КОСМОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Подобно нашим первобытным предкам и даже нашим детям мы задаемся вопросом: «Как я здесь оказался? Кто был и что было здесь прежде и что будет потом? И почему?»

Такие вопросы вполне естественны, ибо знание того, кто мы такие, требует осмысления своей отправной точки и судьбы. Кос­мологический контекст мифа вызывает основополагающие вопро­сы происхождения и эсхатологии - альфы и омеги бытия. Эти вопросы возникают и тогда, когда человек сталкивается с полным хаосом и абсурдом, и с действием законов природы, и когда он за­мечает управляющий разум и постижимую целесообразность ми­ропорядка, ибо выводы, к которым приходит человек, помогают ему оказаться в контексте смысла бытия. Если человек ощущает

Введение

вселенную как абсурд, лишенный всякого смысла, то тяжкое бре­мя осмысления ложится на его плечи.

Если в природных структурах и в историческом развитии отсутствует внутренний смысл, то совершенно ясно, что люди должны обрести смысл жизни, совершив характерный для себя выбор. Если человек утверждает, что боги действительно суще­ствуют, то какова их природа? И как они относятся к нам? Кто они - отстраненные наблюдатели или активные участники, како­во их отношение к морали? Предполагает ли праведная жизнь знание воли богов и обязательное подчинение ей или же нужно уметь отличать волю богов от человеческих влечений? (В книге «Ответ Иову» Юнг в ходе своих умозаключений предположил, что человечество играет жизненно важную роль в моральном раз­витии и духовной эволюции Бога.)³ И вообще разве можно про­стым смертным рассуждать о смысле таких высоких материй, не искажая Бесконечность своими буквальными проекциями и не скатываясь к антропоморфным галлюцинациям?

Каждое первобытное общество, каждая цивилизация имеет свое объяснение истоков, начала начал, воздействия надличност­ных сил природы, великодушных и зловещих богов, которые раз­влекаются или действуют намеренно, непостижимых таинств с недостижимыми границами. Если, услышав такое объяснение, у нас возникнет соблазн снисходительно улыбнуться, то следует напомнить себе, что каждое такое объяснение представляет со­бой глубинное усилие осмыслить космос, установить с ним связь, как-то сгладить внушаемый им ужас и вкусить его пре­лесть. Такие усилия совершаются на ранних этапах развития ре­бенка и цивилизации, и, оглянувшись назад и заметив свои ошибки в считывании очевидного, мы все равно должны нахо­диться на своем месте и двигаться в прежнем направлении в необъятном космосе. Иначе человеческий род остался бы в оди­ночестве и оказался брошенным на произвол судьбы. Люди, ко­торые, став взрослыми, перестали осмысливать свое отношение к космосу, губят себя, пытаясь утешиться поверхностными объяснениями, но их страх, естественное любопытство и потреб­ность в постижении смысла будут настойчиво напоминать о себе, и тогда беда отступит.

³ См. Psychology and Religion: West and East, CW 11, pars. 553ff., и Edward F. Ediriger, Transformation of the God-Image: An Elucidation of Jung's Answer to Job.

Введение

МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Метафизика - это стремление постичь природу реальности, особенно природу окружающего нас мира, природу Природы. Ка­кова наша связь с первоосновой, называемой на архетипическом языке Великой Матерью, из лона которой мы появились и под покровы которой вернемся? Нас влечет к этому антропоморфно­му образу, так как мы пытаемся подойти к таинству с обычными человеческими мерками.

Как-то я преподавал в лесном колледже, в провинции Пана, находящейся в шести милях от чертогов Посейдона, талисманом которого был ужасный трезубец. Каждое утро я питался размоло­тым телом богини Цереры*, съедая свою утреннюю порцию каши (cereal), приносил в жертву своему желудку пищу Протея и закан­чивал свой день в Стране Снов. Все эти образы сначала были за­ряжены энергией. Боги были нуминозными (от латинского слова питеп) - то есть чудотворцами и волшебниками) и лучезарными: они излучали сияние, присущее миру природных явлений. Какая-то часть этой энергии еще сохранялась в девятнадцатом веке, ког­да Бодлер писал:

La Nature est un temple ou de vivants piliers Laissent parfois sortir de confuses paroles; L'homme у passe a travers de forets Qui l'observent avec des retards familiers.

Nature is a temple from whose living columns Commingling voices emerge in times; Here man wanders through forests of symbols Which seem to observe him with familiar eyes.

Природа - дивный храм, где ряд живых колонн О чем-то шепчет нам невнятными словами, Лес темный символов знакомыми очами На проходящего глядит со всех сторон⁴.

* Церера (Ceres) - римская богиня плодородия, соответствующая греческой Де-метре. - Прим. ред.

⁴ «Correspondences», in Angel Flores trans., An Anthology of French Poetry from de Nerval to Valery, p. 21. (Здесь я привожу оригинал строфы на французском языке и ее перевод, выполненный Константином Бальмонтом. См.: Французские стихи в переводе русских поэтов XIX - XX вв. М.: Прогресс, 1969.) - Прим. переводчика.

Введение

Каждый, кто подходит близко к океану, ощущает присут­ствие первобытной энергии. Осознавая это или нет, он попадает в объятия Посейдона. Точно так же человек, сбившийся с пути в непроходимой чаще души, обязательно окажется в полной власти ее обитателя - бога Пана (впадет в панику). Большинство таких образов, которые раньше обладали нуминозностью, теперь в ос­новном ее утратили; их энергия куда-то исчезла, и они стали мир­скими и приземленными. Мы оказались лишены этих нуминоз-ных образов. С самого начала эти символы помогали установить связь между человеческой чувствительностью и переживаниями, находящимися за границами возможностей познания. Трое вели­ких ученых: Дарвин, Юнг и Уильям Джеймс - по отдельности пе­реживали большие потрясения и рефлексивно обращались к од­ним и тем же образам, записывая в своих дневниках, что чувство­вали себя так, будто сидели верхом на громадном драконе, кото­рый хотел их сбросить. Именно метафора помогает человеку спра­виться с тем великим и ужасным, что вызывает у него трепет. Если она отсутствует, мы страдаем от ощущения разобщенности. Современный человек может манипулировать силами природы и генетическими кодами, но по сравнению с древними людьми мы полностью утратили связь с таинством.

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Как во мраке первобытной ночи собирались вместе наши предки, так и сообщества возникали не только для совместного поиска пищи, разделения труда и защиты, но и для достижения более глубинных целей. Люди объединялись в сообщества не толь­ко из-за страха и одиночества, которые являются очень сильными эмоциями, - они хотели ощущать взаимосвязь, возможность раз­делить с другими свои радости и беды и чувствовать себя заодно с другими. Идентичность человека отчасти определялась его при­надлежностью - то есть чей он был: чью индивидуальную или коллективную волю ему предписывалось выполнять.

Разумеется, социальная организация служит удовлетворению биологических потребностей, но вместе с тем она способствует и решению духовных проблем. Жизнь человека обретает смысл бла­годаря его участию в жизни своего племени. Группа людей, со­бравшихся вместе для достижения определенной цели (например, для поиска пищи), представляет собой объединение людей, проч-

Введение

но не связанных между собой, которое может распасться под воз­действием внешнего давления. Это объединение становится сооб­ществом только при наличии коллективного опыта - природного, культурного или сверхъестественного, - который разрушает изо­ляцию каждого человека и возвышает его до соприкосновения с трансцендентной или трансперсональной реальностью. Тогда че­ловек оказывается не просто членом сообщества, созданного для выполнения конкретной функции, а становится сопричастным жизни в том понимании, которое определяет его в его отношении к трансцендентному. Связь с прошлым (когда время определяет­ся как chronos) позволяет человеку пребывать в вечности (когда время определяется как kairos). Так, например, Иисус умер, но христианин верит, что в каждый момент времени Христос живет внутри него.

Изначальное переживание таинства было феноменологич-ным по характеру и выходило за рамки любого понимания и объяснения: например, речь бога из воспламенившегося куста или великое переселение народа, которое произошло благодаря вещему сну, приснившемуся его вождю. Вследствие такого со­прикосновения с архетипическими энергиями появляются обра­зы, помогающие преодолеть пропасть. Однако символы, которые изначально направляли энергию человека за собственные преде­лы, к первичному переживанию, с течением времени материали­зуются; они деградируют до уровня знаков или икон, которые больше не указывают на таинство, а направляют первичное пере­живание к закосневшим понятиям. По существу, именно слож­ность в возобновлении доступа к первичному переживанию по­могала увидеть, как общество снова и снова преследует его соб­ственная история.

Для восстановления связи с первичными таинствами исполь­зуются три артефакта: догмы, ритуалы и культовые практики. Дог­ма представляет собой запоздалые мысли людей, которые пыта­лись объять таинство силой мысли, с помощью игры ума, прису­щей писанию, теологии и катехизису. Ритуалы - это символичес­кие воспроизведения в действии первичного переживания. Куль­товые практики помогают выявить особенности каждой группы людей и отличия одной группы от другой - через манеру одевать­ся, взаимодействовать и коллективные реакции на условия по­вседневной жизни. Все три формы - это исполненные благих на­мерений попытки сохранить первостепенную важность изначаль-

Введение

ного переживания, но лишь очень немногие из них прошли испы­тание временем.

Таким образом, догма может развиться в утверждения, кото­рые не затронут последующие поколения и ничего им не скажут. Ритуалы могут утратить свою яркость и уникальную энергию. Культовые практики могут быть низведены до привычки, навя­занной традиции и даже до деспотизма ожиданий. Точно так же институты, созданные для сохранения и распространения первич­ной встречи с таинством и ее воздействия, - будь они религиоз­ные, образовательные или политические - в конечном счете начи­нают служить единственной цели - самосохранению. История не проявляет благосклонности даже к вневременным переживаниям.

К тому же в таких социализированных встречах с таинством люди зачастую находят великий смысл, из них во многом следу­ет, что значит быть человеком в данном конкретном месте и в дан­ное конкретное время. Обращение к особенностям социальной жизни: к тому, как мы друг к другу относимся, к перипетиям люб­ви и войны, когда человека помещают в коллективный контекст, поглощает большую часть нашего индивидуального странствия. Фрейд напоминает, что неизбежным последствием цивилизации является невроз, а Томас Манн пришел к выводу, что судьба со­временного человека решается на политических съездах. То, как человеку внести свой вклад в благосостояние общества и взять из него свою часть, оставаясь при этом самим собой, было и остает­ся молотом и наковальней индивидуального предприятия, которое называется человеческой жизнью, в процессе которой душу мож­но отлить, а можно выковать.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС

В той же мере, как связь с другими людьми помогает нам выживать и поддерживает нашу потребность в сообществе, так и за принадлежность к группе приходится платить свою цену, кото­рая иногда становится серьезным препятствием для психологичес­кой интеграции личности. Психологическая задача мифа заключа­ется в том, как нам осознать себя как самих себя. Буквально это значит поставить перед собой следующие вопросы: «Кто я такой? Как мне жить своей жизнью? Каково мое истинное место в этом мире, в чем заключается мое призвание? Как мне найти человека, который станет настоящим спутником в жизни?»

Введение

Культуры, в которых сохранились живые мифические обра­зы, поддерживают человека в обретения чувства своего «Я», помо­гают достичь зрелости и направляют социальное взаимодействие. Если культура утратила свое мифическое ядро или если в ее ми­фологии наблюдаются распад и серьезные расхождения, то она порождает испуганных людей, потерявших свое «Я» и влачащих жалкое существование от культа до культа, от идеологии до идео­логии. Однако живые символы помогают нам совершить посвяще­ние в таинство нашей собственной души.

Ни один конкретный миф нельзя одновременно отнести к этим четырем великим вызовам, но все мифические структуры являются воплощением отклика хотя бы на один из них. То, что присущие мифу ценности могут быть так замаскированы и скры­ты в артефактах поп-культуры или повседневной жизни, что со­знание может их не узнать, не препятствует их глубинному воз­действию на индивидуальную и коллективную человеческую пси­хику.

Таким образом, функция мифа заключается в посвяще­нии отдельного человека или/и целой культуры в таинства богов, окружающего мира, общества и самого себя.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: