АХ, КАК ЖЕ Я В ДЕТСТВЕ ЛЮБИЛ ПОЕЗДА

Ах, как же я в детстве любил поезда,

Таинственно-праздничные, зеленые,

Веселые, шумные, запыленные,

Спешащие вечно туда-сюда!

Взрослые странны порой бывают.

Они по возможности (вот смешно!)

Верхние полки не занимают,

Откуда так славно смотреть в окно!

Не любят, увы, просыпаться рано,

Не выскочат где-то за пирожком

И не летают, как обезьяны,

С полки на полку одним прыжком.

В скучнейших беседах отводят души,

Ворчат и журят тебя всякий час

И чуть ли не в страхе глядят на груши,

На воблу, на семечки и на квас.

О, как же я в детстве любил поезда

За смех, за особенный чай в стакане,

За то, что в квадрате окна всегда

Проносятся кадры, как на экране.

За рокот колес, что в ночную пору

Баюкают ласковей соловья,

За скорость, что парусом горбит штору,

За все неизведанные края.

Любил за тоску на глухом полустанке:

Шлагбаум, два домика под дождем,

Девчонка худенькая с ведром,

Небо, хмурое спозаранку.

Стог сена, проселок в лесной глуши…

И вдруг как-то сладко вздохнешь всей грудью,

С наивною грустью, но от души:

Неужто же вечно живут здесь люди?!

Любил поезда я за непокой,

За вспышки радости и прощанья,

За трепет вечного ожиданья

И словно крылья бы за спиной!

Но годы мелькнули быстрей, чем шпалы,

И сердце, как прежде, чудес не ждет.

Не то поездов уже тех не стало,

Не то это я уж теперь не тот…

Но те волшебные поезда

Умчались. И, кажется, навсегда…

1975 г.

БАЛЛАДА О ДРУГЕ

Когда я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма.

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого щуплого Лешку –

Парнишку-наладчика с «Красной Розы»…

Дом два по Зубовскому проезду

Стоял без лепок и пышных фасадов,

И ради того, что студент Асадов

В нем жил, управдом не белил подъездов.

Ну что же – студент небольшая сошка,

Тут бог жилищный не ошибался.

Но вот для тщедушного рыжего Лешки

Я бы, наверное, постарался!

Под самой крышей, над всеми нами

Жил летчик с нелегкой судьбой своей,

С парализованными ногами,

Влюбленный в небо и голубей.

Они ему были дороже хлеба,

Всего вероятнее, потому,

Что были связными меж ним и небом

И синь высоты приносили ему.

А в доме напротив, окошко в окошко,

Меж теткой и кучей рыбацких снастей

Жил его друг – конопатый Лешка,

Красневший при девушках до ушей.

А те, на «Розе», народ языкатый,

Окружат в столовке его порой:

– Алешка, ты что же еще не женатый?

Тот вспыхнет, сразу алей заката,

И брякнет: – Боюсь еще… молодой…

Шутки как шутки, и парень как парень,

Пройди – и не вспомнится никогда.

И все-таки как я ему благодарен

За что-то светлое навсегда!

Каждое утро перед работой

Он к другу бежал на его этаж,

Входил и шутя козырял пилоту:

– Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..

А лифта-то в доме как раз и не было.

Вот в этом и пряталась вся беда.

Лишь «бодрая юность» по лестницам бегала,

Легко, «как по нотам», туда-сюда…

А летчику просто была б хана:

Попробуй в скверик попасть к воротам!

Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!

Плечи Алешкины и спина!

И бросьте дурацкие благодарности

И вздохи с неловкостью пополам!

Дружба не терпит сентиментальности,

А вы вот, спеша на работу, по крайности,

Лучше б не топали по цветам!

Итак, «лифт» подан! И вот, шагая

Медленно в утренней тишине,

Держась за перила, ступеньки считает:

Одна – вторая, одна – вторая,

Лешка с товарищем на спине…

Сто двадцать ступеней. Пять этажей.

Это любому из нас понятно.

Подобным маршрутом не раз, вероятно,

Вы шли и с гостями и без гостей.

Когда же с кладью любого сорта

Не больше пуда и то лишь раз

Случится подняться нам в дом подчас –

Мы чуть ли не мир посылаем к черту.

А тут – человек, а тут – ежедневно,

И в зной, и в холод: «Пошли, держись!»

Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!

Сто двадцать – вверх и сто двадцать – вниз!

Вынесет друга, усадит в сквере,

Шутливо укутает потеплей,

Из клетки вытащит голубей:

– Ну все! Если что, присылай «курьера»!

«Курьер» – это кто-нибудь из ребят.

Чуть что, на фабрике объявляется:

– Алеша, Мохнач прилетел назад!

– Алеша, скорей! Гроза начинается!

А тот все знает и сам. Чутьем.

– Спасибо, курносый, ты просто гений! –

И туча не брызнет еще дождем,

А он во дворе: – Не замерз? Идем! –

И снова: ступени, ступени, ступени…

Пот градом… Перила скользят, как ужи…

На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.

– Алешка, брось ты!

– Сиди, не тужи!.. –

И снова ступени, как рубежи:

Одна – вторая, одна – вторая…

И так не день и не месяц только,

Так годы и годы: не три, не пять,

Трудно даже и сосчитать –

При мне только десять. А после сколько?!

Дружба, как видно, границ не знает,

Все так же упрямо стучат каблуки.

Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги…

Одна – вторая, одна – вторая…

Ах, если вдруг сказочная рука

Сложила бы все их разом,

То лестница эта наверняка

Вершиной ушла бы за облака,

Почти не видная глазом.

И там, в космической вышине

(Представьте хоть на немножко),

С трассами спутников наравне

Стоял бы с товарищем на спине

Хороший парень Алешка!

Пускай не дарили ему цветов

И пусть не писали о нем в газете,

Да он и не ждет благодарных слов,

Он просто на помощь прийти готов,

Если плохо тебе на свете.

И если я слышу о дружбе твердой,

О сердце мужественном и скромном,

Я представляю не профиль гордый,

Не парус бедствия в вихре шторма,

Я просто вижу одно окошко

В узорах пыли или мороза

И рыжеватого, щуплого Лешку,

Простого наладчика с «Красной Розы»…

1969 г.

ПИСЬМО С ФРОНТА

Мама! Тебе эти строки пишу я,

Тебе посылаю сыновний привет,

Тебя вспоминаю, такую родную,

Такую хорошую, слов даже нет!

Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку,

Немного лентяя и вечно не в срок

Бегущего утром с портфелем под мышкой,

Свистя беззаботно, на первый урок.

Грустила ты, если мне физик, бывало,

Суровою двойкой дневник украшал,

Гордилась, когда я под сводами зала

Стихи свои с жаром ребятам читал.

Мы были беспечными, глупыми были,

Мы все, что имели, не очень ценили,

А поняли, может, лишь тут, на войне:

Приятели, книжки, московские споры, –

Все – сказка, все в дымке, как снежные горы…

Пусть так, возвратимся – оценим вдвойне!

Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,

Застыли орудья, как стадо слонов,

И где-то по-мирному в гуще лесов,

Как в детстве, мне слышится голос кукушки.

За жизнь, за тебя, за родные края

Иду я навстречу свинцовому ветру.

И пусть между нами сейчас километры –

Ты здесь, ты со мною, родная моя!

В холодной ночи, под неласковым небом,

Склонившись, мне тихую песню поешь

И вместе со мною к далеким победам

Солдатской дорогой незримо идешь.

И чем бы в пути мне война ни грозила,

Ты знай, я не сдамся, покуда дышу!

Я знаю, что ты меня благословила,

И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!

1943 г.

МОЕЙ МАМЕ

Пускай ты не сражалась на войне,

Но я могу сказать без колебанья:

Что кровь детей, пролитая в огне,

Родителям с сынами наравне

Дает навеки воинское званье!

Ведь нам, в ту пору молодым бойцам,

Быть может, даже до конца не снилось,

Как трудно было из-за нас отцам

И что в сердцах у матерей творилось.

И лишь теперь, мне кажется, родная,

Когда мой сын по возрасту – солдат,

Я, как и ты десятки лет назад,

Все обостренным сердцем принимаю.

И хоть сегодня ни одно окно

От дьявольских разрывов не трясется,

Но за детей тревога все равно

Во все века, наверно, остается.

И скажем прямо (для чего лукавить?!),

Что в бедах и лишеньях грозовых,

Стократ нам легче было бы за них

Под все невзгоды головы подставить!

Да только ни в труде, ни на войне

Сыны в перестраховке не нуждались.

Когда б орлят носили на спине,

Они бы в кур, наверно, превращались!

И я за то тебя благодарю,

Что ты меня сгибаться не учила,

Что с детских лет не тлею, а горю,

И что тогда, в нелегкую зарю,

Сама в поход меня благословила.

И долго-долго средь сплошного грома

Все виделось мне в дальнем далеке,

Как ты платком мне машешь у райкома,

До боли вдруг ссутулившись знакомо

С забытыми гвоздиками в руке.

Да, лишь когда я сам уже отец,

Я до конца, наверно, понимаю

Тот героизм родительских сердец,

Когда они под бури и свинец

Своих детей в дорогу провожают.

Но ты поверь, что в час беды и грома

Я сына у дверей не удержу,

Я сам его с рассветом до райкома,

Как ты меня когда-то, провожу.

И знаю я: ни тяготы, ни войны

Не запугают парня моего.

Ему ты верь и будь всегда спокойна:

Все, что светло горело в нас – достойно

Когда-то вспыхнет в сердце у него!

И пусть судьба, как лист календаря,

У каждого когда-то обрывается.

Дожди бывают на земле не зря:

Пылает зелень, буйствуют моря,

И жизнь, как песня, вечно продолжается!

1972 г.

ВЕЧЕР В БОЛЬНИЦЕ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: