ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби 3 страница— И что же в этом не так? — спросила Лесли, забыв всякую осторожность. Он посмотрел на нас, качая головой. — Я думал, мы достаточно обсуждали разницу между метафорами, сравнениями, символами и образами. Выражение о разбитом сердце еще как-то можно отнести к метафорам, но марципан — это — совершенно ясно — что?.. Какого чёрта? Кого это может интересовать? И когда это занятия начинались уже в коридоре? — Символ… э-э-э… сравнение? — спросила я. Мистер Уитмен кивнул. — Хотя и довольно неудачное, — сказал он улыбаясь. Потом его лицо посерьезнело. — Ты выглядишь уставшей, Гвендолин. Не спала ночь напролет, ломала себе голову и не понимала этот мир, не правда ли? Ну… это вообще не его дело. И свой сочувственный тон он может держать при себе. Он вздохнул. — Это, пожалуй, слишком много для тебя. — Он крутил свой перстень-печатку, который подтверждал его принадлежность к Хранителям. — Что можно было ожидать. Может быть, доктор Уайт должен прописать тебе средство, чтобы ты хотя бы ночью могла отдыхать. В ответ на мой уязвленный взгляд он только ободряюще улыбнулся, потом развернулся и первым зашел в класс. — Я ослышалась или мистер Уитмен действительно предложил только что прописать мне снотворное? — уточнила я у Лесли. — Я имею в виду, сразу после того, как сообщил, что я отвратительно выгляжу. — О да, ему бы это было на руку! — фыркнула Лесли. — Днем — марионетка Хранителей, ночью под действием таблеток, лишь бы не думала глупости. Но с нами этот номер не пройдет. — Она энергично убрала прядь волос с лица. — Мы им покажем, что они нас сильно недооценивают. — Э-э-э, — произнесла я, но Лесли смотрела на меня гневно и решительно. — Составить мастер-план, первая пауза, туалетная комната для девочек. — Слушаюсь! — сказала я. Кстати, мистер Уитмен был неправ: я не выглядела уставшей (я несколько раз проверяла, заглядывая на переменках в зеркало в уборной для девочек), как ни странно, я даже не чувствовала себя уставшей. После нашего ночного приключения я довольно быстро заснула, и мне не снились кошмары. Может быть, мне даже приснилось что-то хорошее, потому что в волшебные секунды между сном и явью я ощутила себя уверенной и полной надежд. Правда, когда я окончательно проснулась, на первый план снова выступили печальные факты, и прежде всего: Гидеон только притворялся. Но капельку того настроения я сохранила и днем. Может быть, дело в том, что мне удалось поспать несколько часов подряд, а может быть, во сне мне стало ясно, что сегодня чахотку лечат. Или мои слезные железы опустошились. — Как ты думаешь, может быть такое, что Гидеон хоть и должен был по плану влюбить меня в себя, но потом действительно — вроде как случайно — в меня влюбился? — спросила я осторожно Лесли, когда мы после занятий собирали свои вещи. До обеда я избегала этой темы — в пользу ясной головы, но сейчас я просто должна была поговорить, иначе я бы лопнула. — Да, — сказала Лесли, слегка помедлив. — Правда? — спросила я, пораженная ответом. — Может быть, это и было то, что он обязательно хотел тебе сказать вчера. В фильмах нас ужасно раздражают искусственно вызванные недоразумения, которые перед хэппи-эндом заставляют нас еще раз поволноваться. И которых легко избежать, приложив немного усилия для коммуникации друг с другом. — Да-да-да! Это как раз тот момент, когда ты кричишь: «Да скажи же ты ему уже наконец, глупая корова!» Лесли кивнула. — Но в фильме этому что-то всегда мешает. Собака перекусила телефонный провод, подлая соперница не передает сообщение, мама говорит, что ты уехала в Калифорнию… ну, ты в курсе. Она протянула щетку для волос и внимательно посмотрела на меня. — Знаешь, чем больше я думаю на эту тему, тем более невероятным мне кажется вариант, что он мог не влюбиться в тебя. Я почувствовала такое облегчение, что на глазах выступили слезы. — Тогда хоть он все равно и был бы мерзавцем, но… я думаю, что смогла бы простить его. — Я тоже, — сказала Лесли, сияя. — У меня есть водостойкая тушь и блеск для губ — хочешь? Ну, повредить они точно не могли. Мы опять были последними, кто покинул классную комнату. Мое настроение настолько улучшилось, что Лесли посчитала необходимым толкнуть меня локтем по ребрам. — Я не хочу погасить твой энтузиазм, но не забывай, что мы можем и ошибаться. Мы смотрели слишком много романтичных фильмов. — Знаю, — сказала я. — О, вот и Джеймс. Я оглянулась. Большинство учеников спешили покинуть школу, так что немногие бы удивились, увидев меня разговаривающей с нишей. — Привет, Джеймс! — Добрый день, мисс Гвендолин. — Как всегда, на нем был сюртук в цветочек, штаны до колена и кремовые чулки. На ногах красовались парчовые туфли с серебряными пряжками, а его шейный платок был настолько изящно и сложно завязан, что это невозможно было сделать самому. Самым неприятным в его внешности был парик с локонами, слой пудры на лице и приклеенные «мушки», которые он по не совсем понятной причине называл «заплаточки для красоты». Без всей этой ерунды и в нормальной одежде Джеймс отлично бы выглядел. — Где ты был всю первую половину дня, Джеймс? Мы же договорились встретиться на второй перемене, ты забыл? Джеймс покачал головой. — Я ненавижу эту лихорадку. И не люблю этот сон — здесь всё так уродливо! — он тяжело вздохнул и показал на потолок. — Я спрашиваю себя, что за невежи закрасили фрески. Мой отец выложил за них целое состояние. Я очень люблю пастушку в середине, она весьма мастерски нарисована, даже если моя мать утверждает, что на ней слишком откровенные одежды. — Недовольно он смерил взглядом меня, а потом Лесли, причем его взгляд особенно долго задержался на плиссированных юбках и наших коленках. — Ах, если бы моя матушка знала, как одеты персоны в моем окружении, она пришла бы в ужас! Я сам в ужасе. Никогда в жизни я не поверил бы, что моя фантазия может так дегенерировать! Похоже, у Джеймса был сегодня особенно плохой день. Удачно, что Ксемериус (который ненавидел Джеймса!) предпочел остаться дома. (Чтобы следить за мистером Бернхардом и сокровищем, как он заявил. Я же предполагаю, что он хотел опять через плечо бабушки Мэдди почитать романчик, который она как раз читала, видимо, он ему очень понравился.) — Дегенерировать! Какой милый комплимент, Джеймс, — сказала я мягко. Я давно отказалась от мысли объяснить ему, что это не сон, что он вот уже почти двести тридцать лет как умер. Наверное, такое никому не хочется слышать. — Недавно доктор Бэрроу пустил мне кровь, и я даже сумел сделать пару глотков, — продолжал он. — Я надеялся, что на этот раз мне приснится что-то другое, но… что ж… я снова здесь. — И это очень хорошо, — сказала я тепло. — Мне бы тебя очень не хватало. Джеймс сумел улыбнуться. — Ну, я бы солгал, если бы заявил, что вы тоже не нашли места в моем сердце. Ну что, продолжим занятия по умению себя вести? — К сожалению, сейчас у нас нет времени. Но завтра продолжим, хорошо? — На лестнице я обернулась еще раз. — Ах, Джеймс! В 1782 году, в сентябре, как звали твоего любимого коня? Два школьника, как раз передвигавшие стол с проектором в коридоре, остановились, и Лесли хихикнула, услышав, как каждый из них произнес: «Ты у меня спрашиваешь?» — В прошлом году в сентябре? — спросил Джеймс. — Гектор, конечно. Он всегда будет моим любимым конем. Самый замечательный чалый, которого только можно себе представить. — А какое твое самое любимое блюдо? Школьники с проектором смотрели на меня, как на сумасшедшую. Джеймс тоже нахмурился. — Что это за вопросы? В настоящий момент у меня вообще нет аппетита. — Ну ладно, это терпит до завтра. До свидания, Джеймс. — Меня зовут Финли, придурочная, — сказал один из перетаскивальщиков проектора. А другой ухмыльнулся и добавил: — А меня Адам. Но неважно! Я не настаиваю. Можешь звать меня Джеймсом. Я проигнорировала обоих и взяла Лесли под руку. — Клубника! — крикнул Джеймс нам вослед. — Клубнику я люблю больше всего. — Что это было? — захотела узнать Лесли, когда мы спускались. — Если я встречу Джеймса на балу, хочу предупредить его, чтобы он не заразился оспой, — объяснила я. — Ему как раз исполнился двадцать один год. Он слишком молод для смерти, ты так не думаешь? — Я только спрашиваю себя, нужно ли вмешиваться в такие события, — сказал Лесли. — Ну ты в курсе: судьба, предназначение и все такое. — Но по какой-то причине он же здесь остался как призрак. Может, это мое предназначение — помочь ему. — Скажи-ка еще раз, зачем ты идешь на этот бал? — спросила Лесли. Я пожала плечами. — Якобы граф Сен-Жермен так распорядился в этих дурацких Хрониках. Чтобы лучше узнать меня или что-то в этом роде. Лесли подняла брось. — Или что-то в этом роде… Я вздохнула. — Как бы то ни было. Бал состоится в сентябре 1782 года, а Джеймс заболел только в 1783 году. Если мне удастся его предупредить, он мог бы, например, когда начнется эпидемия, поехать в деревню. Или хотя бы избегать этого лорда Как-его-там. Чего ты ухмыляешься? — Ты собираешься ему сказать, что прибыла из будущего и знаешь, что он скоро заразится оспой? И в доказательство сообщишь ему имя его любимого коня? — Э-э-э… ну я еще не до конца продумала план. — Лучше сделай ему прививку, — сказала Лесли и открыла дверь, ведущую в школьный двор. — Но это будет, наверное, непросто. — Да уж. Но что сейчас у нас просто? — сказала я и застонала. — О, черт! Возле лимузина, который, как всегда, должен был меня отвезти в штаб-квартиру Хранителей, стояла Шарлотта. И это могло означать только одно: меня снова будут истязать менуэтами, приседаниями и осадой Гибралтара. Очень полезные знания для бала в 1782 году, как считают Хранители. Как ни странно, но сегодня меня это не слишком пугало. Наверное, потому что я с нетерпением ожидала, как пройдет встреча с Гидеоном. Лесли сузила глаза: — А что это за мужичок рядом с Шарлоттой? — Она показала на рыжего мистера Марли, адепта первого уровня, которого, кроме этого титула, характеризовало еще умение краснеть до ушей. Он стоял возле Шарлотты, втянув голову в плечи. Я объяснила Лесли, кто это. — Мне кажется, он боится Шарлотту, — добавила я, — но одновременно восхищается ею. Шарлотта заметила нас и нетерпеливо махнула рукой. — Во всяком случае, что касается цвета волос, они отлично подходят друг другу, — сказала Лесли и обняла меня. — Удачи тебе! Думай о том, о чем мы говорили. И будь осторожной. И, пожалуйста, сделай для меня фотографию этого мистера Джордано! — Джордано, просто Джордано, будьте добры, — сказала я, говоря в нос, как мой наставник. — До вечера! — Ах, Гвенни, еще кое-что! Не облегчай Гидеону задачу, хорошо?
— Ну наконец-то! — наехала на меня Шарлотта, когда я подошла к машине. — Мы ждем тебя уже целую вечность. Все уставились на нас. — Как будто тебе это не нравится. Привет, мистер Марли. Как дела? — Э-эм. Хорошо. Э-эм. А у вас? Этого оказалось достаточно, чтобы мистер Марли покраснел. Мне было его жаль. У меня тоже была склонность заливаться румянцем, но у мистера Марли краснели не только щеки, но и уши и шея, которые принимали цвет спелых помидоров. Ужасно! — Замечательно, — сказала я, хотя мне очень хотелось бы увидеть его лицо, если бы я ответила «дерьмово». Он придержал для нас двери автомобиля, и Шарлотта изящно заняла место в салоне. Я упала на сиденье напротив. Машина поехала. Шарлотта смотрела в окно, я пялилась в пустоту, прикидывая, как мне вести себя с Гидеоном: холодно и обиженно или подчеркнуто дружелюбно, но равнодушно. Я сердилась, что не обсудила этот вопрос с Лесли. Когда лимузин свернул на Стрэнд,[6] Шарлотта уже рассматривала не окрестности, а собственные ногти. Вдруг она перевела взгляд на меня, оглядела с ног до головы и спросила довольно агрессивно: — С кем ты собираешься пойти на вечеринку Синтии? Очевидно, ей хотелось поссориться. Как хорошо, что мы почти приехали. Лимузин как раз заехал на парковку. — Я пока еще не решила, или с лягушонком Кермитом или со Шреком, если он будет свободен. А ты? — Гидеон хотел пойти со мной, — сказала Шарлотта, напряженно вглядываясь в меня. Совершенно очевидно, что она ждала моей реакции. — Как мило с его стороны, — сказала я дружески и улыбнулась. Мне даже не потребовалось каких-то особенных усилий, потому что я в отношение Гидеона для себя уже все решила. — Но я не знаю, должна ли принять его предложение. — Шарлотта вздохнула, но в ее ожидающем взгляде ничего не изменилось. — Он наверняка будет чувствовать себя неуютно среди всей этой детворы. Не зря же он постоянно жалуется на наивность и незрелость некой шестнадцатилетки… На какую-то долю секунды я задумалась, а вдруг это правда, а не желание задеть меня. Но в любом случае, я не собиралась радовать Шарлотту, показав, что ей это удалось. Я понимающе кивнула. — О да, он же может общаться с тобой, зрелой и рассудительной, и если ему и этого окажется мало, он всегда может подискутировать с мистером Дэйлом о фатальных последствиях злоупотребления алкоголя подростками. Машина затормозила и остановилась на одном из зарезервированных парковочных мест перед домом, в котором уже столетия располагалась ложа Хранителей. Водитель выключил двигатель, и в этот же момент мистер Марли вскочил с сиденья. Я едва успела его опередить, открыв дверцу самостоятельно. За это время я стала понимать, как должна себя чувствовать королева. Когда тебе не доверяют настолько, что думают, что ты сама не можешь выйти из машины. Я взяла сумку, вылезла из лимузина, игнорируя при этом протянутую мистером Марли руку, и сказала так весело, как только могла: — К тому же зеленый — цвет Гидеона, можно сказать. Ха! Хоть в лице Шарлотты не было заметно изменений, но этот раунд выиграла определенно я. Пройдя пару шагов и будучи уверенной, что меня никто не видит, я позволила себе небольшую триумфальную ухмылку. Которая тут же исчезла у меня с лица. На ступеньках ко входу штаб-квартиры Хранителей на солнышке сидел Гидеон. Черт! Я слишком была поглощена тем, чтобы придумать достойный ответ Шарлотте, что перестала замечать окружающих. Глупое марципановое сердце в моей груди не знало, должно ли оно сжаться от неприятного ощущения или биться быстрее от радости. Заметив нас, Гидеон поднялся и отряхнул пыль с джинс. Я замедлила шаги и попыталась решить, как себя с ним вести. С дрожащей губой вариант «дружелюбно, но подчеркнуто равнодушно», пожалуй, не будет выглядеть особо достоверно. К сожалению, вариант «холодно, потому что имею право сердиться» тоже был невозможен в связи с непреодолимой потребностью броситься в его объятия. Так что я закусила непослушную нижнюю губу и постаралась смотреть нейтрально. При приближении я увидела с некоторым удовлетворением, что Гидеон тоже прикусил губу и вообще выглядел очень нервничающим. И хотя он был небрит, а его темные волосы выглядели так, как будто он максимум пару раз провел по ним пальцами, вместо того чтобы расчесаться, я была снова покорена его внешностью. Нерешительно я остановилась внизу лестницы, и мы пару секунд просто смотрели друг другу в глаза. Потом он скользнул взглядом к фасаду дома напротив и поздоровался обыкновенным «Привет!». Мне не показалось, что он обращался ко мне, зато Шарлотта тут же поднялась по ступенькам. Она обняла Гидеона за шею и поцеловала его в щеку. — Эй, привет! — сказала она. Нужно признать, что это было намного элегантней, чем стоять как вкопанной и глупо таращиться. Мистер Марли, похоже, решил, что мое поведение вызвано приступом слабости, потому что он спросил: — Может быть, я должен забрать у вас сумку, мисс? — Нет, спасибо, все в порядке. Я заставила себя сдвинуться с места, поправила съехавшую с плеча сумку и стала подниматься. Вместо того чтобы отбросить назад волосы и с холодным взглядом пройти мимо Гидеона и Шарлотты, я шла по ступеням с воодушевлением улитки. Наверное, мы с Лесли просто смотрели слишком много романтичных фильмов. Но тут Гидеон отодвинул от себя Шарлотту и схватил мою руку. — Могу я коротко поговорить с тобой, Гвен? — спросил он. От облегчения у меня почти подогнулись колени. — Конечно. Мистер Марли нервно переступал с одной ноги на другую. — Мы уже немного опаздываем, — пробормотал он, а его уши горели огнем. — Он прав, — прощебетала Шарлотта. — У Гвенни перед элапсацией еще занятия, а ты знаешь, каким становится Джордано, если его заставляют ждать. Я понятия не имею, как ей это удалось, но ее переливчатый смех звучал по-настоящему искренне. — Ты идешь, Гвенни? — Она придет через десять минут, — сказал Гидеон. — А нельзя это отложить? Джордано… — Я сказал, через десять минут! — Тон Гидеона почти граничил с невежливостью, и мистер Марли выглядел испуганным. Я, предположительно, тоже. Шарлотта пожала плечами. — Как хочешь, — сказала она, гордо вскинула голову и поспешила уйти. Она это умела очень хорошо. За ней поспешил мистер Марли. Когда они оба исчезли в коридоре, казалось, Гидеон забыл, чт о он хотел сказать. Он снова уставился на дурацкий фасад дома напротив и потер ладонью затылок, как будто хотел снять напряжение. Наконец мы оба набрали воздух. — Как твоя рука? — спросила я, и в тот же момент Гидеон спросил: — Как ты? — И мы оба ухмыльнулись. — С моей рукой все отлично. Наконец-то он снова смотрел на меня. О боже! Эти глаза! Мои колени тут же размягчились, и я порадовалась, что мистер Марли ушел. — Гвендолин, мне бесконечно жаль. Я повел себя совершенно… безответственно. Ты этого не заслужила. — Он выглядел таким несчастным, что я едва могла это выдержать. — Вчера вечером я, наверное, сто раз пытался дозвониться до тебя по мобильному, но постоянно было занято. Я размышляла, не стоит ли сократить эту часть и просто броситься в его объятия. Но Лесли сказала, что я не должна облегчать ему задачу. Так что я ожидающе подняла бровь. — Я не хотел сделать тебе больно, пожалуйста, поверь мне, — сказал он, и его голос был хриплым от серьезности. — Ты вчера вечером выглядела так грустно и разочарованно. — Все не так уж страшно, — сказал я тихо. Мне казалось, это была простительная ложь. О пролитых слезах и настойчивом желании умереть от чахотки ему было необязательно знать. — Я только… мне было немного больно… — Окей, это было преуменьшение века! — … думать о том, что с твоей стороны все было притворством: поцелуи, объяснение в любви… — Я неловко замолчала. Он выглядел еще более сокрушенно, если такое вообще было возможно. — Я обещаю, что это больше не повторится. Что он имел в виду? Я что-то недопонимала. — Ну, теперь-то, когда я в курсе, это бы уже не сработало, — сказала я немного энергичнее. — Между нами: план все равно был идиотским. На влюбленных легче влиять, чем на других? Как раз наоборот! Из-за всех этих гормонов, никогда не известно, что случится в следующий момент. В конечном итоге, я была лучшим примером в этом. — Но ради любви человек способен на то, что он в другое время никогда бы не сделал. — Гидеон поднял руку, как будто собирался погладить меня по щеке, но снова ее опустил. — Когда любишь, другой становится важнее, чем ты сам. — Если бы я не знала его лучше, можно было бы подумать, что он вот-вот заплачет. — Влюбленный человек жертвует… — вот что, наверное, имел в виду граф. — А я думаю, что наш граф не имеет ни малейшего понятия, — сказала я небрежно. — Если хочешь знать мое мнение: любовь — это не его специальность, и его знания женской психики просто… плачевны! А сейчас поцелуй меня, я хочу знать, колючая ли у тебя щетина. Улыбка осветила лицо Гидеона. — Может быть, ты и права, — сказал он и перевел дыхание, будто у него упал с души огромный камень. — Во всяком случае, я очень рад, что мы все выяснили. Мы же навсегда останемся близкими друзьями, да? Что?! — Близкими друзьями? — повторила я, и внезапно у меня пересохло во рту. — Близкими друзьями, которые знают, что могу доверять друг другу и положиться друг на друга, — сказал Гидеон. — Очень важно, чтобы ты мне доверяла. Прошла одна секунда, потом другая, и у меня в голове забрезжило, что в этом разговоре каждый из нас свернул в свою сторону. То, что Гидеон мне пытался сказать было не «Прости меня, я люблю тебя», а «Давай останемся друзьями». А каждый дурак знает, что это две разные вещи. Это означало, что он в меня не влюбился. Это означало, что Лесли и я смотрели слишком много романтичных фильмов. Это означало… — …мерзавец! — крикнула я. Гнев, чистый, горячий гнев пронзил меня с такой силой, что мой голос совсем охрип. — Как можно быть таким прожигой! Сегодня ты целуешь меня и заявляешь, что влюбился, а назавтра ты говоришь, извини? Как можно быть таким низким проходимцем и хотеть, чтобы я тебе доверяла? Сейчас и Гидеон понял, что мы говорили мимо друг друга. Улыбка исчезла с его лица. — Гвен… — Хочешь что-то услышать? Я жалею о каждой слезе, которую я пролила из-за тебя! — Я хотела накричать на него, но получалось жалко. — Но не воображай, что их было много! — только и могла я прохрипеть. — Гвен! — Гидеон попытался взять меня за руку. — О черт! Мне очень жаль. Я только не хотел… прошу тебя! Прошу — что? Я была в ярости. Он что не замечает, что делает все еще хуже? Или он думает, что его взгляд побитой собаки может что-то изменить? Я хотела развернуться и уйти, но Гидеон крепко держал меня за руки. — Гвен, послушай. Нас ждут опасные времена, и очень важно, чтобы мы держались вместе, ты и я! Я… ты мне правда очень нравишься, и я хочу, чтобы мы… Нет, он не скажет это еще раз! Не эту затасканную фразу! Но именно ее он и сказал. — …остались друзьями. Неужели ты не понимаешь? Только если мы можем доверять друг другу… Я вырвалась из его рук. — Как будто я хочу иметь в друзьях такого, как ты! — Сейчас мой голос вернулся и был громким, так что с крыши взлетели голуби. — Ты понятия не имеешь, что значит дружба! И внезапно все стало просто. Я порывисто откинула волосы, повернулась на каблуках и ушла от него прочь. ~~~ Прыгни — и по пути вниз отрасти себе крылья. Рэй Брэдбери. Глава третья «Давай останемся друзьями» — это выражение было хуже некуда. — Наверняка каждый раз умирает какая-то фея, когда где-то на этой планете кто-то произносит эту фразу, — сказала я. Я закрылась в туалетной кабинке с мобильником и изо всех сил старалась не кричать, хотя мне — спустя даже полчаса после нашего разговора с Гидеоном — этого все еще хотелось. — Он сказал, что хочет, чтобы вы были друзьями, — поправила меня Лесли, которая, как всегда, запомнила каждое слово. — Это то же самое, — сказала я. — Нет. То есть, может быть. — Лесли вздохнула. — Я не понимаю. И ты точно на этот раз дала ему выговориться? Знаешь, в «Десяти причинах моей ненависти», там… — Я дала ему выговориться, к сожалению, я бы сказала. — Я посмотрела на часы. — О, черт! Я обещала мистеру Джорджу вернуться через минуту. Бросив короткий взгляд в зеркало над старомодным умывальником, я еще раз произнесла «О черт!». На моих щеках горели два круглых пятна. — Кажется, у меня аллергическая реакция. — Это только следы ярости, — поставила диагноз Лесли, когда я ей описала увиденное в зеркале. — А глаза? Сверкают они опасно? Я уставилась на свое отражение. — Н-н-ну… в каком-то смысле. Я немного похожа на Хелену Бонэм Картер в роли Беллатрисы Лестрейндж в Гарри Поттере. Довольно опасно. — Звучит как раз так, как надо. Слушай меня. Ты сейчас выходишь и сверкаешь так, чтобы сравнять всех с землей, окей? Я послушно кивнула и пообещала. После телефонного разговора мне стало немного лучше несмотря на то, что холодная вода не смыла ни пятна от ярости, ни саму ярость.
Если мистер Джордж и удивлялся, где это я так долго была, по нему ничего нельзя было заметить. — Все в порядке? — осведомился он дружелюбно. Он ждал меня перед Старой трапезной. — Все отлично. — Я бросила взгляд в комнату, дверь в которую была чуть приоткрыта, и против ожиданий не увидела там Джордано с Шарлоттой. При этом для занятий было слишком поздно. — Я… мне нужно… я нанесла немного свежих румян. Мистер Джордж улыбнулся. Кроме лучистых морщинок вокруг глаз и уголков рта, появившихся от смеха, ничего в его круглом добром лице не напоминало, что он старше семидесяти. В его лысине отражался свет, голова выглядела хорошо отполированным шаром для боулинга. Я не могла по-другому, я улыбнулась в ответ. Мистер Джордж всегда действовал на меня очень умиротворяюще. — Правда, сейчас так модно, — сказала я и показала на свои пятна от ярости. Мистер Джордж подал мне руку. — Идем, моя храбрая девочка, — сказал он. — Я уже сказал внизу, что мы сейчас начнем элапсацию. Я удивленно посмотрела на него. — А что насчет Джордано и колониальной политики восемнадцатого века? Мистер Джордж слегка улыбнулся. — Ну, скажем так. Я использовал небольшую паузу, пока ты была в туалетной комнате, чтобы объяснить мистеру Джордано, что сегодня, к сожалению, у тебя не будет времени для занятий. Добрый, верный мистер Джордж! Он был единственным среди Хранителей, которому я, кажется, не была совершенно безразлична. Хотя я могла бы при репетиции менуэта немного выпустить пар. Так, как другие это делают с боксерской грушей или в фитнесс-клубе. С другой стороны, я не хотела видеть самодовольную улыбку Шарлотты. Мистер Джордж предложил мне руку. — Хронограф ждет. Я охотно взяла его под руку. В виде исключения, сегодня я радовалась элапсации, моему ежедневному контролируемому прыжку, и не только потому, что могла избежать ужасного общества персоны по имени Гидеон. Сегодняшний прыжок был ключевым моментом в главном плане, составленном Лесли и мной. Если он сработает. Чтобы добраться до подвалов, мы с мистером Джорджем шли через штаб-квартиру Хранителей. Трудно было составить полное впечатление о ней, она располагалась в нескольких зданиях. В одних только коридорах со множеством поворотов было так много всего, что казалось, ты находишься в музее. Бесчисленные картины в рамах, старинные карты стран, рукодельные ковры и коллекции шпаг висели на стенах. В витринах были выставлены выглядевший дорогим фарфор, книги в кожаных переплетах и старинные музыкальные инструменты. Кроме того, стояло множество сундуков и резных шкатулок, в которые я при других обстоятельствах с удовольствием бы заглянула. — Я ничего не понимаю в макияже, но если тебе захочется кому-нибудь выговориться по поводу Гидеона… я умею хорошо слушать, — сказал мистер Джордж. — По поводу Гидеона? — повторила я медленно, будто соображая, кто это вообще такой. — Со мной и Гидеоном все в порядке. — Йиппи! В самом лучшем порядке. Я сделала пару боксирующих выпадов в стену. — Мы — друзья! Просто друзья. К сожалению слово «друзья» не захотело легко произнестись, я проскрипела его зубами. — Мне когда-то тоже было шестнадцать, Гвендолин. — Маленькие глаза мистера Джорджа прямодушно смотрели на меня. — И я обещаю не говорить, что я тебя предупреждал. Хотя я тебя предупреждал… — Я уверена, вы были замечательным парнем в шестнадцать лет. Трудно себе представить, что мистер Джордж искусно ухаживал за кем-либо, с поцелуями и нежными словечками. «Тебе достаточно просто быть в той же комнате, и мне уже хочется дотронуться до тебя, поцеловать…» Я попробовала стряхнуть с себя пристальный взгляд Гидеона, ступая подчеркнуто жестко. Фарфор дрожал в витринах. Хорошо. Зачем менуэт, чтобы выпустить пар? Этого средства будет достаточно. Хотя эффект можно было бы усилить, расколотив парочку выглядевших бесценными ваз. Мистер Джордж долго смотрел на меня сбоку, но в конечном итоге ограничился тем, что сжал мне руку и вздохнул. Время от времени мы проходили мимо рыцарских доспехов, и, как всегда, меня не покидало неприятное ощущение, что они следят за мной. — Там кто-то есть внутри, да? — прошептала я, обращаясь к мистеру Джорджу. — Несчастный новичок, которому целый день нельзя сходить в туалет, правда? Я замечаю, что он смотрит на нас. — Нет, — сказал мистер Джордж и тихо засмеялся. — Но в забралах спрятаны камеры слежения, поэтому тебе кажется, что за тобой следят. Ага, камеры слежения. Ну, им-то можно не сочувствовать. Когда мы дошли до первой лестницы, спускающейся в подвалы, я заметила, что мистер Джордж кое-что забыл. — А вы не хотите завязать мне глаза? — Мне кажется, сегодня мы можем этого не делать, — сказал мистер Джордж. — Рядом же нет никого, кто мог бы это запретить, не так ли? Я ошарашенно смотрела на него. Обычно весь путь я проделывала с черным повязкой на глазах, потому что Хранители не хотели, чтобы я могла самостоятельно дойти до места хранения хронографа, который позволял нам путешествовать во времени. По какой-то причине они считали возможным, что я в таком случае его украду. Что, конечно, было чушью. Я не только считала эту штуку жуткой — она работала на крови! — но и не имела ни малейшего представления, как работают бесконечные шестеренки, рычажки и выдвижные ящички. Но Хранители все как один были параноиками, когда речь заходила о краже. Что, вероятно, можно было объяснить тем, что когда-то было два хронографа. Но почти семнадцать лет назад моя кузина Люси и ее друг Пол, номера девять и десять в Кругу двенадцати путешественников во времени, удрали, прихватив один из них. Что конкретно было мотивом кражи — не выяснено до сих пор. И вообще, в этом вопросе я топталась в кромешной темноте. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|