Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Март–сентябрь 1942 г.




После унизительного отступления англичан из Киренаики в январе-феврале 1942 г. миф о Роммеле, так настойчиво распространявшийся Геббельсом, подхватили и сами англичане. Легендой о «Лисе пустыни» они не очень обоснованно пытались оправдать собственные просчеты. Гитлер был в восторге от такого преклонения перед героической личностью Роммеля. Это укрепляло фюрера в убеждении, что Англия после всех поражений на Дальнем Востоке близка к полному краху.

Но фюрер все-таки был готов обуздать своего любимого генерала в угоду итальянцам. Положению Муссолини угрожала растущая оппозиция в рядах итальянского верховного командования, где многие считали, что дуче стал слишком зависим от Гитлера. Вдобавок их оскорбляло высокомерие Роммеля, его категоричность, не говоря уже о его постоянных упреках в неспособности итальянцев обеспечить защиту столь важных для него караванов транспортных судов. Кроме того, Гальдер и Главное командование сухопутных войск Германии по-прежнему решительно выступали против усиления армии Роммеля. Они утверждали, что Суэцкий канал должен быть взят лишь после того, как будет захвачен Кавказ. Восточный фронт оставался приоритетным и потому, что командование готовило большое наступление на юге России. Только немецкие ВМС, склонявшиеся к политике первоочередности победы над Англией, поддерживали амбиции Роммеля.

На острове Мальта положение стало отчаянным, после того как люфтваффе возобновили бомбардировки аэродромов и главного порта острова – Валлетты. Все пять судов каравана в марте были потоплены, и как над войсками, так и над гражданским населением нависла угроза голода. Но в мае подкрепление в виде шестидесяти «спитфайров» с американского авианосца Wasp и прибытие минного заградителя с грузом продовольствия уберегли остров от катастрофы. Генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг, главнокомандующий немецкими войсками в районе Средиземноморья, разработал план воздушно-десантной операции по захвату Мальты – операцию «Геркулес». Но ее пришлось отложить, и не только из-за сомнений Гитлера в успехе, но и потому что X авиакорпус нужен был на востоке. К тому же итальянцы, прежде чем брать на себя обязательства по участию в такой операции, потребовали массированной поддержки.

Роммель, вновь проигнорировав и приказы начальства, и проблемы со снабжением, двинул танковую армию «Африка» к «линии Газалы». «Боевые действия не отличаются здесь ужасами, наподобие неописуемых бедствий русской кампании, – писал домой в апреле один унтер-офицер. – Ни одна деревня или город не разрушены и не разграблены». В другом письме, в тот же вечер, он написал своей матери: «Томми (английские солдаты) здесь ко всему подходят скорее по-спортивному… Вперед, к решительной победе». Хотя солдатам Роммеля досаждали мириады насекомых и невыносимая жара, они ожидали скорой победы от «большого наступления в России, и тогда томми будут раздавлены с обеих сторон». Они мечтали вскоре погулять по Каиру.

И вдруг OKW с воодушевлением обратилось к идее Роммеля о захвате Египта и Суэцкого канала. Гитлер начал опасаться, что американская военная поддержка может прибыть раньше, чем он полагал. Нельзя было исключить даже удар через Ла-Манш. Если бы Роммель смог разбить Восьмую армию, рассуждал фюрер, боевой дух англичан был бы сломлен. Кроме того, японцы заявили, что станут продвигаться на запад в Индийский океан только тогда, когда немцы возьмут Суэцкий канал.

Первый этап вторжения Роммеля в Египет, под кодовым названием операция «Тесей», состоял в обходе с флангов английской оборонительной линии. Она протянулась в виде укрепленных пунктов от Газалы на побережье, примерно в восьмидесяти километрах к западу от Тобрука, на юг, к Бир-Хакейму, форпосту в пустыне, который защищала Первая бригада «Свободной Франции» генерала Мари-Пьера Кенига. Всего укрепленных оборонительных пунктов было семь. Каждый из них защищала группа пехотинцев с артиллерией. Заграждения из колючей проволоки, и минные поля тянулись до следующего пункта. В тылу развернул свои танковые соединения Ричи, готовый к контратаке. План Роммеля тогда состоял в захвате Тобрука. Овладение этим портом он рассматривал как важнейший шаг в организации снабжения своих войск. В противном случае его грузовикам «Опель-блиц» понадобилось бы совершать каждый раз двухнедельные рейсы в Триполи и обратно.

Операция «Тесей» не должна была застать англичан врасплох, так как Блетчли-Парк отправил соответствующие расшифровки Ultra в штаб войск на Ближнем Востоке. Но передача информации сверху вниз по инстанциям осуществлялась туго. Сообщено было только о вероятности нападения в мае, возможно, с юга, по правому флангу. Наступление немцев началось 26 мая ложным маневром: итальянские пехотные дивизии двинулись против северной половины оборонительной линии. На юге же моторизованная дивизия Trieste и танковая дивизия Ariete вместе с тремя немецкими танковыми дивизиями продвинулись глубоко в пустыню. Песчаная буря скрыла их 10 тыс. машин от глаз англичан. Затем, в течение ночи, главные ударные силы Роммеля обошли «линию Газалы» с юга.

Как только утих горячий ветер хамсин, Роммель повел свои части в обход британских сил, пользуясь ярким лунным светом. К рассвету они уже были на позициях и изготовились к атаке. Километрах в тридцати к северо-востоку от Бир-Хакейма немецкая 15-я танковая дивизия столкнулась с 4-й английской танковой бригадой, нанеся тяжелые потери 3-му Королевскому танковому полку и 8-му гусарскому полку. Вскоре после этого восемьдесят английских танков контратаковали 21-ю танковую дивизию немцев. У Восьмой армии теперь было 167 американских танков «грант». Тяжелые и необычно высокие, они отличались слабой маневренностью при стрельбе, но их 75-миллиметровые орудия были несравнимо эффективнее жалких двухфунтовых на «крусейдере».

27 мая в 06.30 подверглась атаке 3-я индийская моторизованная бригада к юго-востоку от Бир-Хакейма. Командир радировал, что они противостоят «целой чертовой немецкой танковой дивизии», хотя на самом деле это была итальянская дивизия Ariete. Индийские войска уничтожили пятьдесят два танка, но противник подавил их сопротивление, выведя из строя все противотанковые орудия.

Бригада «Свободной Франции» генерала Мари-Пьера Кенига также занимала отдаленные позиции в Бир-Хакейме. Они знали, что их ждет, поскольку ночью слышали гул танковых двигателей в пустыне. Утром патрули подтвердили, что противник обошел их с тыла и отрезал от складов с боеприпасами. Силы Кенига примерно в 4 тыс. человек включали половину бригады Иностранного легиона, два батальона колониальных войск и морскую пехоту. У них также была своя артиллерия, состоящая из пятидесяти четырех французских 75-миллиметровых полевых орудий и зениток «бофорс». Как и в других укрепленных пунктах, первая линия обороны состояла из минных полей и колючей проволоки.

Танки дивизии Ariete развернулись против них и навалились всей своей мощью. Французские артиллеристы подбили тридцать два итальянских танка. Только шести удалось прорваться через минные и проволочные заграждения, но французские легионеры уничтожили их с близкой дистанции. Некоторые смельчаки даже взбирались на итальянские танки и стреляли через щели и люки по экипажам. Атака проводилась без поддержки пехоты, и французы храбро отражали каждую ее волну, нанося противнику тяжелые потери. Они также взяли в плен девяносто одного танкиста, включая командира полка. Велись также перестрелки между оборонявшимися и частями немецкой 90-й легкой дивизии. «Впервые с июня 1940 г., – с гордостью писал позже генерал де Голль, – французы и немцы сошлись в открытом бою».

На северо-востоке оставшаяся часть 90-й легкой дивизии атаковала 7-ю английскую моторизованную бригаду превосходящими силами и заставила англичан отступить. Ее подразделения затем захватили штаб 7-й танковой дивизии, а вместе с ним и ряд воинских складов. Хотя 90-я легкая дивизия быстро продвигалась вперед, две танковые дивизии Роммеля были задержаны контратаками и массированным артиллерийским огнем по мере их продвижения на север, в сторону аэродрома в Эль-Адем, где годом ранее шли столь тяжелые бои.

Наступление Роммеля развивалось не так, как он рассчитывал. Его силы оказались в уязвимом положении между укрепленными пунктами «линии Газалы» и оставшейся частью английских танковых войск на западе. Роммель также ожидал быстрого разгрома французов в Бир-Хакейме, но они упорно держались. Он был глубоко обеспокоен, многие из его офицеров считали, что наступление провалилось. Начальник штаба предложил даже, с целью спасения репутации танковой армии «Африка», сообщить в OKW вермахта, что операция проводилась лишь в рамках разведки боем. Однако им не стоило так волноваться. Англичане вновь не сумели сосредоточить свои танки для решающего удара.

Роммель хотел продвинуться к северу до прибрежной дороги и разорвать там линию обороны противника, а также восстановить линию снабжения своих войск из Триполи. Но с 28 мая сражения в центре линии обороны Газалы приобрели беспорядочный характер. Дивизиям Роммеля не хватало топлива и боеприпасов. Его вновь спасла медлительность английских командиров, не торопившихся воспользоваться своим значительным преимуществом. Ричи хотел провести крупную ночную атаку, но командиры корпусов и дивизий заявили, что им не хватает времени на подготовку. Им казалось, что немцы в ловушке. Но войска «Оси» тем временем проложили проход через минные поля на запад, и к ним начали поступать необходимые припасы. Однако этот проход оказался недалеко от укрепленного пункта 150-й бригады, и батальоны Йоркширского полка стали причинять Роммелю серьезные неприятности.

В ставке фюрера Wolfsschanze, в Восточной Пруссии, внимание Гитлера было приковано отнюдь не к Северной Африке. Его адъютант от люфтваффе Николаус фон Белов, вернувшись после поездки к Роммелю, застал «очень неприятную ситуацию». 27 мая в Праге молодые чехи, подготовленные Управлением специальных операций Англии, совершили покушение на Рейнхарда Гейдриха. Гейдрих был еще жив, но через неделю умер от полученных ран. А в ночь на 30 мая Королевские ВВС осуществили свой первый «налет тысячи бомбардировщиков» на Германию. Целью был город Кельн. Гитлер был вне себя от ярости, в основном направленной на Геринга.

С 31 мая, во время беспорядочных боев, которые британцы прозвали «варочным котлом», а немцы – «колбасным горшком», Роммель бросил свои силы против позиций 150-й бригады. Это была массированная стремительная атака с участием танков, артиллерии и «юнкерсов». Бригада мужественно стояла до конца, заслужив восхищение немцев. Но упорная неспособность английского командования организовать полноценную контратаку с запада стала одним из самых досадных промахов в этой войне. Роммель затем приказал 90-й легкой дивизии и дивизии Trieste уничтожить французский укрепленный пункт в Бир-Хакейме, чтобы начать прорыв «линии Газалы» с юга.

3 июня люди Кенига отбили атаку превосходящих сил противника. Англичане послали к ним подкрепление, но оно натолкнулось на 21-ю танковую дивизию немцев и отступило. Другие попытки облегчить положение французского гарнизона не предпринимались, отчасти вследствие провала 5 июня контратаки на север, связанного с некомпетентностью и трусостью английских командиров, не желавших рисковать своими танками против немецких 88-миллиметровых орудий. Удалось только доставить французам некоторое количество боеприпасов. Королевские ВВС оказывали максимально возможную поддержку, помогая отбивать атаки немецкой авиации и отгоняя «юнкерсы» и «хейнкели». Солдаты французских колониальных войск быстро расправлялись с любым немецким пилотом, пытавшимся спастись на парашюте. Страдающие от жажды и голода, солдаты Кенига в условиях невыносимой жары и пыли еще глубже зарывались в землю, ожидая более сильного натиска немцев. Они сознавали, что, удерживая позиции, прикрывают отход Восьмой армии.

Раздраженный упорством обороняющихся французов, Роммель принял командование на себя. 8 июня немецкая артиллерия и «юнкерсы» вновь обрушились на их позиции. Одна бомба убила семнадцать раненых на перевязочном пункте. Сопротивление защитников не ослабевало. Один офицер видел, как единственный оставшийся в живых легионер из орудийного расчета перезаряжал 75-миллиметровое орудие, заталкивая снаряд кровавым обрубком руки. 10 июня французская оборона была сломлена. У защитников Бир-Хакейма больше не осталось боеприпасов.

В ту ночь отступила английская 7-я танковая дивизия – единственное соединение, которое могло бы еще спасти французов. Кениг получил приказ отступить. В темноте он провел большую часть выживших бойцов через немецкое окружение. Вначале они двигались незаметно, затем – под сильным огнем противника. Вместе с Кенигом была его водитель и любовница, мужественная Сьюзен Треверс, которая позднее стала офицером связи французского Иностранного легиона (первая и единственная женщина в легионе). Роммель получил приказ Гитлера казнить любого из захваченных легионеров, будь то французы, которые должны были рассматриваться как повстанцы, или немцы-антифашисты, или граждане других оккупированных нацистами стран. К чести Роммеля, он следил, чтобы к перечисленным категориям относились как к обычным военнопленным.

Когда генерал де Голль услышал от генерала сэра Алана Брука, начальника Имперского Генерального штаба об успешном отступлении Кенига и большинства его людей к английским позициям, его охватили такие чувства, что он должен был закрыться в своей комнате. «Ах, сердце бьется от волнения, рыдания, гордость, слезы радости», – писал он позже в своих воспоминаниях. Этот момент, он знал, станет «началом воскресения Франции».

Дальше к северу английская и индийская бригады продолжали битву в «варочном котле», упорно держа оборону. Однако Восьмая армия все никак не могла перейти в эффективное контрнаступление. 11 июня, сразу после падения Бир-Хакейма, Роммель приказал трем своим немецким дивизиям уничтожить оставшиеся позиции англичан, в том числе «Найтсбридж» – укрепленный пункт, который защищали 201-я гвардейская бригада и 4-я танковая бригада. Немцы должны были, затем захватить Виа-Бальбия. Их наступление привело к внезапному отходу британцев 14 июня, когда южноафриканцам и 50-й английской дивизии, занимавшим позиции недалеко от побережья, было приказано отступить к египетской границе, чтобы не попасть в окружение. Вслед за этим последовало позорное общее отступление, получившее название «Газальского галопа».

Оказался под ударом Тобрук. Итальянская пехота стала окружать город с востока. Роммель подтянул немецкие дивизии, хотя 21-ю танковую при этом основательно потрепали «харрикейны» и истребители-бомбардировщики «киттихок» П-40. Части вице-маршала авиации Артура Конингема постоянно совершенствовали тактику ведения воздушных боев, и без их поддержки судьба Восьмой армии могла бы сложиться катастрофически.

Черчилль направил Окинлеку приказ удержать Тобрук любой ценой. Но Тобруку не хватало войск и артиллерии, а большое количество мин с минных полей вокруг города были сняты и вывезены для укрепления «линии Газалы». 17 июня Роммель начал наступление ложной атакой против одного из углов периметра обороны, готовясь нанести главный удар на другом участке.

В отличие от австралийцев, так упорно защищавших Тобрук годом ранее, 2-й южноафриканской дивизии под командованием генерал-майора Хендрика Клоппера недоставало боевого опыта. В любом случае адмирал Каннингем осознавал, что у него нет судов для организации снабжения Тобрука в новой осады. Гарнизон в 33 тыс. человек включал также две пехотные бригады и слабую танковую бригаду с устаревшими танками.

На рассвете 20 июня Кессельринг бросил в бой все имеющиеся у него в районе Средиземного моря бомбардировщики, в том числе пикирующие, при поддержке самолетов итальянских ВВС, Regia Aeronautica. Одновременно начался массированный артиллерийский обстрел, а немецкие саперные батальоны расчищали путь через минные поля. 11-я индийская бригада растерялась перед небывалым натиском немцев, и в 08.30 первые немецкие танки прорвали внешнюю линию обороны. В течение всего одного дня, когда столбы дыма поднимались в небо из разбомбленного города, немцы преодолели весь путь к порту, рассекая пополам двадцатикилометровую линию оборону британцев. Победа была поразительно быстрой.

Генерал Клоппер сдался на следующее утро, не разрушив порт и не уничтожив многие воинские склады. Четыре тысячи тонн нефти попало в руки Роммеля. О таком подарке он мог только мечтать. Его изголодавшиеся солдаты, чья одежда превратилась почти в лохмотья, пришли в восторг от трофеев. «У нас ящиками шоколад, сгущенка, овощные консервы и печенье, – писал домой один унтер-офицер. – У нас английские машины и оружие в огромном количестве. Как приятно надевать английские рубашки и носки!» Итальянские солдаты не получили доли в дележе этой богатой добычи. Тот же унтер-офицер признавал, что «им труднее, чем нам – у них меньше рацион воды, меньше продуктов, ниже денежное содержание и не такое снаряжение, как у нас».

Муссолини пытался представить дело так, будто взятие Тобрука – это заслуга итальянцев. Чтобы подчеркнуть истинный расклад, Гитлер немедленно произвел сорокадевятилетнего Роммеля в генерал-фельдмаршалы. Решение это вызвало ревность и много обид на самом высоком уровне в командовании вермахта, к несомненному удовлетворению Гитлера. Таким образом, в первую годовщину операции «Барбаросса» германский диктатор был на седьмом небе от радости, уверенный, что Британская империя начала разваливаться, как он ранее и предрекал. А через неделю на юге России должна была начаться операция «Блау», целью которой был захват Кавказа. Третий рейх вновь представлялся непобедимым.

В тот июньский день Черчилль был в Белом доме с Рузвельтом, когда вошел советник президента и подал своему шефу записку. Тот прочитал и передал премьер-министру. Черчиллю стало дурно, он не мог поверить в известие. Он попросил генерала Исмея связаться с Лондоном и выяснить, действительно ли пал Тобрук. Исмей, вернувшись, подтвердил, что это правда. В этот момент премьер не мог испытать большего унижения. Черчилль писал позднее: «Поражение – это одно, а позор – совсем другое».

Рузвельт, проявив истинное великодушие, сразу же спросил, чем он может помочь. Черчилль попросил новые американские танки «шерман» – как можно больше, столько, сколько американцы смогут дать. Четыре дня спустя Комитет начальников штабов согласился на отправку 300 «шерманов», а также ста 105-миллиметровых самоходных орудий. Это было проявлением большой самоотверженности, учитывая что «шерманы» отнимались у тех частей американской армии, которые особенно остро нуждались в замене устаревших машин.

Глубоко подавленный и потрясенный, Черчилль по возращении столкнулся с требованием ряда депутатов Палаты общин о вынесении вотума недоверия правительству. Большую часть вины он переложил на Окинлека, что едва ли было справедливо. Главная ошибка «Ока» состояла, пожалуй, в назначении Ричи. Острая нехватка компетентных и решительных командиров на высших должностях в английской армии со всей очевидностью отражалась на ее успехах. Брук связывал это с гибелью лучших молодых офицеров во время Первой мировой войны.

На состоянии сухопутных войск отрицательно сказалось и несовершенство системы получения вооружений. В отличие от Королевских ВВС, которые в период повышенного интереса к авиации привлекли наиболее талантливых конструкторов и инженеров, армия принимала на вооружение изначально устаревшие модели. Вместо разработки более совершенных образцов продолжалось массовое производство старых. Порочный круг возник, когда в Дюнкерке было утрачено очень много разнообразного снаряжения – теперь его требовалось быстро восстановить. Разорвать этот круг так и не удалось.

Под Газалой довольно эффективно применялись новые шестифунтовые противотанковые пушки. Но отправлять неудачно спроектированные танки с двухфунтовыми орудиями в бой против немецких танков T–IV и особенно против 88-миллиметровых пушек было все равно, что послать биплан-истребитель «глостер гладиатор» против «мессершмитта» Ме-109. Остается лишь восхищаться мужеством экипажей, идущих в атаку и осознающих, что их танки способны противостоять разве что пехоте. Лишь в самом конце войны англичане начали выпуск по-настоящему боеспособного танка «комета».

Единственное, что утешало Черчилля по результатам визита в США: он сумел убедить Рузвельта согласиться на вторжение во французскую Северную Африку. Операция «Гимнаст», позже переименованная в «Факел», вызывала решительное сопротивление генерала Маршалла и других американских начальников штабов. Оправданными оказались опасения Маршалла в отношении тех случаев, когда Черчилль имел возможность общаться с Рузвельтом наедине, в отсутствие военных советников президента. Они не без оснований подозревали, что Англия хочет сохранить свое влияние на Ближнем Востоке. Но Черчилль боялся, что в случае утраты Египта и успешного сочетания немецкого вторжения на Кавказ с наступлением Роммеля могут быть потеряны не только Суэцкий канал, но и месторождения нефти в регионе. Это, в свою очередь, могло побудить японцев расширить свои военные операции на западную часть Индийского океана.

У Черчилля был и другой аргумент, совпадавший с рассуждениями Рузвельта. Поскольку о раннем вторжении в Северную Францию не было и речи из-за отсутствия превосходства в воздухе и нехватки судов для доставки и высадки войск, не оставалось иного плацдарма, на котором американские войска могли бы быть брошены против Германии. И премьер-министр знал, что адмирал Кинг, как и американская общественность, хотел бы, отказавшись от стратегии «Германия важнее», сосредоточиться на Тихоокеанском театре боевых действий. Даже Брук испытывал серьезные сомнения относительно высадки в Северной Африке. Но Черчилль оказался прав, хотя и по причинам весьма отличным от тех, которые он выдвигал. Армии США необходимо было приобрести боевой опыт, прежде чем вступать в крупные сражения с вермахтом в Европе. И союзникам следовало изучить опасности десантных операций, прежде чем приступать к операции, предполагающей форсирование Ла-Манша.

Кессельринг по-прежнему хотел захватить Мальту, но Роммель был непреклонен. Он нуждался в поддержке люфтваффе, чтобы уничтожить Восьмую армию, прежде чем та успеет восстановить боеспособность. Гитлер поддержал Роммеля, подчеркнув, что с захватом Египта Мальта потеряет свое значение. Оба они, однако, упустили из внимания тот факт, что пока силы люфтваффе направлялись на поддержку Роммеля во время боев у Газалы, Мальта получила подкрепление. И в очередной раз линии снабжения через Средиземное море оказались под угрозой, а захват Тобрука и его портов не решил проблемы тылового снабжения войск в пустыне, как надеялся Роммель. То, что в этих кампаниях называли «эффектом резинового жгута», било по атакующей стороне, чрезмерно растягивая ее коммуникации.

Еще до падения Тобрука Роммель приказал 90-й легкой дивизии пробиваться в сторону Египта вдоль побережья. А 23 июня две танковые дивизии были также отправлены в погоню за Восьмой армией. Тем временем Окинлек отстранил Ричи и взял командование войсками на себя. Он поступил мудро, отменив приказ отстаивать Мерса-Матрух, и велел всем соединениям быстро отходить на Эль-Аламейн – небольшую железнодорожную станцию недалеко от моря. Между Эль-Аламейном и Каттарской впадиной на юге, с солончаками и зыбучими песками, он намеревался оборудовать новую оборонительную линию, которую – Окинлек был в этом уверен – Роммелю не удалось, бы обойти с флангов так легко, как «линию Газалы».

Моральное состояние Восьмой армии было из рук вон плохим. Несмотря на твердое решение Окинлека об отступлении к Эль-Аламейну, отданный ранее приказ Ричи задержал 10-ю индийскую дивизию, защищавшую Мерса-Матрух. Передовые части Роммеля быстро окружили город, отрезав защитникам путь к прибрежной дороге. Часть X корпуса сумела прорваться из окружения, но более 7 тыс. солдат и офицеров попали в плен. Несколько южнее новозеландская дивизия прорвалась через позиции 21-й танковой дивизии, убивая в ночном бою всех немцев подряд, включая раненых и медиков. Немцы расценили эти действия как военное преступление.

Роммель был по-прежнему уверен, что Восьмая армия отступает, и он может дойти до Ближнего Востока. Муссолини был настолько уверен в успехе, что привез с собой в порт города Дерны великолепного серого коня, на котором рассчитывал принимать победный парад в египетской столице. В самом Каире, в отделах штаба командования британских войск на Ближнем Востоке и в посольстве Великобритании царили паника и смятение, что вызывало у египтян и насмешки, и тревогу. Перед банками выстроились длинные очереди. 1 июля к небу потянулись длинные столбы дыма от сжигаемых во дворах учреждений секретных документов. Поднялась настоящая метель из пепла. Ветер разнес по всему городу частично обугленные секретные документы. Уличные торговцы хватали их на лету и делали из них кулечки для арахиса. Этот день остался в памяти как «пепельная среда». Европейцы стал покидать город на машинах с привязанными к крышам матрасами – сцена напоминала Париж за два года до того.

Паника началась и в Александрии, когда вице-адмирал сэр Генри Харвуд, только что принявший командование от Каннингема, приказал перебазировать флот в порты Леванта. Прошел слух, что немцев ждут в течение суток и что с минуты на минуту можно ожидать воздушного десанта. Египетские лавочники готовили портреты Гитлера и Муссолини, чтобы сразу же вывесить их в своих заведениях. Другие пошли еще дальше. Националистически настроенные египетские офицеры, надеясь, что немцы предоставят их стране независимость от Британии, начали готовиться к восстанию. Один офицер, некто Анвар Садат, позднее ставший президентом Египта, скупил 10 тыс. пустых бутылок для наполнения их «коктейлем Молотова».

Хотя британские власти в Каире и предложили евреям первоочередное право на места в поездах в Палестину, тамошняя английская администрация отказывала им в визах. Опасения евреев не были беспочвенными: айнзатцкоманда СС ждала в Афинах того часа, когда можно будет начать «работу» в Египте, а затем и в самой Палестине, если череда побед Роммеля продолжится.

Дезертирство в британской армии на Ниле, как назвал ее Черчилль, резко усилилось, составив, по разным оценкам, до 25 тыс. человек. Британские офицеры не отказывались шутить перед лицом опасности. Привычно сетуя на медлительность обслуживания в отеле «Шеферд», они теперь говорили: «Просто подождем, пока Роммель попадет в “Шеферд” – вот тогда его продвижение точно замедлится». Прошел слух, будто Роммель уже звонил в отель, чтобы забронировать номер. Во всяком случае, достоверно известно, что немецкое радио передавало обращение к женщинам Александрии: «Доставайте бальные платья, мы спешим!» Но ликование войск «Оси» было преждевременным.

Хотя немцы перехватывали британские радиопереговоры на уровне частей и соединений, Окинлек был хорошо осведомлен о планах самого Роммеля благодаря операции Ultra. В ночь на 1 июля Африканский корпус с обеими танковыми дивизиями двинулся к югу от линии Эль-Аламейна. Здесь предполагалась ложная атака, тогда как цель главного удара лежала дальше к северу. Но в своем нетерпении застать врасплох Восьмую армию Роммель пренебрег разведкой. Эту грубую, как оказалось, ошибку усугубила песчаная буря. 90-я легкая дивизия попыталась атаковать укрепления Эль-Аламейна, но была отбита неожиданно сильным артогнем. Вскоре после этого 21-я танковая дивизия двинулась на один из центральных укрепленных пунктов, который защищала 18-я индийская бригада. Хотя немцы и заняли позиции британцев, их дивизия потеряла треть своих танков – многие из них были уничтожены истребителями-бомбардировщиками Королевских ВВС.

Части ВВС Конингема продолжали беспощадно наносить удары по врагу. Его пилоты делали больше боевых вылетов, чем во время Битвы за Британию. В этих частях были пилоты из многих стран, даже эльзасская Groupe de Chasse («истребительная группа») «Свободной Франции», и машины самых различных моделей. Конингему были крайне необходимы «спитфайры», чтобы справиться с «мессершмиттами», но военное министерство в Лондоне не хотело отдавать их из состава ПВО Британских островов. В пустыне английской авиации помогали теперь «либерейторы» Б-24 американской группы бомбардировщиков: они нападали на морские суда «Оси» и на порты Бенгази, Тобрук и Мерса-Матрух. Соединение авиации США на Ближнем Востоке было сформировано под командованием генерал-майора Льюиса Бреретона и состояло из подразделений истребителей и бомбардировщиков. Впервые англичане и американцы сражались против нацистов бок о бок.

Немецкие надежды на легкую победу сменились первыми неудачами. Окинлек контратаковал подвижными группами, собрав для большего эффекта артиллерию в один кулак. Вновь отличилась новозеландская дивизия, выбрав идеальный момент для внезапной контратаки на дивизию Ariete и обратив ее в беспорядочное бегство. В ночь на 3 июля Роммель приказал танковой армии «Африка» перейти к обороне. В армии оставалось менее пятидесяти боеспособных танков. Солдаты были полностью обессилены, не хватало боеприпасов и топлива. Он просто не мог позволить себе продолжать столь интенсивное наступление.

Камни, осыпи и пески линии Эль-Аламейна не предоставляли особого уюта английским солдатам Восьмой армии. Их точно так же, как и немцев, терзали стаи вездесущих агрессивных насекомых, беспощадные песчаные бури и ветры, а также изнуряющая жара пустыни. Танки под палящим солнцем раскалялись, как печи. Ночью солдаты плотно закутывались в одеяла, чтобы защититься от скорпионов. Они страдали от дизентерии, разносимой мухами, а также от пустынных язв, которые тоже привлекали прожорливых насекомых. И сложно было не проглотить несколько этих тварей всякий раз, когда солдаты пытались съесть свою порцию мелко нарубленной соленой говядины или галет, измельчив которые можно было приготовить кашу, напоминавшую алебастр. Заварить чай было единственным утешением, несмотря на то, что вода имела отвратительный вкус. Неудивительно, что мысли солдат, как правило, вращались вокруг былой домашней пищи и домашнего комфорта. Один стрелок заявил своим товарищам, что, «когда вернется домой, будет лопать шоколадное мороженое, сидя на унитазе, и наслаждаться роскошью дерганья за цепочку».

Восьмая армия тоже слишком утомилась, чтобы воспользоваться возможностью контратаки. Вместо этого англичане занялись укреплением своих позиций на линии обороны, разместив вдоль хребта Рувейсат свежую австралийскую бригаду. 10 июля Роммель атаковал снова. Но на севере австралийская 9-я дивизия при поддержке танковой бригады прорвала итальянские позиции близ Эль-Аламейна и обратила противника в бегство. Самым большим успехом стал захват подразделения радиоразведки Роммеля. Теперь тот вынужден был действовать вслепую, поскольку немцы больше не могли взломать коды американцев. Американский военный атташе Боннер Феллерс, невольно служивший немцам самым надежным источником разведывательной информации, в конце июня возвратился в Штаты.

Почти весь июль обе стороны, словно в детской игре, по очереди атаковали друг друга. Роммель возмущался робостью многих итальянских соединений, и тем вызвал раздоры между союзниками-фашистами. Он понимал, что некоторые немецкие соединения придется разделить, чтобы создать «каркас», который сможет повысить стойкость итальянских дивизий. Его сердитые жалобы на плохое снабжение снова ни к чему не привели: английские ВВС, и ВМС опять наносили тяжелые потери караванам судов «Оси» и портовым сооружениям. В одночасье рухнула мечта Роммеля о том, что захват Тобрука и Мерса-Матруха одним махом решит его проблемы со снабжением войск. В ночь на 26 июля недавно сформированный отряд парашютистов спецназа на джипах напал на аэродром близ Фуки и уничтожил на взлетном поле тридцать семь самолетов, среди которых было много транспортных Ю-52. За месяц таким путем было уничтожено восемьдесят шесть самолетов этого типа.

Достижения Окинлека не следует недооценивать. Он как минимум уберег от катастрофы основательно потрепанную Восьмую армию и стабилизировал линию обороны, нанеся при этом немцам тяжелые потери. Однако Черчилль оценивал положение под совершенно иным углом зрения. Он видел только упущенные возможности и отказывался признать усталость войск и скандальное техническое несовершенство английской бронетехники.

3 августа премьер-министр Великобритании в сопровождении генерала сэра Алана Брука прибыл в Каир по пути в Москву, где ему предстояло сообщить Сталину об отсрочке открытия Второго фронта. Англичане считали, что им, наконец, удалось убедить американцев отказаться от операции «Следжхаммер» («Кувалда»), предполагавшей вторжение на полуостров Котантен с Британских островов через Ла-Манш, так опрометчиво обещанное Молотову. Но на второй неделе июля появились признаки «бунта» со стороны Комитета начальников штабов и военного министра Генри Л. Стимсона. Будучи уверены, что англичане втайне настроены против любого вторжения в Северную Францию, они выступили за отказ от принципа «Германия важнее» и за перенос центра тяжести военных действий американских вооруженных сил в Тихоокеанский регион.

Рузвельт, пользуясь правом главнокомандующего, 14 июля охладил их пыл. «Отправка американских войск для овладения отдаленными островами на Тихом океане как раз и была бы тем, на что уповает Германия, – писал он Маршаллу, – и не повлияет на ситуацию в мире ни в этом году, ни в следующем». И это уж точно не помогло бы ни России, ни Англии на Ближнем Востоке. Был ли это – и, если да, то в какой степени – блеф со стороны Маршалла с целью вынудить англичан решиться на вторжение через Ла-Манш, остается неясным. Но Маршалл и адмирал Кинг в конце месяца возобновили давление, когда посетили Черчилля в Чекерсе и попытались возродить идею операции «Следжхаммер». Англичане остались непреклонными. Такая операция привела бы к катастрофе и ничем не помогла бы Красной Армии.

Гарри Гопкинс, который также находился в Лондоне, в частных беседах дал понять англичанам, что Рузвельт приветствовал бы участие американских войск в боевых действиях в Северной Африке. Маршаллу, в конце концов, все же пришлось заняться тем, что он считал чужой работой, – ведением войны за англичан. Он направил в Лондон одного из лучших своих штабных офицеров, генерал-майора Дуайта Д. Эйзенхауэра, чтобы тот начал разработку плана высадки в Северной Африке с перспективой принятия на себя общего командования.

Прежде чем продолжить свое путешествие в СССР, Черчилль решил разобраться с составом британского командования на Ближнем Востоке. Окинлек сказал ему, что было бы неразумно начинать еще одно наступление до середины сентября. Поэтому Черчилль решил заменить его в должности главнокомандующего генералом сэром Гарольдом Александером. Он также назначил генерал-лейтенанта Готта по прозвищу «Штурмовик», командира XIII корпуса, на должность командующего Восьмой армии. Готт, безусловно, один из лучших командующих британскими войсками в пустыне, был к этому времени усталым и деморализованным. Брук предлагал на этот пост генерал-лейтенанта Бернарда Монтгомери, но Черчилль настоял на своем. Тем не менее, когда Готт погиб – его самолет был сбит «мессершмиттом» – командование армией, в конце концов, принял Монтгомери.

Монтгомери гордился своим отличием от типичного высшего офицера британской армии. Действительно, вряд ли кто смог бы сильнее отличаться от скромного и безупречно-аристократичного Александера, чем этот жилистый генерал-коротышка с огромным носом. «Монти» и одевался по-своему, предпочитая мешковатый свитер и вельветовые брюки. Позднее самым характерным элементом его убранства станет черный берет Королевских танковых войск. Но военным он был консервативным, твердым сторонником тщательной штабной работы и четкого развертывания частей и соединений, а не стихийной деятельности произвольных боевых групп, сформировавшихся в ходе кампаний в пустыне. Он бесстыдно и успешно подыгрывал толпе – будь то солдаты или журналисты, – несмотря на свой довольно визгливый голос и сильную картавость. Некурящий и трезвенник, Монтгомери был эгоистичным, амбициозным и безжалостным.

Его безграничная вера в себя иногда граничила с глупым зазнайством. Но эту самую веру в себя он смог передать всем, кого встречал, выполняя свою задачу, а она состояла в том, чтобы вселить уверенность в победе изрядно потрепанной Восьмой армии. Командирам следовало «взять себя в руки», прекратить «хныкать» и не сметь ставить под вопрос приказы командования.

Положение, унаследованное Монтгомери в августе 1942 г., было вовсе не таким вопиюще плохим, как впоследствии изображал он сам, создавая прославляющий его миф. Немецкие и итальянские дивизии Роммеля понесли значительные потери в июльских сражениях. Но Монтгомери был справедливо возмущен пораженческими настроениями многих офицеров штаба, хотя был не прав, приписывая подобные взгляды также и Окинлеку. Просчет Окинлека заключался, скорее, в его неведении относительно подобных настроений среди «габардиновых свиней», как полевые офицеры на фронте называли обитателей Ближневосточного штаба в Каире.

Монтгомери объявил Восьмой армии, что приказал сжечь все планы отступления, готовившиеся на случай непредвиденных обстоятельств. Проводя много времени в войсках, организуя учения, не пренебрегая и театральными эффектами, он сумел поднять в армии боевой дух и восстановить уверенность в победе. Видимость резких изменений произвела на британских солдат и офицеров огромное впечатление, даже с учетом того, что Монтгомери приписал себе ряд нововведений, начатых еще при Окинлеке.

У Монтгомери не было намерения начинать наступление прежде времени, хотя именно такая осторожность послужила главной причиной смещения Окинлека. Но «Монти» проявил себя гораздо умнее в общении с премьер-министром. На самом деле Монтгомери планировал потратить больше времени на подготовку наступления, чем до середины сентября, как предлагал Окинлек. Он был полон решимости нарастить мощь своей армии до такой степени, которая гарантировала бы победу. В этом он, пожалуй, был прав, поскольку Англия не могла позволить себе снова потерпеть фиаско.

Хотя Роммель и получил в качестве подкрепления 164-ю дивизию и бригаду парашютистов, он знал, что его положение теперь более чем ненадежно. Сил у него было явно недостаточно, чтобы продолжать войну на истощение против «линии Эль-Аламейна». Вместо этого он хотел отступить и тем вынудить англичан покинуть укрепленные позиции и начать преследование немецких войск. Тогда он навязал бы им маневренный бой, в котором его танковые войска имели бы преимущество. Роммелю по-прежнему не хватало транспорта и топлива – английские ВВС и ВМС топили одно грузовое судно за другим. Страдая от напряжения, ярости и разочарования, он в самых резких выражениях критиковал действия итальянских войск, хотя некоторые из их соединений, особенно дивизия Folgore, сражались доблестно.

Во второй половине августа роли поменялись, и уже Муссолини с Кессельрингом призывали Роммеля как можно скорее начинать наступление. Но его поведение стало уклончивым, а настроение – пессимистичным. 30 августа, чувствуя, что навлечет на себя серьезные неприятности независимо от того, поступит он, так или иначе, Роммель начал свой обход позиций Восьмой армии с юга. Он намеревался обойти противника с тыла и атаковать хребет Алам-Халфа. Наибольший риск состоял в недостатке топлива, но Кессельринг заверил, что танкеры вот-вот прибудут в порт и горючее немедленно подвезут.

Монтгомери знал планы Роммеля благодаря расшифровкам Ultra. Он разместил свои танковые соединения на заранее подготовленных позициях – более или менее в соответствии с планом Окинлека. Разведка у Роммеля оставалась слабой. Его штаб недооценил протяженность и глубину минных полей, которые предстояло пересечь на юге, как не сумел оценить и роль английских ВВС в предстоящей битве. Когда две танковых дивизии Роммеля двинулись через минные поля, эскадрильи бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков Конингема атаковали их ночью, пользуясь осветительными ракетами. Танки теснились в узких коридорах, пробитых через минные поля, и представляли собой весьма удобную мишень.

Части Африканского корпуса и танковой дивизии Littorio сумели выйти на заданные позиции только к следующему утру. И только после этого начало набирать темп наступление на север, в сторону хребта Алам-Халфа. Роммель приободрился и продолжил операцию. Кессельринг направил свои пикирующие бомбардировщики, чтобы нанести удар по оборонительным позициям англичан еще до подхода немецких войск, но английские истребители устроили тихоходным и уязвимым Ю-87 настоящую бойню.

Продуманная система обороны хребта заставила немецкие и итальянские танковые дивизии остановиться. Роммель ожидал мощной контратаки 1 сентября, но Монтгомери, не желая рисковать танковыми соединениями ради кавалерийского азарта, удержал большую их часть на скрытых позициях. Была проведена только одна танковая контратака, а затем Роммель получил худшую из всех возможных новостей. Танкеры с топливом, на которые он так рассчитывал, были атакованы и понесли катастрофические потери. Перехваты Ultra вновь позволили англичанам разгромить вражеский караван.

Роммель оказался в незавидном положении: его танковые дивизии застряли на открытом пространстве между «линией Эль-Аламейна» на западе и британскими бронетанковыми соединениями на востоке и юге. При этом английская авиация неустанно бомбила войска стран «Оси». 5 сентября Роммель отдал приказ об отступлении. Не считая неудачной контратаки XXX корпуса на юге, Монтгомери не пытался использовать возможность и нанести сокрушительный удар. Но отпор, данный Африканскому корпусу, и тот урон, который нанесли противнику самолеты английской фронтовой авиации, основательно поднял боевой дух Восьмой армии.

Роммелю удалось вывести большую часть своих сил из-под удара, но он понял, что ход войны в Северной Африке претерпел необратимые изменения не в его пользу. А ведь Роммель пока и не подозревал, какую угрозу в его тылу готовит генерал Эйзенхауэр.

Глава 22.

Операция «Блау» – продолжение плана «Барбаросса».

Май–август 1942 г.

Весной 1942 г., едва начал таять снег, обнажились страшные следы зимних боев. Советских военнопленных привлекли к захоронению трупов их товарищей, погибших во время январского наступления Красной Армии. «Теперь, когда днем становится довольно тепло, – писал немецкий солдат домой на бумаге, взятой из кармана мертвого комиссара, – трупы начинают вонять, и настало время похоронить их». Солдат 88-й пехотной дивизии писал, что после захвата одной из деревень во время быстрой оттепели из-под снега появилось около «восьмидесяти трупов немецких солдат из разведбатальона с отрубленными конечностями и проломленными черепами. Большинство пришлось сжечь».

Но как только на березах появились листья, и солнце стало высушивать заболоченную почву, немецкие офицеры испытали чрезвычайный подъем боевого духа. Страшная зима уже казалось чем-то вроде ночного кошмара, теперь же возобновится череда их блестящих побед. Танковые дивизии были переоснащены, в части прибыли подкрепления, к летнему наступлению подготовили полевые склады боеприпасов. Пехотный полк Grossdeutschland («Великая Германия»), почти полностью уничтоженный в период зимней катастрофы, теперь вырос в моторизованную дивизию с двумя танковыми батальонами и самоходными артиллерийскими орудиями. Дивизии СС переформировывались в танковые соединения, но многие части вермахта лишь получили небольшое пополнение. Усилилось трение между СС и армией. Командир батальона 294-й пехотной дивизии записал в своем дневнике о «большой тревоге, которую мы все испытываем в отношении силы и значения СС… В Германии уже поговаривают, что как только армия возвратится домой с победой, СС разоружат ее прямо на границе».

Многие солдаты, награжденные за доблесть в зимней кампании, отнеслись к этому весьма равнодушно, прозвав награду «Орденом мороженого мяса». В конце января военнослужащие, отправляющиеся домой в отпуск, получили выразительные инструкции. «Вы подчиняетесь военным законам, – напоминали им, – и несете ответственность за их нарушение. Не рассказывайте никому о вооружении, тактике или потерях, о плохой кормежке и всяких несправедливостях. Такая информация на пользу только разведслужба врага».

Цинизм немецких солдат усилило запоздалое поступление в войска штатской зимней одежды – лыжных костюмов и женских шуб, пожертвованных в качестве помощи солдатам Восточного фронта в ответ на призыв Геббельса. Запах нафталина и образы дома, откуда пришла теплая одежда, углубили ощущение этих солдат, что их высадили на другой планете, где царствуют грязь и вши. Сама необъятность Советского Союза угнетала и вселяла тревогу. Тот же капитан 294-й дивизии писал, что здесь «бесконечные незасеянные поля, нет лесов, лишь кое-где по нескольку деревьев. Унылые колхозы с разрушенными домами. Несколько человек – грязные, одетые в лохмотья – стоят с безразличными лицами у железнодорожных путей».

Пока Сталин ожидал, что вермахт снова начнет наступление на Москву, у Гитлера возникла совершенно иная идея. Зная, что выживание Германии в войне зависит от наличия продовольствия и, особенно от топлива, он решил укрепить свое положение на Украине и захватить нефтяные месторождения на Кавказе. В этой военной «пляске смерти» первым споткнулся Сталин, а Гитлер перехитрил самого себя и в конечном итоге пришел к финишу последним, с катастрофическими для себя последствиями. Но на данный момент все, казалось, складывается согласно воле фюрера.

7 мая Одиннадцатая армия Манштейна в Крыму контратаковала советские войска, пытавшиеся продвинуться с Керченского полуострова вглубь Крыма. Нанеся танковые удары на флангах, Манштейн смог окружить советские части. Многие красноармейцы сражались храбро и были заживо погребены в своих окопах немецкими танками, утюжившими их позиции. Последовавшая затем катастрофа была, почти полностью на совести сталинского любимчика армейского комиссара 1-го ранга Льва Мехлиса, тогда – представителя Ставки в Крыму. В течение десяти дней он потерял 176 тыс. человек личного состава, 400 самолетов, 347 танков и 4 тыс. орудий. Мехлис пытался свалить вину на войска, особенно на азербайджанцев, однако ужасающие потери вызвали величайшую ненависть на Кавказе. Мехлис был понижен в должности, но Сталин вскоре подыскал ему другой пост.

По свидетельствам немцев, чаще других дезертировали солдаты из республик Средней Азии. «Они были наскоро и плохо обучены и отправлены на фронт. Они говорят, что русские прячутся за их спинами, а их посылают вперед. Ночью они тайком перешли реку по колено в грязи и воде, и, увидев нас, смотрели сияющими глазами. Только в нашей тюрьме они могли чувствовать себя свободными. Русские предпринимают все больше и больше мер по предотвращению дезертирства и бегства с поля боя. Сейчас существуют так называемые заградительные отряды, перед которыми стоит лишь одна задача: не допустить отступления своих подразделений. Если все на самом деле так плохо, то выводы о деморализации Красной Армии правдивы».

Вскоре советские войска постигла еще большая катастрофа, чем провал Керченской наступательной операции. Чтобы предотвратить любые наступательные действия против Москвы, маршал Тимошенко при поддержке Никиты Хрущева в марте предложил войскам Юго-Западного и Южного фронтов взять в атакующие клещи Харьков. Это наступление должно было совпасть с прорывом советских частей вглубь Крыма с Керченского полуострова, чтобы помочь находящемуся на грани падения гарнизону Севастополя.

Ставка не вполне представляла себе, каковы в действительности силы немцев, полагая, что Красной Армии по-прежнему противостоят разгромленные зимой немецкие части. Советская военная разведка не сумела обнаружить значительное увеличение сил группы армий «Юг», пусть даже пополнение в значительной степени состояло из плохо вооруженных и плохо снаряженных румынских, венгерских и итальянских частей. Обновленный план Гитлера «Барбаросса» был переименован в Fall Blau, операция «Блау» («Синева»). Немцы знали о подготовке Тимошенко к наступлению, хотя это и случилось раньше, чем они ожидали. Они сами планировали наступление к югу от Харькова, для того чтобы отсечь Барвенковский выступ, образовавшийся в результате январского наступления Красной Армии. Этот план, под кодовым названием операция «Фридерикус», был подготовительным этапом к операции «Блау».

12 мая, через пять дней после неудавшегося наступления советских войск с Керченского полуострова, началось наступление Тимошенко. На южном фланге его войска сломили сопротивление слабой охранной дивизии СС и в первый же день продвинулись на пятнадцать километров. Советские солдаты были поражены свидетельствами немецкого благополучия и роскоши на захваченных позициях: шоколад, консервированные сардины, тушенка, белый хлеб, коньяк и сигареты. Их собственные потери были тяжелыми. «Ужасно было проезжать мимо истекавших кровью тяжелораненых, громко или тихо стонавших от боли и просивших помощи», – писал Юрий Владимиров из зенитной батареи.

На северном фланге наступление было плохо подготовлено, к тому же наступавшие войска постоянно подвергались атакам люфтваффе. «Мы пошли в наступление из-под Волчанска и, подойдя к Харькову, видели уже вдалеке трубы знаменитого тракторного завода, – пишет солдат 28-й армии. – Немецкая авиация просто житья нам не давала… Только представьте себе: с 3 часов утра буквально до самых сумерек, с перерывом в два часа на обед, нас беспрерывно бомбили… все, что у нас было, они разбомбили подчистую». Командиры были в замешательстве, боеприпасов не хватало. Даже членам военного трибунала «приходилось брать в руки оружие и идти в бой», – пишет далее тот самый солдат.

Тимошенко понял, что нанес немцам удар в тот момент, когда они готовили собственное наступление, но не подозревал, что движется прямо в ловушку. Генерал танковых войск Паулюс, талантливый штабной офицер, никогда ранее не командовавший крупными соединениями, был ошеломлен свирепостью атак Тимошенко на его Шестую армию. Шестнадцать батальонов Паулюса были разгромлены в сражении под проливным весенним дождем. Тогда генерал фон Бок увидел возможность достижения крупной победы. Он убедил Гитлера, что Первая танковая армия Клейста могла бы, продвинувшись, отрезать с юга силы Тимошенко на Барвенковском выступе. Гитлер ухватился за эту идею, присвоив ее себе. 17 мая перед самым рассветом Клейст нанес удар.

Тимошенко позвонил в Москву и попросил подкреплений, хотя еще не осознал всей опасности своего положения. Наконец, ночью 20 мая он убедил Хрущева телефонировать Сталину и просить об отмене наступления. Хрущев дозвонился на дачу в Кунцево. Сталин велел секретарю ЦК партии Георгию Маленкову ответить на звонок. Хрущев же хотел говорить со Сталиным лично. Сталин отказался и велел Маленкову узнать, в чем дело. Услышав, какова причина звонка, Сталин крикнул: «Приказы нужно выполнять!» – и сказал Маленкову, чтобы тот закончил разговор. Говорят, именно с этого момента Хрущев вынашивал ненависть к Сталину, которая привела его к страстному осуждению диктатора на XX съезде партии в 1956 г.

Прошло еще два дня, прежде чем Сталин разрешил прекратить наступление. Но к тому времени большая часть 6-й и 57-й армий уже были окружены. Окруженные войска предпринимали отчаянные попытки вырваться, шли в атаку на врага, взявшись за руки. Бойня была ужасной. Перед немецкими позициями волнами нагромождались горы трупов. Небо прояснилось, что позволило люфтваффе действовать в условиях идеальной видимости. «Наши пилоты работают день и ночь, сотнями, – пишет солдат из 389-й пехотной дивизии. – Весь горизонт окутан дымом». Несмотря на бой, Юрий Владимиров смог расслышать пение жаворонка в жаркий, безоблачный день. Но потом раздался крик: «Танки! Танки идут!» – и он побежал прятаться в окопе.

Конец был близок. Чтобы избежать немедленного расстрела, политруки, снимали и выбрасывали форму со знаками различия и надевали снятую с мертвых красноармейцев. Кроме того, они брили головы, чтобы выглядеть, как обычные солдаты. Сдаваясь, солдаты втыкали винтовки штыками в землю, вертикально, прикладами кверху. «Своим видом они напоминали какой-то сказочный лес после сильного пожара, из-за которого все деревья лишились кроны», – пишет Владимиров. В бедственном положении, грязный, завшивленный, он обдумывал самоубийство, зная, что может ждать его впереди. Но в итоге позволил взять себя в плен. Среди брошенного оружия, касок и противогазов они собрали раненых и понесли их на импровизированных носилках из плащ-палаток. Затем немцы погнали маршем голодных и измученных пленных колоннами по пять человек в ряд.

Около 240 тыс. красноармейцев попали в плен вместе с 2 тыс. артиллерийских орудий и основной массой задействованной бронетехники. Один командующий армией и многие офицеры покончили жизнь самоубийством. Клейст отмечал, что после боя вся территория была настолько завалена трупами людей и лошадей, что автомобиль командующего едва мог проехать.

Эта вторая битва за Харьков нанесла страшный удар по моральному состоянию советских людей. Хрущев и Тимошенко были уверены, что их расстреляют. Несмотря на личную дружбу, они начали валить вину друг на друга. У Хрущева, кажется, произошел нервный срыв. Сталин же в присущей ему манере просто унизил Хрущева. Он вытряхнул на его лысую макушку пепел из своей трубки и объяснил, что, согласно древнеримской традиции, командир, потерпевший поражение в битве, в знак покаяния посыпал голову пеплом.

Немцы ликовали, но их победа имела одно опасное последствие. Паулюс, который еще в самом начале битвы хотел отступить, был в восторге от того, что он посчитал проницательностью Гитлера: фюрер приказал твердо стоять на позициях, пока Клейст готовит решающий удар. Паулюс испытывал пристрастие к порядку и уважение к субординации. Эти качества в сочетании с его возродившимся обожанием Гитлера сыграют огромную роль в критический момент шесть месяцев спустя, в Сталинграде.

Несмотря на опасность, угрожавшую в том году самому существованию СССР, Сталина по-прежнему беспокоил вопрос о послевоенных границах. Американцы и англичане отклонили его требования о признании советской границы по состоянию на июнь 1941 г., включавшей Прибалтику и Восточную Польшу. Но весной 1942 г. Черчилль передумал. Он рассудил, что признание этих требований станет стимулом, удерживающим СССР в войне, несмотря на вопиющее противоречие такого шага Атлантической хартии, которая гарантировала всем нациям право на самоопределение. И Рузвельт, и его госсекретарь Самнер Уэллес с возмущением отказались поддержать Черчилля. Однако позднее, в ходе войны, именно Черчилль будет выступать против имперских притязаний Сталина и именно Рузвельт примет их.

Отношения между западными союзниками и Сталиным неизбежно были чреваты взаимными подозрениями. В наибольшей степени отношения внутри Большой тройки отравили обещания Черчилля военных поставок Советскому Союзу в гораздо большем объеме, чем Англия могла обеспечить в действительности, и катастрофические гарантии, данные американским президентом Молотову в мае 1942 г. – относительно открытия Второго фронта еще до конца года. Склонность Сталина к подозрительности привела его к мысли, что капиталистические страны попросту выжидают ослабления СССР.

Хитрый Рузвельт сообщил Молотову через Гарри Гопкинса, что сам он стоит за открытие Второго фронта в 1942 г., но этой идее противятся его генералы. Рузвельт, похоже, готов был сказать все, что угодно, лишь бы сохранить Советский Союз в войне, невзирая на последствия. И когда стало ясно, что союзники не намерены в этом году осуществлять вторжение в Северную Францию, Сталин почувствовал себя обманутым.

Обиду Сталина за невыполнение обещаний в большей степени ощутил на себе Черчилль. Хотя и он, и Рузвельт проявили крайнюю неосмотрительность, Сталин отказался признать любые объективные трудности. Потери, понесенные арктическими караванами на пути в Мурманск, не входили в его расчеты. Конвои PQ, которые начали отправляться из Исландии в Мурманск в сентябре 1941 г., подвергались ужасной опасности. В зимнее время суда покрывались льдом, а море было коварным; но летом, с его короткими ночами, корабли становились особо уязвимыми для немецких воздушных атак с авиабаз в северной Норвегии. Им также постоянно угрожали подводные лодки. В марте была потоплена четверть кораблей каравана PQ-13. Черчилль вынудил адмиралтейство отправить в мае PQ-16, даже если это означало, что до порта назначения дойдет лишь половина кораблей. Он не питал иллюзий относительно политических последствий в случае отмены караванов. В действительности только шесть из тридцати шести кораблей каравана PQ–16 были потоплены.

Следующий караван, PQ-17 – крупнейший из всех отправленных к тому времени в СССР – стал одной из величайших морских катастроф всей войны. Согласно ошибочным данным английской разведки, немецкий линкор Tirpitz в сопровождении крейсеров Admiral Hipper и Admiral Scheer вышел из Тронхейма, чтобы напасть на караван. Это побудило Первого морского лорда (главкома ВМС) адмирала сэра Дадли Паунда 4 июля отдать каравану приказ о рассредоточении. Это решение было фатальным. В целом немецкая авиация и подводные лодки потопили двадцать четыре из тридцати девяти кораблей конвоя. С ними было потеряно около 100 тыс. т грузов – танков, самолетов и автомобилей. Вслед за утратой Тобрука в Северной Африке и в сочетании с немецким наступлением на Кавказ это склонило британцев к мысли, что они, в конце концов, могут проиграть войну. Все последующие конвои на протяжении того лета были приостановлены, к большому Сталина.

Как только советские войска на Керченском полуострове были разгромлены, Манштейн повернул свою Одиннадцатую армию против порта и крепости Севастополь. Массированными артобстрелами и бомбардировками с воздуха с использованием Ю-87 им так и не удалось выбить защитников города из пещер и катакомб, где те держали оборону. На каком-то этапе немцы, по слухам, использовали против них химическое оружие, хотя это не доказано документально. Люфтваффе были полны решимости положить конец изматывающим налетам бомбардировщиков Красной Армии. «Мы намерены показать русским, – пишет один обер-ефрейтор, – что с Германией шутки плохи».

Советские партизаны постоянно нападали на немецкие тылы, и одна группа взорвала единственную железную дорогу через Перекоп. Для борьбы с партизанами немцы вербовали антисоветски настроенных крымских татар. Манштейн приказал доставить под Севастополь установленную на железнодорожной платформе гигантскую 800-миллиметровую осадную пушку-монстра, чтобы разнести вдребезги руины великой крепости. «Я могу только сказать, что это уже не война, – писал солдат моторазведки, – а лишь взаимное истребление двух идеологий».

Наиболее результативной стала внезапная атака Манштейна на штурмовых лодках, в обход первой линии обороны, через бухту Северную. Красноармейцы и матросы Черноморского флота сражались героически. Политруки проводили собрания, на которых призывали стоять насмерть. Зенитные батареи были превращены в противотанковые, но орудия одно за другим выходили из строя. «Взрывы сливались в сплошной оглушающий рев, – вспоминал один морской пехотинец, – отдельные разрывы было не различить. Бомбардировка начиналась рано утром и заканчивалась поздно ночью. Разрывы бомб и снарядов засыпали людей землей, и мы вынуждены было откапывать их, чтоб они продолжали драться. Все наши связисты погибли. Вскоре подбили нашу последнюю зенитку. Мы превратились в пехотинцев, заняв оборону в воронках от бомб.

Немцы оттеснили нас к морю, и нам пришлось спускаться к подножию скал на канатах. Зная, что мы там, немцы стали сбрасывать трупы наших товарищей, погибших в бою, а также бочки с горящей смолой и гранаты. Положение было безнадежным. Я решил пробиваться вдоль берега к Балаклаве и, переплыв ночью залив, бежать в горы. Сколотил группу морских пехотинцев, но нам удалось пройти не более километра». Их взяли в плен.

Битва за Севастополь длилась со 2 июня по 9 июля, потери немцев были значительными. «Я потерял многих товарищей, с которыми сражался бок о бок, – писал после этих событий один унтер-офицер. – В какой-то момент, в середине боя, над одним из них я стал плакать, как ребенок». Наконец, когда все закончилось, Гитлер, в полном восторге, произвел Манштейна в фельдмаршалы. Фюрер хотел, чтобы Севастополь стал крупной немецкой военно-морской базой на Черном море и столицей полностью германизированного Крыма. Но огромные усилия, потраченные на штурм Севастополя, по свидетельству самого Манштейна, в критический момент сократили силы немцев, которые можно было задействовать в операции «Блау».

По счастливой случайности, Сталин получил детальное предупреждение о предстоящем немецком наступлении на юге России. Однако он им пренебрег, сочтя дезинформацией, как годом ранее пренебрег разведданными об операции «Барбаросса». 19 июня самолет «физелер шторьх», в котором находился немецкий штабной офицер майор Йоахим Райхель, перевозивший документы по плану «Блау», был сбит над советскими позициями. Тем не менее, Сталин, уверенный, что основной удар немцы направят на Москву, решил, что документы эти – фальшивка. Гитлер же был взбешен, когда ему доложили о такой утечке информации, и снял с должности командиров и корпуса, и дивизии. Но первые атаки на исходном рубеже к востоку от реки Донец в качестве первой фазы операции уже были проведены.

28 июня Вторая армия и Четвертая танковая армия генерал-полковника Гота начали наступление на восток в направлении Воронежа. Ставка направила туда два танковых корпуса, но из-за плохой радиосвязи они оказались на открытой местности и сильно пострадали от налетов «юнкерсов». Сталин, убедившись, наконец, что немцы направляются не на Москву, приказал удерживать Воронеж любой ценой.

После этого в план операции «Блау» вмешался Гитлер. Первоначально ее предполагалось осуществлять в три этапа. Первым должен был стать захват Воронежа. На следующем этапе Шестая армия Паулюса должна была окружить советские войска в большой излучине Дона, а затем продвигаться к Сталинграду, прикрывая левый фланг немецких войск. На этом этапе захватывать город было необязательно. Важно было подойти к нему или приблизиться «по крайней мере, на расстояние эффективного действия нашей тяжелой артиллерии», чтобы он не мог использоваться в качестве транспортного узла или центра по производству боеприпасов и вооружения. Только тогда Четвертая танковая армия могла бы повернуть на юг, чтобы соединиться с Группой армий А под командованием генерал-фельдмаршала Листа для наступления на Кавказ. Но от нетерпения Гитлер решил, что для успешного завершения битвы за Воронеж достаточно будет одного танкового корпуса. Остальная же часть танковой армии Гота могла бы следовать на юг. Оставшемуся под Воронежем корпусу не хватило сил, чтобы сокрушить упорную оборону города. Красная Армия показала, как яростно может она вести уличные бои, когда немецкая бронетехника теряет преимущество маневренности и лишается поддержки с воздуха.

Гитлер отмел все опасения, которые высказывали его генералы, и поначалу осуществление операции «Блау», казалось, шло очень хорошо. К большой радости командования танковых войск, немецкие армии быстро продвигались вперед. В летнюю жару земля была сухой, и они легко преодолевали путь на юго-восток. «Куда ни глянь, – писал военный корреспондент, – бронетехника и вездеходы двигаются вперед по степи. Их вымпелы реют в мареве жаркого дня». В один из тех дней была зарегистрирована температура 53 градуса по Цельсию на солнце. Единственной заботой немцев была нехватка транспортных средств и частые остановки из-за недостатка топлива.

Пытаясь замедлить немецкое наступление, советские самолеты ночью сбрасывали зажигательные бомбы, устраивая степные пожары. Немцы же только наращивали темп наступления. Врытые в землю советские танки использовались как доты, но немцы быстро обходили их и затем уничтожали. Советские пехотинцы отстреливались, скрываясь в полях кукурузы, но вражеские танки просто давили их своими гусеницами. Немецкие танкисты останавливались в селах, среди побеленных хат под соломенными крышами, где немцы подчистую отбирали у хозяев яйца, молоко, мед и птицу. Антибольшевистски настроенные казаки поначалу приветствовали немцев, но те бесстыдно глумились над ними. «К местным жителям мы пришли как освободители, – горько иронизирует в своем письме один обер-ефрейтор, – мы освобождаем их от последних запасов зерна, овощей, растительного масла и всего прочего».

14 июля войска Групп армий А и В соединились у Миллерово, но масштабного окружения, какого ожидал Гитлер, не получилось. Барвенковский котел в какой-то мере отрезвил Ставку. Советское командование отвело свои войска, прежде чем те были окружены. В результате гитлеровский план окружения и уничтожения советских армий к западу от Дона провалился.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных