АУДИОВИЗУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА 5 страница

Идеал Б. — целостный человек, следующий велениям здравого смысла; его антипод — узкий специалист, чуждый глубокому и всестороннему постижению жизни, равнодушный к классич. образованию, к-рое есть непременное условие подлинной культуры.

В “Творческой эволюции” (1907) культура рассматривается в контексте философии эволюции, в центре к-рой — понятие жизненного порыва, целостного органич. процесса, охватывающего весь мир, в т.ч. и человека, и об-во.

В этой работе достигает высшего развития органич. взгляд на мир, присущий Б. Человек здесь неотъемлемая часть единого целого — жизненного потока. Вселенной; он неразрывно связан со всей реальностью и ответствен за ее дальнейшую судьбу. Задача чаловека не властвовать над природой, а развивать и продолжать в бесконечность движение жизненного порыва, совершенствуя прежние формы культуры и создавая новые. Раздумья Б. о смысле эволюции, о роли человечества в эволюц. движении, о противоречиях развития науки и техники, об опасностях технократич. устремлений обозначили многие центр, проблемы философии и культурологии 20 в. В то же время натуралистич. тенденции Б. подвергались критике. Так, Риккерт отмечал, что жизнь сама по себе, “жизненность как таковая”, не содержит в себе оснований для собственно культурных оценок, из биологии нельзя вывести понятие ценности. Всякая же моральная оценка, с к-рой мы подходим к культуре, предполагает теор. отношение с позиций ценностей, содержащихся в культуре, а не в самой жизни. Понятия “жизнь”, “жизненный порыв” аксиологически нейтральны и приобретают то или иное ценностное значение в зависимости от нашей оценки. Но эта реальная слабость философии Б. была оборотной стороной ее достоинства — целостного рассмотрения человека и культуры в системе всей реальности.

В работе “Два источника морали и религии” (1932) Б. предложил своеобразную культурологич. концепцию, основанную на принципах религ. морали, создав одну из элитарных теорий культуры: сохранение и развитие культуры возможно уже не в деятельности всего человечества (“Творческая эволюция”); это — дело избранных личностей, религ. и моральных наставников человечества, образующих т.н. “открытое об-во” с “динамической” моралью и религией. Это об-во свободно следует принципам любви и милосердия, но ему противостоят “закрытые об-ва”, опирающиеся на принцип национализма и фактически лишенные свободы. Б. отрицает возможность прогресса “закрытых об-в”, утративших стимул к развитию и подчиненных круговороту одних и тех же сложившихся форм и институтов. Единств, реальный путь прогрессивного движения человечества — культуросозидающая деятельность в духе Христа, активная пропаганда ценностей религ. морали, мистицизма и аскетизма. Своеобразие концепции культуры, развитой в “Двух источниках...”, определяется, в частности, переплетением в ней разл. философско-религ. традиций, сохранением в рамках общих христ. установок прежней метафоры жизненного порыва, созданной под влиянием неоплатонизма. Эта концепция Б. оказала существ, влияние на зап. философию и куль-

турологию 20 в., в частности на К. Поппера, Тойнби, Ортегу-и-Гассета.

Соч.: Собр. соч. Т. 1-5. СПб., 1913-14; Собр. соч.: В 4т. Т. I. М., 1992; revolution ci-eatrice. P., 1911; Длительность и одновременность. Пг., 1923; La pensee et la mouvant. P., 1934; Ecrits et paroles. Vol. 1-2.P., 1957-59; Два источника морали и религии. М., 1994.

Лит.: Лосский Н.0. Интуитивная философия Бергсона. Пб., 1922; Чанышев А.Н. Философия Анри Бергсона. М., 1960; Свасьян К.А. Эстетич. сущность интуитивной философии А. Бергсона. Ер., 1978; Гарин И.И. Воскрешение духа. М., 1992; Barlow М. Н. Bergson. P., 1966.

И. И. Блауберг

БЕРДЯЕВ Николай Александрович (1874-1948)

– философ, литератор, публицист, обществ, деятель. Один из “властителей дум” 20 в., экзистенциальный мыслитель, страстно отзывающийся на глубинные сдвиги в человеч. духе; христ. гуманист, наследник Вл. Соловьева, чувствующий свою ответственность за судьбу человека в совр. мире. В 1894 поступил на физ-мат. ф-т Киев. ун-та, через год перешел на юридический; штудировал немецкую философию и своих “вечных спутников” — Достоевского и Льва Толстого; увлекался Ибсеном, Метерлинком и Ницше. В ун-те окунулся в марксистскую среду; при посредничестве М.И. Туган-Барановского стал активно сотрудничать в журн. “Мир божий” (1898-1904). В 1897-1898 за участие в студенч. демонстрациях арестован, затем исключен из ун-та; в 1898 снова последовал арест. В 1899 дебютировал статьей “Ф.А. Ланге и критич. философия” (опубл. на нем., затем на рус. яз. в 1900), содержащей предпосылки его эволюции от марксизма к идеализму.

После возвращения из ссылки (Вологда, 1900-1902, затем Житомир) в Киев (1903) наступил “ставрогинский период” в жизни Б. — пропагандиста революции, не верящего в свое дело. Разочаровавшись в полит, деятельности, Б. сосредоточился на религиозно-культурном просвещении. В к. 1902 знакомится с Л. Шестовым (с С.Н. Булгаковым познакомился до ссылки).

С окт. 1904 Б. в Петербурге, соредактор, совм. с Булгаковым, журн. “Новый путь”, а с янв. 1905 “Вопросов жизни”. Б. поначалу ощущал себя соратником Мережковского и его единомышленников (“О новом религ. сознании”, 1905); но вскоре отходит от них (“Декадентство и мистический реализм”, 1907); статьей “Трагедия и обыденность” Б. откликнулся на книгу Шестова “Достоевский и Ницше. Философия трагедии” (1903). Параллельно Б. сотрудничал в “Полярной звезде”, “Вопросах философии и психологии”, “Голосе Юга”, “Моск. еженед.”, “Книге”. Большинство эссе этих лет вошло в сб. “Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-06)” (1907), отражающий сложный путь от имманентного идеализма, критич. марксизма и эстетич. модернизма к христианству нового сознания.

С янв. 1909 начался моек., “религ.” этап жизни и творчества Б.: он входил в среду “правосл. возрождения”, участвовал в Религ.-филос. об-ве, в деятельности изд-ва “Путь”, печатался в его сб-ках. Изучал рус. религ. мысль, вост. патристику, аскетич. лит-ру. В центре его размышлений на этом этапе — послерев. “кризис духа” и проблема ответственности за него опр. обществ, сил (“Духовный кризис интеллигенции. Ст. по обществ, и религ. психологии”, 1907-1910). Критика церкви шла у Б. в русле идей B.C. Соловьева; интеллигенцию Б. обвинял в подчинении “утилитарно-обществ. целям”, в измене бескорыстной истине и “метафизич. духу великих рус. писателей” и призывал ее порвать с радикализмом (“Филос. истина и интеллигентская правда”, вошедшая в знаменитый сб. “Вехи”, 1909).

Зимой 1911 Б. уехал в Италию; происходит окончат. творч. самоопределение — новое религ. сознание Б. расщепилось: его филос. интуиция вылилась в метафизику свободы в духе Я. Бёме и нем. мистиков (“Философия свободы”, 1911). Его профетич. реформаторство, направлявшееся ранее на “общественность”, оформилось в экстатич. утопию творчества. Манифест Б. “Смысл творчества. Опыт оправдания человека” (1916) Вяч. Иванов оценил как “покорительно талантливую”, но в то же время “опрометчиво своевольную” книгу. В 1912 Б. вышел из “Пути” и Религ.-филос. об-ва. Опыт своих блужданий и встреч Б. в своей обычной полемич. манере обобщил в серии статей “Типы религ. мысли в России” (1916). Он борется против идущих в 10-е гг. на смену “декадентству” оккультных увлечений.

Первонач. подъем духа у Б. во время Февр. революции 1917, вызванный “вступлением в великую неизвестность” и бескровным “падением священного рус. царства”, к-рое приравнивалось им к “падению Рима и Византии”, сменился страхом перед нараставшей стихией насилия. В “стихии коммунистич. революции”, к-рую он считал возмездием за пороки старого об-ва и противником к-рой он был как враг насилия, и в годы сов. власти Б. переживал “чувство наибольшей остроты и напряженности жизни”, вылившееся в разнообразную активность: Б. читал лекции, выступал в Клубе анархистов, проводил у себя дома лит.-филос. “вторники” (1917-22), участвовал в кооперативной Лавке писателей. В 1918 Б. был избран вице-пред. Всерос. союза писателей. В 1920 Б. — проф. Моск. ун-та. Зимой 1918/19 Б. организовал Вольную акад. духовной культуры, где читал лекции на филос.-ист. и филос.-религ. темы, вел семинар по Достоевскому, в результате чего родилась кн. “Миросозерцание Достоевского” (Прага, 1923), во многом определившая восприятие писателя на Западе.

В 1920 был арестован и допрошен Дзержинским, к-рому Б. высказал все, что он думает о коммунистич. идеологии и новом режиме. В 1922 последовал второй арест, а в сентябре высылка из России с известной

группой интеллигенции. Уезжал в тоске, но с провиденциальным предчувствием начала новой “творч. эпохи”.

До сер. 1924 Б. в Берлине, где учреждает Русский научный ин-т, а при поддержке амер. организации ИМКА открывает Религиозно-филос. академию, продолжавшую программу московской ВАДК; он читает лекции по истории рус. мысли и этике; участвует в первом съезде РСХД в г. Пшерове (окт. 1923), редактирует альманах “София”. Дом его становится центром оживленных лит. собраний не только рус. эмиграции, но и нем. интеллигенции. Краткий берлин. период творчества Б. можно назвать историософским: продумываются мысли о путях рус. и мировой истории, родившиеся прежде всего в революц. пожаре, но также навеянные углубляющейся секуляризацией духа и наступлением массового об-ва в Европе (Смысл истории. Опыт человеч. судьбы, Берлин, 1923; Новое средневековье: Размышление о судьбах России и Европы, 1924).

Не позже осени 1924 благодаря хлопотам Шестова Б. переезжает в Париж и окончательно поселяется в Кламаре, в доме, подаренном ему одной англ. поклонницей, где жизнь его приняла по-европейски размеренный оборот при обширной лит., научно-лекционной и редакторско-издат. деятельности. В ноябре 1924 он открывает париж. отделение РФА, основывает и возглавляет журн. “Путь” (1925-40), изд-во ИМКА-пресс. Вместе с Маритеном и о. С. Булгаковым становится одним из инициаторов экуменич. движения. С к. 20-х гг. выступает с докладами на европ. конгрессах, участвует в “Декадах Понтиньи”, на к-рых устанавливаются постоянные связи с М. Бубе-ром, Г. Марселем, Э. Мунье, Р. Фернандесом, А. Жидом, Р. Мартен дю Гаром, А. Моруа, Ф. Мориаком, К. Бартом, А. Мальро; выступает одним из основателей “Лиги православной культуры” (1930), журн. “Esprit” (1932), соредактором ежеквартальника “Orient et Occident” (1929-34), читает лекции в “Русском центре” и прославленном Богословском ин-те (1934). Дом Б. в Кламаре становится центром притяжения интеллектуальной элиты Франции и местом регулярных коллоквиумов. Париж, этап жизни Б. богат собственно филос. творчеством, развитием идей его экзистенциалистской метафизики (Философия свободного духа, 1927; О назначении человека, 1931; О рабстве и свободе человека, 1931; Я и мир объектов, 1934; Дух и реальность, 1935 и др.). Б. выступает и как культурно-истор. публицист, выделяющий центр. явления в жизни духа, творчества, церкви, об-ва в “Пути”, “Новом граде”, “Совр. записках”, “Возрождении”, “Рус. записках”, “Новоселье”, “Рус. новостях”, “Последних новостях”, “Рус. патриоте”. В центре всегда остается судьба России: он раздумывает над ее истор. предназначением, над ее нац. лицом и духовным складом (Русская идея, 1946), никогда не забывая о случившейся с ней катастрофе. Однако Б., не перестававший до конца дней заявлять о “правде коммунизма”, а также не вполне изживший в себе марксизм, трактует Октябрьскую революцию прежде всего как “национальную”, списывая издержки марксистской идеи за счет нац. почвы, подставляя на место “пролетарского мессианизма” будто бы действующий в революции некий “мессианизм рус. народа”. Этот дезориентирующий миф, получил затем широкую популярность благодаря сочинению Б. “Истоки и смысл русского коммунизма” (на нем. и англ. яз., 1937; на франц. и исп., 1938 и 1939, на рус., 1955).

Во время Второй мир. войны Б. пережил патриотически-ностальгич. настроения, его идейная неприязнь к советскому гос-ву потускнела, что до крайности обострило отношения с эмиграцией. Однако по окончании войны Б. испытал разочарование в своих надеждах на близкое либеральное перерождение советского режима, однако окончательно их не утратил (“Истина и откровение”, 1996). Умер Б. за письменным столом, завершая работу над кн. “Царство Духа и царство Кесаря” (1949). Похоронен на старом кладбище в Кламаре.

Верующий вольнодумец, Б. не нашел себе места ни в одном стане “рус. ренессанса”: в лит.-модернист. кругах он оказался посторонним как христ. моралист, а в православных как непреклонный индивидуалист. Первонач. увлечение синтезом христианства и язычества (“О новом религ. сознании”) переходит затем у Б. в осуждение его принципиальной двусмысленности; его отталкивал эстетически-эротич. уклон у Мережковского (нехватка “нравств. твердости”), родовой и бытовой — у Розанова; магический — у Флоренского. В критике совр. искусства Б., будучи персоналистом, прежде всего улавливал признаки дегуманизации, что в итоге перевешивало симпатию Б. к модернист. течениям, “освобождающимся от материи” (футуризм, кубизм); ужас от “складных чудовищ” Пикассо побеждал спиритуалистич. веру Б. в правоту разоблачения материальных иллюзий; “растерзание” человеч. образа в “Петербурге” Белого мешало Б. признать роман полноценным прообразом “нового” искусства. Опасный отказ от личного начала Б. находил в “Серебряном голубе”, где автор, открыв в рус. народе экстатич. стихию, сам “растворяется” в безличной тотальности. В “двоящуюся атмосферу” расслабляющей мечтательности погружена, по Б., символист, поэзия с ее подменами мистич. опыта поэтическим, чаемого откровения — текущей эмпирикой (“Двенадцать” Блока он характеризует как “почти гениальную... но кощунственную вещь ”, “Мутные лики”//сб. “София”, 1923). Он сетует на утрату блестящим серебряным веком существенности, “необыкновенной правдивости и простоты рус. лит-ры” 19 в., к-рая осталась уникальной для Б. ценностью, возраставшей в его глазах по мере знакомства с зап., гл. обр. франц., романом 20 в., с его “фактографич.” правдой, отсутствием духовной позиции у автора (Л. Селин, А. Мальро, Д. Лоренс) и распадом Я в “плавучем мире ощущений” (М. Пруст, А. Жид). Рус. классика с ее “больной совестью” и “нравств. гениальностью” за-

щищает метафизич. права личности и одарена ист. провидением: “пневматолог” Достоевский, по Б., возвратил человеку его “духовную глубину”, уловил “подземные сдвиги” в человеч. душе и показал “человека, отпущенного на свободу”, чем и предвозвестил судьбу совр. человечества (Миросозерцание Достоевского); эта трактовка не обходится, однако, у Б. без избыточного упора на “безосновную свободу”. Его собств. философия творчества унаследована от рус. символизма как теургич. идея спасающего искусства, к-рая претерпевает радикальные изменения в религ. экзистенциализме Б. с его антиномией между христ.-позитивным “мир во зле лежит”, и его надо спасать, и неоромантически-бунтарским “мир есть зло”, и его надо упразднить. Упор на переживание необъективируемого творч. подъема открывает у Б. за истиной спасения мира психологию спасения от мира с его тоскливой обыденностью. Б. оказал влияние на ев-роп. критич. культурфилософию своей профетической концепцией заката европ. цивилизации (Конец Ренессанса, 1922; Предсмертные мысли Фауста, 1922; Новое средневековье, 1924 и др.), на франц. экзистенциализм и персонализм.

Б. принадлежит около 40 книг и 500 статей; его работы переведены на более полутора десятка языков, о нем написано более десятка монографий. По свидетельству зап. наблюдателей, Б. оказался самым известным русским философом, чей труд явился связующим звеном между Востоком и Западом, между христианами и нехристианами, между нациями, между прошлым и будущим, между философией и теологией, между видимым и невидимым (Д. Лоури); одним из величайших философов и пророков нашего времени, сравнимым с Ницше, Гегелем и даже Аристотелем.

Соч.: Собр. соч. Т. 1-3. Париж, 1989; Соч. М., 1994; Судьба России. М., 1918; Воля к культуре и воля к жизни//Шиповник. Сб. 1, М., 1922; Предсмертные мысли Фауста // Освальд Шпенглер и закат Европы. М., 1922; Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж, 1926; В защиту А. Блока// Путь. Париж, 1931, N 26; Кризис интеллекта и миссия интеллигенции // Нов. град, Париж, 1938, N 13; Эрос и личность: Философия пола и любви. М., 1989; Судьба человека в современном мире // Новый мир, 1990, N 1; Самопознание: Опыт философской автобиографии. М., 1991; О русских классиках. М., 1993; О назначении человека. М., 1993; Философия творчества, культуры и искусства. Т. 1-2. М., 1994.

Лит.: Шестов Л. Николай Бердяев: Гнозис и экзистенциальная философия//Совр. записки. 1938. N 67; Вадимов А. Жизнь Бердяева: Россия—Berk., 1993; Н.А. Бердяев: pro et contra: Антология: В 2 кн. Т. 1. СПб., 1994; Н.А. Бердяев о русской философии. Ч. 1-2. Свердловск, 1994; Гальцева Р.А. Очерки русской утопической мысли XX в. М., 1992; Porret E. Berdiaeff, prophete des temps nouveaux. Neuchatel, 1951; Lowrie D.A. Rebellious Prophet: A Life ofN. Berdyaev. N.Y., 1960; Bibliographic des oeuvres de N. Berdiaev. P., 1978; Clement 0. Berdiaev. P., 1991.

P.A. Гальцева

БИДНИ (Bidney) Дэвид (1908-1987)

- амер. культур-антрополог, проф. отделения антропологии Индианс-кого ун-та, специалист в области истории антропол. мысли, теории культуры, сравнит, этики, сравнит, мифологии, философии обществознания, философии истории.

Становление Б. произошло в Йельском ун-те, где он в 1932 защитил докт. дис. “Проблема ценностей в метафизике Спинозы”, затем продолжил работу и в 1940 опубликовал первое в англоязычной лит-ре критико-истор. исследование, посвященное анализу Спинозовской философии эмоций (“Психология и этика Спинозы”, 1940), где предлагает читателю научную интерпретацию философии Спинозы; доказывает оригинальность его идей в общей филос. традиции, значимость вклада в психологию, прослеживает влияние философии и этики Спинозы на развитие совр. мысли в области метафизики, психологии и теории ценностей. Исследование проблем истории науки, вместе с занятиями антропологией, к-рая становится осн. сферой проф. интереса Б., создают необычный синтез. Общие рез-ты этой многолетней работы он собирает в “Теор. антропологии”, 1953, к-рая становится гл. книгой его жизни. Смысл и общая направленность работы были определены названием, к-рое должно было подчеркнуть, что антропология обладает собств. корпусом теор. знания. Такая позиция Б. объяснялась официально негативным отношением к теор. построениям, сложившимся в школе Боаса.

Б. не без основания полагал, что амер. культурной антропологией накоплен огромный опыт не только практич. изучения, но и теор. осмысления культуры и считал своим долгом собрать воедино и проанализировать все осн. метаантропол. постулаты, сформулированные к 40-м гг.: таковыми он считал проблемы человека и мира человека, концепции культуры, проблемы культурной динамики, соотношения этнологии и психологии, концепции мифа, концепции культурного кризиса, способы культурной интеграции и т.д.

Выдвигая концепцию метаантропологии, Б. подчеркивал, что это не просто другое название для антропол. теории, но определение для особого рода теории, связанной с проблемами культурной реальности и природы человека, т.о. вводя название метаантропологии для науки о культуре.

Соч.: The Psychology and Ethics of Spinoza. A Study in the History and Logic of Ideas. New Haven; L., 1940; Theoretical Anthropology. N.Y., 1968; Studies in General Anthropology, (ed.). The Hague, 1963.

Л.А. Мостова

БИЛЗ (Beals) Ральф Леон (1901-85)

- амер. культурантрополог, исследователь Лат. Америки. Учился в унте штата Калифорния (Беркли) у Кребера, Лоуи и Э.У. Джиффорда, увлекался идеями культурного релятивизма. Защитив докт. дис. по этнич. истории индейцев штата Нью-Мехико, занимался полевыми исследованиями в Мексике, потом вернулся в Беркли. С 1936 работал в Калифорнийском ун-те в Лос-Анджелесе. Много лет Б. изучал индейцев Лат. Америки, считается пионером этнографии Мексики. Как теоретик Б. — последователь Ф. Боиса, изучал в разных аспектах проблему аккультурации. Он рассматривал аккультурацию как особый случай изменения, хотя разграничить аккультурацию и диффузию бывает достаточно сложно, т.к. оба понятия представляют культурное изменение как результут передачи культуры из одной группы в др. Осн. направления исследований Б.: изучение крестьянских общин, в т.ч. на локальном уровне; система рынка в крестьянской среде и проблема экон. изменений; его интересовали социальные аспекты жизни изучаемых стран — рез-том стал его труд по социальной стратификации Лат. Америки. Особую сферу научной деятельности Б. составили работы по теории культуры (культурный контакт, культурный конфликт и результаты взаимодействия культур — процессы и культурные изменения). Б. полагал, что проблема изменений, происходящих в культуре, вследствие ее периодич. контактов с носителями иных культур наиболее актуальна для исследователя. Более всего Б. интересовала проблема культурных изменений в об-вах, испытавших на себе влияние Запада. Выдержанные в целом в боасовской традиции монографии Б. лишены серьезных теор. обоснований и выводов, касающихся природы аккультурации. Полевые исследования в Мексике дали ему материал для книги, изучающей крестьянские рынки с т.зр. проблемы аккультурации. Б. — соавтор популярного учебника по антропологии, выдержавшего пять изданий. Он активно сотрудничал с Амер. ассоциацией, его имя пользуется большим уважен-ием в странах Лат. Америки.

Соч.: The contemporary Culture of the Cahita Indians. Wash., 1945; Cheran: A Sierra Tarascan Village. Wash., 1946; An Introduction to Anthropology. N.Y., 1953; 3d. N.Y., 1965 (with H. Hoijer); No frontier to learning: The Mexican Student in the United States. Minnesota, 1957 (with N.D. Humphrey); The Peasant Marketing System of Oaxaca, Mexico. Berkeley, 1975; The Social Anthropology of Latin America. Essays in Honor of Ralph L. Beals. Eds. Goldschmidt W., Hoijer H. Los Ang., 1970 (библиогр.).

E.M. Лазорева, Л.А. Мостова

БИОГРАФИЯ

— повествоват. изображение истории жизни отдельной личности, способ представленности в культуре специфики отд. человеч. существования. Занимает важное место в культуре различных эпох. Жизнь отд. личности может быть предметом науки, философии или искусства, но каждый раз в случае Б, она опосредствована повествованием о ней, к-рое, в отличие от портрета или аналитич. модели, предстает здесь объектом изучения. Осн. специфич. качествами Б. выступают отнесение ее к ценности индивидуального человеч. существования (гипотеза о его частном смысле) и наличие повествоват. текста, идентифицирующего это существование.

Культурная функциональность Б. выявляется в противостоянии ее конкретности всем видам научно-филос. и худож. обобщения. Максимальное приближение Б. к жизненно-истор. подлинности фактов подтверждает и реальность и значительность существования отд. личности, и реальность самой культуры, осуществляющейся только в социальной идентификации индивида. Биогр. эмпирика (ценность индивидуального жизненного опыта) — одно из существ, оснований любого антропол. теоретизирования. Б. сама содержит значит. теор. проблематику. В аспекте философии это касается категорий индивидуального, личности, жизни, судьбы, смертности и др.; в аспекте повествоват. теории, или нарратологии как одного из разделов коммуникативно-семиотич. цикла наук, — понятий ситуации, поступка, “жизненного сюжета”, текстуальности, структуры повествования, повествоват. идентификации и др.; в аспектах других гуманитарно-социальных наук это проблемы: личность и социальные группы, социализация личности (социология), личность творца и произведение искусства (лит-ведение, иск-ведение), структура и типология личности (психология), воспитание личности (педагогика), религ. персонология (теология) и др.

Др. стороной отношения биогр. практики и гуманитарно-социальных наук является периодически возобновляющийся в них биогр. подход (метод), к-рый оказывается одним из вариантов качеств, анализа эмпирич. материала неизбежно необходимым для дополнения рез-тов, получаемых методом колич. анализа или дедуктивного построения. В разной степени такой подход применяется в истории (Карлейль, Ранке и мн. др.), в лит-ведении и иск-ведении (Сент-Бёв, Брандес, Фрейд и др.), в социологии (Знанецкии и У.А. Томас — 20-е гг.; совр. амер., нем. и франц. социология), в психологии (психоанализ, совр. амер. психобиография), в медицине, в педагогике, в истории науки и философии. Особенно значит, оказываются совр. методы коллективных Б. (“просопография”), использующие новые технологии обработки материалов и снимающие болезненные для социально-истор. наук противоречия между частным характером фактов и общим характером заключений (школа Л. Навьера, изучение элит и др.).

В культурологии значение Б. теоретически подтверждается феноменологически-герменевтич. направлением мысли (Дилыпей, Виндельбанд, Риккерт, М. Вебер). В конкр. культурологич. исследованиях Б. становится ценным источником истор. реконструкции конкр. и целостного облика культурных эпох (следует учитывать, что и сама Б. при этом является рез-том реконструктивной работы), она также является материалом для пост-

роения историко-культурной персонологии (культурной типологии личности, соответствующей типологии культурных образований) и для стилистич. исследований разного масштаба.

Однако, при всей значительности связи с научной гуманитаристикой. Б., как это неизбежно происходит в случае реконструктивного подхода к явлениям истор. жизни, вполне обоснованно предстает также как жанр искусства (в данном случае повествоват. искусства — лит-ры, кинематографа, театра). В этом ракурсе Б., вместе с автобиографией как ее разновидностью, тесно связана с развитием жанра романа, к-рый также ставит в центр повествования жизнь индивида. Сущностное противостояние между Б. как научным предметом и Б. как разновидностью художеств, литературы фактически снимается в целом спектре поджанров биогр. письма: от документальной Б. до биогр. романа (Б. научная, истор., интеллектуальная, популярная, дидактич., беллетризованная и др.). Это, в свою очередь, дает повод для предположений о выделении биографики в качестве отд. отрасли гуманитарного знания (А.Л. Валевский). Писатель, работающий в жанре Б., выступает в качестве “принявшего присягу” не извращать известные биографические факты, а ученый, работающий над Б. как целым (а не над биогр. материалами), невольно обязуется представить ее цельностью, близкой к худож. полноте. Поэтому развитие Б. исторически связывается и с развитием научно-интеллектуальных представлений, и с художественно-коммуникативными аспектами культуры (т.е. одновременно с ее научной и худож. подсистемами).

В мифол. основе формирования столь важного для культуры повествоват. способа коммуникации прообразом Б. предстают истории о богах и героях. С др. стороны, возможность историко-биогр. указания на личную судьбу предвещают именные списки правителей, сохранившиеся как единств, знак выделения индивидуальности в памятниках многих древних цивилизаций.

Биогр. по смыслу и документальными по стилю являются древнеегип. надгробные памятные надписи о фараонах и их чиновниках, связываемые уже и с их пластич. изображениями (скульптурами и барельефами), и со светской беллетристикой (с известной сказкой о Синухете-египтянине, по указанию Б.А. Тураева). Ветхий Завет в значит, степени заполнен “биогр.” историями. Евангелия являются биогр. повествованием, относительно полно отражающим земную жизнь Иисуса, и при этом они демонстрируют колоссальные возможности воздействия текстов этого рода.

Античная Б., связанная с развитием античной риторики и античного гражд. об-ва, начинается вместе с историографией в трудах Геродота, Фукидида и Ксенофонта, приобретая свой классич. вид у Тацита и особенно у Плутарха и Светония, к-рые представили уже разработанные и противопоставленные друг другу варианты организации биогр. рассказа (последоват. событийное изложение/предметно-тематич. систематизация) и его оценочно-смыслового итога (морализирующее сравнение/объективизм). Успех античной Б. соотносится с греч. и рим. романами как началом традиции европ. романистики и с расцветом скульптурного портрета.

Ср. века выдвигают обобщенную стилистику житийной лит-ры, связываемую и с сословно-корпоративными идеалами обществ, устройства, и с мистич. возможностью их преодоления. В то же время в светской литре феодально-куртуазный идеал жизни как личного подвига-приключения (легендарная Б.) поддерживается развитием рыцарского романа.

Духовная углубленность христианства открывает в то же время мощную культурную традицию автобиографии-исповеди (Августин, Абеляр, Челлини, Казанова, Руссо, Гёте, Уайльд, Розанов и мн.др.)

Эпоха Возрождения с ее культом худож. индивидуальности представлена “Жизнеописаниями художников” Дж. Вазари, соответствующими проявившемуся многообразию индивидуальных стилей в искусстве. В это же время европ. худож. лит-ра обозначает направление своего развития произведениями Сервантеса и Шекспира, представляющими индивидуальную судьбу и внутр. мир личности в качестве осн. категорий повествования. Индивидуализированный живописный портрет в эту эпоху занимает свое законное и уже не оспариваемое место.

Век Просвещения отмечен, с одной стороны, сближением биогр. лит-ры с историч. наукой (Вольтер), с другой — началом традиции англ. лит. Б. (Босуэлл). В этот период начинают выходить первые биогр. словари (Мишо, позже Чамберс и Уэбстер).

Эпоха романтизма связана с наполеоновской легендой, воплотившей в биографическом повествовании освобождение бурж. индивидуализма в предельном идеале безграничных возможностей частного лица. Наличие Б. становится необходимостью для всякой исторически или культурно значимой персоны. Определяется проф. специализация биографов. Традиция организации истор. повествования вокруг личности великих людей формируется в творчестве знаменитых историков 19 в. — Карлейля, Ранке, Соловьева, Ключевского. Лит. Б. в России отмечена выдающимися работами П. Вяземского о Фонвизине, П. Анненкова о Пушкине, И. Аксакова о Тютчеве и др. Развитие биограф, повествования во вт. пол. 19 в. явственно связывается с распространением фотографии и массовой документализацией населения.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: