Православные миссии 3 страница

Приятно сейчас говорить о нем, вспоминать. Долгое время я этому сознательно противилась.

Он требовал, чтобы я жестче относилась к себе, с другой стороны, просил, чтобы я себя не тиранила. Понимаете, о чём я? Однажды на исповеди, перечислив свои грехи, я сказала, что хочу умереть, и в том же духе. Он сказал: «Спору нет, ты — великая грешница, но из этого совсем не следует, что нужно уходить из жизни!» И у меня вновь появилась надежда. Наверное, это — самое главное, что он давал надежду.

Он всё время взывал к моему терпению: «Поспешай не торопясь, по мере своих сил, и когда падаешь — непременно поднимайся вновь!»

А в самый первый мой приезд в Платину о. Серафим был болен. Однако вышел ко мне (Вы послали за ним одного из братии). Он всегда находил время и для меня, и для каждого, невзирая на самочувствие. Всегда терпеливо выслушивал, отвечая на вопросы.

Одно из самых дорогих ныне воспоминаний прежде вызывало у меня ревность. Отец Серафим очень любил одну маленькую слепую девочку из прихода в Рединге. С ней он являл беспримерное терпение, часто от души смеялся, слушая ее. Она была для него радостью. Однажды после утрени мы сидели у Валентины Харви за обедом. Появилась эта кроха, что?то пролепетала, и о. Серафим засмеялся в голос. Такое случалось очень редко. Видно, крепко любил он эту девочку.

Салли (Соломония) рассказала один случай, в котором проявилось и чувство юмора о. Серафима. Однажды, когда после дождя на монастырском дворе стояли лужи, о. Серафим сказал ей, чтобы пошла посмотреть на утку, плавающую в луже. «Только потихоньку, а то утонешь», — предупредило он. Соломония на цыпочках пошла посмотреть. А о. Серафим едва сдерживал смех. Утка оказалась. резиновой!

Салли же напомнила и о другом случае, в котором проявилась необычайное терпение о. Серафима. Тоже в Рединге, на заре приходской жизни, когда теперешней церкви еще не было. Стояло лето, и в часовне было нестерпимо жарко. После службы все отправились «в холодок», а я задержалась — у меня были вопросы к о. Серафиму. Он терпеливо и долго выслушивал меня, обливаясь потом, на что обратила внимание Салли (она пришла позвать нас к обеду). Отец Серафим всегда готов был пожертвовать своим здоровьем, верно?

Помню еще одно воскресенье. Хотя и боюсь вспоминать: я вела себя ужасно. Праздновалась Пасха (у западных христиан), и это лишь усугубляло мое настроение. Я гостила у друзей, много выпила, на душе сделалось пакостно. Я сбежала с праздника, но пошла не домой, а к Валентине — знала, что он там будет. Пришла и. разревелась. Вечерело. Отец Серафим собирался уезжать. Он вышел из церкви, увидел мою постыдную пьяную истерику, подошел, положил мне на плечи руки и тихо, спокойно заговорил. И снова вдохнул в меня силы подняться после грехопадения. В дневнике я написала: «Хорошо бы остановить тот миг, когда я стояла рядом с о. Серафимом. Так спокойно и уверенно с ним».

Словами не опишешь всего, что случилось в тот день. На память приходят строки Священного Писания о том, как Христос исцелял бесноватого мальчика, который бьется о землю, бросается в огонь.

И, наконец, последняя прижизненная встреча с о. Серафимом, уже в больнице. Я пришла навестить его и несколько минут провела с ним: наедине. Вы знаете, всё время там он плакал. Конечно, ему было страшно и больно, но, сдается мне, печалился он не столько о себе, сколько о нас. И вот он открыл глаза, взглянул прямо мне в лицо. Не знаю, узнавал ли он людей, но меня узнал, точно. И несмотря на боль, несмотря на то, что со всех сторон был стиснут капельницами, трубками, датчиками, он улыбнулся. Этой минуты мне никогда не забыть.

Читаю эти строки и сама становлюсь себе противна. Как можно по–прежнему оставаться страшной грешницей, памятуя такие счастливые минуты с о. Серафимом».

(обратно)

Православие сердца

И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего.

1 Ин.4:21.

ОТЕЦ СЕРАФИМ СТАНОВИЛСЯ провидцем душ, соответственно менялось направление его деятельности. Когда он начинал миссионерскую работу, упор делался на защиту Православия от модернизма, обновленчества, экуменизма. И первые шаги его на этом поприще можно считать успешными. Сам же он писал впоследствии: «Чем больше узнаешь о христианской вере и духовной жизни, тем больше видишь своих ошибок и возникает естественное желание поступать «правильно»». Шли годы, и о. Серафим сам убеждался в поверхностности своего впечатления. Его основные принципы, философия жизни не изменились: и в конце жизни позиции его не сблизились ни с модернистами, ни с экуменистами, ни с приверженцами нового календаря. Они остались такими же, как и в первые дни «Православного Слова». Но теперь, через много лет, он убедился, сколь горьки плоды «сверхправильности», и понял, что сегодня людям нужно нести что- то более важное, ибо настали те последние времена, когда «во многих охладеет любовь» (Мф.24:12).

Отец Серафим стал проповедником Православия сердца — вот что самое главное. И в этом (наряду с темой возрождения Святой Руси) — основное содержание последних лет его жизни.

«Истинное христианство — не набор правильных мнений и суждений, этого недостаточно для спасения души, — писал о. Серафим и приводил высказывание свят. Тихона Задонского:

«Аще бы кто сказал, что истинная вера есть правое содержание и исповедание правых догматов, правду бы сказал; ибо верному неотменно нужно есть православное догматов содержание и исповедание. Но сие единое знание и исповедание не делает человека верным и истинным христианином. Содержание и исповедание православных догматов заключается всегда в истинной в Христа вере, но не всегда истинная во Христа вера во исповедании православном заключается.

. Знание правых догматов имеется в разуме, которое часто бывает бесплодно, надменно и возносливо.

. Истинная же вера в Христа есть в сердце, как сказано выше, и есть плодовита, терпелива, любительна, милосердна, человеколюбива, сострадательна, алчущая и жаждущая правды и пр., от мирских похотей удаляется и единому Богу прилепляется, всегда к небесным и вечным стремится и ищет их, противу всякого греха подвизается и от Бога помощи непрестанно ищет и просит к тому».

Далее он подкреплял свое мнение словами блаж. Августина: «Вера христианская с любовью совершается. Вера без любви — от дьявола!» А св. апостол Иаков в своем послании указывал: «. И бесы веруют и трепещут» (Иак.2:19).

Далее о. Серафим продолжал: «Таким образом, свят. Тихон дает нам первоначальное понимание Православия. Прежде всего вера должна гнездиться в сердце, а не в уме, она должна быть «живой и греющей душу», а не абстрактной холодной теорией. Вере учатся в жизни, а не в школе».

Чтобы лучше продемонстрировать суть сердцем прочувствованного христианства, о. Серафим привел пример одной из протестантских групп, где ранее подвизались Мария, Соломония и некоторые другие (ныне православные). Как и прежде, не мирясь с ошибками и заблуждениями протестантов, о. Серафим преодолел былые «ниспровергательские» настроения и указал на суть людских чаяний, скрытую под иной неправославной личиной.

«У этих протестантов, — писал он, — простая и теплая вера, в ней нет сектантской узости взглядов, присущей многим протестантским группам. Они не верят, в отличие от иных своих собратьев, что уже «спасены» и никаких усилий более прилагать не нужно. Они верят в необходимость духовной борьбы и не позволяют себе «расслабляться» душой. Они принуждают себя прощать друг друга, не таить зла на ближнего. Подбирают на улице бродяг, хиппи, отвозят на особую ферму, где в работе стараются излечить их души и приучить к ответственности. Иными словами, они относятся к христианству серьезно, как к главному в жизни. У них нет полноты христианства, которой обладает Православие, но их дела хороши. Вера у них живая, они любят Христа, любят ближнего. Во многом они нам пример, только сделать мы обязаны еще больше.

Некоторых из наших православных привлекают такие протестантские организации, но бывает и наоборот: некоторые протестанты обращаются в Православие. Разве это удивительно? Мы исповедуем христианство во всей полноте, и в жизни нашей, в самой ее гуще, наверное, есть нечто приметное и желанное для всякого, кто искренне Любит Истину. В монастыре мы крестили нескольких протестантов из этой группы. И к Православию их привлекла Благодать и Таинства Господни, т. е. то, чего нет у протестантов. Встав на путь Православия, они вскорости поймут, сколь поверхностной и наивной была их вера и жизнь совсем недавно. Их наставники черпают практические советы из Евангелия, но когда они иссякают, приходится повторяться.

В Православии люди находят богатство неисчерпаемое, которое помогает глубже понять христианскую жизнь — как ни одна иная ветвь христианства. Мы же, православные, наделенные этим богатством, должны пользоваться им в большей степени».

ИСПОВЕДУЯ ВНУТРЕННЕЕ «сердечное» Православие, о. Серафим предостерегал от увлечения «мудростью внешней». Он писал: «Быть православным, не будучи христианином, — значит фарисействовать (по–иному это не назовешь), держаться буквы Закона Церкви, утеряв животворящий Дух истинного христианства».

Он указал, как легко можно увлечься «правильностью» даже и мелочах: «Мы, любя традиционную византийскую иконопись, можем вдруг с презрением отнестись к иконам современного письма. То же касается и церковной музыки, архитектуры, слепого следования постам, поклонам в церкви и т. д. Если вы начнете возмущаться, что у вас в церкви «неправильные иконы» (то бишь написанные не в традиционной манере) — берегитесь, ибо вас увлекла чисто внешняя сторона. Сколько церквей, где кроме «правильных» икон больше ничего нет! Я всегда с недоверием отношусь к таким церквям: не следуют ли они «правильной» моде? Известно много случаев, когда старые, истинно русские иконы (написанные с большим или меньшим вкусом и умением) заменялись в современном духе сверхревностными хранителями традиций на новые бумажные иконы в византийском стиле. Что же в итоге? Люди утрачивают связь с традицией, с теми, кто и дал им Православие. Они убрали иконы, перед которыми люди молились веками».

Отец Герман вспоминает, когда готовился специальный выпуск «Православного Слова» ко дню памяти о. Герасима (прожившего много лет отшельником на Аляске), он поделился сомнениями с о. Серафимом:

— Как нам представить отца Герасима великим подвижником современного Православия, если у него в церкви были иконы, писанные в западном стиле?

— Именно они и подтверждают его приверженность традициям, — ответил о. Серафим, — ибо он в простоте и любви принял то, что оставили ему наши праведники.

«Внешняя мудрость» подстерегает нас и в молитве, и в чтении духовных книг. Здесь легко пойти на поводу у собственных страстей. Вот что говорил по этому поводу о. Серафим: «Сейчас вошло в моду «упражняться» в Иисусовой молитве, читать Добротолюбие, кивать на святых Отцов. Всё это нас не спасет — это лишь внешняя сторона веры, средство, которое может помочь, употреби мы его правильно. Если же вы хотите стяжать лишь «пылкое чувство», то придете в итоге не ко Христу, а к антихристу».

Отец Серафим держался взглядов свят. Игнатия (Брянчанинова): лишь те, кто чувствует Царство Божие сердцем, распознают антихриста, когда он появится на земле. А «сверхправильные», напротив, станут его легкой добычей. Отец Серафим, ссылаясь на «Повесть об Антихристе» Вл. Соловьева, говорит, что антихрист, дабы привлечь тех православных, кто держится традиций, откроет Музей христианской старины. «Пожалуй, и «образ зверя» (Откр. 13:14) будет написан с соблюдением византийских иконописных традиций — пусть мысль эта будет нам трезвящим напоминанием, — писал о. Серафим. — Антихриста нужно понимать как явление духовное. Почему мир захочет поклониться ему? Да потому, что в нем есть то, что найдет отклик в каждой душе, когда в ней нет Христа. И если, не дай Бог, мы поклонимся ему, значит нас привлекло нечто внешнее, схожее с христианством. Ведь антихрист захочет «заменить» Христа, быть похожим на Него».

Именно такую поверхность (столь угодную антихристу) увидел о. Серафим в необоснованных нападках «православных» на блаж. Августина. Его сверхлогические учения (не вызывавшие восторга у самого о. Серафима) суть внешнее, сердцем же блаж. Августин был, конечно же, православным. В одном из писем о. Серафим отмечал: «Самое, пожалуй, «православное» в блаж. Августине — его благочестие, любовь ко Христу, что так ярко проявляется в «Исповеди» — наименее догматической его работе. (Святые Отцы в России любили также читать его «Монологи»). Сегодняшние ниспровергатели блаж. Августина тщатся уничтожить вместе с ним и благочестие, и самую Любовь ко Христу. Меня страшит хладность сердца «сверхправильных» куда больше, чем некоторые заблуждения блаж. Августина. Холодные сердцем подготавливают почву для антихриста (чье подражание Христу распространяется и на «правильное» богословие). В блаж. Августине я вижу любовь Христову».

Сам же о. Серафим получил просимое в 1961 году в молитве к Богородице — постичь самую суть. В самой сути христианства нашел он то, на чём «утверждается весь закон и пророки» (Мф.22:40), — две главные заповеди: «возлюби Господа Бога твоего.» и «возлюби ближнего твоего» — заповеди любви, которые Иисус возвел в Закон.

(обратно)

Простота

Смирись — и тебя не победят, склонись — и останешься прям. Веди себя безыскусно, держись простоты.

Лао Цзы.

КАК–ТО В 1977 ГОДУ В ТРАПЕЗНОЙ о. Серафим завел с братией разговор о простоте. Еще до прихода к Православию читал он об этой добродетели в книгах древних (дохристианской поры) китайских мудрецов. Наблюдая «порядок вещей» и размышляя о нем, они понимали простоту и смирение как небесный путь. В Иисусе Христе нашел о. Серафим воплощение этого пути, услышал зов: «. Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3). А братии и сестрам о. Серафим сказал следующее: «Языческий китайский философ Лао Цзы учил, что слабость побеждает силу. Пример тому у нас в монастыре: могучие дубы валятся от ветра, теряют ветви, слабые гибкие сосенки гнутся, но не падают.

То же и в человеческой жизни: тот, кто безгранично верит во что?то и готов до смерти биться с несогласными, являет слабость свою. Он так неуверен в себе, что хочет и другого перетянуть в свою веру, дабы самому крепче уверовать. А коли вы уверены в правоте своей, так не станете других к ней понуждать.

Желание утвердиться в своей правоте — не суть, а внешнее проявление в христианстве. Да, это важно, но не первостепенно. Первым же умягчи, умири и напитай теплом любви сердце. А если не дано — проси Бога, чтобы сподобил, послал труды, коими мягкое и с любовью сердце можно стяжать. Большинство из нас, увы, живет с холодным сердцем. Не станем доверять нашему изощренному в логике разуму, не будем покорно следовать нашей мысли, и тогда, приступая к Таинствам и Церкви, мы стяжаем благодать Божию, Сам Господь будет просвещать нас.

Спасет нас только простота. А снискать ее в сердце своем можно лишь молясь Богу, испрашивая у Него этой простоты, отринув собственную мудрость. И случись, нам зададут вопрос: «А можно ли написать икону Бога Отца?», мы не бросимся тут же отвечать: «Да, конечно. Это делается так- то и так?то, согласно решению такого?то Собора». Полагая себя «мудрее мудрецов», мы невольно оставим вне Церкви «неправых», что приведет нас в итоге к гибели. Лучше, если мы, подумав, признаем, «что не очень?то искушены в этом вопросе». И чем больше мы будем задумываться, тем более мы защищены от духовных неудач.

Принимайте веру от отцов в простоте. Попадется вам такой же простой священник — благодарите Бога. Учтите, вы многому можете научиться у такого батюшки: попирать свою «сложную» душу, своевольный ум, прихоти, постигать простоту. И чем больше вы читаете православных книг, чем больше общаетесь с православными, тем крепче ваши духовные «крылья», тем быстрее вы найдете свою тропинку в Царство Православия, вам откроется мудрость, которую вы поначалу не замечали. И даже если люди вокруг особой мудростью не отличаются, Господь Сам направляет Свою Церковь. И пребудет с нею до конца, так что не нужно метаться, впадать в ересь, отступать от веры. Последуем простому пути, не доверяя собственной мудрости, отдавая себе отчет, что разум наш, не согретый верой сердца, весьма слаб — и православное осмысление жизни начнет мало–помалу складываться у нас в душах».

Как о. Серафим учил жить, так жил и сам. Многие вспоминают, как этот умнейший и высокообразованнейший человек служил постоянным примером простоты. К нему можно отнести слова, сказанные некогда в житии преп. Иоанна Лествичника: «Он отринул тщеславную человеческую мудрость». Вот что рассказывает один из паломников монастыря преп. Германа:

«С о. Серафимом я познакомился, заканчивая первый курс колледжа. Считал себя серьезным мыслителем, в борении ищущим ответы на вечные вопросы и тем самым приближающимся к Истине. Большинство людей вокруг, похоже, совсем не интересовались этим: старики, потрепанные жизнью, уже не находили в себе сил, а молодых более привлекали радости мирские, деньги, предпринимательство, компьютеры.

Узрев в о. Серафиме родственную душу, я уже предвкушал долгие и глубокие беседы о «вечных» вопросах. Слушал он меня внимательно. Изложив свои «глубокие» мысли, я, однако, не дождался подобного от него. Он ограничился краткими и точными замечаниями. Тогда я, признаться, был озадачен и разочарован, и лишь сейчас понял что к чему. Прошло уже десять лет, а почти все его немногословные советы живы в моей памяти.

Православием я начал интересоваться, изучив его самые вдохновенные труды. Я читал св. Дионисия Ареопагита, Владимира Лосского, архим. Софрония. Меня привлекали такие неохватные идеи, как «божественная тьма» в богословии необъяснимого.

И всякий раз о. Серафим «возвращал меня на землю». Я остался в монастыре, чтобы ближе познакомиться с верой и подготовиться ко крещению. Со многим я уже был знаком по высокоумным книгам — так мне казалось. Но однажды о. Серафим, когда я пришел к нему в келью, озадачил меня вопросом:

- Ты знаешь, какие посты блюдет Церковь?

- Великий, Рождественский. — начал перечислять я.

- А знаешь ли ты о Петровом посте?

Мне стыдно было признаться, что я даже не слышал о таком. Отец Серафим, указав на его важность, рассказал, когда и почему он был введен. А в заключение добавил:

- Подсчитали, что более полугода приходится на постные дни.

Я очень удивился, о. Серафим, очевидно, пытался втолковать мне, что мое крещение — не повод чувствовать себя избранным, приобщенным высокого богословия и философии, а начало каждодневной борьбы, жертвенных трудов во имя Иисуса Христа. Ненавязчиво о. Серафим выводил меня из «божественной тьмы» к подножию Креста, коим мы можем спастись.

За год моего подготовительного периода ко крещению я успел прослушать в университете курс по философии религии и написал два реферата, получив высокие отзывы. Я очень гордился ими. Первый назывался «Размышления о «Чисторациональной религии» Канта». Я дал его почитать о. Серафиму, ожидая очередной похвалы. Вскорости поинтересовался, прочитал ли он работу.

- Прочитал, — ответил он.

- Ну, и каково Ваше мнение? — спросил я.

- Слишком умно для меня, — сказал он.

Я остолбенел. Лишь много позже я узнал (хотя и прозревал раньше), что о. Серафим проштудировал не только Канта, но и многих философов, о которых я и слыхом не слыхивал. И, уж конечно, разбирался в философии куда лучше, чем мои университетские профессора. Почему же он сказал тогда о маленьком реферате студента–второкурсника, что это «слишком умно для него»? — Для того, чтобы преподать мне урок простоты и смирения.

Второй реферат я написал о Сёрене Кьеркегоре, философе парадоксальном, будоражащем ум, о котором можно говорить день и ночь напролет.

- Что Вы думаете о Кьеркегоре? — спросил я о. Серафима.

- Мне жаль его, — только и сказал о. Серафим.

И слова его относились не к великому разуму, а к страдающей душе философа. Впоследствии я много думал о Кьеркегоре, его борьбе за христианскую ревность среди хладосердных братьев по Церкви, о борьбе с собственными противоречиями и понял, что о. Серафим нашел самые нужные, самые простые слова».

ДРУГОЙ ПАЛОМНИК ВСПОМИНАЛ, как тщетно пытался он завязать с о. Серафимом «интеллектуальный» спор. Будучи протестантским пастором, он сердцем сознавал духовную глубину Православия, но попытался в споре доказать о. Серафиму несостоятельность этого учения. Он разработал хитроумную логическую ловушку, основываясь на фактах еврейских погромов в дореволюционной Руси.

Когда же он представил свои доводы о. Серафиму, тот лишь сказал: «Я не собираюсь защищать то, что противно христианству!» И все логические ухищрения пастора оказались напрасны. В другой раз он заговорил с о. Серфимом, явно подбивая его на спор. Отец Серафим молча встал и пошел прочь. А спорщик получил хороший урок. Потом он горько сожалел, что из?за тяги к словопрению лишил себя возможности получить мудрые наставления от истинно Божьего угодника.

ВСПОМИНАЕТ О ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ с о. Серафимом молодой монах, перешедший в Платину из другого монастыря. В отличие от «спорщика» и «интеллектуала» он не полагал себя сверхумным. Он даже побаивался знакомства с о. Серафимом, так как был наслышан о его глубоких и весьма ревностных писаниях.

Когда о. Герман послал этого монаха к о. Серафиму для беседы, монах необыкновенно разволновался. Отец Серафим усадил его. Гость, видя почтенные седины и проницательный взгляд, не мог взять в толк, о чём говорить.

- А Вы знаете, какие собирать грибы? — вдруг спросил о. Серафим.

- Нет. — растерянно ответил новый брат.

И о. Серафим, опытный грибник, рассказал ему, какие съедобные грибы водятся в округе. У брата не душе полегчало, он рад был услышать что?либо о простой монашеской жизни.

В СТРЕМЛЕНИИ К ПРОСТОТЕ о. Серафим бежал от всего показного, в нем не было «монастырской гордыни», которая побуждает и ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях» (Мк. 12:38). Вот воспоминания одной новообращенной: «Встретила я о. Серафима, будучи еще протестанткой. Мне были чужды сами понятия об иконах, мощах, монастырях, постоянном покаянии. В гостях у православной подруги я узнала, что ожидают о. Серафима. Я внутренне постаралась подготовиться к встрече с ним. Его благолепие превзошло все мои ожидания: он оказался долгобородым, длинноволосым, в рясе до пола. Внешность обманчива, решила я, и постаралась угадать, что же скрывается под благочестивой личиной: так часто попадались люди, душой не соответствовавшие облику. Однако все мои сомнения рассеялись. Я убеждалась, что внешность отражает душу, его православную веру, монашество, и черная ряса — внешний знак внутреннего сердечного покаяния. И разъять их невозможно».

Отец Серафим также боялся всяческой похвалы. Однажды, отвечая и на вопросы после лекции во время одного из летних паломничеств, о. Серафим услышал вдруг, как к нему обращаются как к «светочу молитвы». Рассердившись, о. Серафим бросил: «Ближе к делу. Задавайте вопрос!» В тот раз к нему подошел юный богоискатель, боготворивший каждую пядь земли, на которую ступал о. Серафим. Не зная всех православных норм поведения, он, подойдя к своему кумиру, перекрестился и, поклонившись, попросил благословения. «Креститесь перед иконами, а не перед людьми», — сказал ему о. Серафим.

ИНОЙ РАЗ, следуя примеру еп. Нектария и оптинских старцев, о. Серафим использовал и шутку для своих пастырских целей. Мы уже приводили примеры, как ненавистны был о. Серафиму легкомыслие, пустосмешие. В то же время он понимал: излишняя серьезность только повредит духовно неокрепшим американцам, особенно молодым. Как духовный отец, он обязан был учитывать воспитание, полученное в миру, до прихода в монастырь. Им нужно было некоторое утешение, шутка, улыбка, чтобы разрядить обстановку. Иначе, не выдержав внутреннего напряжения новой для них православной жизни, они «сломаются».

Показателен пример одного послушника, вчерашнего школьника. Из духовных книг он вывел, что монахи — люди серьезные, смеяться им не пристало. И он старался вести себя соответственно. В трапезной, когда о. Герман рассказывал забавные случаи, он сидел потупясь, на лице не проявлялось и тени улыбки. Его спросили, в чём дело, и он ответил: «Духовной жизни такое не подобает! Здесь монастырь!»

Конечно, эта чисто внешняя «духовность» оказалась для него непосильным бременем. В конце концов он «сломался», оставил монастырь, а потом и христианство, окунувшись в «мирские радости».

Фрэнк Капра, известный кинорежиссер–христианин, подметил: чем больше человек тянется к внешнему, формальному, тем больше он теряет чувство юмора. Он также советовал не доверяться тому, у кого нет этого чувства.

Знавшие о. Серафима подтвердят: у него было блестящее чувство юмора, тонкое и не всегда заметное на первый взгляд. Монашек, которому о. Серафим рассказывал про грибы, вспоминает такой случай. Однажды в трапезной о. Герман распространялся о тщете современного «технического» мира.

- Строят небоскребы, — говорил он, — соревнуются, кто выше. Строят, строят. А что потом?

- А потом придет Кинг–Конг! — вставил о. Серафим.

Одна паломница, попавшая в монастырь за год до кончины о. Серафима, была поражена, увидев, как он играет в снежки с мальчишками. Поначалу ей показалось это столь неуместным. Но приобщившись православной жизни, поняла, что ничего оскорбительного в этом нет.

Отец Герман говорит: «Когда я только познакомился с о. Серафимом, он и не подумал бы играть с кем?нибудь в снежки — столь высоко было его понятие о достоинстве. И лишь потом, когда он «оттаял душой» в пастырстве, когда стал опекать ребятишек, понял, что играть в снежки не зазорно».

Любил он также поиграть в «ловилки» и в шутку потузить мальчишек.

ЕЩЕ ОДНОЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ о. Серафима, связанной с простотой, являлось терпение. Отец Герман признает: «Если и научился я терпению, то только от о. Серафима. Это самое важное, чему я у него научился».

Духовным чадам своим о. Серафим сказал однажды: «Лишь маленькими шажками, а не одним прыжком, достигнем мы Царствия Небесного. И сворачивать с этого прямого пути оснований нет. Аминь!»

(обратно)

Новообращенные

Посему все вы, сделавшиеся причастниками Духа Христова, ни в чём, ни в малом, ни в великом, не поступайте с пренебрежением и не оскорбляйте благодати Духа, чтобы не лишиться вам той жизни, которой стали уже причастными.

Св. Макарий Великий.

Христианами не рождаются, а становятся.

Блаж. Иеремия.

ОТЕЦ ГЕРМАН ГОВОРИЛ: «Правдоискатель, найдя истину в Православии, не ищет долее. На том завершается его поиск, так сказать, «по горизонтали», и начинается другой — по «вертикали», т. е. вглубь Православия. Если же он не оставит прежнего своего поиска (стараясь достичь совершенства во внешней «правильности»), не исключено, что он минует самое Церковь и удалится от нее».

Именно в о. Серафиме нашел он человека, обратившегося в Православие и переставшего искать Истину в чём?то ином, поиск свой он обратил вглубь, «по вертикали», и не прекращал его до последних дней. Он счастливо избежал многих ловушек и препон на пути новообращенных, стяжав святоотеческое мышление, и о. Герман подумал: «Много полезных уроков он мог бы преподать нынешним новообращенным», и посоветовал ему написать «Руководство для обратившихся в Православие».

Отец Серафим, приняв это послушание, отправился к себе в келью писать «Руководство». На одной странице набросал он список характерных «недугов» новообращенных — главных препятствий на пути православного сегодня:

«А. Самость, упование на себя и свои силы. Лекарство: отказаться от главенства собственных мнений, испрашивая совета у более мудрых, руководствоваться учением святых Отцов.

Б. Чистый умозрительный подход к вере, как к чему?то абстрактному, не сущему. Тесно связано с самостью.

В. Много лишних пустых разговоров о Царстве Небесном, много шумихи и рекламы. Упор на внешнюю сторону дела, на достижение успеха. Опасность: получится форма без содержания, бездуховная миссия.

Лекарство: всё внимание сосредоточить на духовной жизни, держаться подальше от славы и общественного внимания, не вступать в страстные словопрения.

Г. Духовные «переживания».

Симптомы: возбужденное состояние, обилие «великих» событий и знамений, кровь кипит. Стиль разговора высокий, что свидетельствует об отсутствии смирения. Истоки этого надо искать в протестантстве и собственных «необоснованных» мнениях.

Лекарство: трезвение души, недоверие к своим суждениям, памятование святых Отцов и житий святых, испрашивание совета у них.

Д. Уныние, «пораженчество». Синдром «охлаждения». Причина: чрезмерное внимание к внешним проявлениям веры, «общественному мнению» и т. п.

Лекарство: сосредоточиться на внутреннем, духовном, не заботиться о мнимом успехе, памятование о Том, за Кем следуем (Христос был распят, однако не потерпел поражения, но победил).

Е. «Хромота на обе ноги» — проявление излишне «широких» взглядов, с одной стороны, и чрезмерная «узость» взглядов — с другой.

Писал о. Серафим и о духе критиканства, столь характерном для новообращенных. «Мой священник (или приход) правильный, остальные — нет. Или наоборот: мой священник всё делает не так, как другие; мой монастырь — истинно святоотеческий в отличие от иных; или: у нас всё «неканонично», вот в другом монастыре живут по заветам святых Отцов».

Такие мнения чрезвычайно опасны. И тот, кто их держится, сам на краю пропасти, более того: повторяя свои ошибочные, чисто субъективные взгляды, он распространяет яд критиканства среди других верующих.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: