Переход от первобытнообщинного строя к общинной цивилизации

Формированию цивилизации, независимо от типа, предшество­вала длительная борьба человека за выживание как биологиче­ского вида. Непременным условием такого существования была родоплеменная организация, в которой интересы коллектива всегда стояли выше интересов отдельного человека. Родоплеменные группы “вписывались” в природную среду (ландшафт), т.е. входили в определенный биоценоз, и тем самым ограничивались в своем размножении. Родоплемен­ная организация в условиях присваивающей экономики регули­ро­вала численность популяции таким образом, чтобы сохра­нить равновесие в биоценозе. Поэтому ни о какой свободе или соб­ственности в родоп­леменном коллективе говорить нельзя. Зада­чей родоплеменной организации было выживание челове­чества как биологического вида, сохранение и продолжение рода как необходимой формы существования людей, а не выживание от­дельного человека. Соционормативная система в родоплемен­ном сообществе и обеспечивающая ее организация потестарной власти имели “родоохранительный характер”[55].

При переходе от родоплеменных отношений кочевых охотников-собирателей к общинным отношениям, свойственным оседлым земледельцам, сохранилось подчиненное положение отдельного человека в коллективе. Примитивные формы земледелия заставляли ограничивать при­рост населения, контролиро­вать численность популяции в об­щинных поселениях. Инте­ресы отдельного человека полностью “растворя­лись” в интере­сах общины. Такой системо­центризм определял и последующее формирование общинной цивили­за­ции. Для первых локально-цивили­зацион­ных общно­стей было характерно безуслов­ное подчинение человека инте­ресам своей семьи, общины, касты и, наконец, политического сообщества[56].

Общинные цивилизации возникли в ре­зуль­тате аграрной ре­волюции. До аграрной ре­волю­ции примитивная производящая экономика несущественно от­личалась от при­сваивающей: в процессе эксплуатации при­роды люди первона­чально не изме­няли, а лишь использовали суще­ствующий ландшафт. Основ­ным фактором аграрной рево­люции стало то, что люди научи­лись изменять природу (ланд­шафт) и тем самым создавать но­вый биоце­ноз, бла­гоприятный для развития человечества. По­сле аграрной революции появился избыточный продукт, что породило “де­могра­фиче­ский взрыв” – быстрый рост человече­ства, необ­хо­димый для существования и разви­тия цивилизаций.

Аграрная революция, породив общинную цивилизацию, по существу ничего не изменила в общинном способе существова­ния. Здесь либо не было отношений собственности на средства производства (в аг­рар­ном обществе – это собственность на землю), либо они ос­тавались неразвитыми и полностью зави­сели от политической власти[57]. То, что примени­тельно к такой цивилизации называ­ется общинной или государ­ственной “собственностью”, на самом деле озна­чает такой порядок, когда индивиду­альное присвоение не до­пускается, и отдельный человек или семья не могут быть субъ­ектами товаропроизводящей собственности. Например, “госу­дарственная” или об­щинная земля принадле­жала всем вместе и ни­кому в отдельно­сти. Такая форма земле­пользования озна­чает не форму собст­венности, а отсутствие собственности как тако­вой. О государственной или общин­ной собственности на землю можно го­во­рить лишь то­гда, ко­гда уже есть частная соб­ственность и, сле­довательно, можно раз­личать землю общины и землю, при­над­лежащую от­дельным лицам.

Здесь, как правило, не было частного рабо­владения, и рабы не составляли социально значимую группу. В той мере, в кото­рой можно говорить о рабстве в общинной циви­лизации, сле­дует подчеркнуть, что рабы принадлежали не частным лицам, а общинам или по­литическому сообществу в целом. Управляли использованием рабов, фактически владели и распоряжались ими пуб­лично-властные субъекты.

Труд рабов не играл заметной роли в масштабе обще­ства. В этой цивилизации основной производительной силой были кресть­яне-общинники. При­чем их труд был более производительным, чем труд рабов, так что эта цивилиза­ция и не ну­ждалась в массовом использовании рабской рабочей силы. Не­обхо­димый уровень концентрации рабочей силы для иррига­ци­онных и прочих видов деятельности обеспечивала общинная организация труда – правда, если она подкреплялась деспоти­ческой политической властью.

Появление избыточного продукта само по себе не порож­дает отношения собственности и рыночный (свободный) обмен между производителями продукта. Там, где для выживания со­общества при производстве по­требляемого продукта необхо­димы совме­ст­ные усилия всех его членов, там нужен общесо­циальный кон­троль за его рас­ходованием, и преобладают пере­распределитель­ные об­мен­ные связи. В таком обществе произ­водимые блага “те­кут” от производителей к некой центральной власти и затем пере­рас­пределяются этой властью целей по всему обществу[58]. Там, где нет такой необходимости, домини­руют ры­ночные обменные связи между собственниками про­дукта.

Первоначально из­быточный продукт не присваивался и не мог присваиваться от­дельными членами общины. Он принадлежал общине, и в интересах всей общины им распоря­жались носители потестарной власти (старейшины, вожди, жрецы и т.п.). Тем не менее, именно получение избыточного продукта, его производство (организация производства), учет, распреде­ление и контроль за его расходованием породили политиче­скую власть общинной цивилизации – деспо­тическую власть.

Избыточный продукт обеспечивал прирост насе­ления, что, однако, сокращало запасы избыточ­ного продукта. Та­кое разви­тие могло происходить лишь на ос­нове постоянного роста производства – хотя бы экстенсивного. Но возможности экстен­сивного роста были ограничены суще­ствующим ланд­шафтом. Более того, примитивный уровень производства позволял полу­чать относи­тельно большой урожай лишь в таких плодородных районах, которые, вместе с тем, были районами риско­ванного земледе­лия, т.е. там, где тот же природный фактор, ко­торый обеспечи­вал высокий урожай, мог привести и к потере всего урожая. Если урожай обеспечивался разливом реки, то недоста­точный разлив или, наоборот, наводнение могли уничтожить посевы. Поскольку избыточный продукт поглощался ростом населения, то несколько неурожайных сезонов подряд могли привести к гибели локально-цивилизационной общности. Чтобы избежать гибели, нужно было проводить иррига­ционные работы, причем в условиях борьбы за выжи­вание. Для этого понадобилась социальная власть, организующая эконо­мику и способная путем жесткого силового принуждения мо­билизовать все население на постоянное про­ведение широко­масштабных работ. Такую организацию могла дать лишь такая политическая форма, кото­рая называется дес­потией.

Деспотия – это непременное условие формирования и разви­тия общинной цивилизации. Там, где в древнейших системоцентристских общностях возникла деспотическая органи­зация власти, там на основе ирригационных работ были соз­даны ве­ликие цивилизации древности. Там, где этого не про­изошло, ранние цивилизационные общности погибли[59]. Отсюда можно сделать вывод о неразрывной связи общинной цивилизации с широкомасштабными иррига­ционными рабо­тами и деспотией.

Цивилизованная история человечества началась примерно в 3500–3000 гг. до Р.Х. в трех цивилизационных центрах, погло­тивших древнейшие локально-цивилизационные общности. Это Египет (долина Нила), Месопотамия (долина Тигра и Евфрата) и Китай (долина Хуанхэ). Эти три цивилизации дают классиче­ские примеры преобразования природы путем проведения ирригационных работ (несколько позже подобные процессы про­исходили в долине Инда)[60]. Лишь тысячу лет спустя цивилиза­ция начинает продвигаться из речных долин на земли, орошае­мые дождем[61].

Таким образом, все великие древние цивилизации Старого Света возникли в долинах крупных разливающихся рек: Тигра и Евфрата, Нила, Хуанхэ и других[62]. Это объясняется, во-пер­вых, тем, что уже сами по себе земли в долинах этих рек позво­ляли получать существенно больший урожай (природный фак­тор). Во-вторых, для получения гарантированных урожаев по­требо­валось проведение ирригационных работ, что повлекло за собой развитие орудий труда, производственных процессов, матери­альной культуры и общественно-политической органи­зации.

На такой основе К.А.Витт­фогель разрабо­тал так называемую ирригационную теорию, из­ложенную в работе “Восточный деспотизм”. Он убеди­тельно показал обусловленность древних деспотических форм необходимостью широкомасштабных работ, стро­итель­ства гигантских ирригационных сооружений в восточных аграрных ре­гионах Старого Света. Эта необходимость породила систему жесткого территориально централизованного упра­в­ления, внеэкономического принуждения во всех сферах общественно-по­литической жизни, систему бюрократического учета, контроля и распределения, а также многочисленный социаль­ный слой чиновников, управляющих производственными про­цессами, осуществляющих учет, контроль, распределение и т.д.

Теорию Виттфо­геля обычно критикуют за то, что она верно характеризует лишь процесс становления “государства и права” при “азиатском спо­собе производства”, в то время как в других регионах и культу­рах государство и право возникли на основе иной произ­вод­ст­венной деятельности.

Такая критика неуместна. Критики ирригационной тео­рии не видят разницы между государством и деспотией, в то время как Виттфогель объясняет происхождение именно деспо­тизма, а не государства и права. Деспотическая власть всегда обусловлена организацией общественного производства на основе силового принуждения. В конкретных географиче­ских ус­ло­виях формирования древних цивилизаций такое обще­ствен­ное производство требовало именно ирригационных ра­бот.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: