Организационная структура партии эсеров в период первой революции

В период революции существенно изменился социальный состав партии. Подавляющее большинство ее членов составляли теперь рабочие и крестьяне. Однако, как и прежде, политика партии определялась интеллигентским по своему составу руководством ПСР. На втором съезде отмечалось, что “нигде в организациях, считающих в своем составе более или менее широкую массу, эта масса не привлекается к решению основных вопросов местной работы, к выборам руководящих центров и т.д.”.

Первый съезд, приняв временный устав ПСР, в какой-то мере нормализовал, складывавшуюся до этого стихийно организационную структуру партии. Однако многие положения устава оставались на бумаге. Нормой было то, что именовалось “временным коррективом”: кооптация в руководящие партийные органы, подчинение низов верхам без какого-либо контроля первых над вторыми. Многих не удовлетворяла формулировка первого параграфа устава, касающаяся членства в партии, и уже через год, на втором съезде была принята новая редакция этого параграфа, определявшая более жесткие критерии членства в партии.

Высшей партийной инстанцией признавался съезд. Он должен был созываться не реже одного раза в год. На практике эта периодичность не соблюдалась. За время существования партии состоялось всего лишь четыре съезда – два в период первой революции и два в 1917 г. Идейное и практическое руководство партией возлагалось на Центральный комитет, избиравшимся съездом, пяти членам ЦК предоставлялось право пополнять свой состав путем кооптации еще пятью членами. Первыми выборными членами ЦК были Е.ФАзеф, А.А.Аргунов, Н.И,Ракитников, М.А.Натансон и В.М.Чернов. ЦК назначал ответственного редактора центрального печатного органа партии и ее представителя в Международном социалистическом бюро. [c.192] Со времени принятия партии во II Интернационал на Амстердамском конгрессе в августе 1904 г. ее постоянным представителем в МСБ вплоть до 1922 г. был И.А.Рубанович. При ЦК создавались специальные комиссии или бюро – крестьянское, рабочее, военное, литературно-издательское, организационное, техническое и др., а также институт разъездных агентов.

Уставом партии предусматривался и такой институт, как Совет партии. Он составлялся из членов ЦК, представителей областных, Московского и Петербургского комитетов. Совет созывался по мере надобности по инициативе ЦК или половины общего количества членов областных организаций для решения неотложных тактических и организационных вопросов. Первый Совет партии состоялся в мае 1906 г., последний, десятый, – в августе 1921 г.

Кроме возникших еще до первого съезда ПСР Северо-Западного, Поволжского и Центрального были сформированы еще десять областных комитетов, наиболее крупными и деятельными среди которых были Украинский, Южный, Таврический, Уральский, Сибирский и Кавказский. Областные комитеты являлись посредниками между ЦК и местными организациями, координировали их деятельность, распределяли между ними силы и средства.

Не только из-за программных и тактических, но и организационных разногласий эсерам не удалось в период революции, с одной стороны, создать вместе с легальными народниками единую открытую народническую партию, а с другой – удержать в своем лоне социалистов-революционеров-максималистов.

В Первой русской революции эсеры понесли значительные жертвы. Среди 1144 казненных по приговорам военно-полевых судов, 250 были эсерами. 22 их террориста были убиты без суда и следствия. Более 15 тыс. эсеров были заключены в тюрьмы и отправлены в ссылку. [c.193]

Эсеры в межреволюционный период (июнь 1907 – февраль 1917 гг.)

После поражения революции партия эсеров, как и другие российские революционные и оппозиционные партии, оказалась в состоянии кризиса. Он был вызван прежде всего той неудачей, которую потерпели в революции эти партии, а также резким ухудшением условий их деятельности в связи с торжеством реакции.

В своих тактических расчетах эсеры исходили из того, что революция в принципе ничего не изменила, а третье июньский государственный переворот возвратил страну к ее дореволюционному состоянию. Государственная дума, избиравшаяся по новому избирательному закону, рассматривалась ими как конституционная фикция. Из такой оценки сложившейся в стране политической ситуации делалось заключение, что, во-первых, те причины, которые вызвали первую революцию, сохраняются, и что новая революция неизбежна. Во-вторых, что нужно вернуться к прежним формам, методам и средствам борьбы, бойкотируя антинародную Государственную думу. Бойкот [c.193] думы рассматривался как наиболее сильный и внушительный ответ на третьеиюньский переворот и как одно из действенных средств революционизирования и организации масс. Считалось, что принимать Думу могут лишь те, “кто утратил веру в революцию”. Такое отношение к Думе существенно расходилось с настроением масс. По сведениям “Земли и воли”, центральной эсеровской газеты для крестьян, отказались участвовать в выборах в Думу крестьяне лишь 928 из почти 14 тыс. волостей. Тактика бойкота Думы, дополняемая призывами отозвать левых депутатов из Думы, имела негативные последствия как для самих эсеров, способствуя еще большему отрыву их от масс, так и для крестьянских представителей в Думе, поскольку оставляла их без планомерного партийного воздействия, обрекая на постоянные колебания.

В одном ряду с тактикой бойкота и отзовизма находился исповедуемый эсерами “боевизм”. Состоявшийся вскоре после третьеиюньского переворота III Совет партии, высказавшись за бойкот Думы, одновременно назвал первоочередной задачей усиление боевого дела. В частности, имелось в виду создание боевых дружин, обучение ими населения приемам вооруженной борьбы, частичные выступления в войсках. Вместе с тем отмечалось, что всеобщее восстание не может быть конкретной целью ближайшего времени. Единодушно было одобрено решение об усилении центрального террора.

Однако по мере того как угасала инерция революции и общественная жизнь возвращалась в свое обычное, мирное русло, все более обнаруживалась несостоятельность эсеровских призывов к возвращению к боевой тактике. В партии стало оформляться более реалистическое течение во главе с молодым членом ЦК Н.Д.Авксентьевым, доктором философии, одним из редакторов центрального органа партии – газеты “Знамя труда”. На I общепартийной конференции, состоявшейся в августе 1908 г. в Лондоне, он, выступая содокладчиком В.М.Чернова по вопросу о текущем моменте, настаивал на отказе от тактики “частичных боевых выступлений” и подготовки к вооруженному восстанию и считал необходимым сделать ставку на пропагандистско-организационную работу и центральный террор. Чернову и его сторонникам лишь с минимальным перевесом и в урезанном виде удалось отстоять пункт резолюции о боевой подготовке. Заниматься боевой подготовкой разрешалось теперь только сильным партийным организациям, ведущим “серьезную социалистическую работу”. Как и III Совет, конференция единодушно высказалась за усиление центрального террора, причем вполне назревшим был признан и удар “в центр центров”, т. е. покушение на Николая П.

Однако решения Лондонской конференции и утвердившего их IV Совета остались на бумаге. Огромный моральный урон партии и террору был нанесен разоблачением В.Л.Бурцевым Е.Ф.Азефа. В начале января 1909 г. ЦК ПСР официально объявил его провокатором. Попытка Б.В.Савинкова воссоздать Боевую организацию, морально реабилитировать террор и доказать, что он существовал и существует независимо от провокации, оказалась безрезультатной. После разоблачения Азефа эсерам удалось осуществить лишь три террористических акта, которые не имели сколько-нибудь серьезного [c.194] политического значения. Но разговоров о терроре было тогда даже больше, чем в период его расцвета. Разоблачение Азефа обострило партийный кризис. Усугублялся он и столыпинской аграрной реформой.

Опасность столыпинской реформы для эсеров заключалась в том, что она, разрушая крестьянскую общину и преследуя цель сделать из крестьян мелких собственников, покушалась на сердцевину эсеровской доктрины – социализацию земли. Столыпинская реформа являлась реальной альтернативой демократическому решению аграрного вопроса в России. Сразу же после появления известного указа правительства, положившего начало столыпинской реформе, эсеры объявили ей войну. В специальной прокламации “Что делать крестьянам? По поводу указа 9 ноября 1906 г.” ЦК партии эсеров призвал крестьян к бойкоту реформы: не идти в землеустроительные комиссии, не покупать и не закладывать землю, не выделяться из общин, поступать “как с изменниками” с теми крестьянами, которые откликнутся на реформу. Бойкот новой земельной политики правительства был одним из основных лозунгов эсеров и во II Государственной думе. Отмена внедумского законодательства о земле, приостановка деятельности Крестьянского и Дворянского банков, землеустроительных комиссий, купли, продажи и дарения земли должны были стать первоочередными мерами, регулирующими земельные отношения впредь до введения в действие предлагавшегося эсерами аграрного законопроекта. В резолюции “О борьбе с земельным законодательством” Лондонской конференции подчеркивалось, что всякий успех реформы создает препятствия для проведения в жизнь аграрной программы партии, в связи с чем деревня объявлялась наиболее горячим пунктом социально-политической борьбы. В качестве средств этой борьбы предлагались углубление социалистической пропаганды и укрепление партийных организаций в деревне, сплочение вокруг последних трудового крестьянства на почве борьбы с земельным законодательством, землевладельцами и Крестьянским банком. Против выделения из общины предусматривались такие меры, как общественные порицания и бойкот тех хозяев, которые стремились стать отрубниками и хуторянами. В то же время в очередной раз подчеркивалась вредность аграрного террора против помещиков и кулаков, т. к. он будет побуждать помещиков к продаже земли крестьянам, способствовать насаждению частной земельной собственности, разжиганию среди крестьян междоусобной войны, которая отодвинет на второй план всякую планомерную борьбу как за социализацию земли, так и за политическое освобождение.

Однако эсеры бессильны были организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление столыпинской реформе. Ее успехи порождали сумятицу в умах эсеров. В официальной позиции партии преобладал оптимизм. Считалось, что, независимо от того, как сложится судьба общины, оснований для пересмотра партийной программы нет, поскольку она покоится не на самом факте общинного землевладения, а на комплексе идей, чувств и навыков, которые воспитаны в крестьянстве всей предыдущей историей и всей практикой общинного землевладения и которые исчезнут не скоро. Пессимисты утверждали, что если рушится община, то теряет основание и социализация земли [c.195] как требование партийной программы. Они критиковали официальную позицию руководства партии за то, что она будто бы настраивала на бездеятельность в то время, когда требуется крайнее напряжение сил, для того чтобы парализовать правительственное покушение на общину.

Чем более под вопросом оказывалась судьба общины, тем пристальнее взоры эсеров обращались на кооперацию. Трудовая кооперация, уверяли они, отвратит крестьян от стихийных неорганизованных выступлений, будет способствовать их организации и накоплению сил. Один из теоретиков партии эсеров по аграрному вопросу, И.И.Фондаминский (И.Бунаков), друг и единомышленник Н.Д.Авксентьева, шел еще дальше и заявлял, что “старая формула народничества; через земельную реформу к кооперации должна быть заменена новой: через кооперацию к земельной реформе”. “Общественный грех” народников, недооценивавших кооперацию, должны искупить эсеры, взяв на себя роль идейного вдохновителя и практического вождя кооперативного движения. Лондонской конференцией эсеров кооперация была признана одним из важных направлений в осуществлении эсеровского интегрального социализма.

Общий кризис, поразивший партию эсеров в межреволюционный период, включал в себя и организационный упадок партии. Уже в 1908 г. В.М.Чернов отмечал, что “организация растаяла, улетучилась”, партия удалилась от масс, множество ее членов уходит от работы, эмиграция достигла “ужасающих размеров”. Были арестованы многие члены партии, в том числе такие видные ее деятели, как Е.К.Брешковская, Н.В.Чайковский, О.С.Минор и ряд других. Место пребывания ЦК. и издания центральных газет партии “Знамя труда” и “Земля и воля” вновь были перенесены за границу. Руководство партией было ослаблено тем, что на V Совете партии, проходившем в мае 1909 г., ушел в отставку, признав себя политически и морально ответственным за Азефа, старый состав ЦК, состоявший из самых способных, опытных и авторитетных людей в партии (В.М.Чернов, Н.И.Ракитников, М-А.Натансон, А.А.Аргунов и Н.Д.Авксентьев). Достоинство членов нового состава ЦК, избранных Советом, заключалось лишь в том, что они не были связаны с Азефом. Во всем остальном они уступали прежним цековцам. К тому же большинство из них было вскоре арестовано. Положение усугубилось еще и тем, что ряд видных деятелей партии, прежде всего В.М.Чернов и Б.В.Савинков, фактически отстранились от текущей партийной работы и почти целиком сосредоточились на литературной деятельности. С 1912 г. ЦК партии перестал подавать какие-либо признаки жизни. Его функции фактически перешли к Заграничной делегации, которая какой-либо активностью тоже не отличалась. О кризисе в партии говорило и возникновение на ее противоположных флангах групп “инициативного меньшинства” и “починовцев”.

Группа “инициативного меньшинства” образовалась в Париже из членов местной группы эсеров, давно стоявших в оппозиции к партийной линии. В 1908–1909 гг. она выпускала газету “Революционная мысль” и потому известна еще как группа “Революционной мысли”. Группа занимала крайне левый фланг партии. Ее представители [c.196] считали, что эсеровская теория засорена марксистскими догматами. Народнические положения о роли личности и инициативного меньшинства в ней подавлены положениями о первенствующем значении объективных факторов и классовой борьбы. Деление программы партии на минимальную и максимальную они считали неправильным, а идею всенародного вооруженного восстания – утопией. Единственно эффективное средство борьбы виделось им в терроре, осуществляемом инициативным меньшинством, т.е. партией. Террор должен был быть децентрализованным и вестись не одной Боевой организацией, а рядом автономных боевых отрядов. В такой организации боевого дела они усматривали гарантию того, что провокация одного лица вроде Азефа не сможет погубить всех боевиков. Возможность избежать этого они видели и в замене централистского принципа построения партии принципом автономии и федерации. Ошибкой они считали то, что революционные партии во время революции стремились решить сразу политические и социальные вопросы. По их мнению, надо было бы целиком и полностью сосредоточиться на первых, тогда как вторые должны были решаться в условиях завоеванной свободы и демократии самим народом. Взгляды “инициативного меньшинства” были охарактеризованы руководством партии как “кадетский терроризм” или “террористический кадетизм”. В июне 1909 г. группа вышла из партии и присоединилась к Союзу левых эсеров.

Группа “починовцев” выражала взгляды и настроения правого крыла партии. В июне 1912 г. она выпустила первый и единственный номер журнала “Почин”, редакцию которого составили такие видные деятели партии, как Н.Д.Авксентьев, И.И.Бунаков (Фондаминский), С.Нечетный (С.Н.Слетов) и др. “Починовцы” не отказывались от стратегических целей партии, не подвергали ревизии ее теорию и программу. Они расходились с официальной линией лишь по вопросам тактики, считали не соответствующими времени экстремистские формы и методы борьбы: бойкот, “отзовизм” и “боевизм”. Подвергалась сомнению целесообразность даже террора. Они предлагали перенести центр тяжести партийной работы на различные формы легальной деятельности: думскую, профсоюзную, кооперативную, просветительскую и т. п. Соответственно конспиративное построение партии должно было отступить на второй план перед открытыми формами организации. По сути своей “починовцы” являлись эсеровскими “ликвидаторами”, хотя они заявляли, что остаются “верными солдатами партии”, не думают о ее расколе, об образовании своей особой фракции, останутся чисто литературной группой, ведущей пропаганду своих идей внутри партии.

Из-за собственного кризисного состояния, отсутствия связей с широкими массами партия эсеров практически не оказала никакого влияния на начало нового революционного подъема. Однако рост революционного настроения в стране способствовал оживлению эсеров. В Петербурге стали издаваться их легальные газеты “Трудовой голос”, затем с разными эпитетами – “Мысль” (“Бодрая мысль”, “Живая мысль” и т. п.) Активизировалась их деятельность и среди рабочих. Накануне войны их организации существовали почти на всех крупных [c.197] столичных заводах и фабриках, причем нередко они создавались самими рабочими без участия эсеров-интеллигентов. В это время центрами эсеровской работы были также Москва и Баку. Кроме того, возродились организации на Урале, во Владимире, Одессе, Киеве, в Донской области. Влиятельными были организации портовых и судовых рабочих на Волге и моряков Черноморского торгового флота.

Эсеровская работа среди крестьян велась в целом ряде губерний: Полтавской, Киевской, Харьковской, Черниговской, Воронежской, Могилевской и Витебской, а также в Северо-Поволжском районе, Прибалтике, на Северном Кавказе и во многих городах и деревнях Сибири. Однако отдача от этой работы была далеко не столь впечатляющей, как ее “география”. В определенной мере этим объяснялось то, что деревня “как активная сила общественного движения”, по верному замечанию эсеровской “Бодрой мысли”, в новом революционном подъеме “отсутствовала”.

Нарастание очередного общенационального кризиса, рост революционного движения и оживление деятельности эсеров усилили среди них тенденцию к консолидации своих сил, к воссозданию партии. Однако разразившаяся война прервала эту тенденцию. [c.198]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: