Привилегии и «обиды» западных специалистов в России XVI в.

Судя по «Запискам» другого иностранного автора XVI в. Генриха Штадена, ко второй половине XVI в. судебные льготы иностранцев еще более расширились. «… Специальные грамоты давали иноземцу право являться в суд по искам русских только дважды в году — на Рождество и на Петров день. При этом доставить его в суд мог только тот пристав, чье имя было написано в грамоте; со всеми другими приставами, если они являлись, владелец такой грамоты мог обойтись “по своему желанию”, и жаловаться приставам было нельзя. Иноземцы же имели право “хоть каждый день жаловаться на русских”»[594].

Имели иностранцы и иные преимущества перед русскими. Во второй половине XVI в. иноземцы могли заниматься у себя на дворе кормчеством, что было запрещено коренным жителям Москвы. Служилые немцы были освобождены на всей территории России от всех таможенных сборов.

Однако не стоит представлять себе службу иностранца в России сплошным «праздником». В отличие от высокого начальства, воеводы средней руки и русские люди в массе своей не склонны были ценить иноземцев. Примечателен в этом плане уже упомянутый нами случай 1521 г. с немцем Иорданом, который, судя по процитированному выше сообщению Герберштейна, был не рядовым пушкарем, а начальником артиллерии в Рязани. Рязанские воеводы с легкостью согласились выдать немецкого героя-пушкаря на расправу крымскому хану, думая, что это ускорит его отход от города. Немца спасло лишь заступничество Ивана Хобара, наместника Василия III в Рязани[595].

Из документов XVII в. хорошо известно, что российские власти регулярно задерживали иностранцам (как, впрочем, и русским служилым людям) положенное жалованье. Для конца XV–начала XVI столетия нет прямых указаний источников на данный счет, но можно предположить, что традиция задерживать оклад или уплачивать его не полностью родилась не в XVII в. Достоверно известно, что щедрый на посулы Василий III не спешил выплачивать награды. Ни Николай, ни Иоанн Иордан, по сведениям Герберштейна, не получили обещанной награды, хотя часто напоминали государю о ней. И только угрозой потребовать «отпуск» на родину «они добились того, что каждому к их прежнему жалованию прибавлено было, по приказу государя, по десять флоринов»[596]. О плутовстве русских при выдаче содержания немцам сообщают источники середины XVI в. Так, служивший опричником Ивана Грозного Генрих Штаден рассказывал, что тем наемникам, которые получали жалованье за определенный срок, постоянно не доплачивали 1/10 часть. Но и ежедневное получение довольствия не спасало, причем «плутовали» не столько центральные власти, сколько конкретные приказные. Жалует царь, да не жалует псарь! Эта народная поговорка как нельзя лучше подходит к рассказу Штадена о практике ежедневной раздачи «питья» («меда») иностранцам на особом дворе («Jamme»[597]). Там русские сытники, помимо качественного медового напитка, варили «плохой мед», что позволяло им сохранить для себя треть сырого меда. Сытники наливали в бочки иностранцев «по своему желанию» плохой мед. «Соглашался тот его принять — хорошо, а коли нет, не получал ничего… А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог идти в погреб и сам цедить мед [на пробу] изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал [конечно] свою полную меру»[598].

Помимо «забывчивости царей» и «плутовства псарей» большой проблемой для иноземца был отъезд домой. Как мы видели в случае с Аристотелем Фиораванти, возвращение было малореальным. Герберштейн подтверждает, что вернуться домой «позволяется немногим»[599].

Это было известно на Западе. Поэтому не так просто было завербовать специалиста для службы в России. К тому же власти даже вполне лояльных к России стран, например Австрии, не говоря о враждебных — Ливонском ордене, Литве, Польше, часто чинили препятствия. Если опять обратиться к Герберштейну, то можно узнать подробности одной такой вербовки. В 1517 г. в австрийском Инсбруке русский посол дьяк В.С. Племянников должен был нанять специалистов, но, подчеркнул Герберштейн, он не мог делать это открыто. «Посол давал деньги «своим слугам», чтобы они ходили к публичным женщинам и через них наводили справки об оружейниках… Нашлись пятеро желающих поехать в Россию, в том числе уже упоминавшиеся Николай и Иоанн Иордан… причем одного из них уговорил его собственный брат, до этого уже побывавший в Москве в качестве оружейника «и очень хорошо там содержавшийся». Все они получили деньги для покупки лошадей и на дорожные расходы. Дорога же им предстояла неблизкая: сухим путем до Любека, оттуда морем до Ревеля, и уже из Лифляндии вновь — сухим путем в Россию»[600]. Кроме денег посол вручил каждому из завербованных охранные грамоты, где именем государя гарантировалось отпустить на родину всех, кто не захочет более служить в Москве.

В 1526 г. Герберштейн констатировал, что 9 лет спустя его знакомые иноземцы, имевшие на руках охранные грамоты, не могли добиться отпуска. На просьбы о возвращении домой государь отвечал, что помнит об их грамотах, но отпустит их позже, а сейчас «они ему нужны». Зная о подобных случаях, люди осмотрительные в Россию ехать опасались, и в Москве оказывались те, кто, по словам Герберштейна, ничего не зная о русских обычаях, «поверит их посулам и подаркам» и «те, кто не может жить в безопасности в другом месте»[601]. Правда, Герберштейн подчеркивает, что бегут в Московию западные европейцы редко. Герберштейн приводит имена двух беглецов — датского адмирала Северина Нордведа (неизвестно, находился ли он на русской службе) и ливонского офицера Лукаса Хаммерштеттера. Последний представлял собой довольно распространенный на Западе в начале Нового времени тип наемника-авантюриста-прагматика. В 1502 г. в ходе московско-ливонской войны Лукас Хаммерштеттер перешел к русским, потом убежал из России в Данию, но, будучи там обвинен в совершении преступления, опять явился в Россию, где нашел приветливый прием и был вновь принят на службу. Северин Нордвед перед своим бегством в России занимался какое-то время просто пиратством на Балтике. Он «занял некое укрепленное место на острове Готланд». «Оттуда он долгое время наводил страх на Балтийское море, не щадя никого и грабя одинаково друзей и врагов. Наконец, когда он заметил, что заставляет всех бояться себя … и не видел ни одного места, где он мог бы чувствовать себя безопасным от засад. Он, взяв с собой некоторое число разбойников, убежал к государю Московскому и на нескольких кораблях прибыл в реку Нарву, к крепости московского владыки, Иван-городу». Это было в 1526 г. Потом император Священной Римской империи Карл V решил взять Норведа на свою службу, о чем и ходатайствовал в Москву. Василий III отпустил Норведа, и тот погиб на имперской службе при осаде Флоренции[602]. Пример Норведа, Хаммерштеттера, как и брата завербованного в Инсбруке оружейника, свидетельствует, что выбраться из России все же было возможно, но эти случаи скорее относились к категории исключений. Если вернуться к судьбе пятерых оружейников, завербованных в Инсбруке, то Герберштейн рассказывает, что он и Нугарола стали просить Василия III за этих иностранцев. В результате великий князь отпустил одного из них — итальянца, ослепшего в России. Николаю и Иоанну вместо отпуска подняли жалованье, а еще двое иностранцев, желавших уехать, не получили ничего и вскоре умерли в России.

Немалую роль в привычке московских властей задерживать служилых иноземцев играла позиция ближайших к России западных соседей. Они сразу почувствовали для себя опасность европеизации Московии и всеми силами пытались не пустить за русский рубеж новых западных волонтеров. В 1530-е годы некий немец Александр, видимо, литейный мастер, служивший в Москве, вызвался привезти из Дерпта своего друга («лить пушки и стрелять из них»). Возможно, он собирался навербовать на русскую службу не одного специалиста, но дерптский епископ быстро прервал деятельность московского эмиссара. Был допрошен по этому делу в 1539 г. и сбежавший из Москвы архитектор Петр Фрязин. «Петр отвечал: “Знаю, я жил с ним на одной улице; этот Александр сказывал в Москве боярам, что у него есть товарищ в Дерпте, который умеет пушки лить и стрелять из них и думает ехать в Москву, служить великому князю”. Услыхав это, епископ допытался об этом немце и сослал его неведомо куда»[603].

Провалом закончилась миссия и другого московского вербовщика, саксонца Шлитте. В 1547–1550 гг. он находился в Германии с поручением Ивана IV набрать как можно больше западных ученых, художников и ремесленников на русскую службу. Шлитте сумел получить у императора Карла V дозволение на данный счет. Правда, Шлитте, истинный сын своего времени, авантюрист без предрассудков, возбудил в Папе Римском Юлии III и императоре Карле V надежды на присоединение России к греко-католической унии, причем Папа готов был уже отправить в Москву посольство и признать за русским царем королевский титул. (Самоволие Шлитте, рассчитавшего таким образом заработать, вскоре вскрылось, но контакты с Папской курией, подкрепленные «миссией» Шлитте, у Москвы сохранились. Позже, в 1561 г. Папа Пий IV предложит царю Ивану IV прислать своих представителей на собор католической церкви. В 1582 г. посредником в польско-русских переговорах, венчавших Ливонскую войну, выступит представитель Папы — Антонио Поссевино.) Но вернемся к Шлитте. Навербованная им группа из 123 человек, ремесленников, воинов, инженеров и даже четырех богословов благополучно прибыла в Любек. К тому времени ливонская сторона развила дипломатическую активность, рисуя Карлу V те опасности, которыми грозит овладение Московией западными «секретами». В итоге император взял назад разрешение своим подданным ехать в Россию, и магистр Ливонского ордена получил право не пускать их за русский рубеж. Шлитте был задержан и брошен в темницу, люди его рассеялись. Один мастер Ганс дважды пытался сам пробраться в Москву. Первый раз его посадили в тюрьму, а второй раз Ганса, захваченного в двух верстах от русской границы, казнили[604].

Аналогичная судьба постигла некоего чеха Ладу, жителя Кракова. Михаил Глинский, перебежав в Москву, рассылал в Польшу и Литву гонцов и деньги, зазывая различных специалистов на русскую службу. Одним из откликнувшихся и был Лада. Его поймали на русской границе, отослали в Краков и там казнили[605]. Эмиссару Глинского, немцу Шлейницу, повезло больше. С подачи Глинского Шлейниц получил поручение ехать в Силезию, Богемию, Германию вербовать специалистов. Шлейницу удалось нанять многих ратных людей и привезти их в Россию через Ливонию[606].

Трудности вербовки заставляли московские власти удерживать в России тех западных специалистов, которые сюда доехали. Нет ничего удивительного поэтому, что при Иване IV отношение властей к попыткам служилых иноземцев вернуться домой еще более ожесточилось. По сути, стал возможен только побег, но он уже расценивался как государственная измена. Опричник Генрих Штаден констатировал: «Чтобы дойти до смертной казни, иноземцу не так-то легко провиниться. Только когда уличат его, будто он хотел бежать за рубеж, — тогда — да поможет ему Бог! … И редко бывает, чтобы иноземец дерзнул бежать из страны, ибо дорога в страну широка и просторна, а из страны — узкая-преузкая»[607].

Итальянец Джиованни Тедальди в 50–60-е гг. XVI в. бывал в России более 10 раз. Его рассказ позже попал в отчет Антонио Поссевино. Тедальди, как и все иностранные авторы, сообщал о желании русского царя удерживать иностранных наемников на службе. «…Однажды Тедальди спрашивал великого князя, почему он не дозволяет выезжать из Москвы иностранцам (всего больше у него итальянцев, которых он зовет фрязями и держит их за искусство; за это, по его словам, он их любит…), — он ответил, что поступает так, что иначе они больше не возвратились бы и что король Сигизмунд помешал бы их возврату…»[608].

Как мы видим, в вопросе продолжительности службы российские власти явно желали обращаться с иностранными наемниками так же, как с собственными служилыми подданными, чья служба была бессрочной и наследственной. Трудности в вербовке иноземцев только усугубляли эту привычку. В итоге уже в конце XV–первой четверти XVI в. Московия «…отовсюду охраняется стражей, чтобы не только рабы и пленные, но и свободные туземцы и пришлые не могли без княжеской грамоты выйти оттуда…»[609]

Кроме вербовки за рубежом и приема редких беглецов существовал еще один эффективный способ найма иностранцев. Это работа с пленными. А. Лохвицкий[610], изучавший политику русских властей XVI–XVII вв. в отношении пленных, пришел к выводу, что она сводилась к двум составляющим: обмену пленников-иностранцев на своих, попавших в плен, и усиливавшемуся в XVI-XVII вв. стремлению вербовать пленных. По мере активизации войн России на Западе изрядное число наемников стали составлять бывшие пленники. На Западе в XV­­–XVI вв. перевербовка пленных была обычным делом. Большинство наемников в европейских армиях являлись выходцами из разных стран, и переход их из одной западноевропейской армии в другую не воспринимался как предательство. Познакомившись с этой практикой, Москва не прочь была ее использовать.

Особенно много бывших пленных появилось в русском войске, когда Россия завязла в Ливонской войне (1558–1583), конфликте длительном и многостороннем. Большая война всегда притягивает к себе профессиональных «рубак», рассчитывающих на жалованье и военную добычу. Одним из таких циничных искателей наживы был упомянутый нами вестфалец сын бюргера Генрих Штаден. Он прибыл в Московию в 1564 г. по собственному почину и, судя по его «Запискам», не был одинок. Штаден утверждал, что любой иностранец, «не смотря ни на лицо, ни на одежду, ни на знатность»[611], желающий поступить на русскую службу, если он только не еврей, может прибыть на русскую границу и встретить там добрый прием. На границе, а потом уже в Москве кандидата в наемники расспрашивали о намерениях (при этом «речи» записывались и сравнивались), у границы он получал средства «на корм» до Москвы, а в Москве его ставили на довольствие, выписывая на год особую бумагу — «кормовую память» (kormava pammet). По ней наемник получал деньги и мед либо ежедневно, либо на срок от 10 до 30 дней. 1 сентября, с наступлением нового года в России XVI–XVII вв., «кормовую память» обновляли[612]. Наем на русскую службу, как тогда говорили - «выход на имя государя», приносил и «выходное жалованье». Его давали один раз в начале службы, и состояло оно из «некой суммы денег», а также «платья, сукна, шелковой одежды, нескольких золотых, кафтанов, подбитых беличьим мехом или соболями»[613].

Итак, подводя некоторые промежуточные итоги анализа московской службы западноевропейцев, можно констатировать:

1) наем западных специалистов начался сразу же с момента становления единого Московского государства;

2) далее и в правление первого московского государя всея Руси Ивана III, и при его сыне Василии III и внуке Иване IV процесс приглашения западных специалистов, как и процесс заимствования Москвой западноевропейского опыта, постоянно расширялся;

3) при огромном участии иностранных архитекторов и инженеров был создан новый столичный Кремль и его дворцово-храмовый комплекс; организована мощная артиллерия, вводились изобретенные на Западе новые военные приемы (особенно использование огнестрельного оружия пехотой); придворное лекарское дело и чеканка монет были исключительно сферой работы иностранных профессионалов;

4) для размещения все возрастающего корпуса разнообразных западных наемников в Москве было создано особое поселение «Нали»;

5) учитывая трудности вербовки западных наемников, московские власти стремились не отпускать их на родину даже после завершения ими исполнения означенных в первоначальном контракте обязанностей и работ, что вызывало ропот немцев и фрязей, который правительство пыталось затушить относительно высоким по сравнению с коренными служилыми людьми жалованьем и разными льготами и привилегиями, самая существенная из которых заключалась в разрешении производства и продажи спиртных напитков;

6) в деле вербовки наемников на русскую службу дальние западные государства выражали больше лояльности, чем приграничные соседи — Польша, Литва, Швеция, Орден, которые констатировали постепенный рост военно-политических возможностей Руси в связи с растущим заимствованием ею западного опыта, опасались этого и чинили постоянные препятствия в деле найма «немцев» на русскую службу; однако московская сторона находила все новые способы привлечения западных людей и привода (привоза) их в Россию;

7) приоритетной сферой использования западных специалистов в России с началом XVI столетия все более становится военная сфера, что приводит к постепенному вытеснению итальянцев (фрязей — архитекторов, литейщиков, инженеров, дипломатов) и замене их разнообразными солдатами и офицерами — «немцами» (выходцами из Германии, Австрии, Шотландии, Англии, Испании и других западноевропейских стран).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: