Реактивный ум не позволит человеку быть аберрированным или хронически психосоматически больным, если болезнь не имеет ценности для выживания.

Сказки о волшебном амулете и счастливом талисмане, вера в такие вещи и длинный перечень фетишей, предметов и привычек, которые человек хранит для памяти о чем‑то, являются «родными и близкими» реактивного ума.

Нет ничего страшного, если человек держит в гостиной ламу, или носит фиолетовые с зеленым подтяжки, или трет один о другой два пожарных насоса на счастье; также нет ничего страшного в воздыханиях над тапочком, украденным у женщины, или в курении дешевых сигар из Питтсбурга. Любой свод законов о правах человека должен разрешать такие чудачества. Но одитор может использовать эти данные для нахождения важной информации.

В Дианетике термин «жетон» обозначает те предметы и привычки, которые хранятся человеком и обществом без осознания того, что они являются продолжениями защитника.

Благодаря идентичному мышлению на каждый рестимулятор в окружающей среде существуют ассоциативные рестимуляторы – вещи, которые связаны с данным рестимулятором. Не имея ни малейшего понятия об этом, аналитический ум, предупрежденный физической реакцией, что рестимулятор чего‑то находится поблизости, обнаруживает ассоциативный рестимулятор, но не находит настоящего рестимулятора. (Во Второй книге, сигналом молодому человеку снять пиджак было прикосновение к галстуку: он не упоминал галстук в своих жалобах; он предполагал, что виновники – одежда гипнотизера и сам гипнотизер. Это и были ассоциативные рестимуляторы).

Рестимулятором для контрвыживательной инграммы может быть электрический свет; аберрированный человек думает, что его раздраженность происходит от абажура, цепочки выключателя, комнаты или от человека на свету, и он не только не знает, что присутствует рестимулятор, но предполагает, что ассоциативные предметы несут нечто злое сами по себе.

Ассоциативный рестимулятор для контрвыживательной инграммы не нуждается в каком‑то ином названии, кроме «ассоциативный рестимулятор». Боль – это вещь, вещь ассоциируется с другой вещью, которая становится этой же вещью, и другими вещами, и т. д. Это – реактивное уравнение, которое заполняет мир аберрированного человека страхом и волнениями. Оставьте ребенка на месте или в комнате, где он был несчастен, и он может заболеть, так как он сталкивается лицом к лицу с каким‑то рестимулятором и может, в лучшем случае, объяснить, как и взрослый, свой страх присутствием вещей, которые не имеют рациональной связи с рестимулятором. Это механизм инграммной рестимуляции.

Человеку становится ужасно неудобно, когда он, хоть убей, не в состоянии сказать, почему ему не нравится какой‑то другой человек, или предмет, или место, и который не в состоянии сопоставить ни одно из них с настоящей причиной, рестимулятором, и не знает, что он имеет о нем инграмму. Этот метод обнаруживания инграмм ведет в никуда, так как человек не может выбирать предметы, людей и места и знать, что они являются рестимуляторами. Они могут быть всего лишь ассоциативными рестимуляторами действительного рестимулятора в окружающей среде. (Между прочим, слова, содержащиеся в инграмме, и любые другие точные рестимуляторы могут «нажимать кнопки» и заставить аберрированного человека что‑то делать или впасть в апатию, если они использованы на нем. Если это слово, то оно должно быть точным;

например, «художество» не сработает, если в инграмме было «художник». То, что является художеством, однако, может быть ассоциативным рестимулятором, и аберрированый человек может заявить, что ему оно не нравится; то, что ему оно не нравится, не значит, что оно будет в состоянии «нажимать» его кнопки и заставит его кашлять, или вздыхать, или злиться, или заболеть, или делать то, что диктует инграмма, содержащая это слово).

Жетон является особым видом рестимуляторов. Вто время, как одитор может не применять широко ассоциативный рестимулятор в – работе с контрвыживательными инграммами, он может использовать жетоны как средство обнаружения в поисках защитников.

Жетон – это любой предмет, привычка или склонность, которые принадлежали либо были присущи одному или нескольким защитникам. По идентичности мышления, защитник является выживанием; все, что защитник использовал или делал – помогает выжить. Вэйлансом защитника будет тот вэйланс, который аберрированный человек использует наиболее часто. В то время, как клир может сдвинуть себя в вэйланс, который он себе представляет или видит, по собственному желанию и когда ему удобно, или же произвольно вернуться в свой собственный вэйланс и способен стабилизировать его по собственному желанию, аберрированный человек, словно на крутом вираже, влетает в вэйлансы без осознания того и без согласия с этим, и скорее всего окажется в любом вэйлансе, кроме своего собственного. Человек, который ведет себя совершенно по‑разному каждый раз, когда вы его встречаете (ведет себя, как будто другой человек) или поступает, как разные люди, в зависимости от того, с кем он встречается, согласно с одними вэйлансами здесь и с другими – там, двигается в различные победные вэйлансы. Если ему помешать в этих сдвигах, он войдет во вторичные вэйлансы. Если его заставить быть в своем собственном вэйлансе, он становится больным. Понятно, конечно, что все вэйлансы проявляют какие‑то свойства его собственной Личности.

Осуществление подобного сдвига в вэйланс защитника является обычным делом для аберрированного человека. Он будет себя чувствовать наиболее комфортабельно, когда его собственный вэйланс находится в сплаве с вэйлансом защитника. До тех пор, пока защитник или псевдо‑защитник недоступен, аберрированный человек напоминает себе о защитнике при помощи жетонов. Эти жетоны являются вещами или действиями, которые защитник имел или делал.

Аберрированный человек часто неотделимо ассоциирует себя с псевдо‑защитником, как это бывает в супружестве, и потом делает поразительное открытие, что его партнер не ведет себя, как оптимальный защитник. (Мать была защитником, мать сама пекла хлеб; жена – псевдо‑мать, хоть ни она, ни он об этом не знают, она не печет хлеб. Мать была против помады, а жена красит губы. Мать ему уступала, а жена имеет характер начальника. Жена является псевдо‑матерью только из‑за похожего тона голоса). Человек, сам того не осознавая, реактивно пытается втиснуть свою жену или партнера в вэйланс защитника, принимая момент инграммы сочувствия за настоящее время – механический сдвиг, происходящий только из‑за рестимуляции инграммы сочувствия тоном голоса или чем‑то в этом роде – и начинает демонстрировать признаки инграммной болезни, травмы или операции как психосоматическое заболевание. Расчет реактивного ума прост – точно как у дурака из сказки – человек заставляет защитника стать защитником за счет проявления соматики, которой защитник посочувствовал. Это также может выразиться как усилие ввести партнера, которого реактивный ум принимает за мульти‑вэйлансного друга‑врага, в сочувствующий вэйланс. Жена жестокая. Мать была жестокой до травмы, потом она стала хорошей. Показывай травму, как психосоматическое заболевание, и жена станет хорошей. В действительности жена не становится лучше, поэтому расчет делается более мощным, болезнь становится сильнее, и вот уже мы покатились вниз по вызывающей головокружение нисходящей спирали. Психосоматическое заболевание также является отверганием опасности, мольбой беспомощности – типа защитной реакции опоссума, парализованного страхом, притворяющегося мертвым: «Я для тебя не опасен. Я болен!»

Аберрированный человек, принимает свой собственный вэйланс во время инграммы сочувствия в своем призыве к сочувствию и в отвержении идеи, что он может быть опасен кому‑то. Собственный вэйланс, конечно, усложнен накладыванием времени и соматикой инграммы, в которой человек не был взрослыми был больным.

Психосоматическое заболевание тоже является жетоном, то есть оно напоминает о том времени, когда человек испытывал любовь и заботу, о чем ему и было сказано. Он так же нуждается в этой инграмме, как в атомном взрыве, конечно, но это хорошее, солидное «выживание» – по соображениям реактивного ума, который заставит организм выжить, даже если это его убьет.

Психосоматические заболевания возникают механически и просто являются рестимуляцией инграммы, но процесс можно лучше понять как расчет низшего порядка.

В отсутствие защитника и даже в его присутствие, организм использует реактивное копирование. Сознательное копирование является прекрасным способом обучения. Реактивное копирование с легкостью вплавляется в личность. Реактивно, человек когда‑то имел защитника, и он его копирует. Однако сознательно он может даже быть не в состоянии вспомнить защитника или его привычки.

Не забывайте, что защитник – это человек, вошедший во внутренний мир пре‑клира, когда аналайзер был отключен болезнью, травмой или операцией, и стал источником сочувствия или защиты. Защитник является частью инграммы сочувствия. Если ребенок имел бабушек и дедушек, которых он любил, и он был достаточно везучим, чтобы возле них не болеть или чтобы они не разговаривали с ним сочувствующим тоном, когда он был болен или испытывал боль, он бы их всех все равно любил. В Дианетике защитником является тот, кто предложил свое сочувствие или защиту в инграмме. Мы не нуждаемся в инграммах для того, чтобы нас любили или чтобы самим любить; как раз наоборот – и человека больше любят, и он сам больше любит без инграмм.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: