Командовать парадом буду я! 32 страница

Аксельбант заявил: «Тебя я знаю, шефа твоего нет. Поэтому больше 25% я его жене не дам!» Вадим только этого и ждал. Изображая, как мог, разочарование и печаль, он передал эти слова Марлену. Тот пожелал встретиться со строителем. Вадим не возражал, понимая, что стоит Аксельбанту увидеть Марлена, производившего впечатление очень делового человека, ни о каких 50% и речи не пойдет. Никогда! Пугливый и упрямый провинциальный еврей-строитель ни за что не допустит второго медведя в свою берлогу. А то, что он всерьез не воспринимал самого Вадима, – только к лучшему. «Не тот хитрый, кого хитрым считают», – в очередной раз вспомнил полюбившийся афоризм Владимира Бакова Осипов.

Так оно и вышло. После встречи Аксельбанта и Марлена вопрос решился окончательно. Членами кооператива с правом принимать решения исключительно в отношении деятельности филиала стали Михаил Леонидович, Илона, Наталия Васильевна и жена Марлена Мария Ивановна. Состав оправдывался еще и тем, что все четверо были пенсионерами, а Илона и Мария, помимо прочего, числились инвалидами 3-й группы. Так что кооператив получал помимо двухлетних налоговых каникул еще и перспективу 50-процентного уменьшения налога на прибыль через два года, поскольку наполовину состоял из инвалидов. Ни Марлен, ни Аксельбант с такими финансовыми аргументами спорить не могли.

Непосредственно к работе Вадим привлек, помимо Саши, племянника Марлена, еще несколько коллег. Во-первых, сына кагэбэшного генерала. Так, на всякий случай. К тому же парень был вовсе не дурак.

Кроме того, Лену Суворову, прекрасного цивилиста, с которой Вадим уже давно вел некоторые дела на пару. Она была и грамотной, и остроумной, и Ленка к ней совсем не ревновала, – страшна была ее тезка, как смертный грех.

Следующий, Игорь Стольник, молодой адвокат их консультации, с самого начала кооперации переключился на эту сферу деятельности и уже имел неплохую клиентскую базу, в основном среди кооператоров-торговцев. Вадим этот сегмент рынка пока не освоил.

Пятым сотрудником стал Михаил Леонидович. Его тридцатилетний юрисконсультский опыт не использовать было бы просто глупо.

Именно Осипову-старшему, дабы всегда иметь возможность лавирования, отдали на откуп обслуживание самого Аксельбанта. И по возрасту они ближе, и выслушивать длиннющие монологи зануды-провинциала у отца было больше свободного времени, чем у Осипова-младшего.

С мечтой о том, чтобы больше времени проводить в кругу любимой семьи, Вадиму пришлось расстаться.

Аксельбант со всем своим персоналом, – бухгалтерией, инженерами, проектировщиком, всего около полутора десятков человек, занимал подвал в старом доме на Петровке. Первый этаж принадлежал Опорному пункту охраны правопорядка, и потому местоположение конторы было крайне удобным. Хотя бы с точки зрения безопасности.

Вадиму выделили отдельную комнату. Благородный Аксельбант переклеил обои, покрасил два окошка, находившиеся ниже дворового асфальта. Свет проникал с улицы через приоконные углубления, намертво закрытые металлическими решетками.

Все остальные хлопоты по обустройству легли на Вадима. Прежде всего, надо было купить мебель. Раздобыть компьютеры. Осипов с ними дела еще не имел, но знал, что в Москве они появились. Приходилось «соответствовать». Вопросы престижа, Вадим это помнил еще по своим первым часам «Ориент», в адвокатском бизнесе играли роль совсем не второстепенную.

Дальше. Нужно иметь собственную секретаршу на телефоне. Это, как выяснилось, оказалось самой большой проблемой. Секретаршу найти было невозможно! Без московской прописки не возьмешь – участковый сидит буквально прямо над головой, а грамотные москвички «наниматься к частникам», да еще на такую постыдную работу, не хотели. Переманили маму Лены Суворовой, которая так и так работала секретаршей, но, правда, в юридической консультации.

Лена застеснялась будущего маминого статуса, поэтому должность ей придумали – директор по персоналу. Придумал Вадим. Аксельбант не противился, но вот его начальник отдела кадров встала на дыбы. Как это так: она – начальник отдела, а та секретарша – директор?! Успокоили, прибавив ей за счет филиала 20 рублей к зарплате.

Два месяца Вадим носился по Москве, как угорелый, напрягал бывших и нынешних клиентов, решая бытовые вопросы своего детища. Лена несколько раз заводила разговор о том, что надо со всем этим завязывать, но Вадим только отшучивался: «Беру пример с дочери!» – и несся дальше.

Профессиональную работу пришлось задвинуть в самый дальний угол. Естественно, доходы пошли вниз. А вот расходы, по крайней мере большую их часть, пришлось взять на себя. Конечно, с коллегами была договоренность, что все траты идут в зачет и будут компенсированы из первых доходов кооператива.

Свет в конце туннеля забрезжил через два месяца. Коллеги-адвокаты стали с удовольствием принимать своих клиентов в новом помещении. Мама Лены Суворовой довольно быстро для ее возраста освоила компьютер и с удовольствием печатала на нем документы для своего «выводка», как она ласково окрестила партнеров дочери. Однако возникла проблема с бумагой. Если для консультации она закупалась централизованно через Президиум, а по домам втихую разворовывалась адвокатами, то здесь воровать было неоткуда, а фонды, разумеется, на кооперативы не выделялись. Для Госплана кооперативная экономика не существовала. Пришлось решать и этот вопрос.

Вадиму постоянно вспоминалась фраза «Солидная фирма возьмет в аренду дырокол». Да, нелегко было Остапу Ибрагимовичу заниматься строительством «Рогов и копыт».

Вадим за гроши взял на обслуживание ведомственную типографию Минпищепрома, но договорился о фактическом бартере. Вместо денег типография рассчитывалась писчей бумагой. Зачет шел по госценам, и, соответственно, грошовый гонорар Вадима фактически превращался в весьма доходный – бумагой стали даже немного приторговывать, продавая Аксельбанту.

Разумеется, уже не по госцене.

Алгоритм Вадиму так понравился, что и он, и его коллеги очень быстро большую часть клиентов перевели на бартер. Юридические услуги – в обмен на второй, а потом и третий компьютеры, в обмен на заправку бензином без очереди, за продуктовые заказы, опять-таки по госценам. Жизнь налаживалась.

Пятьсот рублей в месяц, которые должны были сдавать в общую кассу пять адвокатов-кооператоров, не были большим бременем, а вот доходы стали расти. Клиентов, разумеется, привлекал не только внешний антураж. Сам факт, что их обслуживают «независимые адвокаты», первая в Союзе «частная адвокатская контора», а Вадим именно так представлял свое детище, автоматически вел к возможности брать денег больше, чем обычно. Одни клиенты стали приводить других. Получилось, что, не успев избавиться от хозяйственных забот, Вадим оказался по уши завален работой профессиональной.

Лена попыталась нажаловаться Илоне. Но та неожиданно поддержала Вадима. Видя, как ее собственный муж увлеченно работает в кооперативе, мудрая Илона сказала невестке:

– Запомни, если хочешь сохранить мужа, займи его делом! Когда мужчина занят любимой работой, ему не до глупостей на стороне.

Все-таки Ил она и вправду была прекрасным психологом. Других аргументов не понадобилось. Лена не только смирилась с ситуацией, но и сама стала активно искать клиентов для кооператива мужа среди знакомых.

Несколько раз в месяц Вадим звонил Ирине Львовне Коган. Рассказать о своих делах, просто поболтать. Старушке было важно внимание, а Вадим всегда помнил, чем он ей обязан.

В воскресенье с ужасом вспомнил, что не звонил больше месяца. Забыл! Набрал номер. К телефону подошел брат.

– Ира в больнице.

– Что с ней? – опешил Вадим.

– Плохо, Вадим. Очень плохо. У нее рак легких. Только вы ничего не знаете. Она тоже не знает.

– Она в сознании? – Вадим почувствовал, как его прошиб холодный пот.

– Нет. Уже два дня.

– Я могу к ней приехать?

– Конечно, только боюсь, это бесполезно. Врачи говорят, что она вряд ли выйдет из комы.

Вадим растерянно положил трубку. Даже не попрощавшись. Впервые в жизни он понял смысл слов «время остановилось».

Как же он не обратил внимания, что уже несколько месяцев Ирина Львовна при разговоре покашливала? Почему он не заезжал к ней домой почти год? Они ведь и в консультации виделись последнее время крайне редко, – Вадим давно не ходил на дежурства. Ощущение невосполнимости грядущей потери придавило Вадима.

Вадим приехал в больницу, но его к Коган не пустили.

Через три дня Ирина Львовна умерла.

Последнее, что мог сделать для своей наставницы Вадим – завалить ее гроб цветами. В государственных магазинах срезанных живых цветов почти не бывало, только в «Польскую гвоздику» завозили два раза в неделю, и очередь выстраивалась на километр. Вадим понимал, что большинство адвокатов, чьи доходы с появлением юридических кооперативов резко упали, придут на прощание кто вовсе без цветов, а кто хорошо если с четырьмя гвоздиками.

Ребята из «Гиппократа» не подвели. В день похорон Вадиму привезли сто свежайших красных гвоздик. Попытки Вадима расплатиться с курьером оказались тщетными. Хозяева «Гиппократа» знали по рассказам Вадима, кем была для него Коган, и строго-настрого запретили брать деньги со своего адвоката.

Вадим ошибся только в одном. Цветами оказался завален не только гроб с телом Ирины Львовны, но и стол на сцене Президиума, где проходила панихида. Вадиму даже стало неловко за свой огромный букет, и он, разделив его на две части, дважды подошел к гробу, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Взрослеете, – бросил Марлен, от которого хитрость Вадима не ускользнула.

Но Вадиму было не до комплиментов. Он прощался с юностью.

Осипов не успел оглянуться, как наступил Новый год. Только сейчас он сообразил, что его «первая частная адвокатская контора» существует уже 8 месяцев. И только сейчас понял, что добился эффекта, обратного тому, к которому стремился. Семью он вообще видеть перестал. Надо что-то менять! И вот тут как нельзя кстати вспомнилось учение Маркса о прибавочной стоимости.

После новогодних выходных Вадим объявил своим партнерам новые «правила игры».

Поскольку именно на него, Вадима, приходится большая часть организационной работы фирмы (первый раз Вадим произнес слово «фирма», не догадываясь пока, что на годы оно станет основным в его лексиконе), он устанавливает себе зарплату 750 рублей в месяц. То есть, с каждого дополнительно в месяц по 150 рублей. В том числе и с него самого – он же остается и рядовым сотрудником. Кроме того, начиная с 1 февраля, за передачу клиента он будет брать по 30% гонорара. Кто не хочет, может от него клиентов не принимать.

Вадим объявил о своем решении спокойным тоном по окончании обсуждения текущих дел. Так, между прочим. Наступила тишина. Первым ее нарушил отец:

– Вадим, но ты же сам всегда был против 30 процентов?

– Да, батя, я плохо учился в институте. Оценки были хорошими, а сути я не улавливал. – Вадим улыбнулся. – Я стал марксистом.

Шутку никто не понял, но, прикинув, как заметно в лучшую сторону изменилась у каждого из них жизнь в прошлом году, спорить тоже никто не стал.

Вечером Вадим был мрачнее тучи. Лена спросила, что стряслось.

– Ничего. Мне кажется, мы начинаем жить по правилам, которые мне не нравятся. Но это не твоя и не моя вина. Просто мы еще не готовы. И не знаю, выдержим ли. Другие какие-то времена настают. И нравы другие.

– Ты о чем?

– Ладно, так, ни о чем! Тяжко мне, Ленка. Не по мне все это.

– Что случилось, ты можешь толково объяснить?

– Не могу. Просто я начинаю делать то, что считаю неправильным. А поступать иначе не получается. Выходит – обстоятельства заставляют, а душа не принимает!

– И что делать? – Лена недоуменно смотрела на мужа. Растерянного, притихшего, не похожего на себя.

– Поживем – увидим.

Глава 21

ПОВОДОК

Так получилось, что в этот вечер Вадиму пришлось задержаться на работе: Лена Суворова и Игорь Бабкин, сын Комитетского генерала, оставили Вадиму для проверки подготовленные ими исковые заявления. Одно – о взыскании долга по арендной плате, второе – по взысканию штрафных санкций за несвоевременную поставку шкурок выдры для мехового кооператива. Оба дела для Вадима простенькие, но время потратить все-таки надо было.

Партнерьь, поначалу принявшие условия Вадима по организации работы фирмы с зубовным скрежетом, теперь стали с радостью пользоваться открывшимися возможностями. Так уж получилось, – не сразу, постепенно, – что свою шестисотрублевую зарплату (сто пятьдесят он платил себе сам и зарплатой, разумеется, не считал) Осипов отрабатывал не только хозяйственными хлопотами, но и исполнением функций «самого умного».

Коли ты начальник, вот и отвечай за все. В том числе и за качество документов, отправляющихся гулять по лабиринтам судебной системы из недр твоей фирмы. Материальной выгоды от этого Вадим никакой не имел, но не только смирился, а даже всячески поощрял сложившуюся систему.

Причиной тому стали слова Илоны, которая, услышав как-то стенания Вадима о завале работой, резонно заметила:

– Ты назначил себя главным. Хочешь, чтобы люди это признали – стань лидером. Докажи, что ты работоспособнее, умнее, грамотнее других. Тогда никому в голову не придет тебя подсиживать.

Вадим давно не прислушивался ни к чьим наставлениям, но это признал правильным. Вот и нынче вечером он отпустил секретаршу и остался в офисе один, задыхаясь от раскаленного летнего воздуха, смешанного с автомобильным угаром московского центра. Сидел и проверял результаты труда коллег-подчиненных…

Вадим услышал, как хлопнула входная дверь. Поскольку и сам Аксельбант, и половина его персонала засиживались в кооперативе еще дольше, чем Вадим, приход позднего посетителя никак его не удивил. Но когда Осипов услышал звук открывающейся двери их комнаты, комнаты юристов, удивленно поднял глаза. На пороге стояла улыбающаяся Юля, дочь Марлена.

Появление Юли в половине десятого вечера стало для Вадима полной неожиданностью. Толковая, разбитная девчонка двадцати двух лет особо адвокатской работой не увлекалась. Девушка была знающая, грамотная, но без мотивации к труду. Да и зачем?

Папа ее давно зарабатывал максимум из того, что можно было заработать в Советском Союзе. Вернее, можно было потратить, не привлекая особо пристального внимания ОБХСС.

Юля всегда имела все. На втором курсе юрфака МГУ, как только ей исполнилось 18 лет, стала разъезжать на «Жигулях». Разумеется, на «семерке», самой последней и престижной по тем временам модели. К окончанию института ее ждала кооперативная трехкомнатная квартира неподалеку от родителей, от родной 3-й Фрунзенской улицы. Одевалась Юля в валютной «Березке».

Училась девочка хорошо, при папе-маме не курила, к спиртному была равнодушна. Потому никаких воспитательных санкций к ней никогда применять не приходилось. К тому же и в школе, и в университете вела себя Юля достаточно скромно, так что и оттуда жалоб на нее не поступало.

Став адвокатом и начав жить отдельно, Юля поняла – что-то в этой жизни проходит мимо нее. Несколько молодых людей, с которыми она познакомила родителей, вызвали такое неприятие со стороны Марии Ивановны, что юная адвокатесса уразумела – никакая подобранная ею самой кандидатура мужа маму не устроит.

Мария Ивановна периодически организовывала знакомства Юли с детьми солидных юристов, друзей или близких знакомых Марлена. Но все эти мальчики, «играющие на скрипочке», не вызывали у Юли никаких плотских желаний. А природа брала свое…

«От мужика должно пахнуть мужиком», – этот почти научный критерий естественного отбора Юля впервые сформулировала, откровенничая с близкой подругой. Та поинтересовалась, что сие значит? Юля объяснила – мужик должен быть независим, умен, немного грубоват, но при этом грубоват интеллигентно, остроумен и хорошо зарабатывать. «А деньги-то его тебе зачем?» – удивилась подруга, явно намекая, что уж в этом-то Юлька точно не нуждается и никогда нуждаться не будет. Как-никак, единственная наследница.

Понять подругу было легко – разговор происходил на даче Марлена, трехэтажной, огромной, окруженной полугектаром земли. Никто, кроме высшей советской элиты, не имел таких владений. У самой подруги не бедные по ленинградским меркам родители считали за счастье обладание 12 сотками в Комарове. Это поднимало их над сотнями тысяч «садистов», стандартных граждан, получивших от государства по 6 соток «неудобий» для разведения сада и огорода и строительства дома без печки максимальной площадью в 24 кв. метра.

Юля объяснила: «Если мужик к тридцати годам, а моложе меня не интересуют, еще не начал прилично зарабатывать, то он не мужик по определению! Мне не деньги его нужны, а характер!»

Но свободных таких мужиков не было. «Всех разобрали!» – жаловалась Юля со смехом и потому жила одна, хотя и просыпалась по утрам частенько не в одиночестве.

Вадиму в Юле нравился легкий нрав. Всегда улыбающаяся, приветливая, слегка кокетливая, но вполне серьезная, если ей поручалось какое-то важное дело.

В суде Юля стервенела – оппонент моментально становился для нее смертельным врагом, и она рвала его в клочья. Однако сразу по окончании процесса могла подойти к еще не остывшему противнику, мило улыбнуться, рассказать анекдот и распрощаться, оставив впечатление вполне милой и интеллигентной девушки. Так что Юлю, в отличие от самого Вадима, коллеги любили. И имя отца здесь было ни при чем.

– Корпишь, Вадик? – Юля хохотнула, задорно закинув назад голову.

– Угу, проверяю домашние задания нерадивых старшеклассников, – в тон ей ответил Вадим. Появление этого веселого создания в душном подвальном кабинете неожиданно подняло настроение Осипова.

Не переставая смеяться, Юля подошла к столу Вадима, по-хозяйски, не обращая внимания на его удивленный взгляд, сдвинула стопку бумаг с края на середину, и села на освободившееся место. Получилось, что откинувшийся в кресле Вадим оказался почти напротив Юдиных обнаженных коленей. Он непроизвольно посмотрел на Юдины ножки и впервые заметил, что у нее не только аристократические тонкие щиколотки, но и очень маленькие, изящные коленные чашечки, подчеркивавшие стройность ног.

– Работай, работай, – продолжая улыбаться, распорядилась Юля. – А я побуду твоей адвокатской музой. На часть директорской зарплаты не претендую! Вдохновение не продается, только дарится.

– Впервые вижу зардевшуюся музу, – отшучивался Вадим, чувствуя непонятное стеснение.

– А как же мне не покраснеть от волнения и трепета? Быть вдохновительницей такого великого адвоката… – она задумалась и загадочно-кокетливо добавила: – к тому же я не знаю, какие ассоциации вызывает у тебя женщина, расположившаяся на твоем столе…

– Прежде всего, красивая женщина! – Вадим не прочь был тоже пококетничать. – И, прямо скажем, не расположившаяся, а оккупировавшая…

Только сейчас Вадим сообразил, что Юлькин приход и ее поведение могут быть не просто случайностью. Конечно, он сразу заметил, что под тонюсенькой Юлиной кофточкой не было лифчика, и очертания ее немаленькой груди четко просматривались через оттопыренною сосками шелковую ткань. «А может, ей просто скучно стало и нечем заняться сегодня вечером», – нашел спасительное объяснение Вадим.

Но Юля быстро развеяла его сомнения. Она наклонилась вперед, крепко взяла его руку и приложила к своему сердцу. При этом приподняла левую грудь рукой Вадима так, чтобы он мог предметно ощутить, что ей есть чем гордиться.

– Слышишь, как я волнуюсь?.. – Улыбнулась и, тихо хохотнув, добавила: – За судьбу проверяемых тобой документов, разумеется…

Вадим взаправду растерялся. При этом он почувствовал, что возбуждение, охватившее его, вызвало не только учащенное сердцебиение, – оно быстро стало принимать и более конкретные формы…

– Да, я хочу этого, – вдруг совершенно серьезно сказала Юля. И после небольшой паузы повелительно сообщила: – И ты тоже!

Она спрыгнула со стола и села на опешившего Вадима, обхватив его бедра ногами. Юбка при этом, естественно, задралась, и взгляд Вадима уперся в прозрачные кружевные трусики, не скрывавшие, а, наоборот, приковывавшие внимание к тому, что было под ними.

Юля схватила Вадима за волосы на затылке и запрокинула его голову. Впилась губами в его губы, крепко прижимаясь к груди Вадима. Вадим почувствовал Юдины соски с такой отчетливостью, будто их не отделяли от него ни ее кофточка, ни его рубашка. Больше он контролировать себя не мог. И не хотел!

Вадим начал расстегивать мелкие пуговки на Юлиной кофточке. Руки дрожали, пуговицы не слушались. Юля была не столь бережлива, как Вадим, отпустила его волосы, чуть отодвинулась и рванула на себе блузку. Вадим схватил Юлыданы груди, только сейчас осознав, как давно ему хотелось до них дотронуться. Пальцы Вадима стали нежно переминать сосочки, Юля застонала, не прерывая поцелуя. Вадим телом услышал мелкую дрожь, охватившую девушку. Но ее руки, оказавшиеся между его ногами, действовали куда увереннее, чем его собственные несколько мгновений тому назад. Юля знала, чего она хотела, и брала уверенно. Как привыкла всегда брать по жизни.

– Ого! – Юля с восторгом посмотрела на то, что оказалось в ее руках, – я догадывалась, что у тебя масса достоинств, но не до такой же степени!

Вадиму было не до шуток, он даже не понял, что ему только что сделали комплимент. Однако на каком-то подсознательном уровне он почувствовал, что оснований волноваться больше нет. Осталось только желание, мозги отключились. Но управление процессом Юля уже ему не доверяла. Она сама сдвинула в сторону трусики и…

Все происходило так стремительно и горячо, что Вадим ничего не помнил, ничего не соображал, только наслаждался. Правда, когда Юлька смахнула со стола большую часть бумаг, освобождая место для более удобной позы, мысль о том, что все это придется собирать и опять разбирать по стопкам, на мгновение вернула Вадима к реальной жизни. Но Юлька знала, что делает, и через мгновение Вадим опять был не способен ни о чем думать.

Неожиданно Юлька вздрогнула, мелко задрожала, как в ознобе, по ее телу прошла судорога, и она обмякла со сладостным стоном. Вадим замер, скорее инстинктом, нежели умом, понимая, что ей надо насладиться мгновением и любое его движение может только помешать.

– Уф! – выдохнула Юлька и улыбнулась. – Спасибо, милый! Это было прекрасно!

– И мне, – скорее промычал, чем произнес, Вадим.

– Тебе пока нет! Думай о себе, я – все! Я обычно только один раз.

– Угу! – опять промычал Вадим. – А я могу?..

– Можешь, – не дослушав, быстро ответила Юлька. – Я таблетки пью.

– Какие таблетки? – не понял Вадим.

– Не отвлекайся, потом объясню.

Вадим больше и не отвлекался. Правда, это заняло очень немного времени. Он давно уже был готов, просто пропускал Юльку вперед…

Едва отдышавшись и придя в себя, Вадим спросил:

– А что же ты будешь делать с блузкой?

– Твой рационализм восхищает! – Юлька радостно смеялась. – Хотя хорошо, что тебя только это волнует!

– Нет, мне еще интересно, о каких таблетках ты говорила? – Вадим постарался улыбнуться, хотя на самом деле Юлины слова заставили его подумать как раз о том, о чем он не думал, хотя явно стоило бы…

– Обычные противозачаточные таблетки. Гормональные, – как ребенку, невозмутимо разъяснила девушка.

– А гормональные, это не вредно? – Вадим знал только один гормональный препарат – «преднизолон». От него люди толстели страшно.

– Нет, ну ты как ребенок! Ты что, никогда не слышал про противозачаточные таблетки? – Казалось, Юлины глаза сейчас просто выпрыгнут из орбит.

– Нет, – смутился Вадим.

– Будем учить! – Юлька расхохоталась так заразительно, что Вадим не удержался и тоже засмеялся. Чувство неловкости прошло.

– А что касается кофточки, – чуть серьезнее добавила девушка, – то не боись, у меня в машине есть запасная.

– А трусики запасные ты тоже с собой возишь? – не удержался Вадим от соблазна подколоть.

– Нет, поэтому и не доверила тебе с ними разбираться!

– Ну, ты разобралась просто профессионально!

– Не хами! – Юля вмиг помрачнела. – Ты на что намекаешь?!

– Ни на что! – опешил Вадим.

– Если ты думаешь, что я так на каждого прыгаю… – в Юлькином тоне зазвучала неприкрытая агрессия. Вадим испугался. Глаза девушки уже искрили.

– Остановись! – командным, привычным для этого помещения, но не ситуации, голосом приказал Вадим. Юля сразу остыла. «Великий человек был академик Павлов», – подумал Вадим.

– Первое, установленным можно считать тот факт, что ты признаешь: это ты на меня прыгнула! Почти явка с повинной. – Юля невольно улыбнулась, хотя в глазах еще посверкивали отблески молнии. – Второе, я не каждый и твой выбор вполне понятен. Более того, свидетельствует о хорошем вкусе! – Юлька добродушно хмыкнула. Искры гнева сменились во взгляде огоньками лукавого кокетства. – Третье, ты только что обещала меня учить. Вот я в рамках учебного процесса и задал вопрос. Откуда мне знать, может, запасные трусики являются неотъемлемым приложением к гормональным таблеткам? – Вадим первым рассмеялся своей шутке.

– Ну тебя в задницу! – конфликт был исчерпан, Юлька сыто улыбалась. Неожиданно она потянулась к тому, что только что доставляло ей такое удовольствие, поцеловала, лизнула, как кошка блюдце из-под сметаны, и деланно-деловым тоном сказала: – Урок номер два – быстрое одевание. Меня родители наверняка обыскались.

Упоминание Юли о родителях моментально вернуло Вадима к реальности. Настроение испортилось тут же. Что будет, если Марлен с Марией Ивановной узнают о произошедшем, страшно представить. Но просить Юлю ничего им не говорить было как-то неловко. Не солидно. «А, будь что будет!» – неожиданно для самого себя подумал Вадим. «Вот уж не моя философия!» – удивился собственной лихости руководитель адвокатской фирмы и стал быстро одеваться.

Назавтра Юля появилась на фирме только к середине дня. С утра у нее было дело в суде, уже шестнадцатое заседание по разделу имущества супругов. Вадим отслеживал этот процесс не из-за особой его важности, а по причинам личным. Не хотелось, чтобы его рекорд был кем-то перекрыт: одно гражданское дело Вадим тянул 7 лет! Сорок три судебных заседания! Истца довел до такого состояния, что мировое соглашение подписали на условиях его клиента. Юля использовала те же приемы затягивания дела. И пока весьма успешно. Имуществом-то благополучно продолжала пользоваться ее клиентка, а бывший муж уже третий год ходил в суд и каждый раз уходил несолоно хлебавши. Сегодня Юля опять сорвала процесс.

Воспользовавшись тем, что, кроме секретаря, никого в адвокатской комнате не было, Юля подошла к Вадиму и достаточно громко, так, чтобы мама Лены Суворовой точно расслышала, сообщила:

– Вадим, мне нужно с тобой пошептаться. Я исчерпала фантазию. Как следующий раз буду срывать, не могу придумать.

Вадим по обычаю что-то писал, но кивнул и пригласил к разговору:

– Подходи! Будем срывать вместе.

Юля подсела к Вадиму, наклонилась к уху и прошептала:

– Нет, срывать теперь будешь ты, я это делала вчера. А лучше расстегивать. Меня этот процесс сам по себе заводит. Не возражаешь?

– Умница! Правильно! – достаточно громко ответил, немного отстранившись, Вадим.

– Тогда в шесть у меня дома, адрес сейчас напишу и передам тебе с проектом отзыва по одному делу. Кстати, посмотри до вечера, мне завтра отдавать клиенту, – продолжала шепотом Юля. – Да, машину поставь в стороне, а то родители могут увидеть.

– Не меньше восьми. Меньше никак не получится! – опять звучно, для секретарши, ответил Вадим, радуясь в душе тому, что Юле, слава богу, объяснять ничего не придется. Сама сообразила, что от Марлена с мамой их романчик надо скрывать.

– Приезжай пораньше, у нас мало времени останется, – уже не прошептала, а прошипела Юля.

– Не страшно! Главное, чтобы клиент был доволен качеством, – ответил Вадим и нахально улыбнулся.

– Над этой проблемой придется побиться вместе! – теперь уже в полный голос, вставая, ответила юная стерва. Вадим смутился.

Секретарша ничего странного в этом эпизоде не заметила.

Роман с Юлей продолжался уже больше трех месяцев. По понедельникам и четвергам, когда суды начинали работать с одиннадцати, Вадим заезжал к Юле утром, а по средам, поскольку «судебное присутствие» ограничивалось 18.00, вечером. График встреч выработался сам собой, – планировать свидания на время работы судов было рискованно. Адвокаты в эти часы становились людьми подневольными.

Лена явно ничего не замечала и не чувствовала. Да ей и не до того было. Защита диссертации через год да еще общественной работой ее хорошо пригрузили. Кроме того, Машка стала проявлять норов, отстаивая свою тринадцатилетнюю взрослость.

С Юлей было беззаботно и интересно. Оказалось, что начитана она больше Вадима, думать самостоятельно умеет, на подарки не рассчитывает, но при этом пустяшным забавным сувенирам, которыми кооператоры завалили всю Москву, радуется, как ребенок…

Вадима настораживало, что он все чаще и чаще думал о Юле, засыпая, а не только за час до свидания. Горячий и необременительный секс стал во что-то перерождаться, а вот этого Осипову совсем не хотелось.

Как-то вечером позвонил Марлен.

– Вадим Михайлович, есть серьезный вопрос, – голос в трубке звучал почти официально.

– Слушаю, Марлен Исаакович! – Вадим напрягся, – неужели Юлька проболталась?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: