Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Командовать парадом буду я! 28 страница




Еще свидимся. До свидания! – И положил трубку, не дав Вадиму ответить ни слова.

Через неделю, в субботу, неожиданно позвонил Аристархов. У Вадима сердце упало: «Неужели все-таки расстрел?» Актер попросил сегодня обязательно встретиться. Про шифр забыл начисто – прямым текстом. «Видать, совсем плохо», – подумал Вадим.

– Но консультация закрыта. Суббота! – напомнил Вадим.

– Значит, в ГУМе, у фонтана.

Что еще мог предложить коренной москвич?

– Фонтан ремонтируют, – механически заметил Осипов.

– Значит, у ремонтируемого фонтана, – уже с раздражением отозвался актер.

 

– Веру вызывали в КГБ. Куда-то очень высоко. Она в истерике. Не знает, что делать! – Вся пафосность Аристархова куда-то исчезла. Он не играл никакой роли. Вадим-то думал, что плохой актер все время что-то изображает, ну хотя бы самого себя. А сегодня – нет. Перед ним стоял просто очень взволнованный мужчина.

– Чего от нее хотят? – как можно спокойнее спросил Вадим.

– Она ушам своим не поверила! Ее просят вынести оправдательный приговор!

– Что-о?!! – заорал Вадим.

– Оправдательный приговор! – медленно повторил Аристархов.

– Почему? – неизвестно зачем спросил Осипов. Будто актер мог знать.

– Она не понимает. Ей сказали только одно: какая-то статья должна в четверг выйти в «Московских новостях». И приговор нужно вынести в среду.

– Но у нас перерыв до пятницы! – Глаза Вадима полезли из орбит.

– Это она перенесет, – спокойно сообщил актер.

– Как?!!

Не знаю! Какое это имеет значение?! Вопрос – что ей Делать? С Комитетом ссориться нельзя, с прокуратурой тоже. Она говорит, что оправдательных приговоров по таким делам не бывает! Что гэбэшники пытаются решить свои вопросы за ее счет. Что это – конец карьеры! – Губы актера дрожали, он даже схватил Вадима за лацканы пиджака.

– Стоп! – рявкнул Вадим, чтобы прекратить истерику. – Дайте подумать!

Вадим призвал логику. Странно, что в Комитете испугались статьи. Про них писали сейчас столько и такого, что одной статьей больше, одной меньше – разницы никакой. Вспомнили, что Кузьмичев их когда-то кормил? Нет, это точно не вариант. Во-первых, хотели бы помочь – помогли бы раньше. Во-вторых, о таких вещах стараются поскорее забыть, а уж точно не отрабатывать. Не они, по крайней мере. Боятся, что «запоет», попав на зону? Проще убрать.

– Ну а еще хоть что-нибудь ей говорили? – без особой надежды спросил Вадим.

– Что-то, я помню, про честное определение в адрес ОБХСС, – неуверенно промямлил актер.

– Не «честное», а «частное», – на автомате поправил Вадим.

Вот это меняло дело. Комитет решил нанести удар по ментам. Красиво! Об этом приговоре будут кричать все газеты. И кто по уши в дерьме? Менты! По полной программе! Красиво. Ничего не скажешь. Простенько и со вкусом. Статья Жданова – холостой выстрел для КГБ, а вот ментов «опустили», и Кузьмичев теперь комитетский должник. Умно!

– Знаешь что? – неожиданно перешел на «ты» Вадим. – Сегодня времена поменялись. Если Вера Ивановна хочет попасть в Верховный Суд, надо, чтобы ее заметили. Надо иметь репутацию независимого судьи. Лизать жопу прокуратуре уже не модно. Представь себе, она Кузьмичева посадит, а Верховный отменит? Тогда на ее карьере точно крест ставить можно. Такая вероятность, по старой дружбе скажу тебе честно, есть. И немалая! Да она и сама этого не может не понимать. А рискнет – и по совести поступит, и может куш сорвать! – Вадим говорил очень убедительно. «Профессиональный навык», – как сказала бы Лена.

– А он правда не виноват? – вдруг спросил Аристархов. – Только честно, для меня.

– В том, в чем обвиняют, – нет. До настоящих его грехов никто так и не докопался.

– Убил кого-то?! – ужаснулся актер.

– Нет. – Вадим рассмеялся. – На эмигрировавших из Союза евреях зарабатывал. Взятки брал, с очередью на мебель жульничал.

– Ну так это святое, – успокоился актер. И неожиданно добавил: – А еще Вера тебя хвалила за какие-то ходатайства. Сказала, что они ее сейчас очень выручают.

 

Когда Зеленцова в совещательной комнате предложила Шатуновой и Минх высказаться по поводу приговора, фельдшер растерялась и сказала: «Это вам решать, мы не специалисты!» Шатунова же с вызовом заявила:

– Я настаиваю на оправдательном приговоре обоим! Женщину запугали, запутали. А Кузьмичев не виноват. Доказательств нет.

– Вы готовы написать особое мнение? – улыбнулась Зеленцова.

– Готова! – резко ответила учительница. – И напишу! Клянусь, напишу!

– А вы? – Зеленцова обратилась к Минх.

– Я – нет, я – как вы решите. Я в этом ничего не понимаю. – Ей было очень неловко за себя, но…

– Значит, особого мнения никому писать не придется! – с улыбкой произнесла судья.

– То есть? – как-то сразу обмякла Шатунова.

– То есть я тоже считаю, что вина Кузьмичева не доказана. Что же касается Булычевой, никто не виноват, сама на себя наговорила с три короба. Взрослая уже! – неожиданно сурово закончила Зеленцова.

Шатунова вскочила, подбежала к Зеленцовой и поцеловала:

– Отлично!

– В дневник не забудете поставить? – рассмеялась Зеленцова. И впервые совещательная комната члена Московского областного суда Зеленцовой наполнилась радостным женским смехом.

В день оглашения приговора Лена взяла отгул и поехала к Маше. Вадим обеим запретил идти в суд. Ему только Машиной истерики там не хватало. При любом исходе. В оправдательный приговор он не верил. Такого везения не бывает!

Договорились, что он сразу позвонит.

Саша и Миша пришли в зал суда. Эдуард Николаевич, разумеется, нет.

Зеленцова читала приговор в общей сложности два часа сорок минут. Но не все ждали окончания оглашения с нетерпением. Уже к десятой минуте Иванов и Осипов поняли из текста, что Кузьмичев будет оправдан, а Булычева сядет. На самом деле Вадим догадался об этом сразу – по тому, как гордо смотрела на него Шатунова. Как она улыбалась. Учительница была горда собой, это бросалось в глаза. Правда, Вадим волновался несколько минут, не гордится ли она тем, что написала особое мнение. Но, посмотрев на Минх, понял, что там, в совещательной комнате, был достигнут полный консенсус. Слово, введенное в оборот Горбачевым, сразу вспомнилось Вадиму в этот момент. Согласие – пошло, консенсус – высоко!

Когда Зеленцова закончила читать приговор, в зале раздались аплодисменты, звук которых перекрыл дикий крик Булычевой. Она получила 8 лет общего режима. Кузьмичев был оправдан по всем пунктам обвинения. Зеленцова подождала, пока наступит тишина, спокойно распорядилась вызвать врача Булычевой, опять упавшей в обморок, и продолжила:

– Кроме того, судом по делу вынесено частное определение в адрес…

Но это уже никого не интересовало.

 

На выходе из зала суда Иванов подошел к Вадиму и пожал руку:

– Спасибо за процесс! Поздравляю!

– Спасибо! – Вадим не скрывал радости.

– Перестройка! – со вздохом произнес Иван Иванович и улыбнулся. Он совсем не был расстроен приговором суда.

 

Трубку взяла Лена:

– Ну, что? Не тяни!

– Вечером будет дома, – почти безразлично, дразнясь, ответил Вадим.

– Ура!!! – завопила жена и вдруг осеклась: – Ой, позвони позже, Машке дурно.

У Вадима оборвалось сердце. Машка-то здесь при чем?! Потом быстро сообразил, что Лена не про их Машку говорила, а про Машу – жену Кузьмичева. И успокоился.

 

– Все-таки хорошо, что актер не понадобился, – дослушав повествование Вадима, сказал Марлен. – Я хоть и сам это одобрил, но от безвыходности ситуации. Слава богу!

– Да, уж если такие номера и проделывать, то самому, без привлечения наемной рабочей силы, – рассмеялся Тадва.

Вадим был горд: два великих адвоката страны общались с ним как с ровней.

 

Через неделю домой к Вадиму приехал Миша. С большой коробкой. Стал распаковывать. Сначала появился целлофановый пакет с помидорами. За ним последовало нечто, Леной и Вадимом сразу не понятое: металлическая копия пакетика сливок. С гравировкой – «Сливки, 10%» и рисунком, очень похожим на тот, что был на пакетике, – коровья голова в овале.

– Серебро! – с восторгом объявил Миша.

– Здорово! – не сдержалась Лена.

– Остроумно! – признал Вадим.

– А это от Эдуарда Николаевича! – Миша дрожащими от почтения руками вынул из коробки что-то большое, завернутое в море бумаги. Стал разворачивать. На столе появились антикварные каминные часы.

– Ух ты! – обомлела Лена.

– Вы сюда посмотрите! – с придыханием призвал Миша и повернул к Вадиму часы тыльной стороной. – Вот сюда!

На обратной стороне часов был выгравирован знак, очень похожий на татуировку, которую Вадим видел на плече Эдуарда Николаевича.

– А меня за это не убьют? – на всякий случай поинтересовался Вадим.

– Вот за это тебя точно не убьют, – перешел на «ты» Миша и хитро подмигнул Вадиму.

– Помнишь? – удивился Осипов.

– Работа такая – помнить! – опять запальцевал Миша.

Обещанные Машей пять тысяч Вадим взять отказался. Тогда она подарила Лене бриллиантовое кольцо. Со словами: «Вернете – обижусь насмерть!» Ленка рассматривала кольцо с таким восторгом, что Вадим настаивать не стал. Тем более что, если честно, – заслужил. И Маше было приятно – она-таки приняла участие в деле мужа.

Статья Збарова высшее руководство КГБ никак не взволновала. «Пиши, Емеля, твоя неделя!» Эти люди понимали, что их время еще вернется. А сейчас, когда преступный мир консолидировался и перестраивался вместе со всей страной, получить такого «должничка», как Кузьмичев, было очень тонко проведенной операцией и большим успехом. В КГБ тоже шла перестройка.

 

Глава 19

НАЕЗД

 

Вадим Осипов вышел из здания суда в прекрасном расположении духа. Мало того, что солнце светило почти по-летнему, а капель отстукивала мелодию прихода весны по крышам стоявших вдоль стены дома машин, но и случившееся только что на процессе задирало Вадиму нос.

Он был горд. Организовать такой триумф собственного тщеславия сам бы он никогда не смог. Расстраивало только одно: никто, кроме Лены и Коган, в подлинность этой истории не поверит. И событие уж больно маловероятное, и умение Вадима приукрашивать произошедшее с ним было хорошо известно. Обычно это его не смущало: рассказываешь историю – рассказывай красиво. Поэтому и слушали в любой компании его байки, затаив дыхание. А то, что потом посмеивались, ловя на неточностях, ехидничая по поводу слов, использованных в превосходной степени, так ведь это потом… Да и подтрунивали над Вадимом не зло… А вот в сегодняшнем «повороте темы» все – чистейшая правда! Но ведь расскажешь – не поверят!

 

Вадим вел самое рутинное дело о разделе наследственного имущества. Противная сторона требовала признать за ней право на обязательную долю в наследстве. Это когда некто из ближайших родственников умершего, обойденный его завещанием, все равно имеет право на часть наследства, поскольку он либо несовершеннолетний, либо пенсионер, либо инвалид. Словом, нетрудоспособный.

В принципе, проблем здесь не возникает. Есть в законе формула, по которой легко вычисляется его обязательная доля. Спорить бесполезно. Но! По понятным причинам такой обязательный наследник всегда старается «откусить» самый лакомый кусочек наследственного пирога. Как правило, дачи или кооперативного жилья. И, получись у него это, начинаются нескончаемые суды теперь уже по поводу реального раздела дачи или квартиры, но уже «в натуре».

Сегодня спор, как и всегда в таких случаях, свелся к теории наследственного права. Истцы говорили – хотим одну треть дачи, поскольку стоимость этой трети как раз соответствует нашей доле в наследстве. А Вадим утверждал, что так-то оно так, но все, что положено истцам в суммовом выражении, получить они должны посудой, скатертями, книгами, мебелью или, того проще, – деньгами.

Осипову частенько приходилось выступать и на той стороне. Он прекрасно знал, как надо аргументировать позицию истца в таком споре, и, разумеется, был готов эти аргументы парировать. Это как при игре в шахматы – в любой момент Вадим мог бы перевернуть доску и доиграть партию противника. Целый раздел его уже достаточно давно защищенной диссертации был посвящен именно этому вопросу теории. Как правило, Осипов выигрывал такие дела как «за черных», так и «за белых».

Но сегодняшний его оппонент!..

То ли мужику выдался именно вчера тяжелый вечер, то ли каждый вечер его жизни был нелегким. Выступать «с бодуна» в суде не являлось чем-то из ряда вон, но и уж нормой не считалось. Судьи относились к этому снисходительно, так как многие и сами «позволяли», и понимание присутствовало – ну не может быть в пьющей стране одного, отдельно взятого, непьющего сословия. Тем более адвокатов! Людей, с точки зрения большинства судей, по определению вредных.

Когда процесс дошел до стадии прений сторон, оппонент Вадима встал, надулся от собственной значимости, благодаря чему краснота его физиономии приобрела угрожающе пунцовые оттенки, и начал говорить речь. Разумеется, о справедливости советского законодательства, которое обеспечивает права нетрудоспособных наследников, ограничивая самодурство тех, кто пишет завещания не по справедливости. О важной роли дачи в жизни советского человека, столь необходимой для поправки и без того неполноценного здоровья… Слова лились, не задевая слуха судьи. Все было скучно, заранее предсказуемо. Вадим понял, что процесс он выиграет, а своего коллегу-противника хоть легонько, но побьет. Но тут «адвокат-с-бодуна» вдруг подпустил в тон металла и одновременно снисходительной горечи и произнес:

– Мой юный коллега, как и большинство молодых адвокатов, считая, видимо, что студенческие знания вполне достаточны для защиты интересов своих доверителей, очевидно, не находит времени читать юридическую периодику. А зря! – И, обращаясь уже непосредственно к Вадиму, с пафосом продолжил: – Вот если бы вы, молодой человек, потрудились посмотреть последний номер «Советской юстиции», то узнали бы, что ведущие ученые в области наследственного права утверждают следующее. – Теперь «адвокат-с-бодуна» повернулся к судье. – Я позволю себе процитировать, хотя уверен, что суд эту статью читал…

Вадим, всегда зверевший от обращения к нему «мой юный коллега», подался вперед, навалившись на стол. Испепеляя взглядом противника, он думал о том, что теперь о «легонько побить» можно забыть. Теперь он этого алкаша размажет по стенкам так, что его три дня ложками соскребать будут.

Клиент Вадима, пожилая дама, неясно как сохранившаяся в таком виде в советские времена, ну, может, только потому, что была женой академика, с нескрываемыми страхом и разочарованием смотрела на своего молодого адвоката, который, как выяснилось, просто безграмотный нахал. А ей его так рекомендовали!

Ее противник, истец, сын академика от первого брака, родившийся еще в годы студенчества будущего светила советской ракетно-космической техники, сидел с видом победителя. Этот шестидесятиоднолетний инженер-неудачник, с грехом пополам защитивший за счет папиного имени кандидатскую в сорок лет, и до перестройки-то жил небогато. А теперь, когда финансирование его отраслевого химического НИИ шло в пределах возможностей тощего бюджета министерства, а цены кооператоры на все и всюду установили отнюдь не советские, он просто стал нищим. Кусочек папиной дачи казался ему решением всех жизненных проблем и разумной компенсацией за несложившуюся судьбу. Он торжествовал! Его адвокат «делал» противника. Его мачеха была в панике. Всегда спокойная, ровно-интеллигентная, надменная, презрительно-снисходительная бывшая папина аспирантка – сейчас трепетала перед ним! Ради этого момента стоило жить! Ей предстоит соседствовать с ним на даче, куда раньше она его если и пускала, то на правах бедного родственника. Теперь он там будет таким же хозяином, как и она! «Ничего, я им создам уют. Быстро он квартиру поменяет. У них денег куры не клюют…» – звучали в мозгу слова Высоцкого. Но так торжественно звучали, будто на музыку гимна СССР были положены…

Судья же сначала удивленно посмотрела на выступающего, потом перевела взгляд на Вадима. Брови ее при этом поползли вверх. Поняв нечто, другим неведомое, она прикрыла рукой лицо, будто читает дело… Правда, присмотревшись, можно было заметить, что ее плечи подрагивают от вырывающегося из-под строгого судейского контроля смеха.

…Тем временем «адвокат-с-бодуна» закончил цитирование и с видом римского цезаря посмотрел на Осипова:

– Вот так, молодой человек! И незачем было вам вселять надежды в доверителя, принимая поручение по абсолютно безнадежному делу! Не позорьте профессию! – И повернувшись к судье: – Простите мне, товарищ председательствующий, некоторую эмоциональность, но, право слово, обидно! Прошу удовлетворить требования моего заявителя в полном объеме.

Он сел, обводя взглядом пусть маленькую, но все же аудиторию. В глазах читался то ли вопрос, то ли утверждение «Здорово я его?!»

Настала очередь Вадима. Он чувствовал, что от хамства все равно не удержится, а потому решил себе не противиться. Тем более что судья, приубрав ладонь с одного глаза, смотрела им на Осипова с явным одобрением: мол, ну давай, ну устрой бой гладиаторов. Все-таки в профессии судьи были свои преимущества – «хлеба» она давала немного, но вот «зрелищ» – предостаточно.

– Коллега только что призвал меня не позорить профессию. Правильный призыв. Но призывать кого-то к чему-то, не подкрепляя этого собственным примером, недостойно сильного человека. Поэтому не могу не оценить мужество, силу характера, силу воли моего оппонента. Прийти в суд, не сорвать процесс, попытаться, пусть и наивно, без аргументов, но главное попытаться отстоять безнадежную позицию своего доверителя – разве это не поступок? И это в таком состоянии! Когда голова раскалывается, когда самому себе говоришь: «Гори оно все огнем», «Пропади все пропадом»! Когда в мозгу сверлит один вопрос, снова и снова: «Ну зачем я вчера вечером так?!» Конечно, это мужество. Конечно, это – поступок. Поэтому я прошу суд, искренне прошу, не выносить частного определения в адрес моего коллеги. Ни за его состояние, ни за, уверен, неумышленную попытку обмануть и суд, и правосудие в целом. Уверен, что, вводя вас в заблуждение, мой коллега не ставил перед собой задачи примитивно солгать. Вполне возможно, он просто не понял сути сказанного в статье, которую цитировал. Что вполне объяснимо: навык усвоения нового материала, тренируемый в студенческие годы, быстро улетучивается без подпитки. Я имею в виду подпитку текстами, а не… – Вадим сделал вид, что подыскивает точное слово, – а не напитками. Возможно, у него просто сил не хватило процитировать статью не до запятой, а до точки. А еще лучше – до конца абзаца. Но зато процитировал-то он без ошибок! Это явно смягчающее обстоятельство! Дело все в том, что там, где мой мужественный коллега поставил точку, на самом деле в статье стоит запятая. А далее сказано, – Вадим подождал, пока крепко взявшая себя в руки судья, почти перестав подрагивать от смеха, нашла в журнале нужное место, – далее, после запятой, сказано: «…но с этим утверждением согласиться никак нельзя».

Вадим еще несколько минут по памяти цитировал статью из «Советской юстиции», а судья водила пальцем по тексту, проверяя, не пропустит ли Осипов какое-нибудь слово. Один раз поправила, Вадим переставил местами два определения…. Судья развлекалась, Вадим тоже – к сути процесса это не имело никакого отношения.

Когда Вадим закончил, судья обратилась к поверженному, но еще не вполне осознавшему сей прискорбный факт оппоненту Осипова:

– А вы не помните, кто автор этой статьи? Возможно, суд посчитает необходимым пригласить его в процесс в качестве эксперта для устранения возникших разночтений. – Судья старательно демонстрировала серьезность момента.

– Сейчас посмотрю. – «Адвокат-с-бодуна» протянул руку к судейскому столу, прося тем самым вернуть ему «Советскую юстицию».

Судья, явно назло, журнал закрыла и передала адвокату. Тот, волнуясь, дрожащими руками стал перелистывать страницы, нашел наконец то, что искал.

– Вадим Михайлович Осипов! – торжественно произнес «адвокат-с-бодуна». – Кандидат юридических наук, виднейший ученый, между прочим, в области советского наследственного права! – В голосе адвоката звучали фанфары, литавры и «Аллилуйя». – Непререкаемый авторитет для нас, практикующих юристов! – Он победоносно посмотрел на Вадима.

Судья повернулась к Осипову:

– Встаньте, пожалуйста, товарищ адвокат. Вадим встал.

– Представьтесь, если вам не трудно.

– Осипов Вадим Михайлович, кандидат юридических наук. Юный коллега моего оппонента.

Судья больше сдерживаться не могла. Прыснула и, глотая смех, произнесла:

– Суд удаляется для вынесения решения. – Потом, обращаясь к растерянному, дико озирающемуся по сторонам поверженному гладиатору, посоветовала: – А вы, товарищ адвокат, в следующий раз, я вам настоятельно советую, читайте фамилию оппонента в ордере консультации. Ордер-то в деле уже месяца два подшит.

«Мой юный коллега» был отомщен, дело выиграно. Казалось, ничто Вадиму не может испортить настроение. Тем более еще и эта весенняя капель…

 

– Вадик! – Голос показался Вадиму незнакомым, а потому обращение по имени, без отчества, резануло. Долго он не мог привыкнуть к «Вадиму Михайловичу», но все меньше и меньше вокруг оставалось называвших его просто по имени. Зато все больше и больше появлялось тех, кому и в голову не могло прийти фамильярничать с одним из известнейших московских адвокатов. Пусть еще и очень молодым. Иногда Вадиму становилось от этого очень тоскливо.

Вадим обернулся. От здания суда его нагонял молодой мужчина неприметной внешности. Незнакомый.

– Вадик, ты меня не узнаешь? – Мужчина приветливо улыбался, но на лице читалась некая степень разочарования. Он явно ожидал, что Вадим сразу бросится ему на шею.

– Нет, простите! – Вадим улыбнулся в ответ, но растерянно, извиняясь. – Что-то очень знакомое…

– Ну, все-таки не «что-то», а «кто-то», я надеюсь! – рассмеялся мужчина. – Да ты что, охренел? Я – Дима. Дима Соловьев – твой одноклассник. Более того, одногруппник!

– Тьфу ты черт! Димка! – Вадим бросился обниматься с Димой. – Правда, не узнал. Ты еще против солнца стоишь!

– Ладно оправдываться, товарищ адвокат. Вам еще никто обвинения официально не предъявлял. – Дима искренне забавлялся смущением Вадима.

– Нет, ну правда, извини! – Вадим совсем стушевался. – Где ты сейчас?

– Рядом с великим и ужасным Вадимом Осиповым! В городе Москве, столице СССР!

– Ну, слава богу! – Вадим пришел в себя и подхватил шутливый тон собеседника: – А я уж испугался, думал, я в Нью-Йорке!

Произнеся название американского города, Вадим вдруг действительно испугался. Он вспомнил, что между бывшими одноклассниками уже несколько лет ходил слух, будто Димка работает в КГБ. 111утка про заграницу с комитетчиком…

– Нет, до Нью-Йорка нам еще далеко! Да меня туда и не выпустят.

– Ну меня понятно почему. А тебя-то? – состорожничал Вадим.

– Наоборот! Меня – понятно. Я слишком ценный кадр. А вот тебя легко – гостайн не знаешь, наполовину еврей – можешь ехать. – Дима говорил с явной подначкой.

– Ага, ты еще скажи: «чемодан-вокзал-Израиль»! – Вадим напрягся.

– Нет, это не мой девиз. Это для дураков! Я, знаешь ли, придерживаюсь тезиса Косыгина из старого анекдота: «Не ряды наши пожидели, а жиды наши поредели!» – Дима смеялся от души.

Вадим напрягся еще больше – что это вдруг бывший одноклассник чуть ли не с порога начал с политических анекдотов? Пусть и старых. Точно в КГБ работает!

– А кстати, ты ценный кадр где? – Вадим спросил как бы невзначай. Естественный вопрос при том, что давно не виделись.

– Успокойся. В 5-м Управлении КГБ я не работаю, так что анекдоты можешь травить с той же скоростью, что и в старших классах. – Дима ответил, не моргнув глазом, что Вадима несколько успокоило.

– И все-таки?

Не будь занудой. В правоохранительных органах. Но на интеллектуальном направлении, я все же Бауманский окончил, – было понятно, что дальше распространяться на эту тему Дима не хотел. – Ты-то как?

– Да нормально. Ты здесь случайно? – что-то Вадима все-таки тревожило, не верил он в такие неожиданные встречи.

– Если честно, то нет. С тобой хотел поговорить. Просьба у меня есть.

«Жигули» Димы были припаркованы за углом. Как и сам он, неприметные, но аккуратненькие. Небитые, особо сильно не замызганные.

– Твои или служебные? – поинтересовался Вадим.

– Мои. Я достаточно прилично зарабатываю. 150 плюс погоны, плюс выслуга, плюс секретность. Короче, сильно за 300. С твоими доходами, конечно, не сравнить, но мне хватает. – В голосе Димы не было ни зависти, ни раздражения. Правда, смирением тоже не пахло. Просто спокойствие и уверенность.

– Я, как ты знаешь, тоже на «Жигулях» езжу, – на всякий случай уточнил Вадим.

– И жена, и отец. А еще одни стоят в гараже у друга, имя, извини, не помню, в Солнцеве. Но все – «Жигули», это правда. – Дима улыбался. – Да перестань ты дергаться! Я вправду пришел просто за помощью. Ни шантажировать тебя, ни интересоваться твоими доходами в мои планы не входит.

– Но информацию собрал вполне приличную, – огрызнулся Вадим.

– Я же сказал – работаю на интеллектуальном направлении. А кто сегодня владеет миром? Тот, кто владеет информацией.

Дима предложил покататься, навестить их общую альма-матер. Благо до школы было не так далеко. Вадим, как всегда, торопился, но спорить не стал. Во-первых, разбирало любопытство, что за просьба у Димы, а во-вторых, действительно вдруг захотелось посмотреть на стены родной школы – сам-то он точно туда не выберется.

– Ну, так что стряслось? – спросил Вадим, как только машина тронулась с места.

– Все очень просто и очень сложно одновременно. – Дима был явно сосредоточен и деловит. – Есть девушка. Для меня – важная. Она сбила пешехода на «зебре». Труп. Трезвая.

– Ночью? – Вадим невольно принял телеграфный стиль собеседника.

– Днем.

– Светофор?

– Нерегулируемый переход.

– Хреново!

– Спасибо, сам знаю. Но что-то надо придумать. Надо!

– Я же не веду транспортные дела. – Вадим будто оправдывался. – Пойми, лучше обратиться к специалисту.

Воспользовавшись тем, что машина остановилась на красный свет, Дима внимательно посмотрел на Вадима и с нажимом произнес:

– Я же сказал, это для меня очень важно! Я не могу обратиться к чужому человеку.

– Любовница, – понимающе кивнул Вадим.

– О нет! – Дима неожиданно рассмеялся. – Нет. Все куда серьезнее. Я очень обязан ее мужу, а он обратился за помощью ко мне.

– Начальник?

– Опять мимо! Хотя моя карьера от него зависит во многом.

«Какой-нибудь партийный бонза», – решил Вадим.

– Но, Димуль, как бы то там ни было, я – не транспортник. Могу кого-нибудь толкового порекомендовать.

– А мне нужен не транспортник. Мне нужны твои «штаны», – опять с нажимом произнес Дима.

При упоминании «штанов» Вадим вздрогнул: «Откуда он может знать? Эта история хорошо известна в консультации, ну, может, среди некоторых адвокатов, но…»

– А ты откуда про «штаны» знаешь? – В голосе Вадима звучали и растерянность, и недовольство.

– Давай договоримся – исходим из тезиса, что я знаю все, что меня интересует! – В тоне Димы зазвучало раздражение.

– Ну, тогда ты, наверное, знаешь и каким будет приговор твоей подруге? – огрызнулся Вадим.

– Знаю! Оправдательным. При твоем участии! – Дима коротко хохотнул.

– Аргументы? – Вадим опять растерялся. То ли от наглости Димы, то ли от его уверенности.

– Ты – игрок. Простые дела тебя не интересуют. Второе – тебя совесть замучит, если ты откажешь бывшему однокласснику. Ты ведь сентиментален. Плюс тебе стало скучно вести гражданские дела – ты заранее знаешь, что выиграешь. Мало? Могу продолжить.

– Ты занимаешься информацией или психоанализом? – окончательно растерявшись, спросил Вадим.

– Людями! Людями я занимаюсь! – сознательно коверкая слово, рассмеялся Дима.

– Хорошо, я подумаю. – Вадим решил взять паузу. – А ты женат?

Когда бывшие одноклассники вернулись к зданию суда и Вадим пересел в свои «Жигули», у него наконец появилось время подумать. Не о деле, здесь все ясно. У Марлена много лет назад проходило схожее по фабуле транспортное поручение, и Вадим хорошо помнил, как тогда выстроил защиту заведующий. Подумать следовало о Диме. Что-то не состыковывалось. Первое – Дима слишком много знал про Вадима. Второе – его уверенность. Нет, не в том, каков будет результат. Это – бравада. А в том, что Вадим возьмет дело. О деньгах даже не заговаривал. Значит, гонораром соблазнять не собирается. Компромат? Зачем привлекать адвоката, прессуя его компроматом? Глупо. Нет, явно что-то было такое, чего Дима недоговаривал. Но, не зная причины, почему обратились именно к нему, браться за эту историю явно не хотелось. Инстинкт подсказывал Вадиму, что речь идет о чем-то очень и очень серьезном. И еще. Дима явно темнил по поводу своей работы.

 

Назавтра Вадим позвонил по телефону, который ему оставил Соловьев, и предложил встретиться в консультации. Дима сразу согласился.

– Привет! – Вадим пожал руку Соловьева.

– Привет! Ну, что ты решил?

– Пока ничего. Точнее, скорее «нет», чем «да».

– Не понял! Почему? – Дима растерялся. Теперь была его очередь.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных