ПРОБЛЕМЫ РЕСТИМУЛИРОВАННОГО КЕЙСА

Г. стал клиром после десяти месяцев нерегулярных сессий. Его кейс имел первоначальный диагноз отсутствия соника и видео, перекрытия боли и эмоций, постоянного легкого транса и постоянной же «регрессии» в трехлетний возраст. Это значит, что как только он вошел в ревери, он с ужасом обнаружил себя в зубоврачебном кресле, трех лет от роду, во время вырывания зуба – в инграмме, в которой он находился, сам того не зная, примерно половину всей своей последующей жизни. Это отчасти было причиной его хронического разрушения зубов и неспособности спать – в знак протеста против наркоза. Ситуация была очевидной, так как он немедленно начал крутиться и шепелявить, что было моментально исправлено за счет прохождений инграммы, чтобы Г. смог вернуться в настоящее время. Что он и сделал.

Г. испытывал значительные трудности в жизни, был высокодинамичным, но проявлял признаки апатии. После семидесяти пяти часов, когда был произведен релиз, обнаружилось, что его жена иногда была его псевдо‑бабушкой, а иногда, за счет мульти‑вэйлансности, его псевдо‑матерью. Так как его расчет сочувствия требовал от него быть больным для того, чтобы бабушка была с ним рядом и, так как его контрвыживательные инграммы ставили условие, что его мать будет хорошо к нему относиться только тогда, когда он болен, реактивные расчеты привели к выводу, что он должен быть постоянно болен, и его тело подчинялось данному требованию на протяжении двадцати трех лет. Все это шло излечено, конечно, благодаря стиранию инграмм.

Стирание началось после примерно двухсот часов терапии и продолжалось нормально, как вдруг кейс совершенно перестал прогрессировать. На протяжении пятидесяти или более часов терапии было найдено только несколько инграмм. Но даже они не могли быть сокращены, нельзя было найти и болезненные эмоции, а обнаруженные и сокращенные инграммы были уничтожены исключительно потому, что одитор этого кейса работал с пре‑клиром очень искусными методами, которые почти никогда не бывают необходимыми – их просто нет нужды применять, кроме как на умалишенных. Такие старания были явно не нужны в начале кейса. Что‑то наверняка было неправильно.

Во время подробного расспроса выяснилось, что жена Г. была жесточайшим образом против Дианетики, что она никогда не упускала случая высказаться самым уничижительным образом против Дианетики в присутствии Г. особенно, когда он был среди своих друзей. Она его высмеивала и называла психопатом. Она искала адвоката и пыталась развестись (причем объявила это после того, как он начал терапию, хотя тайком от мужа регулярно консультировалась об этом с адвокатом на протяжении двух лет до терапии) и вообще будоражила и тревожила Г. до такой степени, что он постоянно получал инграммы болезненных эмоций, хоть он и не проявлял эмоций против нее.

У них был ребенок девяти лет, мальчик. Г. очень любил сына. Ребенок перенес необычайно много детских болезней, страдал глазами и хроническим гайморитом; он отставал в школе. Жена была довольно, строгой с ребенком. Что бы он ни делал, она нервничала.

Одитор этого кейса, узнав о ее отношении к мужу вообще и к Дианетике в частности, обстоятельно побеседовал с ней о муже. Было обнаружено, что она не была против терапии для себя лично. Вскоре после собеседования Г. и эта женщина повздорили, и во время ссоры Г. сказал, что она, должно быть, аберрирована. Она на это очень обиделась и заявила, что он сам такой, так как интересуется Дианетикой. Он парировал тем, что из них двоих он менее аберрирован, поскольку по крайней мере предпринимал какие‑то шаги для улучшения своего состояния. Он также сделал замечание, что она наверняка аберрирована, иначе не относилась бы так к ребенку, что Заказывало на блокированную вторую динамику, секс.

На следующий день он пришел домой с работы и обнаружил, что она забрала деньги из банка и уехала в другой город, взяв с собой сына. Г. поехал за ней и нашел ее в доме каких‑то ее родственников. Она им сказала, что, муж ее избивал и стал таким ненормальным, что вынужден был проходить терапию. На самом деле он никогда в жизни до нее не дотрагивался с грубостью. Во время этой встречи при свидетелях она неистовствовала и поносила любую «систему психиатрии», которая верит, что возможна память до развития речи. Он обратил ее внимание на то, что множество школ прошлого верили в существование памяти до появления речи, что все основы психиатрии давно говорили о «памяти в утробе матери» без осознания того, что это было на самом деле и так далее.

Ее родственники, видя, что Г. спокоен и вполне в себе, заставили ее вернуться домой с мужем. По дороге, она сделала драматический, хоть и не устрашающий, жест – пригрозила, что покончит жизнь самоубийством, выпрыгнув из машины на ходу.

По возвращении супругов домой одитор этого кейса поговорил с ней наедине. Он только теперь догадался, что она что‑то из своей жизни прятала от мужа и пришла в ужасное волнение именно потому, что столкнулась с наукой, которая могла возродить всю память. После подробного расспроса она в конце концов созналась, что это было правдой, которую ее муж никогда не должен был узнать. Она была настолько обеспокоена, что одитор, с ее разрешения, дал ей несколько часов терапии. Немедленно было обнаружено, что ее отец много раз угрожал убить ее мать и не желал ее появления на свет. Также было обнаружено, что имя отца было Ш. и что

СОВЕТЫ ОДИТОРУ

Скрытый источник человеческих аберраций оставался, невидимым по ряду особых причин. Одитор с ними всеми столкнется, и хотя способность реактивного инграммного банка отказывать ему при этих методах равняется нулю, одитору следует знать природу чудовища, которое он атакует.

Механизмы защиты на службе инграммного банка – хотя они и не очень эффективных сейчас, когда мы знаем, как пробить броню причины сумасшествий – следующие:

1) Физическая боль.

2) Эмоции в виде захваченных единиц.

3) «Бессознательность».

4) Замедленный характер кий‑ин.

5) Промедление между рестимуляцией и болезнью.

6) Полная нерациональность.

Мы много знаем о физической боли – что ум стремится ее обойти в памяти, так же, как и в жизни: поэтому блокирована память.

Эмоции потерь нагромождаются и создают буфер между человеком и реальностью смерти.

«Бессознательность» не только является механизмом сокрытия информации, это также блок для памяти, которая не в состоявши преодолеть провалы моментов прошлого, возникавшие тогда, когда выходили из строя предохранители.

Инграмма может пребывать в спячке большую часть жизни человека и затем, при наличии соответствующего набора рестимуляторов в подходящий момент физической усталости или болезни показать себя, создавая кажущуюся причину сумасшествия и меньшей аберрации за много лет после того, как случился настоящий инцидент.

Другим аспектом защитного механизма банка являлось рестимуляционное промедление, что значит, что когда инграмма кий‑ин, часто требуется два‑три дня для того, чтобы действие себя проявило. (Пример: скажем, мигрень имеет рестимулятором ритмический стук; человек, имеющий инграмму, слышит этот звук; через три для он вдруг получает мигрень). Как мог человек обнаружить специфический рестимулятор спорадических заболеваний при таком запаздывании?

Полная нерациональность инграммы, и предельная нерациональность в том, что все равняется в инграмме всему остальному и вещам в окружающей среде, которые почти не похожи друг на друга, конечно, является глупостью, которую любой разумный человек может не воспринять, как «мыслительный процесс».

Человек искал этот источник на протяжении нескольких тысячелетий; но он искал что‑то сложное, основываясь на предположении, что все, что могло быть таким ужасным и обладать такой разрушительной силой, быть настолько жестоким и способным демонстрировать сложные проявления, должно иметь сложный источник; но исследования показали, что он необычайно прост.

Одитору не придется предпринимать много попыток обозначить границу между нормальностью и сумасшествием, поскольку эти термины относительны. Его попросят сравнить Дианетику со старыми стандартами, типа сложной классификации Крипелина [218]; сделать это можно, но оно будет иметь практическую значимость Естественной истории Аристотеля, которая представляет интерес только для историка.

Если человек не способен приспособиться к окружающей среде, чтобы ужиться, выполнять или отдавать приказания, или, что более важно, если он не способен приспособить окружающую среду к себе, тогда он может считаться «сумасшедшим». Но это относительное название. Душевное здоровье, с другой стороны, близко подходит, при помощи Дианетики, к потенциальному абсолютному значению, так как мы знаем, – что собой представляет оптимальный ум. Модификация образования и точки зрения может сделать так, что рациональное действие одного человека кажется другому нерациональным, но это не является проблемой нормальности – это лишь проблема точки зрения и образования, о которых одитор не станет сильно волноваться.

Таким образом, пациенты, которых одитор встретит, попадут в три общих Дианетических класса: отсутствия соник– рикола, воображаемых риколов и наличия соник‑рикола. В том, что у всех пациентов есть проблемы с психикой, сомневаться не приходится. Вопрос же о том, насколько трудным или длительным будет кейс, довольно неплохо разрешается с учетом степени наличия этих трех факторов.

Однако, одитор может обнаружить, что он имеет дело с Действительно «сумасшедшим» кейсом, то есть кейсом человека с психозами – психопата. Работа с таким кейсом зависит от того, к какому из трех вышеуказанных классов пациент– психопат может быть отнесен. Проблема заключается в том, чтобы ликвидировать интенсивность инграмм как можно быстрее.

Условия и механизмы, которые «прячут» инграммный банк, остаются неизменными; они устойчиво присутствуют в каждом пациенте, в каждом человеке. Технология Дианетики может быть усовершенствована – и какая научная технология, особенно в первые несколько лет своего существования, не способна на это, – но она работает не только на избранных пациентах. Она применима ко всем людям.

Таким образом, если мы имеем дело с «сумасшедшим» пациентом, фундаментальная проблема не изменяется и технология Дианетики работает, как и на любом другом кейсе. Задача заключается в том, чтобы снизить интенсивность заряда кейса с тем, чтобы он мог быть разрешен стандартными методами.

Было обнаружено, что сумасшедшие пациенты часто застревают на траке времени и в таком Случае одитор дает им репитер холдера, один вид холдера за другим, пока они опять не начнут двигаться. Если пациент находится в состоянии регрессии, он настолько прочно застрял, что потерял связь с настоящим временем. Любой пациент может начать переживать снова вместо того, чтобы просто возвратиться, и одитор, для того, чтобы это предотвратить, просто резко ему говорит, что он это может помнить, что возвращает его обратно в состояние возвращения. Было обнаружено, что сумасшедшие пациенты часто слушают одну инграмму опять и опять. В этих кейсах снова необходимо закрепить внимание и давать им холдеры до тех пор, пока они не будут двигаться по траку. Сумасшедшие пациенты находятся совершено вне трака, слушая демонов и видя иллюзии. Проблемы всегда одни и те же: используйте метод репитера, когда их внимание тем или иным способом было зафиксировано, и затем добейтесь или того, чтобы они двигались по траку, или чтобы они возвратились на трак времени. Шизофреники обычно далеки от собственного трака времени.

Лучшим способом разряжения интенсивности кейса, чтобы начать на нем рутинную терапию, является нахождение и разрядка инграмм болезненных эмоций. Если обычные методы не достигают успеха, обратитесь за помощью к медику, дайте пациенту закись азота или пентатол натрия, чтобы достигнуть глубокого уровня транса, где пациент обычно сможет двигаться по траку, даже если он не был на траке в бодрствующем состоянии. Найдите позднюю инграмму отчаяния (болезненных эмоций) и разрядите ее, как описано в главе об эмоциях. Метод для глубокого транса ничем не отличается, кроме того, что нужно быть исключительно осторожным и не говорить ничего, что аберрирует пациента еще больше, но ограничить все разговоры терминами терапии и не забыть установить отмену.

Сумасшедший подчиняется какой‑то инграммной команде, может быть, нескольким, независимо от того, что он делает. Такая команда может диктовать, по интерпретации пациента, какое‑то странное действие; она может диктовать «демонские» поступки или что угодно. Но диагноз просто состоит из наблюдения за пациентом и узнавания из его действий, какой может быть инграммная команда.

Данный учебник не описывает Клиническую Дианетику дальше этих нескольких замечаний, но одитор, который знает основы книги и понимает, как эту информацию применять, способен привести пациентов в «нормальность» за столь короткое время, что ученые мужи из клиники обычно считают это чудом выздоровления. Пациент, однако, очень далек от того, чтобы быть релизом, и намного больше часов нужно потратить на дальнейшую разрядку болезненных эмоций и на сокращение инграмм перед тем, как одитор может считать, что разрешить прекращение терапии будет уже безопасно.

Одитор должен быть очень осторожным, по крайней мере на протяжении следующих двадцати лет, с любыми кейсами, которые побывали в психиатрических больницах, так как, может быть, он получает кейс с иатрогенным психозом, причиненным врачами в дополнение к собственным инграммам пациента. Дианетика может немного помочь уму, даже если его проткнули шилом или с него «сняли кожицу», как с яблока, но она не может полностью излечить такое умопомешательство до тех пор, пока какой‑то смекалистый биолог не найдет способа вырастить новый мозг. Труднопредсказуемы кейсы с электрическими шоками: терапия на них может принести благоприятный результат, но может и не принести, так как материя мозга могла быть выжженной до такой степени, что мозг больше не в состоянии функционировать нормально. При вхождении в любой подобный кейс, одитор будет ошеломлен хаотичным состоянием стандартного банка, не говоря уже о проводке, по которой он должен был быть в состоянии достигнуть инграммный банк. Сифилис и другие заболевания, которые разрушают мозг, должны быть классифицированы тем же образом, и к ним нужно подходить только с полным осознанием того, что Дианетика может быть не в состоянии ничем помочь разобранной машине. На мозге были проведены тысячи таких «операций» и сотни тысяч электрошоковых терапий, так что одитор должен быть осторожен, чтобы не пытаться достичь цель, которую достичь невозможно, в то время, когда существует так много кейсов, которым еще можно помочь. Любой кейс, который был госпитализирован, должен браться в этом отношении на подозрение. И если замечено что‑то необычное – запутанность памяти или отсутствие координации – опрос может выявить скрытую госпитализацию. Одитор должен быть настороже и в том случае, если его позвали помочь кейсу, которого должны скоро госпитализировать. Кейс, который посылают в психиатрическую лечебницу, – это тот кейс, который, может быть, уже был в ней раньше, сколько бы друзья и родственники ни утверждали обратное.

Таким же образом одитор должен осторожно подходить к кейсам окопной болезни [219], так как в этом случае человек скорее всего был обработан перед тем, как оставить службу и мог получить электрические шоки, ему могли сделать операцию на мозге или наркосинтез, причем это могло быть сделано без его согласия и он даже может об этом ничего не знать.

Эти предупреждения здесь даны не для того, чтобы уберечь одитора от какой‑то физической опасности – пациенты, нормальные или сумасшедшие, почти всегда сотрудничают с одитором во время применения Дианетики, даже если они ворчат и прохаживаются в ее адрес, – но потому, что может быть затрачено много труда только для того, чтобы потом убедиться, что вся умственная машина была поломана и не подлежит ремонту.

Если одитор берется за кейс с электрическим шоком, он должен поставить своей основной задачей релиз этого шока как инграммы, так как в этих инграммах, полученных в психиатрических лечебницах, содержится различная безответственная болтовня, которая способна еще больше затруднить лечение. Это добавляется к тому факту, что электрические удары в любом месте тела имеют тенденцию расстраивать инграммный банк и связывать его таким образом, что инциденты перепутываются больше обычного.

Не преследуя никаких иных целей, кроме развития Дианетики и сбережения времени одитора, также нужно заметить, что результаты третьесортных методов некоторых полицейских отделений и обычного плохого обращения полиции с преступниками или с обычными гражданами, может быть, нужно будет релиз в кейсе до продолжения дальнейшей терапии. Тюремные сроки способны содержать большие заряды, достаточные для того, чтобы расстроить ум, но все же могут быть скрыты пациентом в силу ошибочного представления, что одитор интересуется его «характером» или будет в нем разочарован.

В инграммный банк входят также различные другие помехи, о которых одитор обычно не подозревает, кроме тех случаев, когда пациент рассказывает о них сам. Давать сильные аберрации и задержать кейс может, например, гипнотизм. Одитор должен иметь о нем некоторое рабочее представление, чтобы быть в состоянии релиз инграммы, которые он производит но не для того, чтобы его использовать в Дианетике. Гипноз – это искусство насаждения внушений в инграммный банк. Там внушения могут подсоединиться к инграммам и стать их локами. Так как большинство инграммных банков содержат образцы большинства обычных слов, гипнотизм почти наверняка будет аберрирующим. Снижение мощности аналитического ума искусственным образом приводит человека в оптимальные условия для принятия инграммы. Гипнотизер в большинстве своих внушений использует механизм форгетера, и большинство пациентов имеют похожие инграммные замечания, которые предотвращают возможность релиза внушения, сделанного гипнотизером. Гипнотизм можно считать мощным локом, который способен явиться серьезной преградой в инграммном банке пациента. После клиринга, внушения, не имея под собой якорей боли, исчезают, как локи. Но гипнотические внушения может быть нужно найти и клировать прежде, чем работа над кейсом будет продолжаться. Гипнотизм имеет широкое применение в этом обществе и часто получается так, что из‑за механизма форгетера пациент не в состоянии вспомнить, был ли он вообще под гипнозом. Метод возвращения обнаружит такие моменты; метод репитера с возвращением пациента в то время, когда он повторяет гипнотическую фразу, типа «Спать, спать, спать», обязательно их обнаружит.

Не все сеансы гипноза происходят в гостиной. Довольно часто его используют извращенцы, несмотря на то, что «моральная» природа человека должна, казалось бы, подниматься в индивидууме под гипнозом. Такого рода инциденты, даже в случаях с людьми высокой репутации, были найдены в пациентах после проверки их детства. Эти инциденты часто были совершенно закупоренными – настолько отупляющими становились команды, содержащиеся во внушениях.

Дианетика может быть совмещена с гипнотизмом, но Дианетику так же можно совместить и с астрономией. Одитор во время работы с гипнотическими пациентами должен быть очень осторожным со своими словами – для того, чтобы внести минимальное количество своих собственных слов в инграммный банк и чтобы не превратить Дианетику в гипноз.

Вся польза гипнотизма лежит в области исследований или в установлении временной маникальной инграммы. Последняя приносит гораздо больше вреда, чем пользы. Также достоинства гипнотической анестезии очень сильно преувеличены. Никакое общество не должно терпеть гипноза в качестве светского развлечения, так как он может быть достаточно разрушительным, чтобы рестимулировать инграммы до состояния сумасшествия. К тому же гипнотизер никогда не знает содержания инграммного банка. Любой хороший гипнотизер, если он переборет в себе желание говорить, может быть хорошим одитором, но если он пытается совместить Дианетику с гипнотизмом, он обнаружит, что сделает пациента очень больным. Никогда не устанавливайте никаких внушений в пациенте, даже если он будет умолять об этом. Почти полная их фатальность уже доказана.

Можно работать над кейсом От начала до конца в глубоком амнезийном трансе. Часто бывает возможно ввести спящего человека в глубокий транс, просто тихо обращаясь к нему несколько ночей подряд в одно и то же время, пока он в конце концов не ответит на такое приглашение к разговору. Тогда можно начинать Дианетическую терапию и продолжать ее до полного успеха, особенно если одитор достаточно осторожен, чтобы искусственным образом не рестимулировать поздние инграммы физической боли, работая в посленатальной области преимущественно с инграммами болезненных эмоций. Если человек, который проходит терапию, осознает происходящее, его можно ввести в ревери, когда обнаружатся более ранние данные, так как «Я» обладает большей мощностью (состояние ревери), чем слабые, хоть и мудрые единицы внимания, которые составляют исходную личность (состояние глубокого транса). Работа поочередно ведется то в амнезийном трансе, то в ревери. Кейс будет со временем разрешен, даже если ревери не использовать. Но, применяя один амнезийный транс, одитор тем самым берет на себя громадную ответственность: в каждой сессии должна быть установлена и использована отмена. Допустимо лишь минимальное количество разговоров. Все, что одитор хочет сказать, должно быть сформулировано в виде вопросов, если это возможно, так как они не аберрируют в той же степени, что команды. Этот метод применялся успешно, но ревери, даже если кажется, что это более медленный метод и даже если отсутствует соник, является гораздо более удовлетворительным по той веской и неоспоримой причине, что пациент выздоравливает быстрей и равномерней. А амнезийный транс может вывести его из строя на несколько дней подряд, когда казалось, что инцидент был поднят в глубоком трансе, но, несмотря на это, он «зависает» в бодрствующем состоянии. Иногда амнезийный транс определенно не рекомендуется: было проведено много исследований, и было обнаружено, что он неудобен для пациента и сильно нервирует одитора. Однако, если по той или иной причине нельзя использовать другие методы, амнезийный транс может быть применен, но всегда с большой осторожностью и с полным осознанием того, что выздоровление пациента замедляется иногда даже в три раза из‑за работы на уровне инграммного банка, тогда как аналитические контакты остаются неиспользованными во время разрядки. Ни одна из причин, по которой одитор решил бы использовать транс, не включает в себя желания пациента, который, если бы одитор ему позволил, мог бы усиленно требовать гипноза, наркотиков или внушений в попытке избежать своих инграмм и который, – опять‑таки, если ему разрешить, – сделал бы из себя удивительно безобразный кейс. Одитору пришлось бы его потом расхлебывать. Ревери, таким образом, является самым лучшим способом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: