Битва за Атлантику и стратегические бомбардировки.

Гг.

Успешные действия Королевских ВМС и ВВС по уничтожению транспортов, перевозивших грузы для Африканского корпуса Роммеля осенью 1941 г., привели Гитлера к мысли о передислокации подводных лодок из Атлантики в Средиземное море и в прилегающую акваторию Атлантики. Адмирал Дениц решительно возражал, но без успеха. В Средиземноморье эти подлодки добились некоторых заметных успехов, потопив авианосец Ark Royal и линкор Королевского флота Barham, но спасению Восьмой английской армии в Северной Африке способствовал огромный вклад секретной службы связи, расшифровывавшей немецкие радиограммы в ходе операции Ultra.

Начальник штаба ВМС США адмирал Эрнест Кинг не хотел вводить систему конвоев вдоль восточного побережья Америки, несмотря даже на то, что страна уже находилась в состоянии войны с Германией. Адмирал Дениц приказал нескольким подлодкам типа IX направиться в район, где они должны были атаковать суда, особенно танкеры, заметные по ночам на фоне ярко освещенного побережья. Потери были такими большими, что Кинг, под давлением генерала Маршалла, был вынужден ввести в начале апреля конвои сопровождения. После этого немцы перенесли действия своих подводных лодок в Карибское море и в Мексиканский залив.

В феврале 1942 г. кригсмарине добавили четвертый ротор в свои шифровальные машины «Энигма». В Блетчли-Парке эту новую систему назвали «Акула», и в течение месяцев безуспешно пытались взломать ее. Ухудшало ситуацию еще и то, что немцы в это время взломали код адмиралтейства, так называемый «военно-морской шифр-3», которым пользовались для обмена информацией о конвоях с американцами. К августу англичане стали подозревать, что код взломан, но адмиралтейство почему-то продолжало использовать его еще десять месяцев, что привело к катастрофическим последствиям.

Всего за 1942 г. было потоплено 1100 судов, при этом только в июне – 173. Но в конце октября в восточном Средиземноморье на тонущей немецкой подводной лодке была захвачена шифровальная машина «Энигма» со всеми принадлежностями. И к середине декабря дешифровщики Блетчли-Парка наконец-то взломали «Акулу». Теперь конвои союзников снова можно было перенаправлять на другой курс, чтобы избежать «волчьих стай» немецких подлодок. В то же время противолодочная авиация из Англии, Канады и Исландии могла получать данные о местах сбора подлодок. Это вынудило «волчьи стаи» собираться в середине Атлантики, в «черной дыре», недоступной для взлетающих с побережья самолетов.

Чтобы увеличить радиус действия и время нахождения в море своих подлодок, гросс-адмирал Дениц, которого повысили в должности – он стал главкомом кригсмарине вместо Редера – и в звании, ввел «коров», как стали называть субмарины для дозаправки и снабжения «волчьих стай» в море. В декабре он даже направил несколько подлодок в Индийский океан. Во время операции «Факел» подлодка U–173 потопила три корабля из состава флота вторжения у побережья Касабланки, а следующей ночью U–130 капитана Эрнста Кальса пустила ко дну еще три.

Все это время продолжались «адские броски» арктических караванов. В летние месяцы ночи так коротки, что корабли конвоя и транспорты подвергались постоянным атакам с баз люфтваффе в северной Норвегии. Кригсмарине направляли против конвоев подлодки и тяжелые эсминцы со стоянок во фьордах. Зимой надстройки кораблей покрывались льдом, который приходилось сбивать топорами, и у экипажа любого тонущего корабля было мало шансов остаться в живых, если приходилось прыгать в море. От гипотермии умирали за три минуты.

Намереваясь повысить безопасность шедших в Россию конвоев, Черчилль хотел вторгнуться в северную Норвегию и закрепиться там, проведя операцию «Юпитер». Еще с осени 1941 г. он постоянно беспокоил своих начальников штабов, настаивая на высадке в этом районе. Снова и снова они приводили разумные возражения о невыполнимости такой задачи. Им не хватало транспортов и боевых кораблей, слишком велико было расстояние для прикрытия с воздуха. Черчилль вновь вернулся к планам нападения на Норвегию в мае 1942 г. В июле у него родилась идея, что это было бы подходящей задачей для канадского корпуса, поскольку канадцы привычны к суровой погоде. Генерал Эндрю Макнаутон, командир корпуса, подсчитал, что ему понадобится «пять дивизий, двадцать эскадрилий и большой флот». Черчилль собирался отправить Макнаутона в Москву, чтобы обсудить этот план со Сталиным. Этому резко воспротивились канадцы и начальники штабов, и спустя много месяцев премьер-министр отказался от своей идеи. Генерал Маршалл в Вашингтоне также категорически возражал против такого распыления сил.

31 декабря 1942 г. конвой JW–51 B, направлявшийся в Мурманск, был атакован у мыса Нордкап тяжелым крейсером Admiral Hipper, карманным линкором Luetzow и шестью эсминцами. Четыре корабля конвоя Королевских ВМС немедленно развернулись к ним. Хотя один из эсминцев Achates и минный тральщик были потоплены, англичане сильно повредили крейсер Admiral Hipper и потопили один немецкий эсминец. Отогнав превосходящие силы противника, корабли конвоя, ведомые эсминцем Onslow смогли без потерь провести караван до места назначения.

На конференции в Касабланке в январе 1943 г. базы немецких подлодок и доки были названы первоочередными целями бомбардировочной авиации союзников. 13 февраля подверглась сильной бомбардировке одна из главных баз на атлантическом побережье Франции – Лорьян. Был также атакован Сен-Назер. Но, несмотря на огромное количество сброшенных бомб, обычно по 1000 т за раз, железобетонные укрытия оказались слишком прочными. Было признано более эффективным установить большое количество мин у побережья Бретани.

Вскоре стали сказываться улучшения радаров, установленных на противолодочных самолетах «либерейтор» и «сандерленд». Бискайский залив стал зоной, в которой самолеты береговой охраны, действуя с баз на юго-западе Англии, уничтожали немецкие подводные лодки чуть не десятками. Но действующие в «черной дыре» «волчьи стаи» продолжали причинять серьезный ущерб. В марте 1943 г. в штормовом море быстро идущий караван НХ-229 обогнал более медленный SC–122. Для «волчьих стай» это стало подарком в виде 90 торговых судов в качестве целей, прикрытых только 16 судами конвоя. Дениц сконцентрировал в этом районе тридцать восемь подлодок, и в течение ночи 20 марта они потопили двадцать один корабль. Только «либерейторы», прилетевшие на следующее утро из Исландии, спасли уцелевшие корабли этих двух караванов.

К этому времени у Деница было в строю 240 подлодок. Пятьдесят одну из них он сосредоточил 30 апреля в районе между Гренландией и Ньюфаундлендом для перехвата конвоя ONS–5. Поскольку центр в Блетчли-Парке уже взломал шифр «Акулы», из Сен-Джонса были направлены дополнительно пять эсминцев, в боевой готовности находились «каталины» канадских ВВС. Имеющие большую дальность полета «либерейторы» сузили размеры «черной дыры», а конвойные суда, оснащенные новыми высокочастотными системами определения направления, могли обнаруживать всплывшие подлодки на удалении до шестидесяти пяти километров. В состав конвоев входили авианосцы, эсминцы и корветы, вооруженные новыми устройствами «еж», которые выстреливали глубинные бомбы вперед по ходу судна, а не сбрасывали их с кормы. В первую неделю мая подлодки Деница перехватили караван ONS–5 и потопили тринадцать судов. Но в результате контратаки конвой и авиация потопили семь немецких подлодок. Это вынудило Деница отозвать остальные подлодки.

В мае он вынужден был признать, что тактика больших «волчьих стай» больше не работает. Группа из тридцати трех подлодок попыталась атаковать караван SC–130. Им не удалось потопить ни одного судна, но при этом были потеряны пять подлодок. Одна из них, U–954, была потоплена «либерейтором» береговой охраны. Погиб весь экипаж, включая 21-летнего сына Деница – Петера. Всего за этот месяц кригсмарине потеряли тридцать три подлодки. 24 мая Дениц приказал отвести почти все подлодки, находившиеся в Северной Атлантике, и дислоцировать их к югу от Азорских островов. Самая большая проблема Черчилля была теперь позади. При значительно уменьшившейся угрозе подлодок можно было начинать сосредоточение американских войск для вторжения в Европу.

Гитлер рассматривал подводную войну против Англии как справедливое возмездие за блокаду Германии во время Первой мировой войны. Явный элемент возмездия за нацистский «блиц», несомненно, присутствовал в кампании английских бомбардировок Германии. В ней также присутствовал большой элемент мести за нацистские преступления вообще, и за тех, кто погиб и уже не мог отомстить сам. Но основным мотивом была слабость Англии, ее неспособность нанести ответный удар другим способом.

Двадцать девятого июня 1940 г., сразу после поражения Франции, Черчилль признал, что морская блокада Германии более невозможна. «А в таком случае, – добавлял он, – единственным решающим оружием в наших руках были бы подавляющие все бомбардировки Германии». Наступление английской стратегической бомбардировочной авиации началось уже 15 мая, когда девяносто девять бомбардировщиков атаковали нефтяные установки в Руре. Но в первый год эти налеты оказались малоэффективными. Черчилль был в ужасе, когда в конце сентября 1941 г. получил доклад Батта, в котором на основании данных аэрофотосъемки утверждалось, что только один самолет из пяти сбрасывал бомбы в радиусе пяти миль от цели.

Начальник штаба ВВС главный маршал авиации Портал незадолго до этого подготовил премьер-министру докладную записку о необходимости иметь 4 тыс. тяжелых бомбардировщиков для того, чтобы сломить боевой дух Германии. Портал, будучи очень умным человеком, не был смущен отчаянием и гневом Черчилля в связи с докладом Батта. Он парировал железным аргументом, что английская армия не в состоянии победить Германию. Только ВВС имели надежду смертельно ослабить Германию, приближая день, когда англичане смогут вернуться на континент. Черчилль ответил напоминанием о преувеличенных предвоенных заявлениях ВВС в отношении решающих последствий бомбардировок. В тот период картина «разрушений с воздуха была так преувеличена, что подавляла государственных деятелей, ответственных за довоенную политику, и сыграла ключевую роль в предательстве Чехословакии в августе 1938 г.».

Черчилль мог бы сказать и о том, что заявления ВВС были во многом вызваны соперничеством с армией и флотом. Бомбовые атаки Германии в Первую мировую войну были дорогими и неэффективными. Только зарождавшиеся тогда ВВС боролись за свое выживание с помощью нелепо раздутых заявлений о причиненном ущербе, особенно ущербе моральному духу врага. С 1918 г. они доказывали необходимость сохранить бомбардировочную авиацию как отдельный род войск тем, что бомбардировки являются стратегическим видом военных действий. Все это породило «тенденцию к преувеличениям, которая в конечном итоге привела к несоответствию деклараций ВВС о своих возможностях и их действительных способностей». Однако Черчилль не был склонен отвергать преимущества бомбардировочной авиации. Обладая развитым чувством понимания истории, он отлично знал традиционную стратегию Британии – избегать прямого столкновения в Европе до тех пор, пока враг не будет решительно ослаблен на море и на периферии. И, главное, он был решительно настроен избежать еще одной мясорубки, какой была Первая мировая война.

Для Черчилля самой насущной необходимостью в период ночных бомбардировок Британии люфтваффе в 1940 и весной 1941 г. было убедить разуверившееся и изнуренное население, что англичане способны ответить ударом на удар. В то время, когда армия откатывалась после катастроф в Греции, на Крите и в Северной Африке, теория о наступательных ВВС, сформулированная начальником штаба ВВС лордом Тренчардом: «бомбить их сильнее, чем они нас», – была слишком привлекательной и не оспаривалась. О том, что бомбардировочная авиация самого Тренчарда в Первую мировую войну понесла тяжелые потери, не добившись заметных результатов, не вспоминали. Как не упоминалось и то очевидное, что эта стратегия, точно так же, как и стратегия люфтваффе, была нацелена главным образом на мирное население «для оказания морального воздействия». Но истина состояла в том, что бомбардировки оставались крайне неточными, и их объектами могли быть только цели, расположенные на больших площадях – в частности, густонаселенные города.

В отличие от люфтваффе, которые поддерживали тесное тактическое взаимодействие с сухопутными войсками, английские ВВС в своей войне за независимость дистанцировались от двух других видов вооруженных сил, отвергая концепцию тесного взаимодействия. Соперничество между родами войск усилилось в 1930-х годы. И английские сухопутные силы, и Королевские ВМС ставили под вопрос моральность и законность предлагаемой ВВС стратегии бомбардировок. Адмиралтейство даже называло бомбардировки городов «отвратительными и неанглийскими». ВВС жарко возражали, что «детоубийство» не было их целью. Тем не менее, продолжая настаивать на ударах по моральному духу врага, они едва ли могли этого избежать.

В начале войны командование бомбардировочной авиации сильно отставало от командования истребительной в своей готовности выполнять поставленные задачи. Не только их самолеты не соответствовали новым условиям войны, но и навигация, разведка, фоторазведка и системы целеуказания уже давно были обделены вниманием. Не смогло командование бомбардировочной авиации, и предвидеть эффективность немецкой противовоздушной обороны.

В начале войны командованию Королевских ВВС объявили, что «преднамеренные бомбардировки мирного населения как таковые незаконны». Это было сделано в ответ на призыв президента Рузвельта к воюющим странам избегать бомбардировок городов. Бомбардировочные вылеты в Германию ограничивались неэффективными атаками торговых судов и портов и разбрасыванием пропагандистских листовок. Даже после атак люфтваффе на такие города, как Варшава, а потом Роттердам, эта политика не менялась, пока ночью 24 августа 1940 г. люфтваффе по ошибке не сбросили бомбы на Лондон вместо портов в дельте Темзы. Последовавший вслед за этим приказ Черчилля об ответных атаках, как уже упоминалось, привел к стратегическим бомбардировкам Лондона немецкой авиацией и к смягчению в ограничениях по целям для Королевских ВВС. Но, несмотря на заявления командования бомбардировочной авиации в межвоенные годы, его средние бомбардировщики «виккерс веллингтон» и «хэндли пейдж хэмпден» оказались неспособными защититься от истребителей, не могли обнаружить свои цели даже днем, а когда им это удавалось – не могли нанести значительного ущерба. Это было серьезным унижением для Королевских ВВС.

Черчилль, подбадриваемый очень оптимистичной идеей об уязвимости немецкой экономики, активно продвигал планы по усилению бомбардировочной авиации. При оценке возможности достижения победы только бомбардировками не принималось в расчет, что атаки люфтваффе на Британию с целью разрушить инфраструктуру и ослабить моральный дух гражданского населения не увенчались успехом. Немецкие нефтеперерабатывающие и авиационные заводы оказались слишком мелкими целями для проводившихся беспорядочно бомбардировок. Поэтому Портал, упирая на то, что немецкие атаки на Лондон в 1940 г. дали Британии право «снять перчатки», предложил вновь вернуться к прежнему подходу и оказать «моральное давление» бомбардировками городов, по которым, как были уверены ВВС, они не промахнутся. Черчилль согласился. И 16 декабря 1940 г., через месяц после разрушения Ковентри, бомбардировщики предприняли первый спланированный налет на Мангейм.

Все ухудшавшееся положение в Битве за Атлантику заставило командование бомбардировочной авиации сосредоточиться на укрытиях для подлодок, доках и заводах, производящих самолеты «фокке-вульф кондор», используемых против караванов судов. Но в июле 1941 г. в самих Королевских ВВС усилились требования о бомбардировках немецких городов, страстно поддержанные лордом Тренчардом. Существовало ошибочное убеждение, что немецкий дух гораздо более уязвим, чем британский, и что немцы должны сломаться под непрекращающимися ночными налетами. А появившийся вскоре доклад Батта о неточности бомбардировок убедил даже критиков, что не существует другого выбора, кроме бомбардировок целей, расположенных на больших площадях.

В феврале 1942 г. командование получило согласие кабинета министров на проведение бомбардировок по площадям, и главный маршал авиации сэр Артур Харрис был назначен командующим бомбардировочной авиацией. Харрис, здоровенный, как бык, со щетинистыми усами, не имел ни малейшего сомнения, что ключом к успеху является разрушение немецких городов. Это, по его мнению, позволяло избежать необходимости отправки войск на континент для борьбы с вермахтом. Проживший трудную жизнь в Родезии, толстокожий чужак, Харрис не видел причин идти на компромисс с теми, кого он считал слабохарактерными джентльменами. Еще с ночей, проведенных во время налетов на Лондон на крыше министерства авиации, когда он видел, как бомбы люфтваффе падают на Лондон, Харрис более всего желал ударить в ответ, да еще и таким количеством зажигательных бомб, которое превышало бы возможности пожарных служб врага. Воздушные налеты на Лондон и другие города привели к гибели 41 тыс. мирных жителей и ранению еще 137 тыс. человек. Поэтому Харрис не собирался слушать какую-либо критику или идти навстречу другим пожеланиям генералов и адмиралов, которые, как он был убежден, старались навредить ВВС еще со времени обретения авиацией независимости. Он считал их «уклонистами», пытающимися отвлечь его от выполнения ключевой задачи.

Первой задачей Харриса было укрепление морального духа его летного состава. ВВС понесли тяжелые потери: около 5 тыс. человек и 2331 самолет за первые два года войны, – не добившись при этом ощутимых результатов, как свидетельствовал доклад Батта. Во многих первых налетах погибало больше английских летчиков, чем немцев под их бомбами.

Авиаторам не хватало шика истребительных эскадрилий «спитфайров» на юго-востоке, пилотам которых устраивали грандиозные встречи во время частых приездов в Лондон. Большинство баз бомбардировщиков располагались на плоской равнине, продуваемой ветрами, в сельской глубинке Линкольншира и Норфолка. Они размещались там потому, что эта местность лежит на одной параллели с Берлином. Экипажи жили в металлических ангарах, пропахших дымом сигарет и угольных печей, по крышам которых, казалось, дождь стучал не переставая. Кроме яичницы с беконом на завтрак, их меню по возвращении с задания состояло из макарон с сыром, разваренных овощей, свеклы и ветчины в банках, из-за чего большинство страдало несварением желудка. Единственным напитком, кроме бесконечного чая, в который, по слухам, добавляли бром, чтобы снизить половые позывы, было водянистое пиво в захудалых пабах, куда авиаторы добирались дождливыми вечерами на велосипедах или автобусах. Счастливчиков могли сопровождать молодые девушки из женских вспомогательных отрядов ВВС. Другие надеялись познакомиться на танцах с местными девушками или девушками, привлеченными на сельхозработы.

Как и в истребительной авиации, пилоты и летный состав были в основном добровольцами. Четверть прибыла из стран, оккупированных Германией, а также из доминионов: Канады, Австралии, Новой Зеландии, Родезии и Южной Африки. Канадцев было так много, что они сформировали отдельные Королевские Канадские ВВС, позже так же поступили поляки и французы. Около 8 тыс. человек летного состава бомбардировочной авиации погибли во время катастроф в тренировочных вылетах; это примерно седьмая часть общих потерь.

Во время проведения операций они жили в сковывающем холоде, скуке, страхе, неудобствах и при постоянном шуме авиационных моторов. Смерть могла найти их в любой момент – то ли от огня зениток, то ли от ночных истребителей. Везение или невезение руководили их жизнями, и многие стали одержимо суеверны, цепляясь за особые ритуалы и талисманы: заячью лапу или медальон с изображением св. Христофора. Независимо от характера цели, все вылеты начинались в одном и том же порядке: инструктаж, который начинался словами «цели на сегодня», проверка радиосвязи, взлет, построение в воздухе, проверка пулеметов над Ла-Маншем, затем растущая напряженность после предупреждения по внутренней связи: «Впереди вражеский берег». Весь экипаж с нетерпением ждал внезапного рывка самолета вверх после сброса тяжелого бомбового груза.

Это была война молодых. Пилоту старше тридцати давали прозвище «дедуля». Клички были у всех, как было и большое чувство товарищества. Но чтобы смириться с гибелью товарищей, требовалось обрести определенный цинизм или хладнокровие, защищаясь от комплекса «вины выжившего». Вид горящего самолета вызывал смешанное чувство ужаса и облегчения, что сбили не тебя. Бомбардировщик мог вернуться так сильно изрешеченным огнем ночных истребителей, что аэродромная команда, обнаружив изувеченные останки хвостового стрелка, вынуждена была «вымывать их шлангом». Ожидание на запасном аэродроме в неведении, началась ли операция, отложена она или даже отменена из-за нелетной погоды над целью, вызывало большое напряжение. В самом тяжелом положении были пилоты, поэтому они были «натянутыми как струна», хотя сами иногда называли себя «классными водителями автобусов».

Ударная мощь бомбардировочной авиации начала расти только тогда, когда тяжелые бомбардировщики: сначала «стерлинги», затем четырехмоторные «галифаксы» и «ланкастеры», – начали приходить на смену «хэмпденам» и «веллингтонам». В ночь на 3 марта 1942 г. 235 бомбардировщиков вылетели для первого массированного удара по цели во Франции – заводам «Рено» в Булонь-Бийанкуре на окраине Парижа. Это была вполне законная цель, поскольку там выпускали автомобили для вермахта. Впервые самолеты использовали сигнальные огни для целеуказания, и так как в этом месте было мало зениток, бомбардировщики смогли опуститься ниже полутора тысяч метров, чтобы повысить точность бомбометания. Завод был сильно разрушен, но погибли и 367 мирных французов, главным образом в жилых домах недалеко от завода.

28 марта Королевские ВВС сбросили фугасы и «зажигалки» на порт Любек в северной Германии, как мечталось Порталу и Харрису. Старый город полностью сгорел. Гитлер пришел в бешенство. «Теперь на террор мы ответим террором», – записал его слова адъютант от люфтваффе. Гитлер был в такой ярости, что потребовал «перебросить самолеты с Восточного фронта на Запад», но генерал Ешоннек, начальник штаба люфтваффе, смог убедить его, что для ответа англичанам можно использовать бомбардировочные части в северной Франции. По мере усиления английских бомбежек требования о переброске истребителей люфтваффе и тяжелой зенитной артиллерии с Восточного фронта для защиты рейха стали звучать громче. Через месяц после атаки на Любек, бомбардировщики провели четыре налета подряд на Росток, расположенный в восьмидесяти километрах восточнее, причинив еще большие разрушения. Геббельс назвал эти атаки Terrorangriff – «террористическими актами», и с тех пор летчиков английской бомбардировочной авиации немцы называли Terrorflieger – «летчики-террористы». Харрис теперь уже открыто определял успешность налетов площадями городской застройки, превращенными его бомбардировщиками в руины.

В ночь на 30 мая 1942 г. Харрис организовал первый рейд на Кельн, в котором участвовала тысяча бомбардировщиков. Первоначально целью был Гамбург с его верфями, где строились подлодки, но плохая погода вынудила изменить план. Черчилль устроил целый спектакль, пригласив американского посла Джона Винанта и генерала «Счастливчика» Арнольда, командующего американской авиацией, на обед в Чекерс. Когда его гости расселись за обеденным столом, премьер-министр сделал объявление. Это была явная, но так необходимая ему в тот год сплошных унижений, похвальба. Винант направил Рузвельту телеграмму: «Англия – это тот плацдарм, с которого можно выиграть войну. Шлите войска и самолеты как можно быстрее».

Разрушения были огромны, но все, же скромны по сравнению с тем, что постигнет Германию позднее. Погибло около 480 человек. Харрис, целенаправленно рекламировавший бомбардировочную авиацию, собрал почти все машины, способные летать, даже учебные, чтобы достичь цифры в тысячу бомбардировщиков. Он тоже хотел произвести впечатление на американцев и на СССР. Заголовок в газете Daily Express («Дейли экспресс») гласил: «Пришло время отмщения!» Тем не менее, Харрис понимал, что надо вводить в заблуждение общественность и даже некоторых его начальников, особенно Черчилля, у которого к этому было сложное отношение, и объявлял своими целями военные объекты: склады горючего, центры связи и т. п. Главные железнодорожные вокзалы давали ему основания разбомбить весь центр города. Однако Харрис знал, что общественность на его стороне. Порицали его немногие – например, Джордж Белл, епископ Чичестерский.

В августе того года, когда Черчилль прилетел в Москву, чтобы объяснить Сталину невозможность вторжения в северную Францию, бомбардировки немецких городов были его главным козырем. Он мог заявить, что массированные бомбежки – это своего рода Второй фронт. Гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер разделял его мнение. Кампания бомбардировок была единственной деятельностью англичан, которая вызвала одобрение Сталина. Советская разведка уже давала полученную в ходе допросов военнопленных информацию, которая указывала на то, что дух немецких войск на Восточном фронте подорван беспокойством о семьях, которые на родине подвергаются бомбежкам. Сталин тоже хотел отомстить, особенно потому что около полумиллиона советских мирных жителей погибли в результате бомбардировок люфтваффе. Авиация РККА не имела соединений стратегических бомбардировщиков, поэтому он был согласен, чтобы англичане поработали за всех.

Бомбардировщики теперь чаще находили цели благодаря улучшениям в средствах навигации с использованием системы радионаведения. Внедрение самолетов «патфайндер», которые указывали цели сигнальными ракетами, явилось новшеством, которому Харрис вначале упорно противился, пока не возобладало мнение Портала и штаба ВВС. В то же время укреплялась и немецкая ПВО. Гитлер приказал возвести в Берлине огромные бетонные башни с батареями тяжелых зенитных пушек наверху.

Потери английских бомбардировщиков неуклонно росли по мере увеличения количества налетов на Германию, особенно над Руром, который с горькой иронией называли «Счастливой долиной». Близкие получали официальное уведомление, а затем письмо соболезнования от командира эскадрильи или начальника авиабазы. Через какое-то время возвращали личные вещи: запонки, одежду, расчески и бритвенные принадлежности, а если у авиатора был автомобиль, родственники могли его забрать.

«Хуже всего – это увидеть зенитку, – писал 24-летний подполковник ВВС Гай Гибсон, который был ведущим 617-й эскадрильи Dambusters (“Разрушители плотин” – прозвище эскадрильи) в ночном налете 16 мая 1943 г. – Чтобы не сойти с ума, приходится отключать воображение». Но еще хуже, конечно, было почувствовать на себе огонь зениток. «Взрывающийся под тобой снаряд подбрасывает самолет в воздухе метров на пятнадцать, – отмечал актер Денхолм Эллиотт, служивший тогда радистом на “галифаксе”. – Сразу становишься верующим».

Невоспетыми жертвами были те, кто сломался до окончания обязательных тридцати боевых вылетов. В Королевских ВВС существовала аббревиатура LMF – «отсутствие стойкости и выдержки», эвфемизм для обозначения трусости или растерянности в бою. В течение войны летчики показали себя даже более бесчувственными, чем сухопутные войска, в том, как они относились к «психологическим потерям». В целом 2989 человек летного состава бомбардировщиков были диагностированы как пострадавшие от боевого стресса. Только чуть более трети из них были пилотами. Поразительно, но получается, что обслуживание самолетов чаще приводило к стрессам, чем сами ночные бомбардировки.

Летом 1942 г. в Англии стали сосредотачиваться части Восьмой воздушной армии США. В мае прибыл генерал-майор Карл А. Спаатс, назначенный руководителем воздушных операций США в Европе, а командиром бомбардировщиков Восьмой армии был назначен бригадный генерал Айра С. Икер. Американцы объявили, что их бомбардировщики будут летать на цели днем, невероятно удивив Королевские ВВС, которые пытались это делать и понесли большие потери.

ВВС США не придерживались спорной теории Королевских ВВС о подавлении морального духа врага. Их командование считало, что с бомбовыми прицелами «норден» они будут производить прицельное бомбометание по «ключевым объектам» вражеской промышленности. Но разведка целей была наукой относительной, и чтобы достичь высокой точности, летчикам требовалась отличная видимость и четко опознаваемые цели, да еще и без сильного прикрытия. Утверждения о бомбометании настолько точном, что можно было бы попасть «в бочонок с соленьями», редко соответствовали действительности – бомбы падали на больших площадях. Маневрирование пилотов с целью избежать зенитного огня расстраивало чувствительные гироскопы в бомбовых прицелах «норден». Было бы также слишком оптимистичным ожидать, что штурман сможет сохранять полное спокойствие, вводя все требуемые данные, и это еще, если допустить, что он сможет вообще разглядеть цель сквозь дым, облака и туман. У американцев эффективность бомбардировок была ничем не выше, чем у английских ВВС.

Вооружив свои Б-17 тяжелыми пулеметами на турелях, американцы полагали, что полеты на больших высотах в плотном строю позволят им отбить атаки немецких истребителей перекрестным пулеметным огнем. Но неопытные стрелки скорее могли попасть в свой соседний самолет, чем в атакующие «мессершмитты». Спаатс не считал необходимым сопровождение бомбардировщиков истребителями, хотя еще в середине 1920-х воздушная служба Армии США, как тогда назывались ВВС, провела испытания дополнительных сбрасываемых топливных баков, которые могли увеличить дальность полета истребителей. Как и англичане, они не извлекли уроков из опыта воздушных боев в небе Испании и Китая. А все те уроки вскоре стали очевидными, когда Восьмая воздушная армия начала налеты на Германию.

Вначале Спаатс мудро решил ограничиться сравнительно легкими налетами на Францию, что было под силу его неопытным экипажам. 17 августа дюжина «летающих крепостей», ведомая Икером, поднялась в воздух на свое первое задание. Спаатс хотел полететь сам, но от этого пришлось отказаться, поскольку он был посвящен в секретную информацию относительно операции Ultra. Целью бомбардировщиков были сортировочные железнодорожные узлы в Руане, на севере Франции. Это было достаточно близко, поэтому бомбардировщики шли в сопровождении истребителей «спитфайр». ПВО у цели не было, а на обратном пути «спитфайры» сопровождения отогнали несколько «мессершмиттов». Журналисты приветствовали возвратившиеся экипажи как героев, им устроили пышный праздник. Но Черчилль и Портал были озабочены медленным наращиванием американских бомбардировочных сил в Англии и их упорным отстаиванием дневных бомбардировок. Медленное наращивание было обусловлено отвлечением людей и самолетов в Средиземноморье для помощи Двенадцатой авиагруппе в Северной Африке.

Возглавляемая генералом Арнольдом авиация США росла с поразительной быстротой. В годы становления им повезло в том, что все члены их высшего командования состояли в близких, дружеских отношениях. И наоборот, Королевские ВВС часто раздирали споры, в основном вызванные упрямством Харриса и его неприязнью к штабу ВВС, генералов которого он считал еще более слабоумными, чем ненавидимые им сухопутные войска и Королевские ВМС. Харрис открыто насмехался над «нефтяниками», как он прозвал тех, кто выступал за бомбардировки нефтеперегонных заводов и складов топлива, и «жаждущих панацеи» – тех, кто требовал ударов по объектам определенного назначения. Но и американская догма о точных дневных бомбардировках была такой, же консервативной. Даже реальности европейской погоды с частой плотной облачностью не могли переубедить командование авиации США: оно считало, что все цели поражены.

В критическое время Битвы за Атлантику – с конца 1942 г. – английская бомбардировочная авиация и Восьмая воздушная армия сосредоточились на укрытиях немецких подлодок у атлантического побережья Франции. Но массивные бетонные конструкции оказались непробиваемыми для бомб даже при прямых попаданиях, а они редко случалось в ужасную погоду той зимой. Портовые города неподалеку, Сен-Назер и Лорьян, были разрушены почти до основания. В ретроспективе единственным утешением для союзников было то, что огромное количество бетона, использованное для укрытий, не позволило использовать его при возведении гитлеровского Атлантического вала и сильно замедлило строительство этой цепи береговых оборонных сооружений, предназначенных противостоять вторжению союзников в северную Францию.

23 ноября, во время налета Восьмой армии на укрытия подлодок в Сен-Назере, люфтваффе опробовали новую тактику против «летающих крепостей». Раньше немецкие пилоты атаковали их в хвост, но теперь, используя тридцать новых «фокке-вульфов-190», они атаковали в лоб, идя плотным строем, крыло к крылу. Это требовало большой выдержки и мастерства пилотов истребителей, но плексигласовый нос «крепостей» был очень уязвимым. Тем членам экипажа, кто находился в передней части кабины, нелегко было пережить атаку немцев.

Как и английские летчики, американцы тяжело воспринимали ожидание, а затем отмену или прекращение вылета из-за плохой погоды. Только в два или три дня из десяти видимость была достаточной, чтобы разглядеть цель. Молодые американские пилоты имели собственные предрассудки и ритуалы, такие, как надетый задом наперед свитер, «везучие» монетки или полеты на одном и том же самолете. Им очень не нравилось, когда их переводили на другие самолеты.

Ледяной ветер «вымораживал» экипажи, особенно бортовых стрелков у открытых люков. Кое у кого в экипаже были ботинки, перчатки и комбинезоны с электроподогревом, но последние редко работали без неполадок. В первый год воздушной войны больше летчиков пострадало от обморожений, чем от боевых ранений. Стрелки-радисты проводили много часов, скрючившись в своих тесных кабинках, и вынуждены были мочиться в штаны. Влажные пятна быстро замерзали. Если пулемет заклинивало, стрелкам приходилось срывать перчатки, чтобы исправить перекос, и пальцы прилипали к ледяному металлу. И любой тяжело раненный осколками зенитных снарядов или пулями член экипажа мог умереть от переохлаждения прежде, чем поврежденный самолет вернется на базу. Если вследствие повреждения огнем противника, прекращалась подача кислорода, летчики теряли сознание, пока не удавалось вернуть самолет на высоту, ниже семи тысяч метров. Хотя от кислородного голодания погибло меньше сотни людей, большинство летчиков испытало его на себе.

В плотной облачности происходили многочисленные столкновения в воздухе, большое количество самолетов разбилось, возвращаясь на базу в плохую погоду. Но самым большим потрясением было видеть, как другой самолет, прямо по курсу или сбоку, разваливается на куски, превращаясь в огненный шар. Неудивительно, что многие летчики вечером прикладывались к рюмке, чтобы успокоить нервы, надеясь избежать навязчивых кошмаров, от которых страдало все больше и больше авиаторов. Им снились искалеченные товарищи, горящие двигатели, фюзеляжи, изрешеченные пушечным огнем.

Как и в Королевских ВВС, распространилась боевая усталость. По словам летчиков, они испытывали состояние «плевать-на-зенитки» или, наоборот, «дрожь при виде фокке-вульфа». Многие дрожали, кто-то страдал от приступов тошноты, временной слепоты или даже впадал в ступор. Все это были предсказуемые реакции на стресс, вызванный беспомощностью в экстремальной опасности. В некоторых случаях реакция наступала через некоторое время. Иногда казалось, что люди преодолели эти ужасные симптомы, но через несколько недель снова становились развалинами. Доступно и поныне лишь небольшое количество статистических данных о психологических расстройствах, потому, что командиры старались скрыть эту проблему.

Майор Кертис Лемэй, только что прибывший с 305-й бомбардировочной группой, был поражен тем, что американские пилоты над целями уворачивались или маневрировали, чтобы избежать зенитного огня, и поэтому промахивались по целям. По мнению боевого Лемэя, который позже стал прототипом генерала Джека Д. Риппера в фильме Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав», это сводило на нет все усилия. Поэтому он приказал своим пилотам при бомбардировках лететь строго по прямой. Воздушная разведка показала, что при налете на Сен-Назер 23 ноября 305-я удвоила обычное количество прямых попаданий. Но даже с учетом улучшенных попаданий Лемэя, менее трех процентов бомб взрывались в трехстах метрах от цели и ближе. Первоначальные заявления командования ВВС США о возможности «попадать бомбами в бочонок с соленьями» выглядели, по меньшей мере, чересчур амбициозными. Тогда Лемэй применил другую тактику. Он посадил своих лучших штурманов и пилотов в ведущие самолеты, снял бомбовые прицелы «норден» у всех остальных и приказал командирам экипажей сбрасывать бомбы только после ведущих. Но даже при этом растянутость строя самолетов обуславливала широкий разброс бомб над целями, как бы точно их не сбрасывали ведущие. Сочетание заградительного огня немецких зенитных батарей, теперь расположенных квадратами по сорок орудий, и более агрессивных атак истребителей противника еще больше снижали точность бомбометания. Плотный строй самолетов для защиты от истребителей становился более уязвимым для зенитного огня с земли. Как писал один исследователь американской бомбардировочной кампании: «Восьмая воздушная армия так и не смогла найти способ, чтобы бомбить и с максимальной точностью, и с максимальной безопасностью. Эта задача стала для них неразрешимой и неизбежно привела к ковровым бомбардировкам, когда некоторые бомбы попадают в цель, а остальные разлетаются по площадям. Реальная боевая обстановка, а не довоенные теории, в конце концов, привели Восьмую армию к беспорядочным бомбардировкам по площадям в стиле “бомбардировщика Харриса”».

В январе 1943 г. на конференции в Касабланке генерал Арнольд сказал генералу Икеру: Рузвельт согласился, чтобы Восьмая воздушная армия переключилась на ночные бомбардировки вместе с английскими ВВС. Икер пытался убедить Черчилля, что дневные бомбардировки эффективнее. Он утверждал, что его бомбардировщики сбивают не меньше трех немецких истребителей на каждый потерянный свой самолет. Это было абсолютной неправдой, и англичане это знали. Черчилль ничего на это не ответил, потому что Портал заранее уговорил его не спорить с американцами по поводу дневных бомбардировок. Сочетание дневных бомбардировок ВВС США и ночных Королевскими ВВС стало действенным компромиссом и обеспечило «круглосуточные» бомбардировки.

Союзники согласовали директиву о бомбардировках, в которой было заявлено, что «главной целью будет последовательное уничтожение и нарушение немецкой военной, промышленной и экономической системы и понижение боевого духа немецкого народа до такой степени, когда его способность к вооруженному сопротивлению окончательно ослабнет». Харрис, разумеется, рассматривал это как резолюцию одобрения его собственной стратегии. И хотя руководить «совместными стратегическими бомбардировками» должен был Портал, ключевые решения принимались Икером и Харрисом, которые могли произвольно выбирать цели.

Даже с принятием согласованного плана бомбардировок, который получил название Pointblank, стратегические бомбардировки можно было назвать какими угодно, только не «совместными». И это притом, что Харрис и Икер ладили друг с другом, и Харрис делал все, что мог, чтобы помочь Восьмой воздушной армии перейти к активным действиям. По указанию, в частности, генерала Маршалла, для подготовки вторжения в Европу Икер должен был сосредоточиться на уничтожении люфтваффе, включая и авиазаводы на земле, и истребители в воздухе. С другой стороны, Харрис просто намеревался продолжать сметать города, лишь на словах выступая за приоритет военных целей. Ему очень нравилось хвастаться важным посетителям его штаба в Хай-Уикоме своими большими, в кожаных переплетах, «синими книгами». Они содержали много таблиц и графиков, отражающих важность разрушенных районов и городов как целей. Чем больше росла убежденность Харриса, что бомбардировочная авиация не получает того внимания и уважения, которых заслуживала, тем сильнее становились его злость и недовольство.

Шестнадцатого января 1943 г., когда битва за Сталинград приближалась к мрачному и холодному концу, командование бомбардировочной авиации провело первый из серии рейдов на Берлин. Это был также первый налет, в котором самолеты «патфайндер» сбрасывали радиомаяки для целеуказания. Одиннадцатью днями позже Восьмая воздушная армия в первый раз атаковала верфи подлодок на северном побережье Германии. Через месяц после этого они вернулись к бомбежкам Вильгельмсхафена. На борту самолетов находились восемь журналистов, в том числе Уолтер Кронкайт. Вскоре после этого с Восьмой армией стали летать кинорежиссер Уильям Уайлер и актер Кларк Гейбл. Они помогали создать героический образ, сравняться с которым английские ВВС могли только мечтать. Старания Харриса добиться публикаций в газетах не шли ни в какое сравнение с успехами в области рекламы Спаатса и Икера.

Пятого марта бомбардировщики вернулись к налетам на промышленные центры в глубоком тылу Германии, особенно в Эссене. Налет 12 марта разрушил танкостроительный завод, что задержало производство танков «тигр» и «пантера» и внесло вклад в перенесение сроков наступления под Курском. Вскоре после этого Восьмая армия вступила в так называемую битву за Рур, и общие потери немцев выросли до 21 тыс. убитыми.

Геринг, униженный слабостью люфтваффе по сравнению с англо-американской авиацией, дополнительно перебросил истребительные части с Восточного фронта для обороны рейха. Хотя это и не являлось одной из заявленных целей союзников, такой шаг, возможно, намного больше повлиял на исход войны, чем тот ущерб, который наносила в то время немцам авиация западных союзников. Ведь в результате этого авиации Красной Армии не только удалось достичь преимущества, а то и подавляющего превосходства на ряде участков Восточного фронта, но люфтваффе вынуждены были резко сократить разведывательные полеты. А это, в свою очередь, позволило Красной Армии, особенно в следующем году, добиться больших успехов в маскировке, т.е. в операциях по обману противника относительно дислокации советских войск.

Хотя боевой дух немцев не был сломлен, как надеялись союзники, Геббельс и другие нацистские вожди были сильно обеспокоены. Население теперь встречало их пропаганду с сарказмом. Одно из широко известных в то время стихотворений гласило:

Lieber Tommy fliege weiter, Wir sind alle Ruhrarbeiter, Fliege weiter nach Berlin, Die haben alle «ja» geschrien. («Дорогой Томми, лети дальше, Мы все – рабочие Рура, Лети дальше на Берлин, Это они там кричали нацистам: «Да!»).

Это стихотворение напоминало о речи Геббельса после Сталинграда в берлинском Дворце спорта в феврале 1943 г., когда он заводил аудиторию, выкрикивая: «Вы хотите тотальной войны?!» – а в ответ все кричали: «Да!».

В ту весну 1943 г. воздушные потери союзников достигли невероятного уровня. Обязательные тридцать боевых вылетов сумели пережить менее двадцати процентов экипажей Королевских ВВС. 17 апреля над Бременом в боях с немецкими истребителями Восьмая воздушная армия США потеряла пятнадцать бомбардировщиков. Икер, в ярости, что не получил обещанных подкреплений, предупредил генерала Арнольда в Вашингтоне, что количество бомбардировщиков у него сократилось до 123 на один налет. Восьмая армия была просто не в состоянии добиться в воздухе превосходства, необходимого для обеспечения успеха вторжения союзников через пролив.

Арнольд находился в сложном положении. На всех театрах военных действий требовалось все больше бомбардировщиков. Но в мае он направил подкрепления в Британию, в Восточной Англии началось выполнение большой программы строительства аэродромов. Срочно нужны были пополнения, так как Восьмая армия потеряла за первый год боевых операций 188 бомбардировщиков и 1900 летчиков. Икер, наконец, осознал насущную необходимость в истребителях дальнего действия для сопровождения бомбардировщиков. Бочкообразные П-47 «тандерболт» имели радиус действия не далее границ Германии.

29 мая при налете на Вуперталь английские ВВС вызвали первый огненный смерч. После того как «патфайндеры» сбросили сигнальные огни, первая волна бомбардировщиков отбомбилась «зажигалками», внизу вспыхнули пожары, а затем взрывная волна от фугасок второй волны сорвала крыши с домов. Пылающие здания вскоре превратились в море бушующего огня, всасывающего окружающий воздух. Многие жители погибли от удушья или нехватки кислорода, и им еще в каком-то смысле повезло. Асфальт на улицах плавился, обувь людей намертво застревала в нем. Некоторые бежали к реке и бросались в воду, чтобы спастись от жара. Когда пожары погасли, оказалось, что обугленные тела, в которых сгорел весь жир, настолько усохли, что похоронные команды могли собрать три обгорелых трупа в большой таз, а семь-восемь – в оцинкованное корыто. В ту ночь погибло около 3400 человек. Как и люфтваффе в 1940 г., английские ВВС поняли, что зажигательные бомбы являются важнейшим элементом массового поражения. Весили они меньше фугасок, и их можно было сбрасывать в больших количествах.

Харрис по-прежнему возмущался при любом вмешательстве в его безжалостную кампанию против целей в городах, особенно когда приходилось отвлекать бомбардировщики для атак на базы подлодок. Он усилил бомбардировку городов, особенно тех, которые уже бомбили прежде. 10 июня 1943 г. первая фаза совместных стратегических бомбардировок – Pointblank – началась официально. Вскоре, через год с небольшим после первого налета тысячи бомбардировщиков, Харрис снова направил самолеты на Кельн. Фугасные и зажигательные бомбы обрушились на город ранним утром 29 июня, в праздник св. Петра и Павла.

«Все жители дома сидели в подвале, – писал Альбер Беккерс. – Над нами в течение довольно долгого времени воздух дрожал от рева самолетов. Мы были, как кролики в садке. Я беспокоился за водопроводные трубы: что случится, если они лопнут? Мы утонем? Все дрожало от разрывов. В подвале мы не видели града зажигалок, но кругом все горело. Теперь пришла вторая волна – бомбы со взрывчаткой. Вы не можете представить, что значит сжиматься от страха в яме, когда воздух дрожит, барабанные перепонки лопаются от взрывов, гаснет свет, не хватает кислорода, а с потолка падают куски штукатурки. Нам пришлось через дыру перебраться в соседний подвал».

Журналист Хайнц Петтенберг описал панику в подвалах дома, где жил его друг. Там 300 человек пытались найти укрытие, когда вверху начались пожары. «Вместе с двумя другими людьми Фишер сражался, как мог, чтобы спасти дом. В ходе работы им часто приходилось спускаться вниз, чтобы погасить панику среди обезумевших в подвале людей. Жена Фишера дула в свисток, и Фишер бежал вниз с пистолетом, чтобы прекратить драку. Все моральные запреты исчезли».

«Площадь Вейдмаркт представляла собой жуткое зрелище, – продолжает Беккерс. – Повсюду искры сыплются ливнем. Горящие деревяшки, большие и маленькие, проносятся в воздухе, поджигают одежду и волосы. Маленький мальчик, потерявший родителей, стоит возле меня и показывает на искры пальцем. На площади стало невыносимо жарко. Пожар вызвал ветер, и стало не хватать кислорода».

«По улицам бегали дети, потерявшие родителей, – пишет шестнадцатилетняя школьница. – Маленькая девочка вела за руку свою мать, ослепшую ночью. У большой кучи обломков я увидела священника, со стиснутыми зубами разгребающего камни, потому что взрыв бомбы похоронил под ними всю его семью… Мы шли по узким проходам, как через печь, а из подвалов тянуло запахом горелого мяса».

«Отовсюду слышались крики раненых, отчаянные призывы о помощи или стук тех, кто оказался заваленным в подвалах – написала 14-летняя девочка из BDM (отделение «гитлерюгенд» для девушек). – Люди выкрикивали имена пропавших, а улицы были заполнены телами, выложенными для опознания…

Те, кто вернулся позже, стояли в растерянности перед тем, что осталось от их домов. Нам пришлось собирать части тел в оцинкованные корыта. Это было страшно и вызывало тошноту… – еще и через две недели после налета меня рвало». Чтобы вытаскивать трупы из-под развалин, привезли заключенных из концлагерей.

Служба безопасности СД сообщала о реакции на кельнский налет и разрушение тамошнего собора. Многие призывали к отмщению, но нацисты были обеспокоены реакцией католиков. «Всего этого можно было избежать, если бы мы не начали войну», – говорил один из них. «Господь не допустил бы такого, если бы правда была на нашей стороне, и мы бы сражались за правое дело», – говорил другой. В сводке СД даже сообщалось, что некоторые выражали мнение: бомбардировка кельнского собора и других немецких церквей как-то связана с разрушением синагог в Германии, это была кара Господня. Вначале использовав разрушения в своей пропаганде в полной мере, Геббельс внезапно передумал, боясь, что это скорее может вызвать неприятие у населения, а не разозлить его. СД пришла к выводу, что люди расстроены упором пропаганды на разрушенные церкви и древние здания при том, что власти ничего не сообщали о страданиях населения, из которого 4377 человек погибли. Тысячи бежали из города, и ужасные слухи поползли по всей стране.

Харрис был склонен увеличить давление на немцев, хотя и решил переключить свои силы с Рура, который обороняли все лучше. Количество налетов продолжало неуклонно расти, 24 июля был проведен массированный налет на Гамбург. Впервые заранее были сброшены полоски алюминиевой фольги, называемые «окно», чтобы они засвечивали экраны немецких радаров и мешали ПВО противника засечь самолеты союзников. Английские бомбардировщики наносили удар ночью, а Восьмая воздушная армия атаковала дважды днем. Харрис назвал это операцией «Гоморра». Трагедия для населения Гамбурга усугублялась тем, что гауляйтер Карл Кауфман отдал приказ, запрещавший покидать город без специального разрешения, чем обрек на смерть тысячи людей. Королевские ВВС снова нанесли удар 722-мя самолетами ночью 27 июля. Условия для огненного смерча были идеальными. Июль выдался самым жарким и сухим за последние десять лет.

Огромное количество зажигательных бомб, более плотным, чем обычно, дождем падающих с неба на восточную часть города, ускорило соединение отдельных пожаров в одну гигантскую топку. Это создало вытяжную трубу или «жерло вулкана» горячего воздуха, поднявшегося высоко в небо и засосавшего ураганные ветры на уровне земли, что еще сильнее раздуло гудящее пламя. На высоте 6 тыс. метров экипажи чувствовали запах горящей плоти. На земле порыв горячего воздуха срывал одежды, раздевая людей донага и поджигая волосы. Плоть обезвоживалась до состояния вяленого мяса. Как и в Вуппертале, асфальт кипел, люди прилипали к нему, как мухи к липкой ленте. Дома вспыхивали вмиг. Пожарные очень скоро уже не могли справиться с огнем. Те горожане, кто оставался в подвалах, задыхались или умирали от отравления угарным газом. Такие жертвы, как позже сообщили власти Гамбурга, составили от 70 до 80 процентов 40 тыс. погибших. Многие тела настолько обгорели, что их не удавалось даже обнаружить.

Выжившие бежали в пригороды и еще дальше, в поля. Местные власти справились с кризисом очень впечатляюще, учитывая масштаб катастрофы. Новость об этом ужасе передавалась из уст в уста по всей стране, после того как эвакуированные прошли через Берлин, а затем были распределены на восток и юг страны. Многие находились на грани нервного шока. Было много случаев, когда сраженные горем люди забирали скукожившиеся трупы своих детей и уносили с собой в чемоданах.

Шок по всему рейху описывали как гражданский вариант Сталинграда. Даже вожди нацистов, такие, как Шпеер и генерал-фельдмаршал Мильх, статс-секретарь министерства авиации, начали думать, что такие бомбежки быстро приведут к поражению Германии. Харрис, который не мог не продолжать начатое, 29 июля организовал еще один рейд, но в этот раз потери бомбардировщиков были намного выше: двадцать восемь машин. Новая немецкая группа истребителей Wilde Sau – «дикий вепрь» – применила новую тактику, атакуя бомбардировщики сверху, даже над целью, когда они четко выделялись на фоне пламени. 2 августа отправилась еще одна группа бомбардировщиков, но попала в эпицентр грозы. Это была крупная неудача. Тридцать самолетов не вернулись, а разрушения были небольшими.

В начале августа генерал Икер, после интенсивной «недели бомбардировок» и потери девяноста семи «летающих крепостей», оставил свои экипажи на земле, предоставив им отдых перед другими важными заданиями. Группа его «либерейторов» Б-24 тем временем перебазировалась в Северную Африку, откуда ей предстояло бомбить нефтепромыслы Плоешти в Румынии. Операция «Приливная волна» началась 1 августа. Чтобы не настораживать ПВО, воздушную разведку не проводили. Заходя со стороны долины Дуная, американцы провели атаку на малой высоте, что оказалось серьезной ошибкой. Немцы подготовили кольцо 40-мм и 20-мм зенитных батарей, и даже пулеметы на каждой крыше. Группа сохраняла тишину в эфире в течение всего полета, но немцы их ожидали. Взломав американские шифры, они знали о налете заранее.

Пролетая на малой высоте в туче густого черного дыма, группа бомбардировщиков была расстреляна зенитчиками, а затем атакована большой группой истребителей люфтваффе, базировавшейся на аэродроме неподалеку. Только тридцать три «либерейтора» из 178 возвратились без серьезных повреждений. Хотя налет и причинил сильные разрушения, немцы мобилизовали огромное количество рабочих, и через несколько недель нефтеперегонные заводы производили больше топлива, чем до налета.

Другой задачей, спущенной из Вашингтона, было перенесение ударов Восьмой армии в глубь Германии. 17 августа американцы атаковали заводы Мессершмитта в Регенсбурге 146-ю бомбардировщиками, которые вел Кертис Лемэй, и шарикоподшипниковый завод в Швайнфурте 230-ю самолетами. Группа Лемэя, которая отправилась на задание, несмотря на густой туман, после бомбежки Регенсбурга полетела над Альпами в северную Африку, чтобы запутать немцев. Но к тому времени истребительная оборона люфтваффе была усилена до 400 самолетов, за счет переброшенных с Восточного фронта. Группа Лемэя потеряла четырнадцать машин еще до того, как достигла Регенсбурга. Один из стрелков сделал такое замечание, слушая по внутренней связи, как все молились: «Это было похоже на летучую церковь». Но после того как они отбомбились и достигли Альп, их больше не преследовали.

Группу, вылетавшую на Швайнфурт, задержали, пока не рассеется туман, и к цели она подошла с опозданием на несколько часов. Такое катастрофическое развитие событий означало, что у немецких истребителей, атаковавших группу Лемэя, было время приземлиться, заправиться и пополнить боезапас. Истребители «тандерболт», сопровождавшие «летающие крепости» на Швайнфурт, из-за малого радиуса действия снова были вынуждены повернуть назад над Бельгией, у границ Германии. Тогда эскадрильи «фокке-вульфов» и Ме-109 поднялись в воздух для атаки со всех направлений. По приблизительным оценкам, было собрано около 300 истребителей, гораздо больше, чем в атаке на самолеты Лемэя. Стрелки в «летающих крепостях» вскоре стояли по щиколотку в стреляных гильзах, они отчаянно поворачивали пулеметы, стараясь попасть в проносящиеся через их строй истребители. Как отметил один из летчиков, было подбито столько самолетов и столько людей выпрыгивало с парашютом, что это было похоже на «высадку парашютного десанта».

Когда уцелевшие самолеты достигли Швайнфурта, они не смогли отбомбиться точно. Строй был нарушен, их обстреливали зенитки, а цель немцы скрыли искусственной дымовой завесой. В любом случае 300-килограммовые бомбы были просто недостаточно мощными, чтобы нанести значительный ущерб, даже если попадали в цель. Восьмая армия потеряла шестьдесят бомбардировщиков, а еще сто получили настолько сильные повреждения, что были списаны. Погибло около 600 летчиков.

После этих потерь Черчилль возобновил свое давление на ВВС США, чтобы те перешли на ночное бомбометание. Арнольд резко противился этому, но понимал, что его самолеты будут уязвимы, пока не получат истребители сопровождения дальнего действия. Командование авиации США вынуждено было признать, что концепция использования хорошо вооруженных «летающих крепостей», за которую они так долго держались, была глубоко ошибочной. Горький урок повторился снова, когда Восьмая армия снова рискнула совершить налет за пределы действия истребителей прикрытия при атаке Штутгарта и потеряла 45 «летающих крепостей» из 338.

В ходе крупного сражения в воздухе при бомбежке Регенсбурга и Швайнфурта люфтваффе потеряли 47 истребителей, что довело цифру общих немецких потерь в августе до 334 машин. Погибло слишком много опытных пилотов, что было еще хуже. Их потеря была гораздо более сильным ударом по обороне Германии, чем от разрушения группой Лемэя завода Мессершмитта в Регенсбурге. 18 августа, после гнева Гитлера за то, что допущено разрушение Гамбурга и другие бомбежки, начальник штаба люфтваффе генерал Ешоннек застрелился. Гитлеру было не до него. Теперь фюрер был еще решительнее настроен на разработку оружия возмездия – бомб дальнего действия Фау-1 и ракет Фау-2 (V–1 и V–2). Главной целью было вселить еще больше ужаса в своих врагов.

После бомбардировки базы по разработке Фау в Пенемюнде на побережье Балтики командование английской бомбардировочной авиации начало Битву за Берлин. Харрис был убежден, что если он сможет сделать с нацистской столицей то, что его самолеты сделали с Гамбургом, Германия сдастся к 1 апреля 1944 г. Гитлер, к отчаянию генерала Адольфа Галланда, командующего истребительной авиацией люфтваффе, и генерал-фельдмаршала Мильха, отказал в увеличении производства истребителей. Его вера в Геринга и люфтваффе была сильно подорвана. Он надеялся на массивные бетонные зенитные башни, которые призваны были защитить Берлин. Но, хотя заградительный огонь зениток и скрещивающиеся лучи прожекторов вселяли ужас в экипажи Королевских ВВС при приближении к городу, от зенитного огня они несли значительно меньше потерь, чем от ночных истребителей люфтваффе.

Самолеты «патфайндер» сбрасывали над Берлином красные и зеленые сигнальные огни, которые немцы прозвали «рождественской елкой». После этого «ланкастеры» и «галифаксы» накрывали город ковровыми бомбежками. По приказу Харриса каждый «ланкастер» теперь нес пять тонн бомб. «Кроваво-красный купол неба над Берлином светится жуткой красотой, – записал Геббельс в своем дневнике после одного из самых больших налетов. – Я не могу больше смотреть на это». Тем не менее, Геббельс был одним из очень немногих нацистских вождей, кто выходил к жертвам налетов и утешал их.

Жизнь становилась труднее для рядовых берлинцев, которые пытались вовремя добраться до работы по заваленным обломками улицам, с трамвайными рельсами, скрученными в фантастические узлы, и поврежденными линиями надземной железной дороги, по которой не ходили поезда. Горожане, спешащие на работу, выглядели бледными и уставшими от недосыпания. Те, чьи квартиры были разбомблены, вынуждены были или переехать к друзьям, или надеяться, что власти предоставят им другое жилье. Обычно жилье конфисковалось у семей евреев, многие из которых теперь были «высланы на восток». Как и в большинстве других городов, можно было взять новую одежду и предметы обихода за бесценок в домах евреев. Не многие задумывались о судьбах бывших владельцев.

Однако поразительное количество евреев, от 5 до 7 тыс. человек, ушли в подполье, их называли «субмаринами». Некоторые прятались в городе или в домах симпатизирующих им антифашистов, или в маленьких летних домиках на участках, отведенных под огороды. Те, кто мог легко сойти за арийца, снимали со своей одежды желтые звезды, покупали фальшивые документы, и смешивались с населением. Все боялись быть в любой момент арестованными то ли патрулем СА на улице, то ли гестаповцами в гражданском по наводке еврейского Greifer – «ловца», которого шантажом заставляли выслеживать и выдавать «субмарин» под туманные обещания, что так он сможет спасти свою семью.

Ночью под вой сирен население строем направлялось в бомбоубежища, в подвалы или под башнями ПВО. Они несли термосы и маленькие картонные коробки с бутербродами, ценностями и важными документами. С мрачным берлинским юмором, сирены называли «трубой Мейера», намекая на хвастливое заявление Геринга в начале войны: «Можете назвать меня Мейером (еврейское имя), если хоть одна английская бомба упадет на Берлин». В башне ПВО в зоопарке Тиргартен помещалось 18 тыс. человек. Урсула фон Кардорф в своем дневнике описывала помещение, как «похожее на декорации к тюремной сцене в опере “Фиделио”. Влюбленные пары обнимались на бетонных спиральных лестницах, как будто принимали участие в пародии на бал-маскарад».

В обычных укрытиях, известных как Luftschutzraeume, стоял отвратительный запах немытых тел и всеобщей проблемы – дурного запаха изо рта. У большинства были плохие зубы из-за нехватки витаминов. Укрытия освещались синими лампами, а стрелки и буквы на стенах были нарисованы светящейся краской, на случай внезапного отключения электричества. В подвалах домов, где укрывалось большинство людей, семьи, сидели рядами напротив друг друга, как в вагоне метро. Когда здания начинали содрогаться от взрывов, некоторые выполняли странные ритуалы для выживания, такие, как обертывание головы полотенцем. Но если в здание над ними попадала бомба, или оно загоралось, и дым и пыль проникали в подвал, находившихся там могла охватить истерика. В боковых стенах делали отверстия, чтобы при необходимости можно было убежать в подвалы соседних зданий. Иностранным рабочим, опознаваемым по большой букве на спине, запрещалось входить в бомбоубежище и находиться вместе с немецкими женщинами и детьми в таких «интимных» условиях.

Харрис, как и обещал Черчиллю, объявил своим подчиненным, что Битва за Берлин станет решающей битвой войны. Но кампания на истощение ночь за ночью разрушала нервы его летчиков не меньше, чем берлинцев. Его экипажи совершали налеты снова и снова, хватаясь за мантру Харриса о том, что это приблизит конец войны и в итоге сохранит намного больше жизней.

Битва продолжалась с августа 1943 г. по март 1944 г., но 17 тыс. т фугасных и 16 тыс. т зажигательных бомб не смогли разрушить германскую столицу. Город был слишком велик по площади, чтобы его можно было сжечь огненным смерчем, а широкие площади и парки принимали на себя большую часть бомб. Харрис сильно просчитался и, в конце концов, вынужден был отступить. Все его заверения Черчиллю оказались несостоятельными. Бомбардировочная авиация потеряла более тысячи самолетов, в основном в боях с ночными истребителями. Английские ВВС убили 9390 мирных жителей, но потеряли при этом 2690 летчиков.

Попытка Харриса сломить боевой дух Германии провалилась. Но он отказывался признать поражение и изменить своим убеждениям. Он презирал попытки правительства обелить кампанию бомбардировок, когда утверждалось, что ВВС атаковали только военные цели, а гибель мирных жителей была неизбежным побочным результатом. Он просто рассматривал немецких рабочих и их дома как законные цели в условиях современного милитаризованного государства. Он отбрасывал саму мысль о том, что нужно «стыдиться бомбежек по площадям».

Тем временем американцы становились такими же осторожными в выражениях, как и критики Харриса в министерстве авиации. Хотя генерал Арнольд в частном порядке и признавал, что американцы бомбят «вслепую» в большинстве случаев, и в результате бомбят по площадям, а не по целям, но отказывался заявить об этом публично. После всех заявлений о «попаданиях в бочонок с соленьями» характер американских бомбардировок осенью 1943 г. был не лучше, чем в докладе Батта. «В периоды устойчивой плохой погоды, – отмечал историк авиации, – в целом точность американцев была не выше, а часто ниже, чем у английских бомбардировщиков». Командование авиации США отказывалось верить таким выводам.

Гитлер приказал нанести ответные удары по английским историческим городам: Бату, Кентербери, Эксетеру, Нориджу и Йорку. Пресс-секретарь на Вильгельмштрассе объявил, что «люфтваффе уничтожит каждое здание, отмеченное тремя звездочками в лучшем немецком путеводителе Бедекера». Название знаменитого путеводителя для туристов в красном переплете приклеилось к этим атакам, и они стали известны, как «Бедекеровские налеты». Геббельс был в ярости от этого промаха: ему хотелось, чтобы это на англичан легло черное пятно бомбежек древних городов.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: