Система законодательства

Системой законодательства принято называть иерархиче­скую со­вокуп­ность за­конов и подзаконных нормативных ак­тов. По­нятие “система законодательства” применяется, главным об­ра­зом, к право­вым системам, входящим в се­мью континен­таль­ного евро­пейского права.

В федеративном государстве сис­тема законодатель­ства скла­дыва­ется из трех подсистем за­конодательства. Во-пер­вых, по вопросам, которые относятся к ведению федера­ции, изда­ются только федеральные законы (и другие федераль­ные нор­матив­ные акты). Во-вторых, по вопросам совме­ст­ного ве­дения фе­де­рации и субъек­тов феде­рации издаются не только феде­ральные законы, но и законы субъектов фе­дера­ции. В-третьих, по вопро­сам, которые относятся к ве­дению субъек­тов федера­ции, изда­ются только их законы.

Вертикальная струк­тура (иерархия) системы законодатель­ства вклю­чает в себя конституцию и международные договоры, имею­щие силу конституционных положений; консти­туци­онные (ор­га­ни­ческие) законы; имеющие силу закона меж­дународ­ные до­го­воры, обычные за­коны, принятые путем референ­дума и при­ня­тые ор­ганом законодательной власти; норма­тивные акты главы ис­полнительной власти и норма­тивные акты правитель­ства.

От­раслевая (гори­зонтальная) струк­тура системы зако­но­да­тельства от­части совпадает с отраслевой струк­турой сис­темы права, но одновре­менно фор­ми­ру­ется из сооб­ра­жений поли­ти­ческой и иного рода целесообразно­сти, вы­ра­жает осо­бен­но­сти на­циональ­ной правовой системы. Отрасли за­конода­тель­ства могут быть мо­ноотраслевыми, содержа­щими нормы од­ной от­расли или подот­расли права (напри­мер, уго­лов­ное зако­нода­тельство со­дер­жит только уголов­ное право, финан­совое зако­но­дательство содержит только нормы фи­нансового права – подот­расли административ­ного права), и комплекс­ными. Внеш­ним признаком от­расли зако­нодатель­ства, как правило, является ко­ди­фикация со­став­ляющих ее норм.

В Рос­сии в настоящее время выде­ляются следующие от­расли зако­нодательства: конституци­онное, граждан­ское, се­мей­ное, жи­лищное, трудовое, уголовное, об ад­мини­стратив­ных правонару­шениях, уго­ловно-процессу­альное, граж­дан­ско-про­цессу­альное, арбитражно-про­цес­суальное, финансо­вое, налого­вое, об ис­полни­тельной власти, о су­дебной сис­теме, об адвока­туре и нота­риате, об информации и средст­вах массовой ин­фор­мации, уго­ловно-ис­пол­нительное, об охране обще­ст­вен­ного по­рядка, об обороне и воинской службе, о го­су­дарст­вен­ной безо­пасности, таможенное, о го­сударст­венном регули­ро­ва­нии и управ­лении хозяйственной дея­тельностью, зе­мель­ное, водное, лес­ное, о не­драх, об ох­ране окружаю­щей среды, о со­циальном обеспече­нии, об об­ра­зо­вании, науке и культуре, о здра­воохра­нении, о меж­ду­на­род­ных и внеш­не­экономических отноше­ниях.

[1] О предмете философии права см.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С.7–9.

[2] О единстве предмета и дуализме объектов в юриспруденции см.: Нерсе­сянц В.С. Юриспруденция. Введение в курс общей теории права и государ­ства. М., 1998. С.58–74.

[3] См.: Нерсе­сянц В.С. Юриспруденция. С.60.

[4] Согласно этой теории, общество в ходе исторического развития разде­ля­ется на классы – большие группы людей, связанных общим отно­шением к средствам производства. Это собственники и не собственники средств произ­водства, классы эксплуататорские и эксплуатируемые. Ме­жду ними сущест­вуют антагонистические, непримиримые противоречия, которые выливаются в классовую борьбу. Класс эксплуататоров является экономически господ­ствующим. Он создает государство – организацию политического насилия над эксплуатируемым классом. Воля господ­ствующего класса, выраженная через государство – это право, т.е. инст­румент классового насилия (см. 4.1.2.).

[5] В.С.Нерсесянц называет позитивистский тип правопонимания легистским, т.е. законническим (см.: Нерсе­сянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С.28).

[6] Алексеев С.С. Теория права. М., 1995. С.129.

[7] Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах / Отв. ред. М.Н.Марченко. – Т.2. Теория права. М., 1998. С.22.

[8] По собственному утверждению судьи Г.А.Жилина, он исходит из раз­личия права как объективного регулятора общественных отношений и закона как формы выражения права. Причем законы не всегда адекватно выражают право, в связи с чем от правовых необходимо отличать непра­вовые законы, которые законодателем не должны приниматься, а судами – применяться. Такая посылка, подчеркивает Г.А.Жилин, непосредст­венно вытекает из положений действующей Конституции, которая подра­зуме­вает право как форму равенства, свободы и справедливости. Но за­креп­ленному в Конституции юридическому правопониманию в теории и су­дебной практике противостоит легизм, отождествляющий право и за­кон и рассматривающий право как систему общеобязательных норм, ох­раняе­мых силой государственного принуждения, безотносительно к со­держа­нию нормативных установлений. Это тормозит формирование пра­вового государства и совершенствование правовой системы страны. При­нима­ются правонарушающие законы, право явно отождествляется с зако­нода­тельством, что есть все тот же легизм и правовой нигилизм (Жилин Г. Со­отношение права и закона // Российская юстиция. 2000. № 4).

[9] Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы совре­мен­ности: Пер. с фр. В.А.Туманова. М., 1997. С.92–93.

[10] См.: Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. М., 1988.

[11] К числу основных работ, в которых излагается современный юридиче­ский либертаризм относятся: Нерсесянц В.С. Право и закон. М., 1983; Он же. Наш путь к праву. От социализма к цивилизму. М., 1992; Он же. Право – ма­тема­тика свободы. М., 1996; Он же. Философия права. М., 1997; Он же. Юрис­пруденция. Введение в курс общей теории права и го­сударства. М., 1998; Он же. Общая теория права и государства. М., 1999; Он же. Теория права и государства. М., 2001.

Также см.: Четвернин В.А. Демократическое конституционное госу­дар­ство: введение в теорию. М., 1993; Он же. Понятия права и государ­ства. М., 1997; Энтин Л.М. Разделение властей: опыт современных государств. М., 1995.

[12] Нередко позитивисты по разным причинам утверждают, что право и государство – это, в сущности, разные явления, и что между ними сущест­вует якобы противоречие: высшая власть государства ничем не ограни­чена, следовательно, воплощает в себе верховный произвол, а законы, ус­тановленные этой властью, – это не произвол, а право; т.е. произвольно установленные законы нельзя называть произволом.

Подобные суждения лишены логики. Если власть, устанавливающая право, произвольна, то и право воплощает в себе тот же произвол. Если же право (законы) – это не произвол, то и правоустанавливающую власть нельзя считать произвольной.

[13] “Государство, по смыслу юридико-либертарного правопонимания, вы­ступает как право­вой институт, как правовая организация публичной власти, не­обходимая для возведения общезначимого права в общеобяза­тельный закон с надлежащей санкцией, для установления и за­щиты опре­деленного правопорядка. Насилие, согласно данной концепции, право­мерно лишь в форме государственной санк­ции узаконенного права (пра­вового закона)” (Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С.77).

[14] Макс Вебер. Исследования по методологии науки. М., 1980. Ч.1. С.190.

[15] См.: Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. С. 35–37.

[16] Цит. по: Дробышевский С.А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Красноярск, 1995. С.35.

[17] В неопозитивистской теории познания понятие объекта считается то­ж­дественным самому объекту. Познание объекта здесь означает созда­ние логически непротиворечивой мыслительной конструкции этого объ­екта. У Г.Кельзена гипотетическая основная норма логически вписыва­ется в ие­рархию правовых норм, а поэтому вопрос о ее реальном сущест­вовании для него не имеет значения. Гипотетическая основная норма по­зволяет ему создать непротиворечивую мыслительную конструкцию права, с по­мощью которой можно объяснить любую правовую систему, не прибегая к социологическому понятию государства.

[18] Боботов С.В. Конституционная юстиция. М., 1994. С.17.

[19] Brown v. Board of Education of Topeka, 347 U.S. 483 (1954).

[20] Вот аналогичный пример: “Обратимся теперь к VIII поправке к Кон­ституции, запрещающей налагать жестокие и необычные наказания. В 1972 году Верховный суд США объявил неконституционным закон од­ного из штатов, предусматривавший в качестве меры наказания смертную казнь. Печать разных стран приветствовала это решение, толкуя его как отмену смертной казни. Однако решение Верховного суда было принято большинством в один голос (5 против 4). Многие критиковали его, а по­давляющее большинство избирательного корпуса Калифорнии вскоре по­сле решения Верховного суда высказалось за сохранение смертной казни в штате. Учитывая такую реакцию, Верховный суд пересмотрел вопрос и в 1976 году решением, принятым большинством (7 против 2), признал не противоречащими Конституции законы штатов Флорида, Джорджия, Те­хас, предусматривающие в качестве меры наказания смертную казнь” (Да­вид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С.303).

[21] См.: Оболонский А.В. Драма российской политической истории: сис­тема против личности. М., 1994.

[22] Здесь нужно сделать оговорку, что чисто логически принцип формального равенства можно рассматривать как нравственный принцип. Логика следующая: в разных культурах и социальных группах приняты разные нравственные нормы и ценности, причем в большинстве нравственных систем отрицается формальное равенство, равенство в свободе; но в некоторых нравственных системах оно признается высшей ценностью. Получается, что право с его принципом формального равенства – это лишь разновидность нравственности.

Однако такая абстрактная логика не учитывает специфику формального равенства. Право – это не “такие нравы”, когда всем или большинству нравится формальное равенство, а специфический способ социальной регуляции, при котором допускаются как формально равные и оцениваются по одинаковому масштабу разные нравы. Именно правовая свобода максимально обеспечивает плюрализм нравственных ценностей. Таким образом, формальное равенство – это более чем нравственный принцип.

[23] В Конституции РФ 1993 г., которую в общем и целом можно характе­ризовать как относительно либеральную, в главе о правах и сво­бо­дах человека и гражданина есть не только правовые, но и моральные нормы. Например, в ст.38 говорится о том, что, с одной стороны, роди­тели обязаны заботиться о детях, с другой стороны, трудоспособные дети, дос­тигшие 18 лет, должны заботиться о нетрудоспособных родителях. Поме­щение этих моральных норм в текст Конституции не превращает их в пра­вовые. Они остаются юридически бессмысленными.

[24] См.: Нерсесянц В.С. Право и закон. М., 1983. С.347.

[25] См.: Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. М., 1996. С.6.

[26] Анализ аристотелевского учения о справедливости см.: Нерсесянц В.С. Политические учения Древней Греции. М., 1979. С.205–212.

[27] “Какого-либо другого регулятивного принципа, кроме правового, спра­ведливость не имеет. Отрицание же правового характера и смысла справед­ли­вости приводит к тому, что в принцип справедливости начи­нают возводить ка­кое-нибудь неправовое начало – требования уравни­ловки или привилегий, те или иные моральные, религиозные, мировоз­зренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, эко­номические и тому подобные представления, интересы, требования. Тем самым правовое (т.е. всеобщее и равное для всех) значение справедливо­сти подменяется неким отдельным, частичным интересом и произволь­ным содержанием, партикулярными при­тязаниями” (Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. М., 1996. С.11).

[28] “Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, независимой, правовой лично­сти необ­ходимым образом связаны с признанием человека субъектом от­ношений соб­ственности, собственником средств производства. Собствен­ность является не просто одной из форм и направлений выражения сво­боды и права человека, но она образует собой вообще цивилизованную почву для свободы и права. Где нет собственности, там не только нет, но и в принципе невозможны сво­бода и право” (Нерсесянц В.С. Право – ма­те­матика свободы. С.16–17).

[29] См.: Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. С.13.

[30] Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. С.15.

[31] См.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С.90–92.

[32] Индивиды и другие субъекты вправе (имеют первичные права) приобретать своими действиями (вторичные) субъективные права и юридические обязанности. Чтобы иметь некие вторичные, приобретаемые права, нужно иметь первичное право, позволяющее такие права приобретать. Совокупность первичных прав образует исходную правосубъектность, правовой статус (см. 7.2.3.).

[33] Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С.75.

[34] Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971. С.193.

[35] Сырых В.М. Теория государства и права. Учебник для вузов / Отв. ред. С.А.Чибиряев. (Без указ. места издательства). Былина, 1998. С.409.

[36] Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. С.189.

[37] Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С.78; Он же. Право – математика свободы. М., 1996. С.54–55.

[38] Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. С.54.

[39] См.: Нерсесянц В.С. Юриспруденция. М., 1998. С.47.

“Сущностное и понятийное единство права и государства означает, что основные положения либертарно-юридического понимания и поня­тия права относятся также к пониманию и понятию государства. Из пра­вового понимания государства следует, что правовой принцип формаль­ного ра­венства является одновременно и принципом государства … По своей сущности государство как правовое явление и понятие – это орга­низаци­онно-властная форма выражения, конкретизации и реализации принципа формального равенства, его смысла и требований. Именно по­этому право и государство являются необходимыми всеобщими формами норматив­ного и институционально-властного выражения свободы людей. Эта сво­бода индивидов выражается прежде всего в том, что они высту­пают как формально равные лица – как субъекты права и субъекты госу­дарства” (Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. С.77–78).

[40] Например, конституционная модель разделения властей на законодательную и исполнительную исключает подчинение парламента (законодательного органа) президенту (главе исполнительной власти). Но эта модель не учитывает и не может учитывать такую реальную ситуацию, когда парламентское большинство и президент принадлежат к одной политической партии. В этой ситуации президент как лидер правящей партии становится фактическим законодателем. Он законодательствует через формально независимый от него парламент.

[41] “Государство (state) есть определенный тип властвования – властвование, при котором суверенитет ограничен конституцией, писаной или неписаной” (Siedentop L. Democracy in Europe. London; New York; Ringwood (Victoria), 2000. P.81).

[42] Подробнее см.: Нерсесянц В.С. Наш путь к праву. От социализма к ци­ви­лизму; Он же. Право – математика свободы; Он же. Философия права. С.113–338; Четвернин В.А. Демократическое конституционное го­сударство: введение в тео­рию. С.43–53.

[43] См.: Нерсе­сянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С.232.

[44] “Патриархально-патерналистские воззрения имели широкое распро­странение у всех народов. Глубокие корни они пустили и в русской поли­тической истории, традиционным компонентом которой стала вера ши­роких слоев населения в “царя-батюшку” и во всякое начальство как в “отца родного”. Эти настроения на протяжении веков насильственно вне­дрялись в сознание народа правящей деспотической властью (от “пома­зан­ника божьего” Ивана Грозного до “отца народов” Сталина). По­этому неудивительно, что и сегодня монархисты справа и сталинисты слева, – каждый по-своему переживая Эдипов комплекс постдеспотиче­ской без­от­цовщины, – откровенно и настойчиво отвергают либерально-демокра­тиче­ский конституционный строй современной России” (Нерсе­сянц В.С. Об­щая теория права и государства. С.211).

[45] Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1998. С. 25–80.

[46] Венгеров А.Б. Указ. соч. С. 37–38.

[47] Для современной учебной литературы в России характерны представ­ления об особом, “восточном пути” возникновения го­сударства, отличном от “западного пути”, о первичном возник­новении государства в условиях “древневосточного землевла­дения”, “азиатского способа произ­водства”, о доклассовых древневосточных деспотических государствах Египта и Малой Азии и т.д.

[48] Об “архаическом праве” как о якобы первом историческом типе права см.: Проблемы теории государства и права. Учебное пособие / Под ред. М.Н.Марченко. М., 1999. С. 299–309 (автор главы – И.Ф.Мачин).

[49] Дробышевский С.А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Красноярск, 1995. С.91.

[50] Там же.

[51] Там же.

[52] См.: Супатаев М.А. Культурология и право (на материале стран Тро­пической Африки). М., 1998. С. 41–51.

[53] См.: Утченко С.Л. Политические учения древнего Рима. М., 1977. С.140.

[54] См.: Синха Сурия Пракаш. Юриспруденция. Философия права. Крат­кий курс / Пер. с англ. М., 1996. С. 10–13.

Индийский ученый Синха Сурия Пракаш – один из тех современных ис­следователей, которые при объяснении природы права подчеркивают, что право не является универсальным социальным регулятором, действую­щим во всех цивилизациях и культурах.

[55] См.: Нерсе­сянц В.С. Общая теория права и государства. С. 191–192.

[56] См.: Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993. С. 65–67; Валентей С.Д. Развитие общества в теории социаль­ных альтернатив. М., 1994. С. 71–75.

[57] Так, в древнем Шумере возникли так называемые города-государ­ства, похожие на классический античный полис. Здесь были зачатки от­но­шений собственности, экономической и политической свободы членов высшего сословия. Но Месопотамии не было суждено стать колыбелью свободы, права и государственности. Шумерская полисная культура ока­залась неконкурентоспособной и была уничтожена новой месопотамской цивилизацией – цивилизацией общинного, деспотического типа, создан­ной семитскими племенами. Уже в Шумеро-аккадском деспотическом царстве, а затем в Вавилоне и Ассирии отношения собственности утра­тили экономическое значение.

[58] Дробышевский С.А. Указ. соч. С.98.

[59] Вот как описывает Л.Н.Гумилев формирование китайской цивилиза­ции в среднем течении Хуанхэ: “…главными врагами людей здесь были реки. В сухое время года они сильно мелели, но стоило пройти дождям в горах, как они вздувались и выходили из берегов. Раз­лившись, они теряли скорость течения и откладывали наносы… Прими­тивным земледельцам приходилось сооружать дамбы, чтобы спасти себя и свои поля от навод­нений; и все же дамбы прорывались в среднем один раз в 2½ года… Часть древних насельников Китая отступала от свирепых вод в горы и продол­жала заниматься охотой – от них там и следа сейчас не осталось; другие – «сто черноголовых семейств», пришедшие в Шаньси с запада, – бросились на борьбу с рекой – это были предки китай­цев. Им пришлось отказаться от прежней дикой воли и привить себе дис­циплину, жесткую организацию и принять деспотические формы правле­ния, но зато побеж­денная природа щедро вознаградила их, предоставив возможности интен­сивного размно­жения и средства для создания ориги­нальной культуры… Те же, кто от­ступил от трудностей земляных работ и угрозы водной сти­хии в горы … довольствовались теми плодами при­роды, которые она им уделяла добро­вольно, и поэтому у них не возникло потребности в органи­зации” (Гуми­лев Л.Н. Указ. соч. С.71).

[60] См.: Гумилев Л.Н. Указ. соч. С. 69–71.

[61] Сурия Пракаш С. Указ. соч. С. 7–8.

[62] Но и крупные древние цивилиза­ции Нового Света, существовавшие не в долинах разли­вающихся рек, тем не менее, возни­кали (в районах рис­кованного земледе­лия) в результате широкомас­штабных работ, по­добных ирригаци­онным. Проведение этих работ имело ту же цель, что и в Старом Свете – создание нового ландшафта. Но в Месоамерике и Горном Перу эта цель дости­галась путем перенесения на высокогорные поля плодород­ного ила из рек и озер.

[63] См.: Дробышевский С.А. Указ. соч. С. 77–78.

[64] “Мононормы первобытного общества во многом представляли со­бой не социальные нормы в собственном смысле слова, а естественные (анало­гичные техническим) правила взаимодействия человека с живой и нежи­вой природой и себе подобными. Мононормы, предписывающие по­рядок дейст­вий при охоте, сборе плодов, обработке шкур, распределе­нии пищи, защите территории рода и т.д., не порождали у первобытного че­ло­века со­мнений в необходимости им следовать, ибо не существовало объ­ективной возможно­сти их нарушения. Так должно быть, потому что так было, по­тому что только так и могло быть. За любое отступление от «ус­тановлен­ного порядка» с неот­вратимостью мстила сама природа” (Вар­ла­мова Н.В. Правотворчество и право­образо­вание // Право­творчество и за­конность. М., 1999. С.97).

[65] “На рубеже I и II тыс. до н.э. Западную Европу захватили и заселили воинственные народы, умевшие ковать железо, – кельты, латины, ахейцы и др. Они создали множество мелких земледельческих общин и, обрабо­тав девственную почву, видоизменили ландшафт. Почти тысячу лет в Ев­ропе не возникало больших государств, потому что каждое племя умело посто­ять за себя, и завоевание было делом трудным и невыгодным: пле­мена скорее давали себя перебить, чем соглашались подчиниться. Доста­точно напомнить, что ни Спарта, ни Афины не могли добиться власти над Элла­дой, а латинские и самнитские войны Рима проходили более тяжело, чем все последующие завоевания. В первую половину I тыс. парцелляр­ное земледелие с интенсивной обработкой участков было институтом, под­держивающим созданный культурный ландшафт” (Гумилев Л.Н. Указ. соч. С.169).

[66] См.: Нерсесянц В.С. Право – математика свободы. М., 1996. С.18.

[67] Любой участник социального обмена предполагает, что он может вы­играть от неэквивалентного обмена с партнерами, присвоив часть об­мениваемых благ безвозмездно. И хотя участники обмена в примитивном обществе нередко на добровольных началах приходят к равновыгодному обмену результатами деятельности друг друга, в основу которого неиз­бежно закладывается принцип эквивалентности, возможен и иной вари­ант, когда социально сильные субъекты обеспечивают себе односторон­ние преимущества. Но, в конечном счете, выигрыш оказывается иллю­зор­ным. Социально сильные всегда вынуждены пользоваться продуктами деятельности остальных. Если первые навязывают вторым невыгодные ус­ловия обмена, причиняют им ущерб, то это не дает последним возмож­но­сти воспроизводить их силы для обслуживания нужд своих партнеров, что отрицательно сказывается и на потребителях их продукции. В такой си­туации ни паразитирующие потребители, ни угнетаемые производители не имеют стимулов к наращивания производства. Паразитирующие стре­мятся совершенствовать методы изъятия, а производители, если они не могут устранить подобную систему иными способами, работают столько, чтобы продуктов труда хватало лишь им самим на самую скромную жизнь. Фонд потребления в обществе, где господствует принцип неэкви­валентного обмена, неизмеримо меньше и хуже по качеству, чем в анало­гичном по масштабам обществе с преимущественно эквивалентным об­ме­ном (подробнее см.: Дробышевский С.А. Указ. соч. С. 99–100).

[68] См.: Мамут Л.С. Право как отношение // Wahrheit und Wahrhaftig­keit in der Rechtsphilosophie. B., 1987. S. 264–266.

[69] См.: Варламова Н.В. Указ. соч. С.102.

[70] Подробнее см.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 122–130).

[71] “Реставрация Бурбонов во Франции в начале XIX в. не означала того, что буржуазное государство и право потеряли какие бы то ни было исто­рические перспективы, стали ненужными. Падение Парижской Ком­муны не остановило, а усилило рабочее движение, наиболее серьезным дости­жением которого явилось создание системы социалистических го­сударств. Ничего не меняет в общем историческом развитии и утрата ра­бочим клас­сом России своего государства, поскольку остается нерешен­ным главное противоречие капиталистического способа производства – противоречие между общественным способом производства и частнока­питалистическим способом присвоения результатов труда. Это противо­речие неизбежно бу­дет решено в пользу трудящихся, а его решение воз­можно только в рамках социалистического общества. Историческую мис­сию, с которой в силу определенных субъективных и объективных при­чин не справился рабочий класс России, успешно выполнит рабочий класс другой страны, а впослед­ствии и рабочий класс России. Эпоха со­циализма столь же неизбежна, как и ныне господствующий капиталисти­ческий строй” (Сырых В.М. Теория государства и права / Отв. ред. С.А.Чибиряев. М., 1998. С.466).

[72] “В марксистском подходе … игнорируется то принципиальное обстоя­тельство и тот очевидный факт всемирной истории, что свобода людей в этом мире появляется и развивается именно в государственно-правовых формах. Реальное историческое развитие и смена типов госу­дарства и права (от ранних государств до современного правового госу­дарства) свидетельствует – вопреки марксистским представлениям и оценкам – о прогрессе свободы людей (о расширении сферы и меры сво­боды, увеличении числа свободных и т.д.), а вовсе не о прогрессе наси­лия, подавления и господства одних классов над другими и т.д.” (Нерсе­сянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 239–240).

[73] Общая теория государства и права. Ака­демический курс в 2-х томах / Отв. ред. М.Н.Марченко. – Т.1. Теория го­сударства. М., 1998. С.140.

[74] Различаются следующие локальные цивилизации, в каждой из кото­рых была своя особая организация политической власти: древнеегипет­ская, шумерская (месопотамская), индская, древнейшие китайские циви­лизации, ассиро-вавилонская, иранская, японская, эгейская, цивилизации доколумбовой Америки и др. Далее, на их месте возникли более крупные и менее разобщенные, но все же самостоятельные (особенные) цивилиза­ции – индийская, китайская, исламская, буддийская, западноевропейская, восточноевропейская, латиноамериканская и др. Предполагается, что на месте всех этих цивилизаций возникнут одна или несколько новых циви­лизаций.

[75] См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридиче­ских вузов. М., 1998. С. 113–114; Теория государства и права / Под ред. В.К.Бабаева. М., 1999. С.64.

[76] См.: Нерсесянц В.С. Философия права. С.108.

[77] См.: Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. С. 243–244.

[78] “Так, афинскими гражданами и субъектами афинского права могли быть лишь члены афинских демов (родов), а членами римской граждан­ской общины (civitas), римскими гражданами и субъектами рим­ского права (ius civile) – лишь квириты (исконные римляне). По своему типу го­сударство и право древности было этническим ” (Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. С. 243).

[79][79] См.: Аннерс Э. История европейского права. М., 1994. С. 139–194; Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1994.; Графский В.Г. Всеобщая история права и государства. М., 2000. С.306–339.

[80] Подробнее см.: Сурия Пракаш С. Юриспруденция. Философия права. Крат­кий курс / Пер. с англ. М., 1996.

[81] Например, в императорском Китае чиновники полулегально присваивали часть собираемых ими налогов. “Полулегально” – так как, с одной стороны, такое присвоение являлось хищением, но, с другой стороны, чиновники получали заведомо недостаточное жалованье из императорской казны – очевидно, с расчетом на то, что они непременно будут воровать. Понятно, что такое положение делало статус, да и саму жизнь чиновников, абсолютно не гарантированными: любой из них мог быть казнен, а имущество конфисковано.

[82] Подробнее см.: Дзодзиев В. Проблемы становления демократического государства в России. М., 1996. С. 89–136; Оболонский А.В. Драма российской политической истории: сис­тема против личности. М., 1994.

[83] См.: Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 270–271.

[84] См.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С.133.

[85] Общая теория государства и права. Ака­демический курс в 2-х томах / Отв. ред. М.Н.Марченко. – Т.1. Теория го­сударства. М., 1998. С.156.

[86] Даже в исторически развитой правовой ситуации в качестве исключения возникают такие единичные правоотношения, в ко­то­рых ad hoc установ­лены права и обязан­ности, не предусмот­ренные нормами права. Эти права и обязанности сторон правоотношения не вытекают из сущест­вующих норм права, хотя и не противоречат этим нормам.

[87] Вторичные пра­во­вые нор­мы пре­ду­смат­ри­ва­ют субъ­ек­тив­ные пра­ва и обя­зан­но­сти ин­ди­ви­дов и дру­гих субъ­ек­тов пра­ва, вы­сту­паю­щих в правовой ро­ли – долж­ни­ка или кре­ди­то­ра, на­ни­ма­те­ля или най­мо­да­те­ля, на­сле­до­да­те­ля или на­след­ни­ка, вра­ча или па­ци­ен­та, ра­бо­то­да­те­ля или на­ем­но­го ра­бот­ни­ка, жа­лоб­щи­ка или по­ли­цей­ско­го на­чаль­ни­ка, ист­ца или от­вет­чи­ка, су­дьи или под­су­ди­мо­го и т.д. Этим ро­лям при­су­щи субъ­ек­тив­ные пра­ва и обя­зан­но­сти, ко­то­рые мо­гут быть при­об­ре­те­ны лю­бым ин­ди­ви­дом или дру­гим субъ­ек­том пра­ва.

На­при­мер: со­глас­но ст.454 Гра­ж­дан­ско­го ко­дек­са РФ, по до­го­во­ру ку­п­ли-про­да­жи про­да­вец обя­зан пе­ре­дать вещь в соб­ст­вен­ность по­ку­па­те­лю, а по­ку­па­тель обя­зан при­нять ее и уп­ла­тить за нее це­ну. Эта нор­ма пре­ду­смат­ри­вает си­туа­цию, в ко­то­рой мо­жет ока­зать­ся че­ло­век или иной субъ­ект права. Но в этой си­туа­ции он бу­дет вы­сту­пать уже не как субъект права оп­ределен­ного вида, не как но­си­тель об­ще­го или спе­ци­аль­но­го пра­во­во­го ста­ту­са, а как субъ­ект, вы­пол­няю­щий оп­ре­де­лен­ную правовую роль, а имен­но – про­да­вец или по­ку­па­тель.

[88] Такое самостоятельное бытие приписывается нормам права только в кон­цепции естественного права, построенной на основе объективного идеа­лизма (см.: Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. М., 1988).

[89] “Нор­ма фо­ку­си­ру­ет в се­бе об­ще­ст­вен­ные от­но­ше­ния и об­ще­ст­вен­ное соз­на­ние. Об­ще­ст­вен­ные от­но­ше­ния... нор­ма­тив­но струк­ту­ри­ро­ва­ны, яв­ля­ют­ся пред­по­сыл­кой и спо­со­бом бы­тия со­ци­аль­ных норм. Нор­ма­тив­ность... ха­рак­тер­на и для раз­лич­ных форм соз­на­ния – по­ли­ти­че­ско­го, пра­во­во­го, мо­раль­но­го, эс­те­ти­че­ско­го. Об­ще­ст­вен­ное соз­на­ние на ос­но­ве прак­ти­че­ской дея­тель­но­сти вы­ра­ба­ты­ва­ет об­щие прин­ци­пы, цен­но­сти, оцен­ки, су­ж­де­ния, ко­то­рые впле­та­ют­ся в ре­аль­ные об­ще­ст­вен­ные от­но­ше­ния, вы­сту­пая ре­гу­ля­то­ром по­ве­де­ния лю­дей. Из­вест­но, что вне ре­гу­ли­рую­щей ро­ли соз­на­ния дея­тель­ность не­воз­мож­на. По­это­му нор­ма яв­ля­ет­ся спла­вом об­ще­ст­вен­ных от­но­ше­ний и соз­на­ния...” (Теория права и госу­дарства / Под ред. Г.Н. Манова. М., 1995. С.113 [ав­тор раздела – Е.А.Лукашева]).

[90] См.: Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. С.91–96.

[91] Этот аспект социального бытия нормы хорошо исследован в пози­ти­ви­ст­ской социологической теории. В частности, ему придается прин­ципи­альное значение в социологической интерпретации права. Так, знамени­тый тео­ретик мар­ксистско-ленинской школы Е.Б.Пашуканис писал: “Норма как таковая, т.е. ло­гическое содержание, или прямо выводится из существую­щих уже отно­шений, или, если она издана как государствен­ный закон, представляет собой только симптом, по которому можно су­дить с некото­рой долей вероятности о возник­новении в ближайшем бу­дущем соответст­вующих отношений. Но для того, чтобы утверждать объектив­ное сущест­вование права, нам недостаточно знать его норма­тивное содержание, но нужно знать, осуществляется ли это норма­тивное содержа­ние в жизни, т.е. в социальных отношениях… Если из­вестные отношения действительно сложились, значит, создалось соответст­вую­щее право, если же был только издан закон или декрет, но соответст­вующее отно­ше­ние на практике не возникло, значит, была попытка соз­дать право, но эта попытка не удалась” (Пашуканис Е.Б. Избранные про­изведения по общей тео­рии права и госу­дарства. М., 1980. С.79–80).

Также см.: Спиридонов Л.И. Теория государства и права. М., 1996. С.89–93.

[92] См.: Дробышевский С.А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Красноярск, 1995. С. 89–90.

[93] Если законодатель предписывает некую модель отношений, ко­то­рые должны существовать в настоящее время, а в действительности про­исходит нечто иное, то это значит, что законодатель установил псев­донорму. Но если закон имеет в виду отношения, кото­рые могут или должны возникнуть в бу­ду­щем, и нет основа­ний считать, что это не­воз­можно, то до тех пор, пока не произошло нечто иное, следует пола­гать, что зако­нодатель установил норму. На­пример, ст.135 Конституции РФ предусматривает возможность при­нятия новой Конституции Конституци­он­ным Со­бранием или всена­родным голосованием. До тех пор, пока действует Конститу­ция 1993 г., следует полагать, что при наступлении условий, указанных в ст.135, будет со­звано Конституционное Собрание и возникнут правоот­ноше­ния, предусмотренные этой статьей Конституции. Пользуясь тер­ми­нологией социо­логической концепции права, можно сказать, что до этих пор конституционные положения ст.135 останутся “мертвым текстом”. Од­нако нет основа­ний считать, что они не “оживут”, если начнется ре­визия Кон­сти­туции 1993 г., и понадобится либо подтвердить неизмен­ность дей­ст­вую­щей Кон­ституции, либо создать новую Конституцию. Кроме того, пока нет таких изме­нений Конституции, которые происхо­дили бы в нару­шение ст.135. Можно считать, что ст.135 содержит нормы, эф­фективно защищающие неизменяемое ядро Консти­туции (по­ложения глав 1, 2 и 9 Конституции).

[94] Подобную антилегистскую концепцию правоотношения развивает профессор Ю.И.Гревцов (см.: Гревцов Ю.И. Правовое отношение и осу­ществление права. Л., 1987). В частности, обращается внимание на такой процесс формирования права (правообразования), при котором норма права сначала складывается в рамках фактических ти­пич­ных отношений, а затем происходит официальное признание уже сло­жившейся нормы и придание ей официального статуса путем издания нормативного акта или судебного решения (Общая теория государства и права / Под ред. М.Н.Марченко. Т.2. М., 1998. С.273–274 [автор главы – Ю.И.Гревцов]).

[95] Если норма обычного права, воспроизведена в законе или судебном решении, имеющим силу нормативного прецедента, то эта норма получает не просто официальное признание, а официальную форму выражения – с момента установления такого за­кона или прецедента. Многие обычные нормы конститу­ционного права Великобритании впоследствии приобрели официальную прецедентную форму. Следова­тельно, это уже нормы не обыч­ного, а пре­цедентного права.

[96] См., например: Общая теория права. Курс лекций / Под ред. В.К.Ба­баева. Н.Новгород, 1993. С.247–265.

[97] Легисты считают, что нормы обычая превращаются в правовые нормы, когда они признаются судами и когда судебные решения, в кото­рых применяются эти нормы, принудительно реализуются властью госу­дарства. Но до того, как обычай признается судами и тем самым офици­ально санкционируется, он не является правовым, поскольку его сила держится лишь на общем неодобрении в отношении тех, кто его нару­шает. В то же время нормы, созданные посредством законодательства, ле­гисты считают правовыми уже тогда, когда они изданы законодателем, до того, как на них будут ссылаться суды (см.: Дробышевский С.А. Полити­ческая организация общества и право как явления социальной эволюции. Красноярск, 1995. С.207).

[98] “Правовая аксиома – положение, которое принимается в юриди­че­ской науке и законодательстве без доказательств, в силу его убеди­тель­но­сти, ис­тин­ности” (Общая теория права. Курс лекций / Под ред. В.К.Бабаева. Н.Но­в­город, 1993. С.100).

[99] Манов Г.Н. Аксиомы в советской теории права // Сов. государ­ство и право. 1986. № 9. С.29–36.

[100] “Государственные органы на авансцене общественной жизни пред­стают как коллективы конкретных людей или отдельные люди, имею­щие, кроме должности, имена, биографии, личные особенности и т.д. В резуль­тате может сложиться представление, будто решения органов – личные решения лиц, в них служащих. Конечно же, это представление – заблуж­дение. Властные пра­вомочия принадлежат лишь государствен­ному органу независимо от личных качеств и особенностей лиц, зани­мающих в нем те или иные должности. Пол­номочия чиновника не суть его личные полно­мочия. Они – свойство, принад­лежность должности, которую занимает данный чиновник в силу тех или иных причин, слу­чайных для историче­ского процесса. Решение принимает не Дж.Буш, М.С.Горбачев или Б.Н.Ельцин, а президент Буш, президент Горбачев или президент Ельцин” (Спиридонов Л.И. Теория государства и права. М., 1996. С.68–69).

[101] Например, в ноябре 2003 г. СМИ сообщали, что в Норвегии компетентный административный орган запретил использование специального автомобиля, предназначенного для премьер-министра страны, так как вес автомобиля превышал (незначительно) допустимый по закону.

[102] Цит. по: Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Европейское право в области прав человека. М., 1997. С.436.

Ср. осовремененный перевод: “Ни один свободный человек не может быть схвачен, заключен в тюрьму, или лишен своего имущества, или от­вержен за­коном, или подвергнут изгнанию, или в любом виде уничто­жен, также мы не можем преследовать его или пытаться арестовать его, за ис­ключением случаев, когда вынесено правовое решение его сограж­данами или законодательством государства.

Никому не будет продано, никому не может быть отказано или от­сро­чено его право на правосудие [Magna Charta, nos.39 & 40 (1215) (num­bers omitted)]” (цит. по: Верховенство права: Сборник. М., 1992. С.21, 49).

[103] Статья 5 Конвенции гласит:

“1. Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосно­вен­ность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих слу­чаях и в порядке, установленном законом:

законное содержание лица под стражей на основании признания его ви­новным компетентным судом;

…

законный арест или задержание лица, произведенные с тем, чтобы оно предстало перед компетентным судебным органом по обоснован­ному по­дозрению в совершении правонарушения или в случае, когда име­ются ос­нования полагать, что необходимо предотвратить совершение им право­нарушения или помешать ему скрыться после его совершения; …

3. Каждое арестованное в соответствии с положениями пункта 1 (c) данной статьи лицо незамедлительно доставляется к судье…, имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на ос­вобож­дение до суда…

4. Каждому, кто лишен свободы вследствие ареста или содержания под стражей, принадлежит право на разбирательство, в ходе которого суд безотла­гательно решает вопрос о законности его задержания и выносит постановление о его освобождении, если задержание незаконно…” (Цит. по: Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Указ. соч. С.549–550).

[104] Между тем в посттоталитарной России такое положение сохраня­лось даже после принятия новой Конституции. Лишь в конце 1996 г. Консти­ту­ционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции Россий­ской Федерации положения УПК РСФСР, наделявшие судью пол­номо­чиями возбуждать уголовное дело по подготовленным в протоколь­ной форме материалам о преступлении или отказывать в его возбужде­нии, а также устанавливающие обязанность судьи изложить формули­ровку об­винения. При этом Конституционный Суд установил, что судья, возбудив в отно­шении конкретного лица уголовное дело и сформулиро­вав обвине­ние, оказывается связанным такими своими решениями. Это затрудняет для судьи объективное исследование и правовую оценку об­стоятельств дела, тем более что вынесение оправдательного приговора или иного ре­шения в пользу подсудимого может восприниматься как свидетельство ошибочно­сти его прежних выводов по данному делу. Воз­ложение на суд полномо­чия возбуждать уголовное дело противоречит принципу состяза­тельности судопроизводства. Этот принцип предпола­гает такое построе­ние судопро­изводства, при котором функция правосу­дия отделена от функций спо­рящих перед судом сторон. Суд обязан обеспечивать спра­ведливое и бес­пристрастное разрешение спора, пре­дос­тавляя сторонам равные возмож­ности для отстаивания своих пози­ций, и не может прини­мать на себя вы­полнение их процессуальных функций. В уголовном судо­производстве состязательность означает от­граничение функции суда по разрешению дела от функций обвинения и защиты. Воз­буждая дело и, особенно, фор­мулируя обвинение против конкретного лица, суд неиз­бежно оказывается на стороне обвинения и начинает вы­полнять одновре­менно две функции – обвинения и разреше­ния дела, что порождает нера­венство сторон в судо­производстве и нару­шает принцип состязательности (см.: Постановление Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. № 19-П “По делу о про­верке конституци­онности статьи 418 Уголовно-про­цессуального кодекса РСФСР в связи с запросом Кара­тузского районного суда Красноярского края”).

[105] Dr. Bonham’s Case (1610) 8 Co. Rep. 114a, 117b–118b.

[106] Например, судья Хобарт (Chief Justice Hobart) в деле Day v. Sav­age (1614) и судья Холт (Chief Justice Holt) в деле The City of London v. Wood (1701), ссылаясь на прецедент 1610 г., объявляли право­на­рушающими парламентские акты, нарушающие принцип “никто не может быть судьей в своем деле” (см.: Clinton R.L. Marbury v. Madison and judicial review. Lawrence (Kans.), 1989. P.39).

[107] См.: Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Указ. соч. С.436.

[108] Цит. по: Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Указ. соч. С.574.

[109] В более широком смысле правовой системой называют всю со­во­куп­ность правовых явлений, существующих в отдельной стране.

К элементам, взаимодействующим на разных уровнях правовой сис­темы, относят: 1) дей­ствующие правовые нормы и систему источ­ников права; 2) осо­бенности правосознания и правовой культуры, пра­вовые по­нятия, юриди­че­скую науку и правовую идеологию, правовую политику; 3) систему право­отно­шений, состояние правопорядка и за­конности; 4) юри­дическую прак­тику; 5) юридическую технику (см.: Общая теория права / Под ред. В.К.Бабаева. Н.Новгород, 1993. С.85–110). Примерно тот же на­бор элементов в западноевропейской литературе обозначается тер­мином “правовая культура” (см. 9.2.).

[110] См.: Проблемы общей теории права и государства / Под ред. В.С.Нерсесянца. М., 1999. С.337.

[111] Отношения обмена, выступающие как объект правового регули­ро­ва­ния, можно понимать и в более широком смысле. Социальный обмен мо­жет быть не только позитивным (обмен социальными бла­гами), но и нега­тивным. Пра­вовые нормы, устанавливающие юридиче­скую ответст­вен­ность, можно рас­сматривать как правила негативного обмена. Эти правила устанавливают меру воздаяния за совершение общественно вред­ных дея­ний: тот, кто совер­шает правонарушение (причиняет вред), дол­жен “в об­мен” понести эквива­лентное наказание и/или возместить причи­ненный вред.

[112] Особый вопрос – о международном частном праве, его природе и месте в системе права. Это совокупность норм гражданского (вклю­чая торговое и семейное), процессуального и трудового права, которые в на­циональных пра­вовых системах регулируют отношения с “иностранным элементом” – с уча­стием иностранных граждан или юридических лиц, по поводу вещи, находя­щейся в другом государстве, и т.д. Кроме того, зна­чи­тельную часть междуна­родного частного права составляют так назы­вае­мые коллизионные нормы; это, по существу, технические правила, ко­то­рые указывают, право какой страны будет применяться к соответст­вую­щему отношению с “иностранным эле­мен­том”. Все эти нормы, вклю­чая колли­зионные, нередко вначале ус­танавлива­ются в междуна­родных дого­ворах, а затем вводятся в нацио­нальные правовые системы. Поэтому меж­дународ­ное частное право не просто называется между­на­родным, но и может рас­сматриваться как отрасль международного права. Но оно ни­коим образом не может счи­таться отраслью или даже подотраслью на­ционального права. Это и не комплексная отрасль право­вого законода­тельства. В на­циональной системе права нормы, объеди­няемые названием “международ­ное част­ное право”, выделяются юриди­ческой наукой как меж­отраслевой ин­ститут (см. 9.1.). Правда, колли­зионные нормы могут быть обособ­лены как отрасль законодательства. Но это будет не право­вое, а техни­че­ское законодательство, нормы кото­рого отсылают к праву соот­вет­ствую­щей страны.

[113] Торговое право – это подотрасль гражданского права, которая исто­ри­че­ски формировалась не на основе римского частного права, а на ос­нове евро­пейских торговых обычаев, которые затем были приве­дены в соответ­ствие с нормами римского права.

[114] Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы со­вре­мен­но­сти. М., 1997. С.68.

[115] Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С.68–69.

[116] Гражданское процессуальное право регулирует публично-власт­ное раз­решение споров о праве между частными лицами, а не просто споры о праве между частными лицами. Следовательно, гражданское процессу­альное право – это не процессуальная часть частного права, а часть пуб­личного (процессуаль­ного) права.

[117] См.: Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х то­мах / Под ред. М.Н.Марченко. Т.2. Теория права. М., 1998. С.232.

[118] Во избежание недоразумений следует подчеркнуть, что уго­ловно-ис­пол­нительное право – подотрасль не уголовного, а адми­нистратив­ного права. Предмет уголовного права ограничивается от­ношениями, свя­зан­ными с назна­чением уголовного наказания. Уго­ловно-исполни­тельное право регули­рует административные отноше­ния, связанные с ис­полне­нием наказания, ус­танавли­вает права и обя­занности лиц, отбы­ваю­щих на­казание, и администра­тивных органов, исполняющих наказа­ние.

[119] Алехин А.П., Кармолицкий А.А., Козлов Ю.М. Административное право Российской Федерации. М., 1997. С.68.

[120] “Трудовое право иногда считается составной частью частного права, но в большинстве случаев его относят к области sui generis, ко­то­рая не со­ответст­вует ни частному, ни публичному праву” (Саидов А.Х. Сравнитель­ное правове­дение и юридическая география мира. М., 1993. С.83).

[121] Именно такое неразвитое индустриальное общество анализиро­вал К.Маркс в своем фундаментальном труде “Капитал”. Узкие исто­рические рамки исследования и радикальная идеологическая (комму­нистическая) ориен­тирован­ность не позволили Марксу-ученому предвидеть прин­ципи­альные изме­нения положения наемных работни­ков в развитом ин­дустри­альном обще­стве. По Марксу, закономерное невыгодное положе­ние мало­квалифицирован­ной рабочей силы неиз­бежно должно привести к ре­волю­ции, упраздняющей соб­ственность на средства произ­водства. В дей­стви­тельности же это положе­ние обеспе­чивает экономиче­ский рост, и по мере этого роста, в развитом инду­ст­риальном обществе, становится воз­можным трудовое, а затем и соци­альное законодательство, которые су­щественно улучшают положение ра­бот­ников в сис­темах обще­ственного распределения и госу­дарственного пе­рерас­преде­ления соци­альных благ.

[122] Если в определенной стране в определенный период повышается об­ще­ственный спрос на рабочую силу, то растет ее цена и соответст­венно снижа­ется рентабельность производства. В результате, с одной стороны, происхо­дит разорение малоэффективных предприятий, с дру­гой – начина­ется приток ино­странной рабочей силы, и, как следст­вие этих процессов, восстанавливается такое выгодное для производителей положение, при котором спрос на рабочую силу существенно меньше, чем ее предложе­ние.

[123] См.: Ewald F. A concept of social law // Dilemmas of law in the wel­fare state / Ed. by G.Teubner. B.; N.Y., 1985. P.42–43.

[124] См.: Осакве К. Сравнительное право­ведение в схемах. М., 2000. С.51.

[125] Не будет преувеличением сказать, что трудовое законодательство на­чинается с установления минимума заработной платы, размер которого существенно превышает прожиточный минимум; т.е. оно начинается то­гда, когда государство обязывает предпринимателя платить больше, чем необходимо для воспроизводства рабочей силы. Объективная возмож­ность для этого достигается в развитом индустриальном обществе. Раз­ви­тость трудового законодательства – это один из показателей развито­сти индустриального общества. В сегодняшней России общество еще не до­росло до трудового законодательства. То, что в России называется ми­ни­мальным размером оплаты труда, во много раз меньше прожиточного минимума для одного человека, не го­воря уже о воспроизводстве рабочей силы. Минимум же заработной платы, который подразумевается трудовым законодательством, не может быть меньше хотя бы прожиточного минимума. Поэтому приходится кон­статиро­вать, что пока в России, по существу, нет трудового зако­нодатель­ства. То законодательство о труде, которое формально сущест­вует, не имеет никакого смысла, ибо оно не гарантирует главного – ми­нимальной заработной платы, размер которой соответствует предназна­чению трудо­вого законодательства. Это имитация трудового законода­тельства.

[126] “В последнее десятилетие … принцип in favorem стал подвергаться на­падкам как негативный фактор, препятствующий гибкости правового регули­рования труда, адекватному отражению им реалий и потребностей рыночной экономики. А в некоторых странах (ФРГ, Франция, Греция) в законодательстве и судебной практике появилась тенденция к частич­ному отказу от него и до­пущению в определенных пределах принципа in peius, т.е. ухудшения положе­ния работника по сравнению с законода­тельством, фиксируемого в коллектив­ном соглашении или индивидуаль­ном трудо­вом договоре. Еще одно проявле­ние отхода от принципа in fa­vorem – за­прет в некоторых случаях изменения в пользу работников за­конодатель­ных норм в коллективных (или трудовых) до­говорах” (Кисе­лев И.Я. Сравнительное и международное трудовое право. М., 1999. С.38).

[127] См.: Киселев И.Я. Указ. соч. С.242–255.

[128] См.: Ewald F. Op. cit. P.48–60.

[129] См.: Aubert V. The rule of law and the promotional function of law in the welfare state // Dilemmas of law in the welfare state. P.28–39; Preus U.K.. The con­cept of rights and the welfare state // Dilemmas of law in the welfare state. P.151–172.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: