Ибо здешнее значит так много

Tracking in the Gods

The Plase of Myth in Modern Life

Inner City Books

библиотека психологии и психотерапии

Джеймс Холлис

В поисках божественной обители

Роль мифа в современной жизни

Перевод с английского Валерия Мершавки

Москва

Независимая фирма «Класс»

УДК 615.851 ББК 53.57 X 48

Холлис Дж. X 48 В поисках божественной обители: Роль мифа в современной жизни / Перев. с англ. В. Мершавки. - М.: Независимая фирма «Класс», 2008. - 192 с. - (Библиотека пси­хологии и психотерапии). ISBN 978-5-86375-150-4

«Умерли все боги», - когда-то провозгласил мудрец Заратустра. Это шокиру­ющее заявление означало крушение мифов, которые много столетий помогали лю­дям ощущать свою связь с природой, космосом, другими людьми и самими собой.

В чем современному человеку искать опору в нашем мире, лишенном «боже­ственной энергии»? Как преодолеть кризис в осмыслении жизни? Об этом рассуж­дает в своей книге известный юнгианский аналитик Джеймс Холлис. Кризис, го­ворит он, это не только крах привычных представлений, но и множество новых возможностей, открывающихся перед человеком. И каждый из нас, как мифологи­ческий герой, должен совершить индивидуальное «странствие», преодолевая стра­хи и преграды, - чтобы создать свою мифологию и собственную систему ценнос­тей. Ту, что станет самой надежной опорой в жизни.

Готовы ли вы принять этот вызов? Возможно, книга доктора Холлиса поможет обозначить вехи именно на вашем пути.

Главный редактор и издатель серии Л.М. Кроль Научный консультант серии ЕЛ. Михайлова

ISBN 978-5-86375-150-4

© 1995 James Hollis

© 2008 В. Мершавка, перевод на русский язык

© 2008 Независимая фирма «Класс», издание, оформление

© 2008 Н.Г. Зотова, дизайн обложки

Исключительное право публикации на русском языке принадлежит издательству «Независимая фирма «Класс». Выпуск произведения или его фрагментов без разрешения издательства счита­ется противоправным и преследуется по закону.

Отдельные экземпляры книг серии можно приобрести в магазинах: Москва: Дом книги «Арбат», торговые дома «Библио-Глобус» и «Молодая гвардия» магазин «Медицинская книга». Санкт-Петербург: Дом книги.

Посвящается Джилл,

чья любовь ко мне и свободное самоощущение

всегда меня поддерживали и позволяли мне

делать все, что нужно.

Посвящается Тарин и Тиму, Ионе и Си -моим детям, которые всегда со мной.

А также «Терри», который пытался съесть солнце...

Предисловие к русскому изданию

Заголовок книги - «В поисках божественной обители» мо­жет показаться несколько странным. Еще более странным кажет­ся подзаголовок - «Роль мифа в современной жизни». Однако ее источником служит наше общее восприятие и переживание совре­менного «модернизма»*, а содержание обращено к проблеме смыс­ла бытия, возникшей в первобытную эпоху, когда разные мифоло­гические системы объединяли людей в племена. Теперь же, когда эти мифологические системы утратили свою объединяющую силу, их заменили социальные представления и политические идеоло­гии. Но и они постепенно оказались несостоятельными, и человек остался брошенным на произвол судьбы среди какофонии декла­ративных притязаний современной культуры. Крах коммунизма как жизнеспособной мифической системы и его сомнительная за­мена социальной идеологией капитализма вызвал чрезвычайно острое ощущение кризиса в осмыслении жизни у современного жителя России.

Я убежден, что разрушение внешних образов, соединяющих человека с величайшими проявлениями таинства, - то есть с кос­мосом (почему мы здесь оказались?), с природой (как нам устано­вить жизнеспособные отношения с окружающим миром?), с дру­гими людьми (в чем заключается привлекательность межличност­ных отношений и как сказываются их ограничения?) и в отно­шении человека к самому себе (кто я такой и в чем состоит мое странствие?) - разрушение этих образов заставляет человека об­ращаться к себе и искать точку опоры внутри себя. Каждый из нас

* Модернизм - это термин, введенный автором книги и означающий произо­шедшее за последние века изменение базовой установки с обязательного соотне­сения своего мировосприятия с мировосприятием, обусловленным внешним авто­ритетом, на необходимость поиска собственной внутренней точки опоры, опреде­ляющей его уникальное личное мировосприятие. - Прим. автора.

Предисловие к русскому изданию

может апеллировать к историческим эпизодам, насыщенным куль­турными событиями, но ответственность за формирование инди­видуального мифа и собственной системы ценностей перестала быть прерогативой первобытного племени (а впоследствии госу­дарства) и легла на плечи самого человека. Еще одно мое убежде­ние заключается в том, что открытия величайшего швейцарского психолога Карла Густава Юнга (1875-1961), ставшего одним из основателей современной глубинной психологии, дали нам воз­можность глубоко вникнуть в эту чрезвычайно сложную индиви­дуальную и культурную дилемму.

Я призываю российского читателя изучить историю усвоен­ных человеком ценностных форм, внимательно посмотреть, как разрушались многие из них под влиянием быстрых изменений и конкуренции ценностей, что, собственно, и является основой мо­дернизма, а также поразмышлять над тем, какие вопросы нужно перед собой поставить, чтобы найти ценностную основу для соб­ственных решений. У одних людей такой призыв может вызвать испуг и слишком сильную тревогу, которую они поспешат снять, выбрав самый легкий путь - сохранив прежнюю систему ценнос­тей или просто перестав сопротивляться современному потоку жизни, разрушающему культуру. Однако другие люди увидят, что смысл этого кризиса состоит во множестве новых возможностей, открывающихся перед человеком. Культурное окружение побуж­дает каждого из нас совершить как можно более осознанное стран­ствие, взяв на себя максимальную ответственность за определение своих индивидуальных ценностей, которые лучше всего помогут нам установить связь с энергиями вселенной (то есть с богами, если говорить на языке метафоры), с сообществом (семьей, соци­умом) и самими собой. Этот кризис открывает широкую возмож­ность обретения нового смысла жизни, человеческого достоинства и подлинной духовности.

При этом следует помнить, что хотя эта задача очень часто решается индивидуально, вы не останетесь одинокими в своем странствии и созидании индивидуальной мифологии. Много дру­гих людей странствуют вместе с вами. Чаще всего вы их не заме­чаете, но они остаются вместе с вами, и вне всякого сомнения, од­ним из таких людей является ваш покорный слуга.

Джеймс Холлис Хьюстон, Техас, США

Введение

Ибо здешнее значит так много

Зачем, избегая судьбы,

Тосковать по судьбе?... Затем, что здешнее значит так много; затем, что мимолетное Здесь и Теперь так нуждается в нас и странно относится к нам -К нам, мимолетнейшим среди всех и всего... Здесь, на земле, оказавшись однажды, - возможно ли скрыть это?

Райнер Мария Рильке. Девятая Дуинская элегия

Где бы люди впервые ни оказались: от зыбучих песков до скованной морозом тундры, от великих океанов до первобытных дремучих лесов и горных плато, - они никогда не переставали себя спрашивать: «Кто мы такие? Как мы здесь очутились? Куда мы направляемся?». Эти вопросы повторялись на многих языках, были выбиты на стенах пещер и вырезаны на костях животных, воплощались в повторяющихся сценах, связанных со сменой вре­мен года, торжественными ритуалами рождения и смерти, войны и любви. Эти вопросы всегда были с ними.

Сегодня они по-прежнему нас преследуют. Если и существу­ет нечто, отличающее человеческую особь от других, - это терпе­ливое вынашивание таких вопросов, внутренняя сила, заставляю­щая их задавать, и наша потребность следовать великому ритму изменений и непрерывности времени.

Юнгианские авторы часто вызывают недоумение у читателя, не связанного с психологией (не говоря уже о своих коллегах, от­носящихся к другим психологическим школам), тем, что все вре­мя ссылаются на миф. Они часто обращаются к легендам, и хотя в этих обращениях заметен некий эстетический вызов, с точки зрения прикладной психологии их польза может оставаться совер-

Введение

шенно неясной. В лучшем случае юнгианцев с их интересом к ми­фологии просто терпят, в худшем - считают экзальтированными мистиками, помешанными на интерпретации древних символов. В этой книге я попытаюсь объяснить, почему юнгианская психоло­гия так часто обращается к мифологическим истокам и - что еще важнее - почему изучение мифа так важно для нас, людей, живу­щих на рубеже XX и XXI веков.

Миф увлекает нас в глубины собственной личности и в ог­ромное вместилище всей человеческой психики. Вне зависимости от религиозной и культурной традиций, а также от индивидуаль­ной психологии, глубокое погружение в миф устанавливает жиз­ненно важную смысловую связь, отсутствие которой так часто ощущается за частными и коллективными неврозами нашего вре­мени. Если говорить совсем коротко, изучение мифа - это поиск глубинной связи с нашей истинной природой и нашим местом в космосе. Можно с уверенностью сказать, что нет ни одного более важного аспекта, с которым бы мы сталкивались индивидуально и коллективно.

В результате сумасшедших перескакиваний от одной идеоло­гии к другой наша культура потеряла все душевные ориентиры, все свои параллели и меридианы. Даже само понятие мифа опус­тилось до расхожего представления о лжи. «Это всего лишь миф», - говорим мы. Вместе с тем именно мы, те, кто стремится к познанию и погружению вглубь, должны снова открыться воздей­ствию мифа, что позволит нам раскрыть его для себя.

Греческое mythos означает слово, рассказ, речь - в зависимо­сти от смысла, который это слово выражает. Но что именно оно выражает? В конечном счете миф показывает человеческое миро­восприятие, то есть наложение драматической структуры на тече­ние жизни и природный хаос. Вполне возможно, что природа не обладает внутренним смыслом - она просто существует. Однако люди привносят в этот хаос процесс психического структурирова­ния, которое является частью нашей сущности и позволяет сфор­мировать осмысленное отношение к миру. Миф, сущность которо­го составляют символ, ритм и метафора, перекидывает мост от не­известного к познающему, таким образом помогая человеку вы­строить осмысленное отношение к таинству. Исходя из этимоло­гии слов символ и метафора (syn + ballein - стремиться к сходству и meta + pherein - перебираться, переходить через) можно считать, что миф выполняет функцию посредника.

Введение

Мы по определению не можем постичь таинства, однако при­рода вынуждает нас осмысленно относиться к ним. (Метафизика Аристотеля начинается с утверждения: «Все люди, в силу самой своей природы, стремятся к знаниям».) Извлеченные из глубины, мифологические образы волнуют и затрагивают нас, даже если мы не понимаем, почему это происходит, ибо они сначала только со­прикасаются с нами, а затем активизируют таинственные глуби­ны, воплощением которых являемся и мы сами. В таком случае миф резонирует с содержанием нашей психики, ибо он побужда­ет нас соприкоснуться с тем, что в нас есть в силу нашей природы и что наш разум слишком смутно воспринимает.

Многие из нас с детства были приучены к голосу мифа, вни­мая древнегреческой или иудейско-христианской мифологии. Нас кое-как этому учили школьные учителя или священники, созда­вавшие из мифов интересные, но выхолощенные рассказы о дале­ком прошлом или же настаивая на том, чтобы их принимали бук­вально, что противоречило здравому смыслу. Вполне возможно, что люди, снабжавшие нас мифами, сами никогда не испытывали резонирующего воздействия глубинного мифологического мате­риала. Как бы то ни было, они умышленно искажали мифы, кото­рые доносили до нас. И упрощение, и буквоедство являются вопи­ющими оскорблениями души. И то и другое не отвечает цели.

или психе) выражается через об­раз, однако сама не является этим образом. Серен Кьеркегор на­поминает: «Бог, у которого есть имя, - это не Бог»¹. Эта таин­ственная энергия проявляется в динамическом воплощении души через образ. Чувствуя внутренний отклик на эту воплощенную энергию, мы осознаем присутствие души. Когда по той или иной причине энергия уже не оживляет для нас данный образ, в нашем представлении эта структура отмирает как источник божественно­сти. Остается лишь мертвый миф или ритуал, совершенно не за­трагивающий наши чувства. Так могут умирать боги или даже це­лые религии. Энергия истощилась, после нее осталось лишь опу­стошенное вместилище.

Итак, она существует вместе с нами: энергия жизни проника­ет в нас во время зачатия и таинственно исчезает, оставляя лишь пустую внешнюю форму. В символе, мифе или человеке живет

¹ Concluding Unscientific Postscript, vol. 1, p. 291.

Введение

И

именно божественная энергия, а не сохраняющая ее форма. Таким образом, мы видим, какую степень непонимания проявляли неко­торые учителя и религиозные деятели. Видеть в мифах лишь ин­тересные старинные истории, - значит сказать, что энергия, од­нажды проникшая в эти образы и превратившая их в ее источни­ки, теперь из них исчезла в поисках своего нового воплощения. С другой стороны, буквальное прочтение мифа, истолкование сим­вола, а также возведение их в культ, требующий поклонения, свя­зано с древним религиозным грехом - идолопоклонством. Суще­ствовавшее некогда таинство образа теперь утрачено, и человек поклоняется лишь пустой оболочке, совсем не достойной этого поклонения. Если образ (то есть символ) больше не является внутренним локусом таинства, значит, он мертв. Таинство продол­жает жить, но уже не в нем, а где-то еще. (В последней главе мы проследим, куда исчезает это таинство и где энергия находит свое новое воплощение.)

Понимая опосредующую функцию символа или мифическо­го образа, можно увидеть, в какой мере эти образы являются клю­чевыми, ибо они помогают сохранять отношение человека к таин­ству. Будучи простыми смертными (чья жизнь конечна), мы не можем объять или познать бесконечное и вместе с тем мы долж­ны сформировать установку по отношению к таинству. Опосреду­ющий образ - это связующее звено между моим «Я» и внешним миром, между моим «Я» и другими людьми и даже отношение моего «Я» к самому себе. Нам следует с почтением относиться именно к таинству, а не к связующему звену. Следовательно, каж­дая мифологическая традиция, каждая религиозная конфессия, если она действительно служит таинству, должна время от време­ни отступать от своих образов.

Фундаментализм - это грех буквального понимания. Это бо­гохульство, ибо он ищет возможность ограничить автономию бо­жественной энергии общеизвестным содержанием, принимающим конкретную форму. Он может снизить тревожность, но при этом противоречит самой природе таинства. Тревожность, вызванная неоднозначностью, стремится ограничить автономию таинства посредством фиксации образа; фиксация образа - это буквальное понимание; буквальное понимание - это идолопоклонство. Ис­тинная религиозная установка по отношению к жизни заставля­ет нас мучительно переживать неоднозначность, оставаться в рус­ле потока энергии души, когда он изменяется и исчезает, ожидая

Введение

возобновления в каком-то новом месте. В таком случае что пред­ставляет собой вера, если не иконоборчество и не ожидание та­инства?

Проследить за историческим проявлением этой энергии до­вольно легко, поскольку образ, охватывающий и трансформирую­щий душу целой культуры, может быстро материализоваться и утратить жизненную силу. Тревожность, которую испытывают отдельные люди или вся культура в целом, может в тот момент оказаться весьма высокой, и тогда они быстро ухватятся за новый образ, чтобы опять обрести ощущение безопасности. Так как чело­вечество с большим трудом выдерживает экзистенциальную тре­вогу, неизбежно появляются идеологии и фантазии, моды и эк­зальтации, которые моментально эту тревогу подавляют. Я знаю мужчину, который приобрел уже восемьдесят восемь автомоби­лей. Я знаю женщину, которая меняла культ за культом, идеоло­гию за идеологией, словно новая идея, как новое платье, может прикрыть зияющую пропасть.

Мне вспоминается случай, когда один человек из аудитории спросил великого исследователя мифов Джозефа Кэмпбелла: «Вы верите в Бога?». «В которого из них? - ответил Кэмпбелл. - Их ведь, знаете ли, сотни тысяч». Внезапно все мы переместились в иную плоскость. От неотложной потребности спрашивающего установить одного-единственного бога до определения понятия и, как следствие, до уменьшения психического расстройства. Нам напомнили не только о том, что бессмертные смертны, но и о том, что образы Бога появляются и исчезают, как луна, правда, их цик­лы могут продолжаться не месяцы, а тысячелетия.

На индивидуальном уровне все мы цепляемся за собственные образы, за образы другой эпохи, за образы, которые в нас внедря­ют родители и культура. Это образы, которые стали для нас огра­ниченными, которые мы переросли и которым перестали соответ­ствовать. В своей книге «Перевал в середине пути» я заметил, что мы отдаем очень много сил формированию адаптивного самоощу­щения: созданию своей истории, формированию установок по от­ношению к себе и окружающим и целых совокупностей рефлек­торных реакций, цель которых заключается в уменьшении наше­го экзистенциального страха. Многие «Я» из этой совокупности формируются детскими переживаниями, которые усилились под влиянием определенных условий культурного развития. Природ­ное «Я» оказывается погребенным под совокупностью этих насло-

Введение

ений «Я», что приводит к отчуждению и симптомам недомогания (disease), истощающим психику человека. К среднему возрасту природное «Я» часто угрожает разрушить шаткую независимость временной (взрослеющей) личности. Тогда человек начинает бо­леть и испытывать полную дезориентацию, цепляясь за закоснев­ший образ своего «Я». Но стремление спрятаться за устаревшим ощущением своего «Я» препятствует воздействию импульсов ин-дивидуации, а потому недомогание и дезориентация только возра­стают. По существу, чтобы избежать тревоги, вызванной отказом от известного и привычного, человек привязывается к мертвому мифу.

К тому же страдает душа, стиснутая ограничениями ложно­го образа. Мы можем не знать, почему ощущаем себя несчастны­ми, но страдаем и часто находим причины этих страданий в окру­жающих. Душа, воплощающая энергии таинства, приводящие в движение космос, больше не чувствует себя уютно в старой сис­теме символов, которую мы считаем своей личностью и центром своих эмоций. Она страдает от потери того, что Юнг называл и божественной драмой, и символической жизнью. Смысл появля­ется лишь тогда, говорил он,

«когда люди чувствуют, что они живут символической жиз­нью, что они являются актерами в божественной драме. Толь­ко это придает смысл человеческой жизни; все остальное ба­нально, и вы можете без него обойтись. Карьера, деторожде­ние - все это майя [иллюзия] по сравнению с самым главным -с тем, что ваша жизнь наполнена смыслом»².

Подобно тому, как религия побуждает человека жить верой в чудо, так и развитие личности, индивидуационное стремление к целостности заставляет человека дожидаться прилива душевной энергии и верить в тот путь, по которому она его ведет. Противни­ком этой веры является тревога, порожденная неопределенностью. В зрелости человек лучше выдерживает напряжение неопределен­ности, что весьма существенно и для его личностного роста, и с точки зрения почтительного отношения к автономии таинства.

Если мы, считая личностные феномены мифическими, опи­сываем их совершенно по-разному (например, отличаем по харак-

² «The Symbolic Life», The Symbolic Life, CW 18, par. 630.

Введение

теру античное повествование Ближнего Востока от Я-концепции личности), это означает, что мы употребляем общее понятие мифа в очень широком смысле. Оба примера объединяет именно нали­чие важных энергетически заряженных образов. Оживляющая об­раз энергия может уйти из культуры и из отдельной человеческой жизни. Приводимое ниже определение мифа охватывает эти две отдельные реальности: Миф - это драматизация осознанных или бессознательных ценностей группы людей или отдельной личности.

Главная особенность этого определения заключается в том, что образы являются динамичными - и когда они автономны, и когда оказываются частью ткани повествования. Такая энергия может оживлять любую структуру, способную к формообразова­нию. Образы могут находить выражение в словах, движениях, пластике, науке, архитектуре или какой-то иной внешней культур­ной или индивидуальной форме. Иначе говоря, все, что может не­сти отпечаток божественной энергии, способно стать временным вместилищем таинств или богов.

Наше восприятие этих важных событий может быть осознан­ным или бессознательным; дело в том, что они нас затрагивают, увлекая либо к трансцендентному, либо к животному финалу. С намерениями нашей души могут быть связаны тысячи разных ве­щей, и та из них, на которую энергия таинства накладывает свой отпечаток, может считаться мифической по природе. К ним отно­сятся наше искусство и религия; но наряду с ними и поп-культу­ра, и городская архитектура: все они несут на себе отпечаток души. Человеческие сообщества и отдельные личности настолько осознавали несоответствие мифа событию, которое легло в его ос­нову, насколько эти сообщества и отдельные личности ощущали внутренние ценности, присущие этому событию. Все зависело от того, в какой мере человек был связан или оторван от того, что придает ему ощущение глубины и смысла жизненного процесса.

Возьмем, например, архитектуру - нечто, совершенно не свя­занное с найденным нами общим смыслом мифа. Стекло и сталь очень конкретны и податливы; они несут на себе отпечаток психи­ческой структуры. Что может подумать о наших ценностях, риту­алах, общественной жизни путешественник, который через тыся­чу лет будет бродить по нашим городам? Быть может, этот путе­шественник решит, что мы, жившие в двадцатом веке, были праг­матичной, функционально-ориентированной группой людей, ко­торую мало волновали красота, пространство, сообщество? Заме-

Введение

тит ли он перегруженное и стесненное пространство, однообразие, обезличенность наших городов, сделает ли вывод, что мы увлека­лись коммерцией, скоростью и функциональностью, почти не об­ращая внимания на свободу и органическую жизнь? Из таких культурных артефактов он мог бы узнать и о достижениях модер­низма, и об обезображивании души.

Как современные антропологи стремятся восстановить ощу­щение прошлых культур, так и будущие поколения будут старать­ся понять, какой мир мы для себя построили. Они будут спраши­вать о нас так же, как мы спрашиваем о прошлом; и мы с трудом можем себе представить, что осознаем свои ценности меньше, чем те, кто в будущем будет исследовать наш прах и наши погребаль­ные одежды.

Что дает миф

Джозеф Кэмпбелл выделил четыре возможности удовлетво­рения мифом человеческих потребностей. Каждая функция мифа - это предположение о характере нашего отношения к четы­рем уровням таинства: космосу, природе, отношениям между людьми и отношению человека к самому себе. И хотя ни один миф не затрагивает все четыре уровня, каждый из них имеет пря­мое отношение по крайней мере к одной из этих великих проблем.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: