Преступницы по страсти.

Другим опровержением столь распространенных и вме­сте с тем столь не соответствующих истине взглядов на женскую натуру служат, между прочим, также преступле­ния по страсти. Именно, в противоположность тому, что мы наблюдаем у мужчины, женщина-преступница по страсти приближается то к врожденной, то к случайной преступ­нице: обдуманность намерения и нравственная испорчен­ность играют в ее преступлениях значительно большую роль, чем у мужчин. Во всяком случае, признаки, свойст­венные индивидам обоих полов, совершающих преступле­ния по страсти, довольно многочисленны.

1. Возраст. Как и у мужчин, у этого рода преступниц преобладает преимущественно молодой возраст. Преступ­ления обыкновенно совершаются ими в период самого пол­ного расцвета половой жизни. Так, например, Vinci было, когда она запятнала себя преступлением, 26 лет, Соnnе-mune — 18, Provensal — тоже 18, Jamais — 24, Stakel-burg — 27, Daru — 27, Laurent — 22, Hogg — 26 и Noblin — 22. Все политические преступницы были, как известно, большею частью молоды (Sahla было 18 лет, Charlotte Corday — 25, Renault — 20 лет и т.д.).

Но далее и между преступницами из-за любовной стра­сти попадаются субъекты более или менее пожилого воз­раста, тем более что у них юность и половое влечение как-то особенно быстро проходят. Так, Lodi была далеко не молода, когда она влюбилась в одного сослуживца своего и по его совету украла ценных бумаг на 20 000 франков, причем передала всю эту сумму своему любовнику, не ос­тавив себе ни одного франка. Dumaire убила своего любов­ника, когда ей было 30 лет, a Perrin, будучи уже 40 лет, покушалась на жизнь своего мужа.

2. Признаки вырождения. У преступниц по страсти отсут­ству­ют обыкновенно дегенеративные признаки и спе­циальные аномалии лица, кроме сильного развития челю­стей и мужского склада физио­номии.

3. Мужские черты и особенности. У многих преступниц этой категории наблюдаются мужские черты характера. Так, например, некоторые из них питают страсть к оружию. Clovis, Hugiies и Dumaire любили стрелять в цель, Raymond в Па­риже ходила всегда вооруженная кинжалом и револьвером и эту привычку носить с собою оружие вывезла из Гавайи, где все женщины носят постоянно при себе оружие. Souhine отличалась, по мнению свидетелей, гордым, энергичным, ре­шительным характером. Dumaire обнаружила, по наблюде­нию Batailles, во время своего процесса умение выражаться категорически и точно, соблюдая логическую последователь­ность своих мыслей. Многие из этих преступниц обнаружи­вают особенную страсть к политике, что редко наблюдается у женщин, и становятся настоящими мученицами своего патриотизма, а подчас и своих религиозных убеждений. Daru и Noblin были обе дочерьми полудиких народов, у которых женщина обыкновенно отличается мужскими особенностя­ми: обе они при исполнении своих преступлений обнаружи­ли значительную мускульную силу, причем Daru заколола кинжалом своего любовника, a Noblin задушила свою сопер­ницу. Между этими преступницами часто наблюдается так­же страсть к ношению мужского платья: так, В. в костюме мужчины покушалась на жизнь любовницы своего мужа.

Впрочем, следует заметить, что мужские черты встреча­ются не только y преступниц, но и у нормальных женщин, одаренных страстными темпераментами. Так, мы находим их у г-жи de Staël, Georges Sand и даже у Carlyle — этой святой женщины, примерной по своему самопожертвова­нию и кротости душевной, которая, будучи девушкой, охотно лазала по стенам и заборам и дралась на кулачках со своими школьными подругами, обыкновенно побеждая их.

4. Альтруистические чувства и страсти. У преступниц по страсти преобладают добрые аффекты, которые у них даже сильнее проявляются, чем у нормальных женщин, достигая иногда необыкновенной силы выражения. У них никогда не отсутствует любовь к родным, как у врожденных преступниц.

Ellero рассказывает следующее об известной поджига­тельнице Антони Р: "Все свидетели показали единогласно, что она была превосходной женой и нежной матерью, вос­хваляли ее сострадательность ко всем несчастным и нуж­дающимся — словом, это была, по общему мнению, жен­щина, у которой доброе сердце преобладало над рассудком. Доброта ее была, так сказать, инстинктивна и потому сле­па. Она неоднократно упрашивала мужа своего ручаться за свою сестру, когда той приходилось настолько плохо, что она должна была обращаться к нему с этой просьбой". В., женщина с мужской физиономией и некоторыми други­ми аномалиями, была очень любящая жена и образцовая мать. Жители околотка, где она жила, так уважали ее, что, когда разнеслась весть об ее аресте, они составили проше­ние за многими подписями, в котором просили об ее осво­бождении, ручаясь за ее безупречность. Myers, убившая сво­его любовника, сделалась потом превосходной матерью.

Ottolenghi нашел у В.R. очень живое нравственное чув­ство и чрезвычайную стыдливость. Она объяснила, что в му­же ее меньше отталкивали его грубость и уродливость, чем сознание, что он был и есть любовник ее матери. Daru обо­жала своих детей и работала на них не покладая рук, в то время как муж ее все прокучивал и пропивал. Детоубийцы, которые большею частью принадлежат к категории преступ­ниц по страсти, выйдя замуж в колониях, являются — по свидетельству Сеrе'а — почти единственными хорошими ко­лонистками и добрыми матерями семейств. По словам Joly, в тюрьме St.-Lazare часто встречаются детоубийцы с очень мягким характером, у которых решительно ничто не указы­вает на заглохшую материнскую любовь. Despine сообщает об одной девушке, которая бросила свое дитя непосредствен­но после родов в яму. Когда его нашли там и принесли к ней еще живым, в ней проснулось материнское чувство. Она отогрела своего ребенка, начала кормить его и с тех пор ста­ла очень страстной матерью. Souhine была настолько горда, что предпочла умереть со своими детьми, чем пойти собирать милостыню. Du Tilly трогательно заботилась о будущности своих детей и о том, чтобы не давать возможности своему легкомысленному мужу компрометировать свою семью. Jamais осталась честной и чистой даже в самой- крайней бедности и писала своему любовнику: "Я берегу себя для тебя". Dumaire, разбогатевшая благодаря проституции и сомнительному бра­ку, оставшись вдовой, выказала много щедрости и доброты по отношению к своим родным.

5. Страсти как мотивы преступлений. Самой сильной страстью, чаще всего доводящей женщин до преступления, является любовная страсть. Преступницы по страсти любят сильнее, чем нормальные, в сущности, холодные в эротиче­ском отношении женщины. Со страстностью Элоизы и с наслаждением приносят они себя в жертву любимому муж­чине, игнорируя нередко общественное мнение, обычаи и да­же законы. Vinci пожертвовала для своего любовника свои­ми длинными волосами, единственным, что в ней было красивого. Jamais, несмотря на то что должна была содер­жать себя и двух детей, посылала еще деньги и подарки своему возлюбленному. Dumaire содержала своего любовни­ка Picard'a в то время, как он был студентом, и никогда не требовала от него, чтобы он на ней женился, довольствуясь лишь тем, чтобы он ее не покидал и продолжал связь с ней. Spinetti, которая когда-то была богатой, решилась для ис­правления своего нравственно испорченного мужа пойти слу­жить и сделалась служанкой. Noblin была так предана сво­ему любовнику, что не могла расстаться с ним, несмотря даже на то что была, в сущности, честной натурой, а последний преступником; в угоду ему она абортировала три раза и совер­шила даже преступление, противное ее природной доброте.

Страстная любовь этих женщин объясняет нам, почему почти все они, несмотря на свою душевную чистоту, имеют в своей жизни такие любовные связи, которые с точки зрения общественного мнения считаются незаконными. Девичество и замужество суть общественные установления, которые, как и все обычаи и нравы, рассчитаны на средний тип нормаль­ной женщины, т.е. на ее холодность и сдержанность в эроти­ческом отношении; страстная же любовь нарушает эти ус­тановления, как показывает пример Элоизы, не желавшей выйти замуж за Abelard'a, чтобы не повредить ему, и гордив­шейся тем, что она была его любовницей. Причина очень многих детоубийств кроется в неразумной, неопытной любви, желающей стать выше известных общественных предрассуд­ков. Таков был случай, например, сообщенный Grandpré, ка­сающийся одной молодой девушки, убившей своего ребенка, прижитого ею от одного иностранца, которого она встретила в каком-то курорте, страстно влюбилась в него и отдалась ему. В этом отношении преступница по страсти сильно от­личается от врожденной преступницы, которая отдается муж­чинам только вследствие своей лени, страсти к удовольстви­ям или же грубой чувственности. Но благодаря какой-то фатальной склонности порядочных женщин к дурным муж­чинам они обыкновенно влюбляются в легкомысленных, не­постоянных и даже испорченных субъектов, которые не только бросают их после непродолжительного наслаждения ими, но усугубляют еще их страдания презрением и клеветой. В по­добных случаях преобладающим мотивом преступления у таких женщин является не только горе покинутой любов­ницы. В случаях Camicia, Raffo, Harry и Ardoano причиной преступления было вероломство и измена со стороны любов­ников после клятвенных обещаний вечно любить. Любов­ник Provensal бросил ее, когда она забеременела, написал об этом отцу ее и в письме к ней насмехался еще над ней, говоря, что он посещает женщин только с целью развлече­ния, a "aves une femme malade, — писал он, — on ne s'amuse pas"*. Vinci, пожертвовавшая для своего любовника лучшим своим украшением, сделалась потом предметом насмешек для своей соперницы, заступившей ее место в сердце ее веро­ломного любовника. Точно так же была покинута своим любовником и Jamais, когда она осталась без работы и по­следний не мог более эксплуатировать ее. Reymond обманы­вал ее муж с самой интимной подругой ее, но она простила их, узнав об этой измене. Однако связь эта продолжалась, и однажды она нашла письмо своей вероломной подруги к своему мужу с презрительными на ее счет выражениями и даже накрыла любовников en flagrant délit. T., превосходная мать и жена, была в один прекрасный день покинута своим мужем для одной проститутки.

К этим мотивам присоединяется еще несправедливое пре­зрение к покинутой со стороны общества, которое сваливает обыкновенно всю вину этого на нее. Строгость родителей и презрение окружающих еще более усугубляют ее страдания. Jamais, например, не была допущена к постели своего уми­рающего отца. Provensal была проклята братом за то, что она опозорила всю семью. Подобное положение дела являет­ся самым могущественным мотивом преступления для боль­шинства детоубийц, у которых оно до известной степени свя­зано с потребностью мстить вероломному отцу за его измену смертью ребенка. Одна детоубийца созналась в этом Grandpré в следующих словах: "Когда он (ребенок) родился и я поду­мала о том, что он останется на всю жизнь незаконнорож­денным и вырастет, быть может, таким же негодяем, как его отец, мои пальцы невольно сдавили его горло..."

Статистика показывает, что число детоубийств нахо­дится в обратном отношении к числу незаконных рожде­ний, т.е., другими словами, там, где последние, будучи более редким явлением, наказываются строже, детоубийства встре­чаются чаще. Итак, преступление это является следстви­ем чаще всего страха перед позором. В городах подобные преступления скрываются легче, и потому там детоубий­ства встречаются реже, как это видно из следующих цифр:

Итак, детоубийство порождается общественным мнени­ем, по­доб­но тому как во времена варварства оскорбление влекло за собою кровавую месть, если оскорбленный не хотел остаться обесче­щенным на всю жизнь.

В некоторых случаях преступление является реакцией на очень дурное обращение и унижение, которому подверга­ется женщина. Так, В.R. пыталась отравить своего старого грубого мужа, за которого заставила ее выйти замуж мать ее, находившаяся прежде в связи с ним. Она ни за что не хотела отдаться ему, и за это жестокий муж морил ее голо­дом, бил и заставлял ночевать в лавке, где она была совер­шенно не защищена от непогоды. Spinetti зарезала своего мужа, которому принесла раньше столько жертв, после того как он жестоко избил ее, несмотря на ее беременность, за­ставляя обокрасть своего хозяина. С.Н. застрелила в суде человека, оклеветавшего ее самым оскорбительным обра­зом в то время, как он всякими прав­дами и неправдами добился оправдания в возбужденном против него процессе.

6. Материнская и семейная любовь. Оскорбленная ма­теринская и семейная любовь является сравнительно реже причиной и мотивом преступлений. Du Tilly, видя, что муж ее позорит честь своей семьи и разоряет ее своею незакон­ной связью с одной женщиной, особенно страдала при мыс­ли, что благодаря болезни ее он сможет скоро жениться на своей любовнице, которая сделается таким образом маче­хой ее детей. Это заставило ее решиться облить свою сопер­ницу серной кислотой, чтобы сделать ее уродливой, а стало быть, и безвредной. Т. била и истязала проститутку, для которой муж бросил ее и для которой он разорял свою семью. Антония В., почти доведшая своей расточительно­стью семью свою до банкротства, подожгла свой дом, чтобы полученной страховой премией поправить немного свои за­путанные обстоятельства. Dani убежала из дома со своими детьми от рассвирепевшего пьяного мужа, хотевшего их всех перерезать. Но затем, когда он заснул, она вернулась в дом и заколола его. Одна дама, портрет которой мы находим у Mace, решилась на воровство, чтобы иметь чем заплатить за учение своего сына. Это была женщина из очень хорошей семьи, превосходно воспитанная, с прекрасным характером, но глубоко несчастная вследствие нищеты, в которую она впала после прежнего благосостояния. Арестованная за со­вершенное воровство, она отказалась назвать свое имя, что­бы не опозорить своего ребенка, но случайно была в суде узнана одним из адвокатов. Несколько дней спустя после этого она умерла, сраженная своим горем.

То обстоятельство, что материнская любовь, несмотря на все выдающееся значение ее в духовной жизни женщины, яв­ляется так редко мотивом преступлений, должно казаться немного странным. Но она есть своего рода профилактическое средство против пороков и преступлений, ибо боязнь причи­нить вред своим детям или быть оторванной от них благода­ря преступлению часто заставляет мать отказаться от ее пре­ступных замыслов мести и вообще от всяких насильственных попыток реактивного характера. Этим же объясняется, поче­му мать старается обыкновенно внушить своим детям терпе­ние и снисхождение, удерживая их от мстительных порывов.

Но, с другой стороны, замечателен факт, что материнст­во часто является причиной психозов. Статистика пока­зывает, что вследствие тяжелых семейных несчастий забо­лели психическими болезнями (процент от всего количества душевных заболеваний):

В Турине наблюдались психические расстройства вслед­ствие смерти детей у женщин втрое чаще, чем у мужчин; бездетность также была причиной душевного заболевания у трех женщин.

Другой фактор, исключающий возможность преступлений из-за материнской любви, заключается в следующем. Жен­щина смотрит на своего ребенка почти как на часть самой себя, заботится о нем, как о самой себе, и принимает к сердцу все огорчения его, как свои собственные, до тех пор, пока он мал и не может обходиться без посторонней помощи. Когда же дитя вырастает, становится взрослым человеком и начи­нает вести более или менее самостоятельную жизнь, отдель­ную от матери, последняя тем не менее продолжает, хоть и издали, следить за его жизнью с полным любви участием, не выступая уже более в роли покровительницы и защитницы его. Несправедливость, причиненная взрослому сыну или дочери, причиняет, конечно, матери страдания, но далеко не такие сильные, как в случае обиды ее беспомощного кро­шечного ребенка. Это напоминает распространенное в цар­стве животных покидание самкой на произвол судьбы сво­их детенышей, как только они научатся бегать или летать. Но так как маленькое дитя не принимает участия в борьбе за существование и не имеет, стало быть, врагов и преследо­вателей, то для матери его не представляется случая к пре­ступному вмешательству в его защиту. Единственный воз­можный в этом отношении случай наблюдается тогда, когда мать мстит или защищает свое дитя от дурного отца, а это встречается, по счастию, очень редко, ибо преступления про­тив элементарных отцовских обязанностей встречаются, по счастию, в культурной среде чрезвычайно редко.

7. Страсть к нарядам и роскоши. К числу мотивов пре­ступлений по страсти относится также странным образом связанная с чувствами, порождаемыми семейной жизнью, страсть к красивым нарядам, столь характерная для пре­ступных женщин.

Du Tilly созналась, что больше всего возмущало ее то, что муж отдавал ее платья своей любовнице. Reymond была вне себя, узнав, какую массу нарядов и драгоценных вещей дарил своей любовнице ее муж, бывший по отноше­нию к ней очень скупым. Т. говорила на суде, что она разыскала любовницу своего мужа, проститутку, не имея никакого намерения оскорбить ее; но когда она увидела на ней свою собственную, подаренную ей к свадьбе шаль, она не могла сдержать своего гнева и бросилась бить ее.

В других случаях возбуждение женщин вызывается ос­корблением дорогих специально для них или даже почти священных в глазах их предметов. Так, например, Laurent пришла в сильнейший гнев, застав en flagrant délit своего мужа с горничной на своей собственной кровати.

8. Аналогичные черты у преступных женщин и муж­чин. До сих пор мы находили полный параллелизм между преступными мужчинами и женщинами — преступницами по страсти, причем только некоторые черты характера, суще­ственные для первых, встречаются у вторых сравнительно редко. Так, преступное деяние следует непосредственно за поводом к нему только у некоторых женщин. Guerin, напри­мер, узнав, что муж ее находится со своей любовницей в Вер­сале, немедленно отправилась туда и заколола его, a Dam зарезала своего мужа, угрожавшего ей и детям, тотчас же, как только он заснул. Равным образом и Spinetti убила своего любовника непосредственно после того, как он потребовал, чтобы она обворовала своих господ. Точно так же поступили Provensal и Jamais. Искреннее раскаяние мы наблюдаем срав­нительно у немногих женщин. Noblin, например, совершив свое преступление, бросилась с криком бежать по улицам и сама отдалась в руки правосудия, a Dam пыталась даже по­кончить с собою, но у нее не хватило на это мужества, и она была арестована жандармами. На Антонио В., совершившую поджог собственного дома с целью получить страховую пре­мию, при мысли о совершенном ею преступлении находил всякий раз какой-то столбняк, и она обратилась к агенту страхового общества только по настоянию своего брата, при­чем, получив деньги, добровольно созналась в своем преступ­лении. Du Tilly желала только, как говорила она, обезобра­зить свою соперницу, но была страшно огорчена, когда последняя лишилась благодаря ей одного глаза. Она тотчас же в вознаграждение вручила ей крупную сумму денег, посто­янно осведомлялась о ее здоровье и была очень счастлива всякий раз, когда врач приносил ей на этот счет добрые вес­ти. Точно так же у преступниц по страсти редко наблюдает­ся та внезапность решимости, которая характеризуется, меж­ду прочим, так, что они хватают для нападения первый попавшийся им в руки предмет или же пускают в ход ногти и зубы, подобно Guerin, Dam и Т., которая ворвалась в дом любовницы мужа своего и набросилась на нее с кулаками.

9. Отклонения от мужского преступного типа. Пред­шество­вавшая преступлению жизнь преступниц по стра­сти оказывается обыкновенно не всегда безупречною: у них нередко наблюдаются черты жестокости и злости (как, например, у В., у Dav., y Andral) — черты, которые противоречат обычной чрезмерной доброте преступников по стра­сти и благодаря которым они приближаются то к врож­денным преступницам, то к случайным преступникам.

У женщин взрыв страсти часто не так силен, как у муж­чин, и сама страсть развивается у них постепенно, часто в течение месяцев и даже целых годов, сменяясь периодами снисходительности и даже дружбы к намеченной жертве. У них обыкновенно замечается более холодная и обдуманная, чем у мужчин, предумышленность преступления, и самое исполнение его отличается большею ловкостью и той ха­рактерной сложностью, которая невозможна там, где пре­ступлением руководит одна лишь страсть. Характерно, да­лее, для женщин и то, что за преступлением у них редко следует искреннее раскаяние и что они, напротив, очень час­то находят удовлетворение в совершенной мести; еще реже среди них наблюдаются в таких случаях самоубийства.

Упомянутая нами раньше В., за честность которой, как мы видели, хотели ручаться все ее соседки, подкараулила ночью с дубинкой в руках своего мужа с его возлюбленной и напала на них. После этого происшествия муж ее оставил свою любовницу и сошелся с девушкой, служившей у них горничной. Но с этой последней В. обращалась очень неоди­наково: то она прогоняла ее из дома после самых бурных сцен, то, напротив, принимала, особенно в те дни, когда сильно нуждалась, ее деньги и подарки; но в этой постоянной смене гнева и примирения всегда тлела ненависть обманутой жен­щины к своей сопернице. Дело окончилось тем, что однажды, когда муж ее прокучивал с этой девушкой свои последние деньги в одном веселом доме, она переоделась мужчиной, отправилась туда и, напав на свою соперницу, избила ее са­мым жестоким образом. Мы видим, что в данном случае решительный удар со стороны В. долго подготовлялся и что последнему предшествовал период продолжительного при­мирения ее с соперницей, благодаря чему она не является, в строгом смысле слова, преступницей по страсти.

Laurent, поймав своего мужа и служанку en flagrant délit, прогнала последнюю, но воспоминание об этом позоре так мучило ее постоянно, что спустя 6 месяцев она разыскал эту девушку и убила ее. Ни один преступник по страсти не чувствовал бы потребности мстить спустя так много времени после обстоятельства, послужившего поводом к мести. Рав­ным образом и образ действия du Tilly с серной кислотой не вполне отвечает характеру преступления по страсти: ее план мести был слишком утонченно-жестокого характера и для исполнения его нужно было слишком много хладнокровия для того, чтобы можно было предположить у нее в момент совершения ею преступления состояние известной нравст­венной невменяемости. B.R., выданная матерью против во­ли своей замуж за старого и жестокого человека, подсыпала своему мужу в минуту отчаяния в похлебку его медного купороса. Но мужу похлебка эта показалась слишком ки­слой, и он не стал есть ее. Спустя два-три дня супруги опять поссорились, и тогда муж, найдя остаток этой похлебки и заподозрив что-то неладное по ее странному цвету, потребо­вал от нее объяснений на этот счет, и молодая женщина во всем призналась. И здесь, стало быть, справедливая нена­висть к грубому, жестокому мужу выразилась в заранее обду­манном и предварительно подготовленном преступлении, ка­ким, впрочем, всегда является отравление.

Преступление Reymond свидетельствует от начала до конца о большом хладнокровии и хитром расчете ее. Для доказательства достаточно припомнить необыкновенно тон­кий и ловкий прием, к которому прибегла она, чтобы про­никнуть в дом, где происходило свидание мужа ее с любов­ницей. Она именно позвонила и просунула под дверь заранее написанную записочку следующего содержания: "Поль, от­крой мне; Lassimonne (муж любовницы) знает все; он сей­час явится; я пришла помочь тебе; не бойся".

Brosset разошлась со своим мужем, с которым она очень дурно жила, но ее постоянно мучила ревность. Однажды она отправилась к нему, захватив с собою нож, и, застав у него девушку, убила его. Преступнице Daru, в которой пре­ступный тип выражен резче всего, гнев и ненависть к му­жу не помешали, однако, хладнокровно обсудить, каким образом лучше всего убить его во время сна. Равным об­разом и Dumaire, принадлежащая по некоторым особенностям своим к преступницам по страсти, имеет очень много сходства с врожденными преступницами. Будучи от природы очень неглупой и предусмотрительной, она собра­ла путем проституции изрядные деньги, но не была при этом, однако, настолько эгоистичной, чтобы не делиться ими со своими родными. Она познакомилась с Picard'oM, влюбилась в него, оставила распутный образ жизни и, сде­лавшись его любовницей, была ему верна в течение многих лет, прижив с ним дочь. Она дала своему любовнику сред­ства получить образование и, не желая, чтобы он на ней женился, требовала от него только, чтобы он не бросал ее. Однако Picard, окончив свое образование, задумал женить­ся на богатой девушке, и тогда она убила его. Искренность ее сильной любви, недостойное поведение любовника ее могли бы заставить думать, что мы имеем здесь дело с преступлением по страсти, но против этого говорят раз­личные обстоятельства, и прежде всего заранее принятое ею намерение убить Picard'a, как только он изменит ей, о чем свидетельствуют ее слова, сказанные ею задолго до преступления родным его: "S'il faut le tuer, je le tuerai"*. Далее, характеру преступления по страсти противоречат также ее решительный и энергичный образ действия и отсутствие у нее раскаяния. Она вела себя совершенно непринужденно во время судебного разбора дела ее и зая­вила на суде, что не только не сожалеет о случившемся, но даже повторила бы в случае надобности это убийство еще раз, так как предпочитает видеть своего возлюбленного лучше мертвым, чем принадлежащим другой женщине.

Dav., отдавшаяся честной девушкой своему поклонни­ку, сержанту, после того как он обещал жениться на ней, облила его серной кислотой, когда он бросил ее беремен­ной. Мы здесь имеем дело не с кокоткой или проститут­кой, мстящей своему вероломному любовнику за то, что он покинул ее, причем истинным мотивом мести является собственно эгоизм, но с честной девушкой, которой причи­нена тяжелая несправедливость и в преступлении которой страсть играет главную роль. Но даже и у нее мы нахо­дим черты, противоречащие характеру истинного преступ­ления по страсти: так, например, Dav., перед тем как от­даться своему любовнику, угрожала ему смертью, если он обманет ее. Это указывает на то, что она подумывала о преступлении еще задолго до того, как на него натолкнуло ее поведение ее любовника. Далее: чтобы разыскать его, она отправилась в одно подозрительное место в сопровож­дении какого-то мужчины, что не может не свидетельство­вать об известной свободе в ее поведении. Наконец, она прибегла к серной кислоте, чтобы заставить испытать — как она сама призналась — любовника своего горечь мес­ти. Она не обнаружила никакого раскаяния в совершен­ном преступлении и многократно осведомлялась даже у тюремных врачей о состоянии здоровья своей жертвы.

Часто бывает затруднительно решить, куда именно отне­сти виновную: к преступницам ли по страсти или же к врожденным преступницам, так как она принадлежит, по-видимому, к одной и другой из этих категорий одновременно.

Клотильда Andral, актриса (у которой любовные при­ключения вроде нижеописанного составляли, вероятно, да­леко не редкость), сделалась любовницей одного офицера, от которого родила сына. Однако любовник вскоре поки­нул ее и материальное положение, в котором она внезапно очутилась, стало до того скверным, что она нуждалась да­же в самом необходимом и была решительно не в состоя­нии содержать своего ребенка. Окружавшая ее нищета, стра­дания ее дитяти и циничное поведение ее любовника, не считавшего даже нужным отвечать на ее письма, довели ее до отчаяния. Она решилась облить его серной кислотой, но это ей не вполне удалось. И в данном случае характеру преступления по страсти противоречат как далеко не безу­пречная предшествовавшая жизнь преступницы, так равно и заранее обдуманное намерение, с которым она соверши­ла преступление (она подкарауливала свою жертву триж­ды с большими промежутками один раз после другого). Но, с другой стороны, мотив ее преступления был очень серьезен и не гнездился в какой-нибудь низменной страсти.

Итак, в приведенных примерах дело сводится не к тем взрывам страсти, которые омрачают ум даже порядочного человека, превращая его в убийцу, но к упорному, медленно развивающемуся чувству, приводящему в брожение дурные наклонности и дающему достаточно времени для того, что­бы обдумать и подготовить преступление. Нам скажут, быть может, что здесь дело идет о безусловно честных жен­щинах — и, в сущности, преступницы эти мало или даже вовсе не отличаются от нормальных женщин, — но это кажущееся противоречие исчезает, когда мы примем во внимание то, что уже прежде было нами сказано о нравст­венном чувстве нормальной женщины. Мы доказали именно раньше, что чувство это почти совершенно не развито у нее и что ей свойственны некоторые преступные наклонности, как мстительность, ревность, зависть и злость, которые, впро­чем, при обыкновенных условиях нейтрализуются ее срав­нительно малой чувствительностью, равно как и ничтож­ной интенсивностью ее страстей. Если нормальная во всем остальном женщина возбудима более обыкновенного и у нее повод к преступлению самый серьезный, то преступные наклонности ее, физиологически дремлющие, пробуждают­ся: она становится в таком случае преступницей, но не вследствие силы своих страстей, которые у нее обыкновен­но посредственно-слабы, но благодаря своей пробудившей­ся преступности. Таким образом, даже совершенно нор­мальная женщина может сделаться преступницей, не будучи в то же время преступницей по страсти, так как страсти ее никогда не достигают значительной интенсивности. Но они составляют тем не менее неотъемлемую часть всякого пре­ступления, так как пробуждение в женщине ее скрытой преступности обусловливается только оскорблением са­мых дорогих для нее чувств.

То же самое можно сказать о преступлениях, в которых второстепенную роль играют страсти, а главную — вну­шение со стороны мужчины. Lodi, например, совершила кражу по приказанию своего любовника, который грозил в противном случае бросить ее. Особенно характерен случай Noblin. Она была покинута своим любовником после многолетней связи с ним для другой женщины, и так как она знала о совершенном им преступлении, то угрожала ему доносом. Между тем любовник ее успел уже доверить тай­ну своего преступления своей новой любовнице и решил поэтому избавиться от угрожавшей ему с обеих сторон опасности устранением одной из этих женщин. Выбор его пал на вторую любовницу. Целый месяц затем он мучил Noblin разного рода подстрекательствами к преступлению, о которых она потом рассказывала на суде в следующих словах: "Он изводил меня и мучил по целым неделям, то стараясь возбудить мою ненависть к сопернице рассказами о том, как она любила его, то подзадоривая меня, что я слишком труслива для того, чтобы решиться отомстить... Промучив меня таким образом целый месяц, он однажды сказал мне прямо, что я не люблю его, если до сих пор не убила своей соперницы". В данном случае одной страсти, как бы сильна она ни была, оказалось недостаточно для того, чтобы имело место преступление, если бы сюда не при­соединилось еще внушение; следовательно, преступные на­клонности бывают порою скрыты в женщине очень глубо­ко, если для пробуждения их нужны такие могучие средства, как внушение. Мужчина, преступник по страсти, может силь­нейшим образом противостоять искушению преступлению или уступать ему под влиянием более сильной страсти; там же, где для совершения преступления необходимо еще влияние внушения, где возможно, стало быть, предваритель­ное обдумыванье и взвешивание всех последствий замыш­ляемого преступного деяния, — там органическое врож­денное сопротивление злу должно быть, очевидно, весьма слабым. Как показывает, между прочим, только что описан­ный случай, нормальной женщине свойствен известный за­пас дурных инстинктов, а вместе с тем и предрасположен­ность к подобной форме преступности по страсти.

10. Преступления по страсти эгоистического характе­ра. Преступления, которые мы называем преступлениями по страсти эгоистического характера, совершаются не бла­годаря внезапному взрыву страсти, но под влиянием посте­пенного действия ко злу направленных импульсов. Преступницы этой категории суть обыкновенные честные, доб­рые и любящие натуры, и преступления их являются почти исключительно плодом постепенно нарастающего чувства ревности, порождаемой разного рода несчастьями, болезня­ми и пр. С одной стороны, они не вполне преступницы по страсти, но с другой — у них недостает не только более или менее серьезного мотива к преступлению, но часто даже и повода к нему со стороны жертвы, — и подобное отноше­ние преступного субъекта к своей жертве является весьма характерным для врожденного преступника. Примером мо­жет послужить следующий случай, имевший место в Бель­гии. Один молодой человек любил и был любим одной бедной девушкой, богатая кузина которой также влюбилась в него. Молодой человек хоть и был честен, но, не чувствуя в себе достаточно мужества к жизненной борьбе за свое существование, поддался искушению богатства и обручился с богатой девушкой, отказавшись от бедной. Однако неза­долго до свадьбы невеста его опасно заболела, и ее начала беспрестанно мучить ревность и мысль о том, что смерть ее, которая сделает ее бедную кузину богатой наследницей ее, доставит жениху ее двойное счастье обладания богатством и любимой женщиной. Ревность натолкнула ее на мысль скомпрометировать и погубить его. Для этого она прогло­тила дорогой бриллиант из своего кольца и обвинила моло­дого человека в том, что он украл его. Отец поверил словам своей умирающей дочери и, ища после смерти ее кольцо это среди других драгоценностей ее, нашел его, к удивлению своему, без бриллианта. Экс-жених был арестован и, навер­ное, был бы осужден, если бы, по счастию, молва не обвинила его в том, что он отравил свою невесту с целью сделать на­следницей любимую им девушку. Было произведено вскры­тие умершей, и бриллиант был найден у нее в желудке.

Другой случай. Некая Derw., счастливая, очень любящая женщина безупречного поведения, заболела вдруг на высоте своего счастия чахоткой и в течение нескольких месяцев очутилась на краю могилы. Ее любовь к мужу преврати­лась в бесконечную бурную ревность. Она постоянно требо­вала клятв его, что по смерти ее он не будет знать никакой другой женщины, просила его умереть вместе с ней и одна­жды, после того как несчастный муж в сотый раз клялся ей ни на ком не жениться после смерти ее, она схватила ви­севшее на стене ружье и застрелила его. Perrin была прико­вана неизлечимой болезнью к своей кровати в течение пяти лет. В течение всего этого времени она страшно мучила мужа своего ревностью. Ежедневно она упрекала его в не­достойном относительно ее поведении, говорила, что он из­меняет ей и, наконец, чтобы положить конец всему этому, однажды подозвала его к своей постели и тяжело ранила выстрелом из револьвера, который постоянно держала спря­танным под подушками. Потом она сама призналась, что обдумывала свое преступление в течение долгого времени.

Во всех этих случаях мотивом преступления является благородная страсть, любовь, но ближайший, однако, толчок к чему дается, с одной стороны, пробудившимися дурными инстинктами, находящимися у нормальной женщины в скры­том состоянии, и, с другой — ревностью, доходящей до чу­довищных размеров, благодаря которой женщины страдают при виде чужого счастья так же, как бы под влиянием собственного несчастья. Мысль о том, что они лишены сча­стья ожесточает их и возбуждает в них желание, чтобы и другие не могли воспользоваться им. Конечно, здесь поводы к преступлению большею частью серьезного характера, и каждая из этих преступниц при нормальных условиях, ес­ли бы судьба не обрушилась так жестоко на нее наверное осталась бы честной женщиной. Подобные преступления очень резко свидетельствуют о той аналогии, которая суще­ствует между детьми и женщинами: можно сказать, что это преступления взрослых детей наделенных более сильными страстями и более высокой интеллигентностью.

Итак, мы имеем здесь дело с преступлениями по страсти происхождение которых кроется в чувствах исключительно эгоистического характера, как, например, в ревности, зависти и т.п., но не в ego-альтруистических чувствах, как Spencer считает любовь, честь и т п., которые, напротив, являются главными мотивами преступлений по страсти у мужчин.

Самоубийцы.

1. Чтобы дополнить наше исследование о преступлени­ях по страсти, мы должны коснуться еще самоубийц, ибо аналогия и родство между преступлениями, особенно со­вершаемыми по страсти, и самоубийством так велики, что их можно рассматривать, как две ветви одного и того же дерева.

Самоубийство — этот феномен, так близко стоящий к преступности по своим вариациям, наблюдается, в общем, у женщин в четыре и даже пять раз реже, чем у мужчин.

2. Самоубийства вследствие физических страданий. Со­ответственно незначительному числу самоубийств, совер­шаемых по страсти, число их вследствие физических стра­даний также невелико. В этом отношении женщины относительно превосходят мужчин в Пруссии, Саксонии, Италии, Вене и Париже и уступают им в Германии, Бель­гии, Франции и Мадриде. Но превосходство их только от­носительное, так как абсолютное число самоубийств вооб­ще, а стало быть, и тех, причиной которых являются физические страдания, среди мужчин всегда значительно больше, чем среди женщин.

Обстоятельство это является новым доказательством меньшей чувствительности женщины: она не так живо ощущает физические страдания, и потому последние ее не доводят так часто до самоубийства, несмотря на то что женщина переносит больше физических мук, нераздельно связанных с жизненными функциями и особенностями ее пола. Но так как страдание принадлежит в отдаленном смысле слова к аффектам, а физическая чувствительность есть основа страстей и нравственного чувства, то этим мы можем объяснить себе редкость среди женщин самоубий­ства, обусловленных страстями.

3. Нищета. Нищета является для женщины несущест­венным мотивом самоубийства. Число лиц, лишающих се­бя жизни вследствие нищеты, сравнительно невелико как среди мужчин, так и женщин. Шансы для обоих полов впасть в нищету почти одни и те же, так как материаль­ным потерям подвергаются одинаково как муж, так и же­на, как отец, так и дочери и т.д. Но женщина гораздо легче мужчины выходит из подобного положения. Представляя собою, как сказано нами раньше, средний тип человеческого рода, она в силу этого легче приспособляется к разного рода переменам жизненных условий. Разница между герцогиней и прачкой более поверхностна и далеко не так глубока, как различие между членами в пределах другого пола: герцоги­ня может сравнительно легко примениться к какому-ни­будь новому положению и стать, положим, прачкой. Кто знаком с жизнью, тому приходилось, вероятно, встречать высокопоставленных женщин, которые, впав в бедность, легко примирялись с местом какой-нибудь компаньонки или да­же горничной; мужчина же при таких же условиях не так легко мирится со своим несчастием и очень часто погибает под ударами судьбы. Женщина благодаря именно своей по­ниженной чувствительности, а также тому обстоятельству, что потребности ее меньше, приспособляется легче и лучше мужчины не только к нравственным страданиям, но и к физическим лишениям, связанным с бедностью (плохое пи­тание, отсутствие каких бы то ни было удобств и пр.). За­метим далее, что за материальное разорение семьи женщи­на несет обыкновенно только косвенную ответственность, благодаря чему избавлена, по крайней мере, от тех угрызе­ний совести и нравственных страданий, которые выпадают так часто на долю мужчины. С другой стороны, и материн­ство оказывает на нее в таких случаях свое благодетельное влияние, ибо мать, впав в нищету, под влиянием горя чув­ствует сильнее потребность заботиться и не покидать детей своих, между тем как мужчина при подобном же несчастий в состоянии совершенно забыть о них. Далее, женщина обык­новенно не настолько горда, чтобы в случае крайней нужды не решиться просить милостыню, в то время как мужчина часто предпочитает нищенству смерть. Наконец, она, в силу своего слабо развитого нравственного чувства, прибегает еще к проституции как к крайнему средству выйти из своего тяжелого положения.

Итак, для того чтобы женщина решилась на самоубий­ство, нужна совокупность более многочисленных причин, чем для мужчины. Только лишь в том случае, когда бед­ность ее достигает такой степени, что она лишена реши­тельно всего, что нужно для жизни, когда ей закрыты все пути к спасению, а стыд или возраст не позволяют ей за­няться проституцией — только лишь при таких услови­ях женщина способна поднять на себя руку. "Я испытала тысячу средств, — пишет одна самоубийца, — чтобы дос­тать работу, но всюду наталкивалась на черствых, бездуш­ных людей, оскорблявших меня своими грязными предло­жениями". Другая молодая, красивая девушка сообщает в своем предсмертном письме, что она заложила все, что можно было заложить, и осталась без всего. "Я могла бы, — добавляет она, — иметь хорошо устроенный магазин, но я предпочитаю умереть честной девушкой, чем вести жизнь распутной женщины".

4. Любовь. В качестве мотива самоубийств, равно как и преступлений, любовь играет довольно видную роль. Отно­сительные цифры статистики здесь так велики для жен­щин, что последние сравниваются и даже превосходят в этом отношении мужчин. Для страстной женщины само­убийство является самым частым средством избежать мук несчастной любви. Обстоятельство это в силу антагониз­ма, существующего между самоубийством и преступлени­ем, не может не влиять на преступления по страсти, значи­тельно уменьшая число их.

Преобладание самоубийств над убийствами, совершае­мыми под влиянием страсти, вполне соответствует ука­занным нами при изучении нормальной женщины харак­терным чертам женской любви. Для женщины любовь является чем-то вроде рабства, которому она отдается с энтузиазмом, бескорыстным самопожертвованием для лю­бимого человека. Если при всем том у обыкновенной жен­щины и находят еще место эгоистические чувства, кото­рые порою берут даже перевес, то у страстных натур зато эта самоотверженность под влиянием дурного обращения и жестокости любовника не только не уменьшается, а даже, наоборот, увеличивается. В подобных случаях даже са­мая сильная страсть не может, очевидно, привести к пре­ступлению, и было бы абсурдом предполагать, что Элоиза, Carlyle или Lespinasse, например, могли бы убить своих лю­бовников, если бы последние изменили им или начали дурно обращаться с ними. Напротив, любовь их благодаря этому сделалась бы еще сильнее, а преданность — еще более безграничной, Мы редко видим, что обыкновенные, совершенно неизвестные женщины оканчивают самоубий­ством страдания своей неудачной любви и, умирая, обра­щаются в своих последних, предсмертных письмах со сло­вами любви и прощения к тем, кто не должен был бы, казалось, возбуждать в них ничего, кроме ненависти и же­лания мстить. Так, одна молодая девушка перед самоубий­ством писала своему любовнику: "Ты обманул меня; два года ты клялся, что женишься на мне, а теперь бросаешь меня; я прощаю тебя, но не могу пережить потери твоей любви..." В письме другой мы читаем: "Я делала невоз­можные нравственные усилия, чтобы жить без этой любви, которая составляла всю мою жизнь, но это оказалось вы­ше моих сил. Да, преступление мое тяжко, и имя мое будет проклято даже моим собственным ребенком, и тем не ме­нее я не могу жить без другой половины моего "я", без того, кого я потеряла. Я была уже готова броситься к ногам его, но он оттолкнул бы меня. Ах, пусть он простит мне несправедливости, которые я ему когда-либо причиня­ла, пусть помнит только о счастливых минутах, проведен­ных со мною!" Одна покинутая своим любовником де­вушка писала своей подруге: "Уверь его (т.е. любовника), что я молюсь о счастии его и умираю, любя его", а другая в следующих словах прощалась со своим любовником в пред­смертной записке: "Прощай! смерть скоро разлучит нас; я надеюсь сделать тебя счастливым..." "Чем я заслужила, — восклицает третья несчастная, обращаясь к своему веро­ломному любовнику, — твою немилость? Неужели тем, что любила тебя больше своей жизни?"*

В общем, измена любовника редко возбуждает в жен­щине жажду мести. Она смотрит на измену эту, как на своего рода смерть его, которая причиняет ей жестокие страдания и после которой ей ничего не остается, как тоже умереть, если только она до этого не лишится рассудка.

Что преступницы по страсти способны на преступления против своих любовников, возможно, быть может, объяс­нить тем, что они любят, как мужчины, и что у них — как мы заметили раньше — наблюдаются очень часто сомати­ческие признаки, свойственные мужскому полу. Между пре­ступницами из эротических мотивов встречается чрезвы­чайно редко настоящий, совершенный тип преступниц по страсти; гораздо чаще, чем любовью, преступления их обу­словливаются чувствами эгоистического характера, поро­ждаемыми разочарованиями в любви. Чистая и сильная страсть сама по себе доводит любящую женщину до само­убийства или психического расстройства чаще, чем до пре­ступления; последнее же всегда свидетельствует о том, что страсть пробудила дремавшие дотоле дурные инстинкты или что имеется дело с вполне мужским складом харак­тера. Итак, единственным преступлением по страсти, если только возможно назвать его преступлением, является у женщин самоубийство; другие же преступления, совершае­мые из этого же мотива, суть деяния собственно не пре­ступниц по страсти.

Брак также является у женщин реже, чем у мужчин, источником мотивов к самоубийству: на 50 мужчин, ли­шающих себя жизни вследствие измены их жен, и на 41, налагающих на себя руки вследствие смерти их, приходит­ся по 14 самоубийц-женщин. Объясняется это отчасти тем, что у женщин материнская любовь сильнее супружеской и чувства их больше всего сосредоточены на детях, а отчасти тем обстоятельством, что они в таких случаях гораздо чаще мужчин подвергаются психическим заболеваниям.

Замечательна также частота незаконных любовных свя­зей у преступниц по страсти. Брак, как и все социальные установления, рассчитан, собственно говоря, на нормаль­ных женщин; обыкновенная замужняя женщина никогда не любит так сильно, чтоб думать о самоубийстве, когда она овдовеет. Зато женщина с сильной и страстной нату­рой находит часто в препятствиях, которые общество по­лагает ее любовным стремлениям, камень, о который раз­бивается ее жизнь. Весьма естественно поэтому, что страстные женщины дают из среды своей наибольшее чис­ло самоубийц и душевных больных.

5. Двойные и множественные самоубийства. Выдаю­щуюся роль играет обыкновенно женщина в двойных са­моубийствах. Там, где два любящих сердца, не имея воз­можности соединиться брачными узами, вкушают тем не менее от запретного плода любви и платят затем собствен­ною жизнью за увлечение, которому не могли противосто­ять, — там женщина проявляет обыкновенно большую решительность. В двойном самоубийстве Bancal-Trousset первая мысль о нем явилась девушке, Trousset, под влия­нием чтения романа Indiana. Но Bancal не соглашался умереть, и тогда она начала осыпать его упреками, между прочим, говоря: "Неужели ты не любишь меня настолько, чтобы принести мне эту жертву?" Юноша наконец усту­пил ей, но в назначенный вечер долго не решался нанести ей первый удар ножом. Она начала убеждать его, и под влиянием ее слов он наконец решился. Однако при виде хлынувшей крови он растерялся и хотел перевязать рану, но она не дала ему этого сделать. Ее решимость умереть была так велика, что она приняла еще яд, и, когда он долго не действовал, приказала еще раз своему любовнику зако­лоть ее. "Нужно, наконец, покончить с этим, — кричала она, — заколи меня скорей!" Точно так же и в самоубий­стве Cesira Merz и Pietro Lev., план умереть вместе создала Merz, и когда у Pietro в решительную минуту не хватило духу застрелить себя и он начал плакать, она сказала ему: "Милый, ты малодушен; в таком случае я сперва убью тебя, а потом умру сама... Теперь все кончено... некогда ломать комедии". Brierre de Boismont цитирует случай, где одна молодая девушка спокойного характера, но начитав­шаяся романов, узнав, что родители жениха ее не соглаша­ются на его брак с нею, решилась умереть вместе с ним и сумела убедить и его решиться на это. "Я готова, — гово­рила она ему, — скорей умереть, чем потерять тебя; дай мне и ты доказательство такой же любви ко мне". Моло­дые люди Берта Delmas и Эмиль Gasson были обручены. Но вот им необходимо было расстаться, так как жених должен был уехать отбывать воинскую повинность. Рас­ставаясь, влюбленные утешали себя тем, что на новый год они увидятся опять. Но наступил новый год, a Gasson не приехал, потому что не получил отпуска. Тогда Delmas заложила за 9 франков свои серьги и послала ему эти деньги с просьбой непременно приехать, так как она не может более без него жить. Молодой солдат дезертировал из полка и провел со своей невестой в полном счастии целую неделю, хотя и ждал с минуты на минуту жандар­мов, которые должны были прийти арестовать его. При таком положении дела Берте пришла в голову мысль уме­реть вместе со своим женихом. Был назначен день и час, когда они должны были лишить себя жизни, но Gasson под разными предлогами откладывал исполнение этого пла­на. Тогда молодая женщина заставила его стрелять в нее и в себя. Оба они остались живы, и на суде выступила потом очень ясно разница в их характерах. Одного взгля­да на робкого, нерешительного и заикающегося Gasson'a было достаточно, чтобы убедиться, что в данном деле он действовал под влиянием своей невесты; последняя же своим твердым, решительным, как у мужчины, характером не допускала сомнений, что весь этот план был задуман и подготовлен исключительно ею одной.

Происхождение этого часто наблюдаемого вида само­убийств становится понятным, если рассматривать любовь как особую форму сродства, усиливающегося путем более или менее продолжительной совместной жизни настолько, что разлука становится в конце концов непосильной.

Мысль о смерти всегда приходит первой женщине, и она же делает почти всегда первый шаг к осуществлению задуманного плана самоубийства. Bourget изобразил в сво­ем "Disciple", с одной стороны, мужчину, у которого в ре­шительную минуту не хватает духу лишить себя жизни, и с другой — женщину, твердо настаивающую на приведе­нии в исполнение принятого решения покончить с собой. Явление это весьма естественно. Любовь даже при обык­новенных условиях есть нечто в высшей степени важное для женщины; для страстной же натуры она — все, и лишить ее того, кого она любит, значит лишить ее жизни. Для мужчины же, даже если он и очень сильно влюблен, жизнь имеет всегда столько привлекательного и обольсти­тельного, что он лишь редко решается расстаться с нею вследствие потери любимой женщины. Правда, бывают ми­нуты, когда и он может под влиянием отчаяния и непре­одолимых препятствий искать выхода из своего положе­ния в самоубийстве, но раз страсть его будет удовлетворена, у него — как вполне верно замечает Bourget — всегда возвращается интерес к жизни и ко всему тому, что ему и помимо любимой им женщины нравилось в ней. Вот по­чему многие мужчины медлят покончить с собой, особенно если та, кого они любили, отдалась им вполне, между тем как женщина в таких случаях выказывает, наоборот, еще большую решимость.

Особый вид самоубийства женщин — это смерть мате­ри одновременно с ее детьми под влиянием нищеты или какого-нибудь тяжелого несчастия. Aresteiles лишила се­бя жизни вместе со своим сыном, страдавшим эпилепсией и идиотизмом, из боязни, что с последним после смерти ее станут дурно обращаться. Некто Berbecon убила свою го­рячо любимую дочь, которая должна была поступить в заведение для душевнобольных, и затем сама покончила с собой, так как не могла примириться с мыслью о разлуке с ней. Monard пыталась лишить себя и своих двух детей жизни, не будучи более в состоянии переносить дурного обращения своего мужа. Soubin, честная и трудолюбивая женщина, убила своих маленьких детей и затем покуша­лась на собственную жизнь, попав в страшную нужду бла­годаря отсутствию работы и тюремному заключению сво­его мужа. Впрочем, перед тем как привести в исполнение свой ужасный план, она продала последнюю мебель, купи­ла детям новые платья и роскошный ужин, затем, когда они спали, задушила их и пыталась покончить с собою.

Подобного рода самоубийцы суть обыкновенно очень честные женщины, а деяния их, которые кажутся на пер­вый взгляд детоубийством с последовательным самоубий­ством, являются на самом деле, так сказать, осложненны­ми самоубийствами. Эти матери, решившиеся умереть, не могут оставить жить своих детей, составляющих часть их собственного "я", и не в состоянии считать свои муки окон­ченными, если они знают, что те будут страдать и мучиться и после их смерти. Подобный взгляд подтверждается тем, что во всех таких случаях убитые дети находятся посто­янно в очень юном возрасте или в беспомощном состоя­нии (вследствие идиотизма и т.п.). Пока ребенок слаб и несамостоятелен, он кажется матери частью ее собственно­го существа; поэтому она в заботах о нем решается на все средства, которые только возможны для нее, — даже на такие, которые совершенно ненормальны. С дитятею, сде­лавшимся большим и самостоятельным, мать также свя­зана очень сильной любовью, но уже не чувствует себя идентичной с ним. Souhin на вопрос, почему она, перед тем как покушаться на собственную жизнь, убила своих детей, ответила: "Я хотела отравиться вместе с ними". Если ре­бенок слишком юн, чтобы быть совершенно независимым от матери, но в то же время настолько зрел, что может подчиниться влиянию внушения, то мать никогда не уби­вает его сама, но старается подговорить его умереть добро­вольно вместе с нею. Garnier сообщил два случая, в кото­рых матери двух мальчиков 10- и 13-летнего возраста убедили их покончить с собою вместе с ними.

В некоторых случаях мать решается на убийство и са­моубийство в силу известных эгоистических мотивов, и тогда дело идет уже об особой эгоистически-страстной форме самоубийства. Сюда принадлежит, например, случай Е. Это была очень нервная женщина меланхолического темпера­мента, страдавшая постоянными головными болями, голо­вокружением, бессонницей и т.п. и происходившая из хо­рошей, некогда состоятельной фамилии. Выйдя замуж за доброго, но очень бедного человека, стоявшего значительно ниже ее по своему образованию, она почувствовала отвра­щение к своему мрачному существованию, которое должна была влачить, страшно нуждаясь, в одной комнатке, слу­жившей ей в одно время гостиной, спальней и кухней. Она постоянно упрекала, хотя и неосновательно, своего мужа в том, что он дурно обращается с нею, и однажды, будучи более обыкновенного рассержена и возбуждена, она реши­лась умереть вместе со своим сыном, которого обожала. Если бы это была дурная женщина и плохая мать, то она под влиянием подобных условий жизни убила бы, как Stakelberg, свое дитя или отравила бы своего мужа. Но это была честная натура, решившаяся вместе со своим ребен­ком расстаться с жизнью, хотя мотивом этого решения служило чисто эгоистическое, а не ego-альтруистическое чувство, каким является материнская любовь.

Очень редки двойные или множественные самоубийства одних женщин. Нам известен, да и то не подробно, только один подобный случай, касающийся неких Ольги Протасо­вой и Веры Жеребцовой, двух интимных подруг, живших в большой нужде. Последняя из них взяла слово от первой, что та убьет ее, если судьба ее в течение двух месяцев не изменится к лучшему. По прошествии этого времени Про­тасова сдержала свое обещание, данное подруге, и затем сама лишила себя жизни. Редкость подобных случаев объ­ясняется слабостью дружественных уз, соединяющих жен­щин, что служит также причиной редкости среди них са­моубийств из мотивов дружбы.

Наконец, еще реже наблюдаются одновременные само­убийства супругов. Здесь нам приходится еще раз повто­рить, что брак рассчитан собственно на нормальных жен­щин, не отличающихся страстным темпераментом и потому мало предрасположенных к самоубийству, между тем как субъекты со страстными натурами находят в браке доста­точно поводов лишить себя жизни. Единственный извест­ный нам в этом отношении случай имел место в Болонье. У супругов Par. умер от дифтерита на 20-м году жизни их единственный сын, которого они безумно любили. Это был необыкновенно талантливый, даже гениальный молодой человек, который, несмотря на свой юный возраст, успел уже зарекомендовать себя блестящими доказательствами своего поэтического таланта. Родители его, сраженные этой утратой, месяц спустя после смерти его, отравились окисью углерода. Необыкновенное решение умереть вместе объяс­няется здесь внезапным прекращением жизни существа, связывавшего двух престарелых супругов одинаковыми вос­поминаниями о счастливой юности и надеждами на бле­стящее будущее.

6. Самоубийство вследствие душевных заболеваний. Ред­кость у женщин самоубийств из-за страстных мотивов объ­ясняется тем обстоятельством, что среди них очень высок процент само­убийств, обусловливаемых душевными забо­леваниями.

Разница эта объясняется только отчасти тем, что из­вестные формы душевных расстройств маниакального ха­рактера, наблю­даемые преимущественно или даже исклю­чительно у женщин, как, например: pellagra, или пуэрпе­ральные психозы, обусловливают само­убийства в размерах, превосходящих значение алкоголизма среди мужчин. Нуж­но скорее согласиться с тем, что сильные страсти заканчи­ваются у женщин потерей душевного равновесия чаще, чем преступлениями. Только лишь под влиянием страданий, доводящих женщину до галлюцинаций и бреда, у нее на­блюдаются само­убийства в большей пропорции, нежели у мужчин. Подобное соотношение самоубийства у обоих по­лов вполне соответствует соотношению, существующему ме­жду их преступностью. Само­убийство может обусловли­ваться бесконечным числом самых разнообразных свойств характера, начиная слегка повышенной чувствительностью и возбудимостью и кончая раздражительностью, доходя­щей до состояния помешательства. Но женщине, в общем, свойственна, как мы уже знаем, меньшая чувствительность, чем мужчине, и потому она совершает меньше самоубийств в силу страстных мотивов, чем последний, у которого са­моубийства обусловливаются более многочисленными ко­лебаниями индиви­дуальности или аномалиями психиче­ской сферы. Женщина более нормальна мужчины, так как она менее переменчива, нежели он, но если зато у нее на­блюдаются отклонения от нормы, то они всегда более тяж­кого характера. Таким образом, женщина значительно ча­ще мужчины занимает тот или другой из двух крайних полюсов, какими являются, с одной стороны, абсолютная нормальность, а с другой — крайняя ненормальность, при которой самоубийство тесно сливается с душевными рас­стройствами.

* Zur Psychologie der Frau in d. Zeitchr. fur Volker — Psycho­logie und Sprachwissenchaft. Berlin, 1890.

* О! Я была безумна!.. я была безумна!. Но когда этот муж­чина поднял руку на моего ребенка!., (фр.).

* Mantegazza. Gli amori degli uorli, 1888.

* Arvéde Barine. Portraits de femmes. Париж, 1886.

* Arvéde Barine. Alfred de Musset. C.72.

* Attraverso il Cinquecento, 1888.

* Редкий экземпляр морального уродства (фр.).

* On the repressive measures adopted in Paris, compared with the incontroled prostitution of London and New-York, 1867, c. 34.

* Магго. I caratteri dei delinquenti, с. 438.

* Насколько горшок хорошо сработан (фр.).

* Моральные сумасшедшие (англ.).

* Более чем 50 тысячами воров (фр.).

* Беззаботные (фр.).

** Тупые (фр.).

*** Бесстыдные (фр.).

**** Истеричные (фр.).

* Brehm. Leben der Thiere, 1875 // Pierquin, Traité de la folie des animaux et de ses rapports aves celle de l'homme et des législations actuelles. Paris, 1839. // Houzeau. Etudes sur des facultés mentales des animaux comparées à celles de l'homme. Mons, 1882 // Biichner. Seelenleben der Thiere, 1881 // Romanes. L'intelligence des animaux. Paris, 1886.

* Letourneau, La Sociologie d'après l'ethnologie. Paris, 1874 // Id. L'évolution de la morale. Paris, 1888 // Girand-Telon, Les origines de la famille. — Hovelaque. Les débuts de l'humanité. Paris, 1881 // Bertillon. Les races sauvages. Paris, 1882 // Lubbock. The origin of civilisation and thé primitive condition of man, 1875 // Rudesindo Salvado. Memorie storiche sull' Australia. Roma, 1851 // Ploss. Das Weib in der Natur — und Volkerkunde. Leipzig, 1891 // Richet. L'homme et l'intelligence. Paris, 1884 // Icard. La femme pendant la période menstruelle. Paris, 1890 // Durour, Histoire de la prostitution, 1860 II Lombroso. Uommo delinquente, I, IV.

* Точно так же поступают и маленькие дети. Если с ними обращаются с особенной податливостью и мягкостью, то они скоро сами не знают уже, что делать и чего просить себе, и, если не удовле­творять тотчас же их малейших капризов, они чувствуют себя глубо­ко огорченными.

* Ради осуществления наших планов (фр.).

** Он, как я думала, вчера был болен, и я думала, что Бог начинает свое творение" (фр.).

* "Я завидую такой человеческой природе, которая выводит нас из себя, настолько она прекрасна. Не находишь ли ты, мой дорогой, что такая прекрасная погода создана для влюбленных и она сама говорит о любви?.. Как мне хотелось бы, чтобы уже закончи­лось это дело, которое сделает нас свободными и счастливыми! Я долж­на в этом преуспеть. В конце пути нас ждет рай. Окольный путь украшен розами" (фр.).

* Чтобы от знатной дамы

получить горячий поцелуй,

я бы хотел гореть в пламени,

которое ничто не сможет погасить (фр.).

* "Ее речь была речью мертвых и погребенных" (фр.).

** Lombroso. Uomo delinquente. T. 1. С. 322.

* Sighele. La coppia criminale, 1893; Arhiv. di Psich. XIII и XIV.

* Надо найти средство, как от этого избавиться! (фр.)

* С больной женщиной не позабавишься (фр.).

* "Если его нужно убить, то я его убью" (фр.).

* Sighele. L'evoluzione dall' omicidio ai suicidio nei drammi d'amore. Arehiv. di Psich, 1891. Brierre de Boismont. Du suicide, 1862.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: