежецкого Верха князю Ивану ⁷⁴.

Расстройство финансовой системы в стране (понижение веса и порча монет, известные по дошедшему до нас материалу и по сообщению Новгородской летописи ⁷⁵) заставило Дмитрия Шемяку провести денежную реформу. Князь Дмитрий дважды понижал вес монеты: в первом случае-до 0,54-0,50 г (по галицкой норме), во втором - до 0,39-0,40 г⁷⁶. На монетах Дмитрия Юрьевича изображался всадник с копьем и буквами «Д.о.», что значило «Дмитрий-осподарь». Помещал на монетах он и надпись: «Осподарь всея земли Русской», твердо заявляя свое стремление к утверждению единодержавия на Руси⁷⁷. Выразительно было и второе изображение на монетах князя Дмитрия - князь на троне. Позднее опыт чеканки монет и их символика были использованы Василием II.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: