Февраль–июнь 1942 г.

Японская оккупация Гонконга, задуманная как умеренный режим, быстро стала жестокой и неконтролируемой. Европейцы пострадали сравнительно мало, однако местных жителей пьяные японские солдаты продолжали насиловать и убивать, наглядно демонстрируя лицемерие лозунга «Азия для азиатов». Японские империалисты выказывали определенное уважение к своим собратьям по империализму – английским империалистам, но отнюдь не к собратьям-азиатам, и уж тем более китайцам. Говорят, что один японский командир приказал казнить девять солдат, виновных в изнасиловании англичанок-медсестер госпиталя в Хэппи-Вэлли. Для сдерживания насилия в отношении китаянок не делалось ровным счетом ничего.

Почти никак не ограничивалось мародерство и грабежи, которыми занимались как японские солдаты, так и «триады», и сторонники нанкинского марионеточного режима Ван Цзинвэя, которых использовали в качестве вспомогательной полиции. Вскоре военные власти разрешили «триадам» открывать игорные дома и притоны. Мелкие банды действовали тоже безнаказанно. Японцы сделали попытку привлечь на свою сторону индийскую общину, поощряя ненависть индийцев к англичанам и предоставляя им привилегированный статус и увеличенный паек. Сикхов и раджпутов брали на работу в полицию и даже выдавали им оружие. Политика «разделяй и властвуй» в отношении индийской и китайской общин продолжалась до конца 1942 г., когда после размолвки между японцами и Лигой индийской независимости в Сингапуре оккупационные власти вдруг лишили индийцев всех привилегий, и те оказались в еще худшем положении, чем прежде под властью англичан. Жестокий режим, установленный кэмпэйтай – японской военной полицией безопасности, – очень скоро заставил гонконгских китайцев, включая даже «триады», затосковать по британскому правлению.

Новый японский губернатор стремился привлечь на свою сторону тех, в чьих жилах текла кровь и европейская, и азиатская, а также наиболее известные китайские купеческие семьи, чтобы экономика порта снова расцвела. В то же время высшие японские офицеры, возбужденные накопленными на складах Гонконга богатствами, организовали их систематичный грабеж: частично ради собственной наживы, но также для сбора трофеев и отправки их в Токио. Как и на многих других оккупированных японцами территориях, положение осложнялось соперничеством военно-морских и сухопутных сил. Армия хотела использовать Гонконг в качестве базы для дальнейшей войны против националистов Чан Кайши, в то время как ВМС планировали использовать порт для экспансии на юг.

Шанхай, который был занят японскими войсками с невероятной быстротой – уже 8 декабря 1941 г., – номинально перешел под юрисдикцию марионеточного правительства Ван Цзинвэя. В портовом городе крупного бизнеса, городе безудержной коррупции, проституции и дансингов резко ухудшились условия жизни оставшихся европейцев, общины русских белогвардейцев, в особенности же – китайских бедняков. От эпидемии холеры гибли тысячи людей, трудно было найти продукты питания, а черный рынок разросся до угрожающих размеров. Все и вся выставлялось на продажу.

Шанхай был столицей шпионажа Дальнего Востока. Абвер и гестапо шпионили за японцами, а те не оставались в долгу. Недоверие японцев к своим союзникам особенно возросло с момента ареста в октябре 1941 г. советского разведчика Рихарда Зорге, немецкого коммуниста. Но японских оккупантов раздирало и соперничество собственных спецслужб. Нет более жестокого противостояния, чем шпионские игры.

В Сингапуре 17 февраля 1942 г. кэмпэйтай устроила облаву на перанакан – потомков китайцев, давным-давно поселившихся в Малайе, Сингапуре, Индонезии. Их хотели наказать за поддержку борьбы националистического Китая. Генерал Ямасита приказал всей общине заплатить 50 млн. долларов в качестве «искупительного дара». Большинство мужчин в возрасте от двенадцати до пятидесяти лет подлежали казни. Многих связали, отвезли в район Чанги-Бич на окраине Сингапура и там расстреляли из пулеметов. Офицеры кэмпэйтай впоследствии признали, что ими было убито не менее 6 тыс. человек – за «антияпонскую» деятельность. Но истинное число жертв было во много раз больше, особенно если считать и тех, кого казнили на материке. За «антияпонскую деятельность» карали, как правило, коммунистов или тех, кто раньше находился в услужении у англичан. Японцы убивали и тех, у кого на теле были татуировки – считалось, что это знак принадлежности к преступным группировкам.

Колючая проволока вокруг казарм в районе Чанги, которая должна была помочь англичанам держать оборону, теперь мешала побегу военнопленных. Их принудительно выстроили вдоль улиц во время парада в честь генерала Ямаситы, получившего теперь почетное прозвище «Тигр Малайи». Отель «Раффлз» был превращен в бордель для старших офицеров. Женщинами для утех служили либо насильно привезенные молодые кореянки, либо красивые китаянки, которых хватали прямо на улице.

В тюрьму Чанги заключили большинство европейских женщин и мужчин из числа гражданских, изолировав их друг от друга. Две тысячи человек поместили в здание, рассчитанное на шестьсот заключенных. Улучшить питание или добиться медицинской помощи можно был только за взятку. Очищенный рис, который им давали, содержит мало питательных веществ, и вскоре среди наиболее истощенных английских и австралийских военнопленных начались случаи авитаминоза. Среди охранников были корейцы, а также не любившие англичан сикхи, которые дезертировали из армии Британской Индии, а затем перешли на службу к японцам. Они, не забывшие жестокой бойни в Амритсаре, были довольны унизительным положением бывших хозяев: одни, подражая японцам, отвешивали пощечины пленникам, если те не кланялись охране; другие просились к японцам в расстрельные команды. В городе Сингапур тем временем рубили головы мародерам и грабителям, а потом выставляли эти головы, как в Средние века, на кольях на всеобщее обозрение. На Дальнем Востоке всегда считалось самой худшей долей быть похороненным без какой-либо части тела.

Многие малайцы поверили заявлениям японской пропаганды, что Императорская армия несет им освобождение. Они приветствовали японские оккупационные войска, размахивая флажками с изображением восходящего солнца. Вскоре они убедились в том, что жестоко заблуждались. Сингапур наводнили японские авантюристы, которые присосались ко всем формам сомнительного бизнеса: дансингам, наркотикам, проституции и азартным играм.

В Голландской Ост-Индии японские военные власти были в ярости от того, что большинство нефтяных скважин и оборудования было уничтожено перед капитуляцией. За это голландцы и другие европейцы тяжко поплатились. На Борнео и Яве почти все белые мирные жители были расстреляны или обезглавлены, а многие из их жен и дочерей подверглись групповому изнасилованию. Как голландок, так и яванок превращали в женщин для утех и давали им ежедневные «нормы»: двадцать солдат утром, два сержанта после обеда, а ночью – офицер. Если несчастные молодые женщины бежали из этого ада или проявляли строптивость, их жестоко наказывали, мстили их родителям или родственникам. В общей сложности, по принятым оценкам, Императорская армия превратила в сексуальных рабынь до 100 тыс. девушек и молодых женщин. Значительную часть из них составляли кореянки, которых отправляли в японские гарнизоны на Тихом океане и в странах по берегам Южно-Китайского моря. Но были среди них и малайки, и китаянки, и перанакан, и филиппинки, и яванки, и женщины других национальностей, которых хватала кэмпэйтай. Политика использования женщин покоренных народов для ублажения своих солдат, несомненно, получила одобрение верхов японского правительства.

Молодой индонезийский националист Ахмед Сукарно служил пропагандистом и советником японских военных властей в надежде, что они предоставят бывшей голландской колонии независимость. После войны никто не обвинил его в сотрудничестве с оккупантами, хотя многие его сограждане пострадали от голода и японских притеснений. Он стал первым президентом независимой Индонезии. Считается, что в результате японской оккупации на юге Восточной Азии погибло пять миллионов человек. По крайней мере, миллион из них составили вьетнамцы. Их рисовые поля насильственно отчуждались под другие культуры для японцев, а рис и зерно изымались для производства технического спирта.

Политические партии и свободная пресса были запрещены. Кэмпэйтай, используя жестокие пытки, подавляла любую попытку не только подрывной деятельности, но даже малейших намеков на «антияпонские» настроения. В рамках программы японизации в ряде областей вводили японский язык и японский календарь. Оккупированные страны подверглись ограблению: продукты питания и сырье вывозились, а безработица выросла до такого уровня, что Великая восточноазиатская сфера взаимного процветания вскоре стала известна как «сфера взаимного прозябания». С неудержимым ростом инфляции японская оккупационная валюта стала восприниматься как дурная шутка.

В Бирме многие люди в надежде на независимость приветствовали поначалу японцев, хотя этнические меньшинства на севере остались лояльными к англичанам. Японцы призвали почти 30 тыс. человек на службу в Бирманскую национальную армию, но относились к ним, как к людям «второго сорта». Так, офицеры-бирманцы должны были отдавать честь японским солдатам. Японцы также набрали около 7 тыс. индийцев – из числа захваченных в Малайе и Сингапуре – в Индийскую национальную армию, которую предполагалось использовать для освобождения их страны от британского колониального господства.

Плененные в Сингапуре англичане и австралийцы, включая больных, ослабленных и истощенных, были направлены трудиться на печально известной Бирманской железной дороге. Они страдали от черной лихорадки, бери-бери, дизентерии, дифтерита, лихорадки денге, малярии и пеллагры. Медикаментов пленным не давали, а при расчистке джунглей через разорванную шипами кожу в организм проникала инфекция, развивался раневой сепсис. Узники должны были кланяться не только офицерам, но и солдатам. Пленных били по лицу, били плашмя саблей. Несоблюдение субординации или неподчинение каралось излюбленной пыткой: насильно напоив пленника водой так, что у него раздувался живот, охранники укладывали несчастного на землю в позе распятия, а затем прыгали ему на живот. Любого военнопленного, пойманного после неудачной попытки побега, публично обезглавливали.

«Быстро! Быстро!» – кричали японские надзиратели, подгоняя изнемогающих пленных. Их постоянно избивали, морили голодом и жаждой и при этом заставляли работать. Военнопленные, искусанные насекомыми, работали полуголыми на жутком солнцепеке. От обезвоживания многие теряли сознание. В общей сложности, из 46 тыс. британских военнопленных треть погибла. Но еще ужаснее были условия каторжного труда для 150 тыс. местных жителей, из которых погибло около половины.

Японская оккупация Французского Индокитая существенно не изменилась после подписания 29 июля 1941 г. первоначального соглашения с адмиралом Дарланом в Виши. Дополнительное соглашение о защите Индокитая было подписано генерал-губернатором адмиралом Жаном Деку в декабре, и вишистская администрация функционировала до марта 1945 г. Главным отличием в положении Индокитая стало то, что он, фактически отрезанный от Франции, оказался в японской экономической сфере влияния. Некоторые группы вьетнамских националистов в надежде получить независимость от Франции приняли сторону японцев. Но японский командующий подтвердил неизменность французского колониального режима. Рузвельт, напротив, твердо решил, что Индокитай не должен после войны возвратиться к Франции.

9 апреля 1942 г., перед подписанием акта о капитуляции американских и филиппинских войск на полуострове Батаан, генерал-майор Эдвард Кинг-младший спросил полковника Моту Накаяму, хорошо ли будут японцы обращаться с пленными. Накаяма ответил: «Мы же не варвары». Однако японские офицеры не ожидали захватить на Батаане такое количество пленных. С момента вступления в армию каждому японцу внушали положения «кодекса бусидо», согласно которым солдат никогда не сдается. Любого сдавшегося в плен врага они, поэтому считали недостойным уважения. Их злоба была особенно несдержанной по отношению к врагу, который так яростно оборонялся.

Из 76 тыс. американцев и филиппинцев, по меньшей мере, 6 тыс. были тяжело ранены или слишком истощены, чтобы самостоятельно передвигаться. Уже и без того измученные боями и голодом, около 70 тыс. пленных были вынуждены совершить стокилометровый марш до лагеря О’Доннелл. Батаанский «марш смерти» стал горькой насмешкой над заверениями Накаямы относительно гуманного обращения с военнопленными. Избиваемые и обворованные, без питья и еды, подгоняемые уколами штыков, пленные подвергались преднамеренной жестокости и унижениям в отместку за стойкое сопротивление. В последующие кошмарные дни мало кто из конвоиров позволял им отдохнуть в тени или прилечь. Более 7 тыс. пленных американских и филиппинских солдат, сражавшихся на Батаане, умерли. Около 400 филиппинских офицеров и сержантов 91-й дивизии были зарублены мечами во время резни в Батанге 12 апреля. Из 63 тыс. тех, кто добрался до лагеря живым, ежедневно погибали сотни. Из оставшихся в живых защитников Коррехидора две тысячи умерли от голода и болезней в течение первых двух месяцев плена.

Целая серия катастроф, капитуляций и унижений, испытанных союзниками, вызывала презрение у китайских националистов, которые четыре года оказывали сопротивление гораздо более значительным силам японской армии. Англия не пожелала просить их помощи в обороне Гонконга, не сумела вооружить местных китайцев, чтобы те могли себя защитить. Все это ставило под сомнение претензии англичан на возвращение колоний в случае победы над японцами. Чунцинское правительство Чан Кайши в любом случае решительно выступало против иностранного присутствия в китайских портах на основании навязанных Китаю договоров. Администрация президента Рузвельта целиком сочувствовала таким антиколониальным настроениям. Американское общественное мнение также поддержало идею, что США не должны помогать восстановлению британских, французских и голландских колониальных владений на Дальнем Востоке.

Причиной неспособности англичан противостоять японскому вторжению во многом можно считать их колонизаторское поведение.

Тем не менее, одно это нельзя считать исчерпывающим объяснением. Ведь для Англии основные боевые действия проходили за тысячи километров от Дальнего Востока, на западе. В первой половине 1942 г. английское правительство, нехотя уступая давлению Вашингтона и Чунцина, склонно было отказаться от Гонконга, но в конце года Лондон согласился лишь на то, чтобы обсудить вопрос о его передаче в конце войны. Националисты, уверенные, что их силы первыми займут город, не стали настаивать на своем.

Чан Кайши считал, что поскольку Англия утратила на Дальнем Востоке статус великой державы, эту роль следовало признать за националистическим Китаем. Рузвельт был бы рад с этим согласиться, но знал, что Сталин не даст согласия на присоединение Китая к «Большой тройке». И Чан Кайши, будучи реалистом, тоже знал, что ему – независимо от того, что он думал об англичанах, – потребуется поддержка Черчилля. Это отчасти и объясняет его гибкость в деле отсрочки обсуждения вопроса о Гонконге. С другой стороны, националистов возмущало, что английское Управление специальных операций сотрудничает с китайскими партизанами-коммунистами на юге: на Восточной реке и Новых территориях Гонконга. Коммунисты помогали пленным англичанам, бежавшим из лагерей. Однажды группу китайских коммунистов даже пригласили на ужин у костра с гусем и рисовым вином. Английский офицер научил партизан петь «Британских гренадеров» и «Песню гребцов Итонской школы».

Тем временем в Индии серьезно ухудшились отношения между англичанами и партией Индийский национальный конгресс (ИНК), которая боролась за независимость страны. Вице-король Индии лорд Линлитгоу оказался самонадеянным и некомпетентным как в политике, так и в экономике. В 1939 г. он не пошевелил и пальцем, чтобы договориться с лидерами ИНК и заручиться их поддержкой в войне. Черчилль со своими романтическими представлениями об империи и британском владычестве, которое индийцы называли «радж» – «власть, правление», показал себя ничуть не лучше. Вынужденный направить в Индию миссию во главе с сэром Стаффордом Криппсом, которого сам он сильно недолюбливал, Черчилль вообще принимал в штыки идею предложить Индии после войны статус доминиона. Махатма Ганди классически определил это предложение, как «просроченный чек», а руководители ИНК отнеслись к предложению без интереса. 8 августа 1942 г., побуждаемый Ганди, Конгресс обратился с призывом к англичанам «оставить Индию» немедля, но сохранить там свои войска для обороны от японцев. На следующее утро британские власти арестовали руководителей партии. Последовали массовые демонстрации и волнения. Тысячи человек были убиты, сотни тысяч – брошены в тюрьмы. Беспорядки укрепили Черчилля в его предубеждении относительно неблагодарности и коварства индийцев.

Оккупация Бирмы японцами весной 1942 г. сократила поставки риса в Индию на 15 процентов. Цены взлетели вверх. Торговцы и купцы, в надежде взвинтить цены еще больше, припрятывали продукты питания, началась безудержная инфляция. Бедные просто не могли позволить себе роскошь поесть. Правительство в Дели не делало ничего, чтобы взять под контроль, неуклонно расширяющийся черный рынок. Ответственность перекладывали на областные администрации, которые реагировали «нездоровым провинциальным протекционизмом». Регионы страны, имевшие излишки – такие, как Мадрас, – отказались продавать их тем областям, где была острая нехватка риса.

Основную тяжесть этой катастрофы несла на себе Бенгалия. Не менее 1,5 млн. человек умерло непосредственно от голода, который начался в конце 1942 г. и продолжался в течение всего следующего года. По оценкам медиков, примерно такое же количество людей погибло от болезней: холеры, малярии и оспы. Люди были настолько истощены, что утратили всякую сопротивляемость болезням. Черчилль, в гневе на Индию, отказался помогать, хотя программа поставок продовольствия могла бы облегчить положение. Только в сентябре 1943 г., когда вице-королем Индии был назначен фельдмаршал Уэйвелл, правительство взяло ситуацию в свои руки. К распределению запасов продовольствия привлекли войска. Такая политика сделала Уэйвелла еще более непопулярным в глазах Черчилля. Вся эта страница в истории британского владычества в Индии стала, наверное, самой позорной. Кроме всего прочего, был полностью развенчан империалистический аргумент, что британское правление якобы защищает индийских бедняков от богачей.

В нападении японцев на Перл-Харбор было одно спасительное для американцев обстоятельство: в тот роковой день в порту находились линкоры, но не было авианосцев. Именно по этой причине адмирал Ямамото, наиболее дальновидный из высшего японского командования, не присоединился к всеобщему ликованию после завершения операции.

В Вашингтоне, в министерстве ВМС, царила неуверенность. Преобладало желание нанести ответный удар, но исходя из потерь Тихоокеанского флота, необходимо было проявить осторожность. Новый командующий ВМС адмирал флота Эрнест Дж. Кинг, славился своей вспыльчивостью. Он был в ярости от того, что англичане сумели убедить генерала Маршалла и Рузвельта принять политику «Германия важнее», означавшую, что на тихоокеанском театре военных действий следовало перейти к обороне. Англичанам казалось, что Кинг – отъявленный англофоб, но американские коллеги успокоили их, заверив, что адмирал Кинг не страдает предвзятостью. Он просто ненавидит всех и вся.

В штабе ВМС в Вашингтоне решили, что отправлять ударное авианосное соединение для освобождения острова Уэйк слишком опасно. Командиры трех оперативных соединений кораблей были горько разочарованы таким решением, но оно было, пожалуй, наиболее правильным в, то время. В конце декабря 1941 г. адмирал Честер Нимиц прибыл в Перл-Харбор, чтобы вступить в должность командующего Тихоокеанским флотом. Неудачливый адмирал Киммел все еще находился там, ожидая решения своей судьбы. Впрочем, коллеги относились к нему с большой симпатией. Высшие эшелоны командования ВМС США не страдали от интриганства и нездорового честолюбия. Назначение Нимица основывалось только на стремлении сделать наилучший выбор. Русоволосый техасец, выходец из обедневшей немецкой аристократии, он отличался мягкостью речи, решительностью и способностью сдвигать горы своей спокойной уверенностью. Неудивительно, что он внушал подчиненным преданность и доверие, что оказалось особенно удачным тогда, когда Вашингтон еще не разработал четкую стратегию войны на Тихом океане.

Тем не менее, Вашингтон настаивал на осуществлении авианалета на Токио, чтобы поднять моральный дух американцев. Рейдом бомбардировщиков «митчелл» Б-25 среднего радиуса действия, которым впервые предстояло взлетать с авианосца, должен был командовать подполковник авиации США Джеймс Дулиттл. Вице-адмирал Уильям Ф. Халси вышел в море 8 апреля 1942 г. с авианосцами Enterprise и Hornet. Он поддерживал нанесение ответного удара, но Нимиц сомневался в целесообразности операции, требовавшей рискнуть таким количеством бомбардировщиков ради неясного результата. Он также беспокоился, хватит ли ему сил для противодействия следующему японскому наступлению, ожидавшемуся где-то в районе Соломоновых островов и Новой Гвинеи. Речь шла о юго-западной части Тихого океана, где американскими войсками командовал генерал Макартур.

Коммандер (капитан второго ранга) Джозеф Рошфор, начальник отделения дешифровки в Перл-Харбор, помог в 1940 г. взломать японский военно-морской код. Этот офицер, будучи большим оригиналом, обычно ходил в мягких шлепанцах и красном смокинге, он не смог предсказать нападение на Перл-Харбор, поскольку японский флот строго соблюдал режим радиомолчания. Ныне же, к счастью для ВМС США, Рошфор сумел расшифровать радиограмму о том, что японцы планируют в мае высадиться на юго-восточном побережье Новой Гвинеи и захватить аэродром Порт-Морсби. Это позволило бы их ВВС контролировать Коралловое море и атаковать северную Австралию, когда вздумается.

Огромные расстояния в Тихом океане, требующие дозаправки в море, представляли серьезные трудности для обеих сторон. Каждое оперативно-тактическое авианосное соединение США из двух авианосцев с кораблями сопровождения должно было включать хотя бы один танкер, который японские подводные лодки и старались уничтожить в первую очередь. Но по мере того как военные действия набирали обороты, именно американские подводные лодки выиграли состязание, уничтожив много японских транспортов и танкеров. На счету американских подлодок было 55 процентов всех потопленных японских судов, что лишило морские и сухопутные силы противника огромного количества топлива и военного снаряжения.

Вице-адмирал Халси, руководивший первым налетом на Токио, стал безусловным кандидатом на роль командира, которому предстоит возглавить первый крупный контрудар по японцам. 30 апреля 1942 г. он вышел в море с 16-м оперативно-тактическим соединением. Но, как и подозревал Нимиц, 17-му оперативно-тактическому соединению под командованием вице-адмирала Фрэнка Дж. Флетчера, которое уже действовало в Коралловом море, предстояло выдержать основное сражение еще до прибытия Халси.

3 мая японские силы высадились на Тулаги, на Соломоновых островах. Японцы не сомневались, что сокрушат любые американские военно-морские силы в Коралловом море к югу от Новой Гвинеи и Соломоновых островов. Узнав, что еще одно японское соединение взяло курс на Порт-Морсби в Новой Гвинее, Флетчер при поддержке австралийских и новозеландских боевых кораблей взял курс на северо-запад. С обеих сторон царили полная неразбериха и путаница. Американские самолеты с авианосца Lexington обнаружили японский авианосец Shohu и потопили его. Японские летчики в свою очередь потопили американские эсминец и танкер, посчитав их частью авианосного соединения.

8 мая американские и японские авианосные соединения обменялись ударами. Самолету с Yorktown удалось повредить Shokaku настолько, что взлет самолетов с него стал невозможен. Японцы, в свою очередь, атаковали Lexington и Yorktown.

Не в состоянии защитить свой ударный авианосный флот, японцы решили уйти из Порт-Морсби, к величайшему неудовольствию адмирала Ямамото. Lexington, казалось, переживший воздушную атаку, вдруг начал терять плавучесть после новых взрывов, вызванных утечкой топлива.

Битва в Коралловом море была отчасти успешной для американцев, поскольку они сумели предотвратить вражеский десант. В то же время японцы убедили себя в том, что это они «разбили» врага. Битва заставила американскую сторону серьезно задуматься о технических дефектах своих самолетов и вооружения. Большинство из них так и не были, однако, устранены к моменту следующего столкновения.

Адмирал Ямамото, вполне осознавая способность США производить авианосцы быстрее, чем Япония, хотел нанести нокаутирующий удар, пока его флот еще сохранял преимущество. Нападение на американскую базу на острове Мидуэй заставило бы немногие американские авианосцы вступить в бой. После рейда Дулиттла на Японию критики из Главного штаба ВМС в Токио вдруг согласились с Ямамото. Перехваченные радиограммы, расшифрованные Рошфором и его подчиненными, показали, что японцы собираются двинуться на запад и север, чтобы напасть на остров Мидуэй. Это позволяло предположить, что они хотят создать базу для нападения собственно на Перл-Харбор. В штабе ВМС США в Вашингтоне это предположение отмели, но Нимиц приказал всем военным кораблям, находившимся в относительной близости, немедленно возвращаться в Перл-Харбор.

К 26 мая, когда мощный японский флот вышел из Сайпана на Марианских островах, сомнений в отношении их цели у американцев уже не было. Рошфор выпустил в открытый эфир радиограмму-дезинформацию о нехватке запасов воды на Мидуэе. Информация эта повторилась в японской радиограмме 20 мая, где Мидуэй был обозначен кодом AF. Поскольку именно так обозначали японцы главную цель в предыдущих сообщениях, Нимиц теперь точно понял общий план Ямамото. Это давало возможность избежать ловушки, которую планировали японцы, и повернуть ситуацию в свою пользу. Поскольку Халси заболел и оказался в госпитале, командовать 16-м оперативно-тактическим соединением Нимиц поручил контр-адмиралу Реймонду Спруэнсу, горячему стороннику физкультуры.

28 мая Спруэнс вышел из Перл-Харбора с авианосцами Enterprise и Hornet в сопровождении двух крейсеров и шести эсминцев. Флетчер, который должен был принять общее командование, вышел в море два дня спустя – с двумя крейсерами, шестью эсминцами и авианосцем Yorktown, отремонтированным в поразительно короткие сроки. Американские военные корабли вышли как раз вовремя. Японские подводные лодки затаились между Гавайями и Мидуэем, устроив засаду через несколько часов после того, как оба соединения уже прошли эти воды.

Спруэнсу и Флетчеру предстояло сразиться с грозным противником. Японские ВМС включали четыре флота, в составе которых находились одиннадцать линкоров, восемь авианосцев, двадцать три крейсера, шестьдесят пять эсминцев и двадцать подводных лодок. Три флота направлялись к Мидуэю, один – к Алеутским островам, расположенным примерно в 3200 км к северу, окаймляя Берингово море. Японские адмиралы считали: «Американцы не подозревают о наших планах».

3 июня американские самолеты, базировавшиеся на аэродроме Мидуэя, первыми заметили японские суда, приближающиеся к острову с юго-запада. На следующий день японцы провели первый налет на Мидуэй. На него ответили с Мидуэя бомбардировщики американских ВВС и пикирующие бомбардировщики Корпуса морской пехоты. Они понесли тяжелейшие потери, а ущерба противнику почти не нанесли, что еще больше усыпило бдительность японцев. Адмирал Тюити Нагумо, командир японского оперативно-тактического соединения, по-прежнему даже не подозревал о присутствии в этом районе американских авианосцев. Ямамото, после сообщения из Токио о признаках усиленного радиообмена с Перл-Харбора, подозревал, что они могут быть поблизости, но не хотел нарушать режим полного радиомолчания.

Для молодых американских пилотов, взлетающих над бескрайними просторами океана, перспектива боя была одновременно захватывающей и пугающей. Многие из них только что закончили обучение в летном училище. Им не хватало боевого опыта их противников, но эти молодые, загорелые и восторженные летчики обнаруживали удивительное мужество. Очень плохо быть сбитым над морем, но если тебя подберет японский военный корабль, это почти наверняка означало казнь через обезглавливание.

Японские истребители «зеро» превосходили пузатые «грумман» Ф4 Ф, но «уайлдкэт» были более живучими, поскольку имели самогерметизирующиеся при попадании бензобаки. Американские торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики без сопровождения истребителей не имели особых шансов в бою с «зеро». Устаревшие торпедоносцы «дуглас ТБД девастейтор» были медлительными, а их торпеды часто не попадали в цель. Для пилота атаковать на таком самолете японский корабль было почти равнозначно самоубийству. Зато пикирующий бомбардировщик «дуглас СБД донтлес» был гораздо эффективнее, особенно при почти вертикальном пикировании, что вскоре подтвердилось в ходе боевых действий.

Гидросамолет «каталина» первым заметил японские корабли и передал их координаты. Флетчер приказал Спруэнсу атаковать японские авианосцы всеми силами с воздуха, совместно с самолетами самого Флетчера. Соединение Спруэнса шло полным ходом. Цели находились на пределе максимального радиуса действия торпедоносцев, но попытка стоила риска, если бы только удалось застигнуть японские авианосцы прежде, чем с них начнут взлетать самолеты. Из-за неразберихи торпедоносцы «девастейтор» достигли цели первыми, без истребителей прикрытия. «Зеро» устроили им настоящую бойню. Японцы посчитали, что победа, таким образом, уже достигнута. Но радовались они преждевременно.

«Техники и механики приветствовали возвратившихся пилотов, похлопывали их по плечу и выкрикивали слова поддержки», – писал майор морской авиации Мицуо Футида с авианосца Akagi. Самолеты, выполнявшие задание, пополнили боеприпасами и топливом, а затем подняли из ангара на взлетную палубу еще и другие самолеты, чтобы быть готовыми к ответной атаке на американские авианосцы. Для нанесения следующего удара по Мидуэю адмирал Нагумо теперь решил подождать, пока торпедоносцы «накадзима» будут загружены бомбами для поражения наземных целей. Некоторые историки утверждают, что в этом не было необходимости, а вот задержка сыграла решающую роль. Другие же указывают, что общепринятая практика предполагала не начинать очередную атаку, пока самолеты разных типов не будут готовы к совместным действиям.

«В 10.20 адмирал Нагумо отдал приказ взлетать, когда будем готовы, – рассказывает далее Футида. – На полетной палубе Akagi все самолеты стояли в положении готовности, прогревая двигатели. Большой корабль начал разворачиваться против ветра. Через пять минут все его самолеты должны были взлететь. В 10.24 с мостика, по мегафону раздалась команда «на взлет». Дежурный офицер взмахнул белым флажком и первый истребитель «зеро», набрав скорость, поднялся с палубы. В этот момент дозорный закричал: «Пикирующие бомбардировщики!«Я посмотрел вверх и увидел три черных вражеских самолета, пикирующих на наш корабль. Некоторым из наших зенитчиков удалось выпустить по ним несколько неистовых очередей, но было уже слишком поздно. Пухлые силуэты американских пикирующих бомбардировщиков «донтлес» быстро росли, а затем из-под их крыльев полетело множество зловещих черных точек».

Пикирующим бомбардировщикам «донтлес» с Enterprise и с Yorktown Флетчера удалось скрыться в облаках на высоте 3 тыс. метров, вследствие чего эффект внезапности был полным, а палубы Akagi представляли собой идеальную мишень. Самолеты на палубе, с полным боекомплектом и заправленные горючим, взрывались один за другим. Одна из бомб пробила огромную дыру на взлетной палубе, другая уничтожила устройство для подъема самолетов из находящегося под палубой ангара. Ни этих разрушений, ни дальнейших повреждений по левому борту и корме не было достаточно, чтобы потопить корабль. Но взрывающиеся самолеты с плотно уложенными в них бомбами и торпедами превратили Akagi в пылающий плавучий ад. С борта Akagi на эсминец спешно перенесли портрет императора Хирохито.

Из находившегося рядом и получившего неустранимые повреждения авианосца Kaga валил черный дым. Затем американские пикирующие бомбардировщики взялись за Soryu. От разлившегося горючего бушующий огонь охватил всю палубу. Начали рваться бомбы и другие боеприпасы самолетов. Вдруг страшной силы взрыв смел в воду всех находившихся на палубе. «Как только на борту корабля вспыхнул пожар, – рассказывает адмирал Нагумо, – на сигнальной вышке по правому борту появился капитан Рюсаку Янагимото. Оттуда он осуществлял командование кораблем, одновременно отдав приказ своей команде: «Спасайся, кто может». Он никому не позволил приближаться к нему. Пламя окружало его, но он отказался покинуть свой пост. Снова и снова выкрикивая: «Банзай!» – он героически встретил смерть».

Вскоре после этого японские торпедоносцы поразили авианосец Yorktown. Его самолеты при возвращении с боевого задания направлялись теперь на авианосцы Спруэнса, замещая потери самолетов с этих кораблей. Уже позднее самолеты с авианосца Enterprise атаковали Hiryu и потопили его. «В 23.50, – сообщает адмирал Нагумо, – командир корабля Томео Каки и командующий эскадрой контр-адмирал Тамон Ямагути обратились с воззванием к экипажу авианосца. За этим последовало выражение почтения и уважения к императору, крики «банзай!», спуск боевого флага и вымпела командующего. В 00.15 всем матросам приказали покинуть корабль. Портрет Его Императорского Величества был эвакуирован с корабля, после чего началась переброска моряков на эсминцы Kazagumo и Makigumo. Передача портрета и переброска экипажа были завершены в 01.30. Командующий эскадрой и командир корабля остались на борту авианосца. Они помахали фуражками своим матросам и с полным спокойствием разделили судьбу со своим тонущим судном».

Ямамото, не подозревая о катастрофе, постигшей его авианосцы, приказал продолжать атаки. Можно представить себе его реакцию, когда ему доложили об истинном положении вещей. Он тут же приказал двигаться вперед на самом полном ходу всей своей армаде в составе десяти линкоров, в том числе Yamato, самого большого боевого корабля японского флота, двух авианосцев сопровождения и большого числа крейсеров и эсминцев. Спруэнс, зная о силах Ямамото, ночью лег на обратный курс, к Мидуэю, чтобы воспользоваться воздушным прикрытием базировавшихся на острове американских самолетов. На следующий день его пикирующим бомбардировщикам удалось потопить еще один японский крейсер и серьезно повредить другой. Но Yorktown, получивший серьезные повреждения, во время ремонтных работ 6 июня был поражен торпедой с японской подводной лодки и на следующее утро затонул.

Четыре японских авианосца и один крейсер были потоплены, а линкор серьезно поврежден, не говоря уже о 250 уничтоженных самолетах. Поскольку американцы потеряли всего один авианосец, битва за Мидуэй явилась решительной победой Америки и стала поворотным пунктом в войне на Тихом океане. Надежды Ямамото разгромить Тихоокеанский флот США полностью рухнули. Но, как признал Нимиц в своем докладе: «Если бы у нас не было своевременной информации о передвижениях японцев, если бы противник застал наши авианосные силы рассредоточенными на всем расстоянии до Кораллового моря, то, скорее всего, исход битвы за Мидуэй оказался бы совсем иным».

Глава 21.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: