ШОТЛАНДСКИЙ МУДРЕЦ: АДАМ СМИТ 5 страница

Но Рикардо не пошел таким путем. Он исходил из того, что в данной стране может обращаться любое количество так или иначе попавшего туда золота. В обращении масса товаров просто сталкивается с массой денег, и таким образом устанавливаются товарные цены. Если попало золотых денег больше, то цены выше, если меньше — ниже. Это количественная теория денег, уже знакомая нам по Юму. Рикардо отличается от Юма тем, что он стремится как-то примирить ее с трудовой теорией стоимости. Но это ему, понятно, плохо удается.

Над мышлением Рикардо тяготел опыт неразменного бумажно-денежного обращения. Покупательная сила бу­мажных денег действительно в основном определяется их количеством. Сколько бы ни было выпущено этих денег, все они будут представлять то количество полноценных золотых денег, какое необходимо для обращения. Когда, скажем, бумажных долларов становится вдвое больше, чем нужно золотых, каждый бумажный доллар обесцени­вается вдвое.

Почему, однако, Рикардо механически перенес явления бумажно-денежного обращения на золото? Потому, что он не видел принципиальной разницы между тем и другим, считая золото тоже в сущности знаком стоимости. Он ви­дел в деньгах только средство обращения и не понимал всей сложности и многообразия их функций.

Рикардо думал, что его теория денег объясняет также все колебания в международных экономических отноше­ниях. Он рассуждал так. Если в данной стране оказывается слишком много золота, то в ней повышаются товарные цены и становится выгодно ввозить в нее товары из-за границы. В торговом балансе страны образуется дефицит, который приходится оплачивать золотом. Золото уходит из страны, цены повышаются, приток иностранных това­ров приостанавливается, и все приходит в равновесие. При недостатке золота в стране все происходит в обратном по­рядке. Таким образом, действует автоматический меха­низм, естественным образом выравнивающий торговые балансы и распределяющий золото между странами. Отсю­да Рикардо делал важные выводы в пользу свободы тор­говли. Нечего беспокоиться, говорил он, если ввоз превы­шает вывоз товаров и золото уходит из страны. Это вовсе не основание для ограничений ввоза. Просто в стране слишком много золота и слишком высокие цены. Свобод­ный импорт помогает их понизить.

Требование свободы торговли в Англии во времена Рикардо было прогрессивным, как и во времена Смита. Но его теория об автоматическом выравнивании плохо от­ражала действительность. Во-первых, она опиралась на количественную теорию денег и необоснованно утвержда­ла, что изменение количества денег в стране прямо опре­деляет уровень цен. Во-вторых, золото между странами передвигается не только под влиянием относительных уровней товарных цен. Критики Рикардо не без основания указывали, например, что в годы наполеоновских войн зо­лото уходило из Англии не потому, что цены в Англии были выше (наоборот, цены на промышленные товары бы­ли там значительно ниже), а в связи с большими военными платежами загранице, закупками хлеба в неурожайные годы и т. п.

При всех своих пороках рикардова теория денег все же сыграла важную роль в развитии экономической науки. Она выдвинула много вопросов, о которых ранее было крайне смутное представление и значение которых росло в дальнейшем: о скорости обращения денег; о «спросе на деньги», т. е. о факторах, определяющих потребности хо­зяйства в деньгах; о роли разменности бумажных денег на золото; о механизме международного движения золота и влиянии уровня товарных цен на торговые и платежные балансы.

В 1809 г. Рикардо еще был совершенно неизвестен как экономист. В 1811 г. он уже признанный авторитет, лидер движения за восстановление разменности банкнот. Отча­сти через Милля, отчасти другими путями Рикардо зна­комится с видными политиками, журналистами, учеными. В его гостеприимном доме начинаются регулярные сбори­ща, где за хорошим столом без конца дебатируются острые вопросы — политические, экономические, литературные. Без особых усилий с его стороны Рикардо оказывается в центре этого крута людей. Причина — не только его ум, но и такт, спокойствие, выдержка.

Английская писательница Мария Эджуорт оставила проницательную характеристику Рикардо как собеседни­ка: «Мистер Рикардо, с его очень спокойной манерой дер­жаться, имеет живой ум, который непрерывно находится в движении; все время он в беседе поднимает новые темы. Мне никогда не приходилось спорить или дискутировать вопрос с человеком, который спорил бы более честно и больше стремился бы к истине, чем к победе. Он полностью отдает должное любому аргументу, выдвигаемому против него, и не настаивает на своем мнении ни одной минуты больше, чем говорит ему его убеждение по этому вопросу. Для него, кажется, совершенно безразлично, вы ли обна­ружите истину или он, лишь бы она была обнаружена. Беседуя с ним, всегда что-то получаешь; убеждаешься, что ты либо неправ, либо прав, и начинаешь лучше понимать дело, причем настроение в этой беседе всегда сохраняется наилучшим»[141].

В 1811 г. Рикардо познакомился с Т. Р. Мальтусом. Дружба этих двух людей — любопытный парадокс в исто­рии науки. Она была весьма тесной, Рикардо и Мальтус часто встречались, ездили друг к другу в гости и без конца переписывались. Между тем трудно представить себе более разных людей. Вся история их дружбы — это исто­рия идейных споров и разногласий. Они редко могли согласиться в чем-либо. И не удивительно: мальтусова полити­ческая экономия подчинена интересам класса землевла­дельцев, что для Рикардо было совершенно неприемлемо. В свою очередь, Мальтус не мог принять самые важные идеи Рикардо: трудовую теорию стоимости, изображение ренты как паразитического дохода, свободу торговли, тре­бование отмены хлебных законов.

Вероятно, одно из объяснений этой дружбы состоит в том, что Рикардо в высшей мере обладал качествами науч­ной объективности и самокритичности. Всегда недоволь­ный тем, чего он достиг и как он это выразил, Рикардо искал в острой критике Мальтуса ключ к совершенствова­нию, к уяснению и развитию своих идей. С другой сторо­ны, критикуя Мальтуса, он сам двигался вперед.

Принцип сравнительных затрат

Рикардо много думал о факторах,определяющих потоки международной торговли. Это понятно: для Ан­глии внешняя торговля всегда игра­ла (и теперь играет) особо важную роль. Он задался во­просом: почему из данной страны вывозятся именно такие товары, а ввозятся другие? И что дает внешняя торговля для роста производства, для экономического прогресса?

У Адама Смита был простой и в общем-то довольно плоский ответ на такие вопросы. Может быть, и мыслимо производить в Шотландии виноградное вино, но затраты труда будут непомерно велики. Выгоднее производить в Шотландии, скажем, овес и обменивать его на вино из Португалии, где производство вина требует мало затрат труда, а овес — много. По всей вероятности, выиграют обе страны. Но это не могло удовлетворить Рикардо. Неужели торговля возможна только в таких очевидных случаях, ко­гда диктует сама природа?

Он рассуждал так. Если даже представить себе, что Шотландия производит и овес и вино с меньшими издерж­ками, но по овсу ее преимущество больше, чем по вину, то при известном соотношении издержек и известных про­порциях обмена ей будет все же выгодно производить только овес, а Португалии — только вино. Это и есть прин­цип сравнительных затрат, или сравнительного преимуще­ства. Рикардо основывал этот принцип на трудовой теории стоимости и пытался доказать его с помощью числового примера; он вообще очень любил и постоянно использо­вал такие примеры.

Попытаемся проиллюстрировать идеи Рикардо числовым при­мером, который по возможности приближен к реальности начала XIX в. Представим себе, что в Англии и Франции производятся только два товара — сукно и зерно. В Англии производство 1 метра сукна требует в среднем 10 часов труда, а 1 тонны зерна — 20 ча­сов. Во Франции цифры составляют для сукна 20 часов, для зер­на — 30 часов. В соответствии с законом стоимости в Англии 1 тонна зерна будет обмениваться на 2 метра сукна, а во Фран­ции — на 1,5 метра. Заметим, что в данном примере Англия имеет абсолютное преимущество в производстве обоих товаров, но срав­нительное — лишь по сукну. По зерну сравнительное преимущество имеет Франция. Это можно объяснить еще так: во Франции произ­водство сукна обходится в 2 раза дороже, чем в Англии, а зерна — только в 1,5 раза. Это только и есть сравнительное преимущество.

Предположим, что обе страны последовали совету Рикардо и специализировались: Англия — на производстве сукна, Франция — на производстве хлеба. Можно думать, что соотношение обмена сукна на хлеб будет находиться где-то между английским и фран­цузским и составит, скажем, 1,7 (т. е. 1,7 метра сукна за 1 тонну зерна)[142]. Дальнейшие рассуждения лучше изобразить в виде таб­лицы:

Как видим, на каждых 30 часах общественного труда англий­ское народное хозяйство выигрывает 0,2 тонны зерна, французское — на каждых 50 часах труда выигрывает 0,1 метра сукна. Бла­годаря специализации и развитию внешней торговли обе страны в принципе могут увеличить потребление обоих продуктов.

Рикардо понимал и то, что этот выигрыш, как правило, присваивается определенным классом — капиталистами. Но вполне в духе его мышления было считать это равно­значным: выгода от внешней торговли «создает... побуж­дение к сбережению и к накоплению капитала», а накоп­ление капитала — залог экономического роста, и, в част­ности, оно в общем может благоприятно отразиться на положении рабочего класса, так как вызывает увеличение спроса на рабочую силу.

Следует зафиксировать два важных момента. Во-пер­вых, как уже говорилось, принцип сравнительных затрат у Рикардо опирается на трудовую теорию стоимости. Во-вторых, он в своей абстрактной форме не увязан с капиталистическим производством, а применим по самой своей сущности к международному разделению труда вообще. Вопрос лишь в том, какому классу будут доставаться эко­номические выгоды от специализации.

Можно ли применить принцип сравнительных затрат, с необходимыми изменениями и поправками, к проблеме разделения труда и специализации производства между социалистическими странами? Думается, что можно. Видимо, изложенная выше принципиальная схема может быть развита и дополнена. С первого взгляда чувствуется, что она вполне пригодна для математической формализа­ции, для построения модели, в которую надо, конечно, ввести ряд дополнительных факторов.

До недавнего времени принцип сравнительных затрат некоторые советские авторы трактовали исключительно как буржуазно-апологетическую теорию. А. Б. Фрумкин совершенно бездоказательно отвергает эту идею Рикардо лишь на том основании, что «теория «сравнительных из­держек» в силу ее апологетического характера была под­хвачена затем вульгарной политэкономией»[144]. Это не убе­дительно. Например, рикардова теория дифференциальной земельной ренты не перестает быть в принципе правильной оттого, что она впоследствии использовалась в аполо­гетических целях.

Маркс, критикуя учение Рикардо о внешней торговле, вместе с тем указывал, что в принципе специализация мо­жет быть выгодна даже относительно отсталой стране, так как такая страна «все-таки получает при этом товары дешевле, чем могла бы сама их производить»[145].

В этой связи важно помнить, что исходный принцип — это одно, а его использование для обоснования известной идеологии и политики — совсем другое[146]. Верно, что уже Рикардо делал из принципа сравнительных затрат выводы в духе своей теории о гармоническом н уравновешенном развитии международных экономических отношений в условиях свободы торговли. У него получалось, что тор­говля будет выгодна всем ее участникам и сплотит «все цивилизованные нации в одну всемирную общину», если хлеб, вино и другие сельскохозяйственные товары будут производиться в прочих странах мира, а металлические изделия и другие промышленные товары — в Англии. Та­ким образом, принцип сравнительных затрат служил аргу­ментом и оправданием «естественного» преобладания Ан­глии в качестве главной промышленной державы мира. Дальнейшее развитие этого принципа в буржуазной науке придало ему более ярко выраженный апологетический характер. Была разорвана его связь с трудовой теорией стои­мости. Он стал использоваться в ряде случаев для оправдания односторонней специализации слаборазвитых и развивающихся стран на производстве сырья и продоволь­ствия, как довод против их индустриализации.

Изменение претерпела, впрочем, вся идея свободы тор­говли, представлявшая собой важнейшую составную часть буржуазной классической политической экономии. Хотя свобода торговли была особенно выгодна для английской буржуазии, ее основное направление было в то время все же прогрессивным: она была нацелена на ликвидацию феодализма в самой Англии и в других странах, на вовле­чение новых районов в мировую торговлю, на создание капиталистического мирового рынка. В современных усло­виях идея свободы торговли, во всяком случае в примене­нии к развивающимся странам, является реакционной. Даже многие экономисты из Западной Европы и США (на­пример, известный шведский ученый Гуннар Мюрдаль в книге «Мировая экономика», вышедшей в 1958 г. в русском переводе) признают, что свобода торговли обрекла бы раз­вивающиеся страны на вечную роль сырьевых придатков и могла бы лишь законсервировать их отсталость. Напро­тив, только активное вмешательство в сферу внешней торговли (как и в другие сферы хозяйства), в частности обложение пошлинами ввоза иностранных промышленных товаров, содействие национальному экспорту таких това­ров и т. д., могут помочь этим странам выбиться из отсталости.

Но было бы неправильно по этим причинам отвергать
принцип сравнительных затрат как абстрактное обосно­вание экономической целесообразности международного разделения труда и специализации производства.

Главная книга

Главное сочинение Рикардо — «На­чала политической экономии и налогового обложения» — появилось совсем иначе, чем «Богат­ство народов» Смита. Ни бурная эпоха, ни темперамент автора не позволяли ему много лет работать в тиши уеди­нения.

Научные интересы Рикардо были очень тесно связаны с острыми вопросами дня. В 1813—1814 гг. таким вопро­сом стали хлебные законы, оттеснившие даже проблемы банков и денег. Рикардо, в это время уже видный эконо­мист и публицист либерального лагеря, бросился в бой. Непосредственным поводом для его выступлений послу­жила полемика с Мальтусом, который отстаивал хлебные законы и высокие цены на хлеб. Из этой полемики под пером Рикардо выросла теоретическая система. В его тру­дах, написанных в 1814—1817 гг., нашла свое высшее выражение буржуазная классическая политическая эконо­мия в Англии.

Система Смита уже не могла претендовать на полное объяснение экономической реальности. Слишком многое изменилось за 40 лет. Завершилось выделение классов буржуазного общества, произошла кристаллизация их эко­номических интересов. Борьба вокруг хлебных законов открыто велась с позиций основных классов, главным обра­зом промышленной буржуазии и землевладельцев. В цен­тре экономической науки оказалась проблема распределения национального дохода между классами. Для Смита это была лишь одна из важных проблем. Для Рикардо это, в сущности, предмет политической экономии. Он пишет: «Определить законы, которые управляют этим распреде­лением,— главная задача политической экономии. Как ни обогатили эту науку исследования Тюрго, Стюарта, Смита, Сэя, Сисмонди и др., все-таки объяснения, которые они дают относительно естественного движения ренты, при­были и заработной платы, весьма мало удовлетвори­тельны»[147].

Рикардо пытался установить законы распределения, исходя из условий и интересов производства. Что это кон­кретно означало? Прежде всего, он положил в основу своей системы теорию, утверждающую, что стоимость това­ров создается трудом в процессе производства и изме­ряется количеством этого труда. Далее, производство он рассматривал в конкретной капиталистической форме и задавался вопросом, как образуется стоимость и распреде­ляются доходы в условиях, когда средства производства находятся в руках лендлордов (земля) и капиталистов (фабрики, машины, сырье). Наконец, главную функцию капитализма он видел в увеличении производства матери­альных благ.

В начале 1815 г. Рикардо опубликовал небольшой пам­флет под заглавием «Опыт о влиянии низкой цены хлеба на прибыль с капитала». Здесь была впервые в сжатой форме изложена рикардова теория экономических отно­шений классов и развития капитализма. Рикардо делал следующий основной вывод. Если предоставить экономи­ческое развитие самому себе, то в связи с ростом насе­ления и постепенным переходом к обработке все менее пло­дородных земель цены на сельскохозяйственные продукты будут расти. Вся выгода от этого достанется землевладель­цам, тогда как норма прибыли на капитал будет пони­жаться. От этого будут страдать и рабочие, так как на их труд будет предъявляться относительно более низкий спрос. Как писал Рикардо, «интерес землевладельца всегда противоположен интересу всякого другого класса в обще­стве»[148]. Что может оказать противодействие этой тенден­ции? В частности, импорт дешевого хлеба из-за границы. Отсюда очевиден вред хлебных законов: выгодны они только паразитам-лендлордам.

Рикардо продолжал размышлять над вопросами, кото­рые теперь теснились у него в мозгу. Он забросил лондон­ские дела, уединился в Гэткомб-парке, обложившись кни­гами. В письме Сэю от августа 1815 г. он первый раз упо­минает о намерении изложить свои взгляды в книге. Всю осень он работает с большим напряжением, увлекаясь все более и более. Дела, поездки, визиты сокращены до пре­дела.

В ходе работы он вскоре наталкивается на главную трудность — проблему стоимости (ее суть мы изложим ниже). Смитова теория его не удовлетворяет, но заменить ее он еще не в состоянии. Поиски становятся мучитель­ны. В одном из писем он сообщает, что две недели не знал покоя, пока додумался до какой-то важной вещи. Письма Рикардо вообще наполнены в это время жалобами и сом­нениями. Милль старается вселить в него бодрость любыми средствами, вплоть до лести: «Вы уже лучший мыслитель в политической экономии, я уверен, что вы будете и луч­шим писателем». Жалобы Рикардо составляют немного за­бавный контраст с феноменальным темпом, которым со­здается книга.

В апреле 1817 г. «Начала политической экономии и на­логового обложения» уже выходят из печати тиражом 750 экземпляров. Книга Рикардо носит все следы спешки. Он посылал издателям рукопись частями, одновременно дописывая и переделывая оставшееся. При жизни Рикардо вышли еще два издания. Они мало отличались от первого, за исключением главы первой— «О стоимости», в которой Рикардо упорно стремился к четкости и убедительности.

В третьем издании книга состоит из 32 глав, которые четко распадаются на три части. Основы рикардовой систе­мы изложены в первых семи главах. Более того, все самое главное сказано уже в первых двух главах — о стоимости и ренте. Маркс говорит, что здесь Рикардо проникает в са­мую суть капиталистического способа производства и дает «некоторые совершенно новые и поразительные результа­ты. Отсюда то высокое теоретическое наслаждение, которое доставляют эти две первые главы...»[149]. После семи теоре­тических глав следуют (не подряд) 14 глав, посвященных вопросам налогов. В остальных 11 главах содержатся раз­личные дополнения, возникшие после завершения основ­ных глав мысли и критические соображения по.адресу других экономистов, в основном Смита, Мальтуса и Сэя.

Историческое значение Рикардо для экономической науки можно свести к двум пунктам. Он принял единый руководящий принцип — определение стоимости трудом, рабочим временем — и попытался воздвигнуть на этой основе все здание политической экономии. Именно это по­зволило Рикардо в большой мере проникнуть за внешнюю оболочку явлений и обнаружить ряд элементов подлинной физиологии капитализма. Он показал и сформулировал экономическую противоположность классов буржуазного общества и тем самым ухватился за самый корень исто­рического развития.

Оба центральных пункта системы Рикардо были ис­пользованы Марксом в его экономической теории, кото­рая произвела революционный переворот в политической экономии. Именно эти достижения Рикардо в первую оче­редь сделали английскую классическую политэкономию одним из источников марксизма. Буржуазная наука в даль­нейшем, напротив, отвергла оба главных положения Ри­кардо. Очень скоро первое из них навлекло на Рикардо обвинение в чрезмерной абстрактности и схоластике, вто­рое — в цинизме и разжигании классовой розни.

Рикардо действительно были чужды всякие сантименты. Его политическая экономия была жестока, ибо жесток был тот мир, который она пыталась объяснить. Поэтому были неправы даже такие люди, как Сисмонди, которые критиковали Рикардо с позиций гуманности и блага отдельных индивидов. Научность взглядов Рикардо, как и Смита, определяется тем, что он смотрел на интересы клас­сов только с точки зрения развития производства, роста богатства нации. Интересы промышленной буржуазии он тоже защищал лишь в той мере, в какой они соответство­вали этому высшему принципу. Рикардо действительно изображал положение рабочих в процессе производства как живых орудий. Капиталист выбирает, что ему выгоднее — нанять рабочих или установить новые машины. И чувства здесь решительно ни при чем. Маркс писал: «Это — стои­цизм, это объективно, это научно. Поскольку это возможно без греха против его науки, Рикардо всегда филантроп, каким он и был в практической жизни» [150].

Рикардо отнюдь не думал, что благотворительность мо­жет излечить пороки общества. Но в жизни Рикардо был добрым и щедрым человеком (что, впрочем, при. его богат­стве было не слишком обременительно). Мария Эджуорт рассказывает, что она осматривала вблизи от Гэткомб-парка школу, где на его деньги и под эгидой миссис Ри­кардо обучалось 130 детей. Он давал деньги на больницы, помогал множеству бедных родственников. Сохранилась любопытная переписка о бедной девушке, бывшей слу­жанке в доме Рикардо, которую некий молодой повеса хитростью увез в Лондон и пытался соблазнить. Вся эта история случилась в начале 1816 г., когда Рикардо как раз с большим напряжением работал над своей книгой. Усилиями доброго мистера Рикардо, который не жалел своего времени и даже рисковал получить от повесы вызов на дуэль, девушка была водворена в родительский дом. Чем не святочный рассказ Диккенса?

Г лава 12

ЗАВЕРШЕНИЕ СИСТЕМЫ: РИКАРДО

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: