НЬЮ-ЙОРК И ФОНТЕНБЛО 1923-1925 10 страница

играл много пьес. Некоторые из них были настолько волнующими, что трудно было.сдержаться, и у нас по щекам невольно струились слезы; нужно было всеми силами вспоминать себя, чтобы заставить себя сидеть на месте. Гартманн говорил, что он сам находил некоторые пьесы нестерпимо трудными для исполнения. Одна из пьес состояла из последовательности медленных и торжественных аккордов неземной гармонии, а в верхних голосах как бы слышалось ликующее пение серафимов. Я никогда не слышал ничего подобного этим гимнам Гурджиева, кроме, разве что, некоторых примеров старинной церковной музыки, какие можно услышать в Соборе Парижской Богоматери, -и музыки Баха, которая иногда затрагивает высший эмоциональный центр.

Слушая эту музыку, можно было наблюдать в себе три различных одновременно протекающих процесса: один в ментальном центре, другой - в эмоциональном и третий - в инстинктивном центре.

Вспоминалась м-м Витвицкая, о которой говорит князь Любоведский в книге Гурджиева «Встречи с замечательными людьми». Она путешествовала с группой Гурджиева по Центральной Азии. Они устроили привал возле одного монастыря и услышали звуки доносившейся оттуда музыки, которая вызывала у них большой интерес и глубоко их взволновала. На следующий день, отправляясь в путь, они спросили ее, почему у нее перевязан палец руки. «Это все та проклятая музыка», — сказала она. Воздействие музыки на нее было таким сильным, что она была не в состоянии уснуть. Она изгрызла себе палец, недоумевая по поводу воздействия на нее этой музыки.

Как-то раз в гостиной, после завтрака в английской столовой, читали главу о чистилище из «Рассказов Баалзебу-ба». В ответ на чье-то замечание Гурджиев стал говорить о «глупых ангелах» и сказал, что если человек будет работать над собой и очистит себя от нежелательных элементов, он. станет лучше, чем ангел, существом с большим пониманием и опытом. Один из нас, возможно, выпил лишний стакан арманьяка, задал вопрос и стал умствовать по этому поводу. Гурджиев, обращаясь к нему, упрекнул его за отсутствие старания понять; что, по ассоциации, привело; мне на ум отрывок из «Веры Софии». Апостол Андрей говорит Иисусу: «Не гневайся на меня, но будь терпелив и открой мне тайну; она трудна для меня, и я не понимаю». Иисус сказал: «Так спрашивай, и я объясню подробно». - «Удивительно мне, -сказал Андрей, — как; люди в миру и в этом материальном теле, если они выйдут из мира, пройдут через тверди и правителей, владык, богов великих, невидимых и вступят в Царство Света». Иисус сказал сердито: «Доколе я буду препираться с тобой? Разве ты так невежественен, что все еще не понимаешь? Разве тебе не ведомо, что и ты, и ангелы и архангелы, боги и владыки, и правители, и великие, исходящие из света, во всей своей славе, - все сделаны из одной и той же глины, вещества и субстанции — все из той же смеси... но великие создания, очищая себя, не страдали и не подвергались бедствиям... Но вы, вы плевелы из всех них, и вы страждете и подвержены невзгодам при воплощении в различные тела мира. И вот ты, Андрей, и все вы, когда своими страданиями вы очиститесь, вознесетесь к Царству Света, и если достигнете области великого Владыки Света, то будете почитаемы среди них, ибо вы отбросы от их материи и, очистившись, превзойдете их».

Это также поможет объяснить тот факт, что Гурджиев постоянно говорил нам, что мы представляем собой дерьмо из дерьма..

Аттар в «Парламенте Птиц» говорит: «Когда душа соединилась с телом, она была частью всего; никогда'еще не было такого чудесного талисмана. Душа имеет долю в том, что есть высшего, а тело имеет долю в том, что есть низшего; оно было вылеплено из смеси косной глины и чистого духа. Посредством этого смешения человек стал поразительнейшей из тайн».

Суфийский поэт Джалали говорит: «Если ты достаточно хорош для человека, ты слишком хорош для ангела. Адамов род из бледного праха суть гробницы, которым поклоняются ангелы».

Данте, перед тем как взойти на гору чистилища, узнает, что его лицо должно очиститься от слез, которые он_; пролил в Аду, и Виргилий омывает ему лицо росой. Первым делом кающегося грешника, входящего в чистилище, является бодрость; увидев свой грех и признав его, он должен удалить его из мыслей и не предаваться жалости к себе и самообвйне-; ниям, которые суть формы эготизма (преувеличенного мнения о значении своей личности).

Один ученик, говоря о том, как трудно вызвать.у людей интерес к идеям Гурджиева, сослался на «Харона» Лукиана. Харон говорит: «И хотя их жизни недолговечней, чем листья, Гермес, ты видишь, как они борются друг с другом за власть, почести и богатства несмотря на то, что должны оставить все это позади и могут взять с собой на нашу ладью только один обол в уплату за перевоз. Теперь, когда мы пребываем на этих высотах, не сочтешь ли ты добрым делом с моей стороны, если я прокричу им громкое предупреждение и скажу им, чтобы они прервали свои бесполезные труды и стремились бы всегда помнить о предстоящей смерти? Я крикнул бы: «О вы, глупые люди, почему стремитесь вы к этим суетным вещам? Прекратите эти тяготы и мучения. Разве вы собираетесь жить вечно? Эти почести и богатства переходящи, и вы не можете захватить их с собой. Вы уйдете нагими, оставив свои дома и земли другим!» Не думаешь ли ты, что если бы я прокричал это им, то это помогло бы им жить более мудро?»

Гермес: «Разве ты не видишь, к чему привел их ненормальный образ жизни? Даже с помощью бурава ты не смог бы распечатать им умы. Они заткнули себе уши тем воском, который применили Улисс и его товарищи против песен, сирен, и не услышат тебя, хотя ты разорвись от крика. То что у вас в подземном мире делает река Лета, то на Земле делает невежество. Там найдется мало таких, кто не затыкает себе уши, тем самым лишая себя способности понимать истинную сущность вещей».

В одной персидской пословице говорится: «Мудрец понимает глупца, ибо сам когда-то был глупцом, но глупец не поймет мудреца, потому что никогда не был мудрым».

Есть и другая персидская пословица: «Вставай! Вставай! Жить осталось недолго, дорога впереди длинная, а ты погружен в иллюзии».

Гурджиев часто говорил о необходимости исправлять прошлое — не пребывать в нем и предаваться бесплодным самообвинениям, но чувствовать угрызения совести. «Угрызения совести» в среднеанглийском языке передается словами: «Повторные укусы внутреннего знания, понимания». Сравните с соответствующим глаголом французским - кусать вновь — в противоположность самоуспокоению.

Он сказал одному ученику: «прошлые радости бесполезны человеку в настоящем; они подобны прошлогоднему снегу, не оставляющему следа, по которому его можно вспомнить. Реальны только отпечатки, оставленные сознательным трудом и произвольным (добровольным) страданием, и они могут принести пользу в будущем»

По другому поводу он сказал: «Что посеешь, то и пожнешь. Будущее определяется действиями в настоящем. Настоящее, хорошо оно или плохо, есть результат прошлого. Долг человека в том, чтобы в каждый момент настоящего готовиться к будущему и исправлять допущенные ошибки. Это закон судьбы. Благословен... источник всех законов!»

В ответ на чью-то жалобу, что все происходит нелогичным образом, он сказал: «Всякое удовлетворение сопровождается неудовлетворенностью».

Говоря о необходимости помогать друг другу, он сказал: «Мы обыкновенно знаем лучше других, чем те знают себя, следовательно, взаимопомощь необходима и полезна. Но часто самолюбие и гордость не дают нам воспользоваться тем,

что нам говорят о наших недостатках и слабостях, так как мы зачастую отрицаем их или стараемся оправдаться.

Во всех своих действиях мы должны стремиться достигнуть того, что полезно другим и приятно вам самим».

Он часто говорил о «несчастье, которое порой становится счастьем». По этому поводу у Лао-цзы есть такой рассказ: «Один старик жил вместе со сбоим сыном в старой заброшенной крепости на холме. Как-то раз лошадь, доставлявшая ему пропитание, заблудилась и не вернулась. К нему пришли соседи и стали утешать его по поводу его неудачи. «Откуда вы знаете, что это неудача?» - спросил он. Несколько дней спустя появилась его лошадь и привела с собой несколько диких лошадей, которых старик с сыном приручили. На этот раз соседи поздравили его с удачей. «Откуда вы знаете, что это удача?» - спросил старик. Случилось так, что, объезжая одну из лошадей, его сын был сброшен на землю и навсегда остался хромым. Его соседи выразили ему сочувствие, вновь говоря об его несчастье. «Откуда вы знаете, что это несчастье? - спросил он. Прошло некоторое время, и разразилась война; его сына из-за хромоты не могли забрать в солдаты».

Мы говорили между собой об электричестве и магнетизме, или животном магнетизме, и о том, как у некоторых людей бывает больше животного магнетизма, чем у других. Когда один из нас задал по поводу этого вопрос Гурджиеву, тот ответил: «В человеке есть две субстанции: субстанция активных элементов физического тела и субстанция, состоящая из активных элементов астральной материи. Смешиваясь, эти субстанции образуют третью субстанцию. Эта третья субстанция есть смешанная субстанция; она -собирается в определенных частях человека и образует вокруг него атмосферу, подобно тому, как образуется атмосфера вокруг планеты. Атмосферы вокруг планет непрерывно получают и теряют вещество из-за действия других окружающих планет. Человека окружают другие люди так же, как и планеты окружаются другими планетами. Когда, в известных пределах,

встречаются две атмосферы - и эти атмосферы взаимно симпатические, - между ними происходит контакт, и получаются закономерные результаты — нечто перетекает; количество атмосферы остается тем же, но ее качество меняется. Человек, который работал над собой и обладает пониманием,: может управлять своей атмосферой. Она, подобно электричеству, имеет положительную и отрицательную части, и одну часть можно заставить течь как электрический ток. Во всем есть положительное и отрицательное электричество. В человеке всегда желания и-нежеланиям- положительны и отрицательны, соответственно. Астральной материи всегда противостоит физическое вещество или материя.'

В древние времена священники - настоящие священники - понимали значение магнетизма и умели излечивать болезни благословением через возложение рук. Некоторые священники возлагали руки на больного, другие могли лечить на коротком расстоянии, другие — на больших расстояниях. Священник был человеком, обладавшим третьей, смешанной субстанцией, и мог использовать ее для лечения других людей.

Священник был магнетизером. Иисус Христос был магнетизером. Больные люди - это люди, у которых недостает этой смешанной субстанции, магнетизма или «жизни». Эту смешанную субстанцию можно увидеть, если она сгущена. Аура, сияние или нимб — реальны. Их до сих пор можно видеть у определенных святых мест и церквей, а иногда вокруг определенных людей. Месмер вновь открыл применение этой субстанции».

Кто-то спросил: «Как мы можем использовать эту субстанцию?»

Гурджиев: «Чтобы уметь ее.использовать, вы сперва должны ее иметь в себе. Приобретается она так же, как приобретается внимание — сознательным трудом и произвольным страданием, т.е. делая малые дела произвольно, сознательно. Начните с чего-либо малого, чего вам хочется и

чего сейчас вы не умеете делать. Прилагая это усилие и делание, вы приобретете магнетизм».

Гурджиев говорил о том, что нужно учиться.играть роли, причем начиная с чего-то весьма малого и простого. Сам он их мастерски исполнял.-Перед официальными лицами он, например, мог сыграть роль -простого человека,. почти -пол ностью лишенного интеллекта; и тем самым их обезоруживал. Однажды в Приере заехали по дороге на конференцию в Женеве два английских психолога, — предположительно для ознакомления с взглядами Гурджиева наразличные научные школы. Они были знакомы с Успенским.Гурджиев" устроил в их честь великолепный завтрак, но всякий раз, когда они задавали ему вопрос, он превращал - его в шутку. После завтрака он взял их с собой на прогулку по окрестностям и обратно к зданию студии, отпуская по дороге шутки и ведя себя как комик. Я стоял у дверей; и он спросил меня: «Какой сегодня день?» Я ответил: «Вторник». Он с улыбкой обернулся к ним: «Вот забавно! Он говорит - вторник, а я все время думаю, что сегодня — среда». И он провел их в студию. Оба психолога пришли в замешательство. Когда они уехали, его поведение изменилось. «Теперь, - сказал он, — они оставят меня в покое и не помешают мне в достижении моих целей». Другим качеством Гурджиева была его способность, с одной стороны, делаться почти невидимым и, с другой стороны, выступать подобно одному из риши в блистании излучаемой им энергии. Когда посетители бывали у нас в парке, они порой проходили мимо Гурджиева, едва удостоив его взглядом, как случилось с одним американцем, который говорил мне, каким необычайным человеком должен быть м-р Гурджиев и что он хотел бы с ним встретиться. Как раз в этот момент Гурджиев прошел рядом и вошел в дом. «Это -м-р Гурджиев», — сказал я. «Да ну, - ответил он, - вот так штука! Я разговаривая с ним в парке и подумал, что это садовник».

В обыденной жизни люди играют роли бессознательно. Гурджиев играл их сознательно, и те, кто с ним тесно работали, обычно знали, когда он играет роль.

В «Письме к дервишу» он писал: «Признаком совершенного человека и его особенностью в обыденной жизни должно являться то, что по отношению ко всему, происходящему вне его, он в состоянии подобающим образом в совершенстве внешне исполнять роль, соответствующую данной ситуации, но в то же время не смешивать и не отождествлять себя с ней. В молодости, как вы более- или менее знаете, я, будучи убежден в справедливости этого, очень много работал над собой в целях снискания такого благословения, какое, как я думал, предопределено небом; и после громадных усилий и непрестанного отвергания практически всего, что ценится в обыденной жизни, я наконец достиг состояния, когда нечто извне действительно не могло затронуть меня внутренне; и в том, что касалось актерской игры, я довел себя до такого совершенства, о котором никогда но мечтали ученые Древнего Вавилона применительно к актерам на сцене».

Гурджиев никогда не пропускал ничего из того, что мы делали или говорили в моменты забытья. Если он присутствовал, когда это происходило, то тут же реагировал; а если ему рассказывали о таком инциденте, то он обычно поджидал благоприятного момента, чтобы поставить вас в унизительное положение в присутствии других. Я высказал кому-то глупое и дерзкое замечание по поводу Гурджиева. Тремя днями позже я находился в здании студии, где сидел на роскошных коврах с ним самим, Сьернвалом, Гартманном и некоторыми другими. Мы пили кофе. Он сказал мне: «Повторите то, что вы на днях сказали.такому-то и такому-то». Я тут же осознал свою глупость в момент забытья. Во мне возникло сильнейшее противодействие тому, чтобы признаться в своем безответственном поступке. Он опять, улыбаясь, спросил меня. Но я хранил молчание и страдал. Тогда он сказал: «Если вы это сделаете, то Фома (Гартманн) сыграет вам любую пьесу,

какую вы пожелаете. После некоторой борьбы с собой и, охваченный унижением, повторил свои слова. Гурджиев улыбнулся и сказал: «Что вы хотите?» Я сказал: «Отрывок из гимна эссонов». Он кивнул Гартманну, тот подошел к пианино и сыграл отрывок. Этот инцидент нанес мне такой удар в солнечное сплетение, что я навсегда его запомнил.

Однажды, когда я весь извелся, пытаясь распутать ситуацию, включавшую меня, Гурджиева и еще трех учениц, я спросил его: «Почему вы позволяете им оставаться здесь, когда они говорят о вас такие вещи, когда они вам противятся всеми способами?»

Он сказал: «Вы не понимаете; они не говорят того, что действительно чувствуют. Мужчины - логичны, женщины -нелогичны. Вы ошибаетесь, потому что ожидаете от женщины, что она будет реагировать подобно мужчине. Мужчины - это мужчины. Женщины - это женщины. И еще одно: иногда необходимо иметь вокруг себя людей, которые вам не нравятся. Если люди всегда приятны, они вам нравятся -никакого побуждения к работе. Эти женщины дают вам очень благоприятную возможность для работы, и я тоже должен делать усилие!»

Как и обычно, Гурджиев был прав. Недопонимание было с моей стороны. Его терпение и его работа сделали из них очень полезных учениц.

В «Пути паломника» Христианин и Верный встречают Болтливого, который начинает с ними обсуждать религиозные таинства. В конце концов Верный говорит Болтливому: «Если человек обладает всем знанием, он, все-таки, может ничем не быть и, таким образом, не быть чадом божьим. Когда Христос сказал ученикам: «Вы знаете все эти вещи?» и они ответили: «Да», он добавил: «Блаженны вы, если вы их делаете». Ибо есть знание, не достигнутое делом. Человек может знать как ангел и, все-таки, не быть христианином... Есть знание, покоящееся на чисто словесной спекуляции, и есть знание, сопровождаемое милостью веры и любви и

которое подвигает человека на исполнение воли божьей, исходящей из глубины его души. «Дай мне,понимание, и я буду подчиняться твоему закону, и, более того, я буду соблюдать его от всей души». (Псалом 119, стих 34)».

Болтливый в гневе покидает их и возвращается назад. Этим летом Гурджиев делал заметки по главам, посвященным Ашиате Шиемашу, и однажды вечером он заговорил с нами, обращаясь преимущественно к Орейджу, о сознательной вере, надежде и любви, в особенности о последней. Потом Гурджиев рано ушел к себе в комнату, как он-часто делал, отдыхать, приглашая иногда людей для беседы.-В этот раз он предложил зайти Орейджу. На следующий день Орейдж сказал мне: «Прочитайте это. Вчера вечером я долгое время беседовал с Гурджиевым, после чего вернулся в свою комнату и записывал до четырех часов утра. Вот результат». Это был черновик статьи «О любви» - о трех видах любви, воздействующей ва отношения между мужчиной и женщиной. Это было самым интересным из всего, что мне когда-либо доводилось читать по этому всеобъемлющему предмету, и я перечитывал ее вновь и вновь. Позднее она была опубликована в «Атлан-тик Мынсли». Когда Орейдж возвратился в Англию, он хотел ее там опубликовать, но, поскольку не нашлось подходящего издателя, я оплатил ее издание в Лондоне в виде отдельной книжки. С тех пор она выдержала несколько изданий. Это -жемчужина; впрочем, почти для многих - почти недостижимый идеал.. Эта короткая статья, помимо того, что написано в «Рассказах Баалзебуба» и относится к другой категории, является единственным современным опубликованным изложением возможности достижения состояния сознательной любви между мужчинами и женщинами. Даже те, кто счастлив в браке, могут из нее. кое-чему научиться.

В ответ на вопрос о втором виде пищи, воздухе, Гурджиев сказал: «В воздухе имеются две части - выделяющая и поглощающая. Только поглощающая часть оживляет «я». В настоящем эта поглощающая часть служит только общим

космическим целям. Только когда вы создадите в себе сознательное желание, вы сможете усвоить эту благотворную для вас часть воздуха, которая приходит из первичного источника.

Чтобы быть в состоянии усваивать поглощающую часть воздуха, вам следует стараться осознать свое собственное значение и значение окружающих вас людей.. Вы смертны и когда-нибудь умрете. Тот, на кого направлено ваше внимание, является вашим ближним, он тоже умрет. Оба вы - ничтожества? В настоящем большая-часть вашего страдания, есть «страдание вотще», оно приходит от чувства гнева, ревности и негодования на других.».Если вы всегда будете подходить к фактам в плане осознания неизбежности смерти других и своей собственной смерти; то у вас появится чувство жалости к другим, и вы будете к ним справедливы, так как их проявления, не нравящиеся вам, вызываются только тем, что вы или кто-то другой наступили им на" мозоли, или же тем, что ваши мозоли болезненно чувствительны. В настоя щем вы не можете этого видеть. Попробуйте поставить себя на место других - они имеют такое же значение, как и вы; они страдают так же, как и вы; и, подобно вам, они умрут. Только если вы всегда будете стараться ощутить указанное значение, пока у вас это не войдет в привычку, когда бы ваше внимание не остановилось на другом человеке, только в таком случае вы сможете усваивать благотворную часть воздуха и обладать истинным «я». У каждого человека есть желания и стремле ния, которые ему дороги и с которыми он расстанется при смерти.

Из осознания значения вашего ближнего, когда на него направлено ваше внимание, и того, что он умрет, у вас возникнут к нему жалость и сострадание, и вы, в конце концов, его полюбите; если вы будете делать постоянно, то настоящая, сознательная вера также возникнет в какой-то части вас и распространится на другие части, и у вас появится возможность познания истинного счастья, поскольку из этой

веры возникнет объективная надежда - надежда на основе возобновления».

Гурджиев, как обычно, работал каждый день над «Рассказами Баалзебуба», переписывая и пересматривая свои заметки, работая, как обычно, в различных кафе и в Приере - иногда в доме, иногда в саду; иногда в окружении людей, иногда в одиночестве. Когда главы читались после обеда в столовой, он следил за выражением наших лиц. Он начал набрасывать главу об Америке, и, если к нам заезжал американский посетитель, он устраивал читку частей из данной главы и всегда в определенных местах начинал смеяться. Мы также присоединялись к смеху, хотя большинство из нас не могли в точности определить, над чем он смеялся. Я подозреваю, что над нами.

Однажды в библиотеке без книг он сказал: «Орейдж, почему англичане и, особенно, американцы говорят: «Все в порядке» (Олл райт), даже когда далеко не все в порядке?» Орейдж ответил: «Да, когда все идет вкривь и вкось, мы говорим: «Олл райт» - все правильно, что мы делаем».

Зальцманн посчитал это весьма забавным и принялся вышучивать выражение «Олл райт». А Гурджиев сказал: «Я использую это в своей главе об Америке. Когда «все не в порядке», тогда — «все в порядке!»

Когда читалась глава, он часто просил чтеца сделать паузу, и тогда' чтец обычно ставил в этом месте запятую. Отсюда - порою странная пунктуация в английском перево де.

Он часто, спрашивал относительно какого-либо отрывка или главы: «Что вы чувствуете при чтении этого?» Ударение делалось на слове «чувствуете», и вопрос никогда не звучал: «Что вы думаете об этом?»

Часто возникали споры об употреблении правильного слова. Выслушав доводы англоязычных слушателей, Гурджиев порой, быстро проведя рукой по усам, делал затем жест, который должен был означать: «Даже для меня англий-

ский язык отрицает все правила логического выражения», (абзац переведен сокращенно).

Странные имена в Баалзебубе являются комбинациями слов или корней или частей слов из разных языков; это символы, побуждающие читателя к обдумыванию и размышлению.

Между объективными идеями и нуждами повседневной жизни, поддерживалось постоянное равновесие. Возьмем, например, потребность в деньгах; требовалось много денег для продолжения работы. Некоторым было трудно понять, что деньги, с точки зрения Гурджиева, предназначались для работы. Люди многое раскрывали в себе по их отношению к деньгам и по тому, как они их отдавали. В отношении Гурджиева судить было трудно, поскольку с деньгами, как и с другими вещами, он никогда не поступал так, как другие. Когда люди прилагали усилия, чтобы достать для него денег, то порой с удивлением обнаруживали, что он мог их потратить на устройство большой вечеринки или поездки; хотя он никогда, за исключением редких случаев покупки одежды, не тратил их на себя.

Его распоряжение деньгами, как я говорил, часто определялось отношением дающего. Одна ученица из Нью-Йорка, довольно скупая, но состоятельная женщина, дала ему чек примерно на пятьдесят долларов, но выписанный на франки, чтобы сумма казалась большой. Вечером того же дня после ужина он сидел в гостиной рядом с миссис X. и попросил привести туда всех детей. Начиная с самых младших, он распределил между ними франки, в сумме составившие в точности пятьсот. Другим ученикам, которые давали ему деньги, Гурджиев возвращал их со словами: «Держите их при себе. Сейчас они вам нужны. Может быть, позже у вас будут деньги, чтобы давать». Он всегда помогал людям, которые действительно нуждались в деньгах.

«Вы наивны по отношению к деньгам, — сказал он мне, — да и большинство людей тоже. Но вы также и нищий, не

только в деньгах, но и во всем. Пока вы остаетесь наивным, всякий обведет вас вокруг пальца. Если человек кажется вам «славным», вы будете давать деньги под влиянием чувства, а потом пожалеете об этом. То же самое и с вашим бизнесом; Если вы по слабости уступчивы с людьми, то они не станут вас уважать, а проведут вас — в денежном бизнесе и в других вещах. Вы должны научиться быть, как это говорится (по-английски) - хитрым? - но для хорошей цели и правильным образом».

Он постоянно напоминал нам, что мы все должны делать хорошо, что мы должны всегда быть готовыми приспособиться к меняющимся обстоятельствам, быть находчивыми и уметь всегда обернуть препятствие или помеху себе на пользу - рассматривать жизнь как гимнастический зал, где можно использовать усилия для развития воли, сознания и индивидуальности, - учиться быть не ординарными, а экстраординарными.

«Экстраординарный человек, - сказал он, — спрдведлив и снисходителен к слабостям других; он зависит от ресурсов своего собственного ума, которые он приобрел своими собственными усилиями».

Как я говорил, когда он со мной разговаривал, я чувствовал себя способным делать. Но всегда нужно было бороться с инертностью организма, с его желанием не напрягаться, а говорить, вместо того чтобы делать, с тенденцией быть захваченным потоком внешней жизни и плыть по течению. Это ведь так легко. В жизни, как только прекращается усилие, начинается движение вниз. Это известно с давних пор.

Когда Эней взывал к богам перед тем, как опуститься в подземный мир, прорицательница ответила ему: «Отпрыск божественной крови, троянец, анзизов сын, спуск к Аверну не труден. Каждую ночь и каждый день двери мрачного Плутона распахнуты настежь. Но возвратиться по пройден-

ному пути и подняться наверх - вот в чем задача, вот в чем работа».

Для этого необходима Золотая Ветвь, Метод.

Поздней осенью.1926 года я вновь был в Нью-Йорке. В декабре мне сделали предложение относительно моего книжного дела; через несколько недель'оно было продано и перешло, в другие руки. Я с некоторым удивлением вспоминал, что менее-чем четыре года назад я опасался, что, заинтересовавшись идеями Гурджиева, я не смогу выполнить проект, казавшийся мне столь желанным; а теперь я отказал-' ся от него не только без сожаления, но даже с облегчением. Я видел теперь, что с самого детства я настолько идентифицировал себя с книгами, что почти боготворил их. Я был библиолатристом, библиоманом, библиофилом, библиопо-листом и даже библиотафистом. Теперь мной овладело чувство благодарности за то, что меня излечили от книжной болезни. Мне приходили на ум слова, сказанные мне Гурджи-евым прошлым летом в поезде из Парижа в Фонтенбло.' Мы с другим человеком оживленно разговаривали о первых изданиях и редких книгах. Гурджиев послушал, а потом сказал мне: «Говорю вам, придет время, когда в Англии не продадут ни одной книги. Если вы все еще Желаете торговать книгами, то вам лучше продавать порнографические книги, чем то, что вы сейчас-продаете».

Один наивный молодой человек, ехавший с нами, воспринял это совершенно буквально и позднее распространял слух, что Гурджиев сказал, что недалеко, то время, когда в* Англии не будут продаваться книги, и посоветовал одному из учеников продавать порнографические книги ради наживы. Разумеется, сказанное Гурджиевым предназначалось мне одному. Это было одним из характерных для него, намеренно утрированных оборотов речи, имевших целью встряхнуть меня, чтобы я осознал свою идентификацию с книгами как вещами в себе. Впрочем, я начал обнаруживать в ходе

занятий своим бизнесом и моих контактов в лондонском клубе Первых Изданий наличие взаимосвязи между идентификации с книгами - коллекционированием книг, собиранием книг, кражей книг - и половыми извращениями. Идентификация с книгами, даже кража книг, есть лишь одно из многих проявлений отклонения половой энергии от ее истинного назначения, то есть нормальных отношений между полами и ее использования для внутреннего развития. Тем не менее, мужчина может продолжать иметь обычные половые отношения с женщинами и в то же время быть слишком пассивным, особенно если в нем сильна женская, творческая часть. Как я уже говорил, Гурджиев и его ученики развивали мужественность в мужчинах и женственность в женщинах. Его методы лечения психических расстройств были неортодоксальными и подчас крутыми, но результаты получались замечательные; те, у кого были гомосексуальные наклонности, становились мужественными, а лесбиянки становились, как он выражался, женщинами - матерями.

На выручку от продажи книжного дела я купил коровник и несколько акров земли в штате Коннектикут и построил там дом, — более подходящее для меня занятие, чем книготорговля. Вскоре после этого я женился. Моя жена была в Приере в первые два года существования института, так что мы уехали за границу и провели там большую часть лета. Я думаю, Гурджиев был удивлен и явно обрадован, увидев нас. Он стал говорить окружающим, что мы сотворили чудо, осуществили квадратуру круга; как он выражался, круглый идиот женился на квадратном идиоте. За его шуткой крылся глубокий смысл и богатый материал для размышлений.

Этим летом было очень интересно. Приехали Орейдж и некоторые члены нью-йоркской группы, и Гурджиев уделял все своечсвободное от написания книги время работе над нами, как индивидуальной, так и коллективной. В этих немногих месяцах уместились годы деятельности и впечатлений. Я мало запомнил из сказанных им слов, но я помню то сильное впечатление, которое он производил, — то, как он манипулировал нами, заставал нас врасплох, его реплики в сторону во время трапез. Его метод произвел со временем перемены во всех нас, включая Орейджа. Мы каждый день встречались, обсуждая, что Гурджиев сказал и что он имел в виду. Результаты проявились для меня сами на следующий год, о чем я расскажу в надлежащем месте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: