Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Катакомбы под городом




 

«Помилуй мя, господи, помилуй мя. Оборони от люте навета и злоце человецех. Вразуми, господи, паству твою...» – приглушенное бормотание старца в черном монашеском одеянии переходило в свистящий шепот, и тогда огонек лампадки перед иконостасом в два тябла начинал тревожно метаться. Из тьмы то проступали, то исчезали сумрачные лики святых; в мерцании света их бесстрастность казалась старцу зловещей. Он неспешно, двумя перстами, осенял себя, монотонно и тихо, чуть нараспев, продолжал молитву. В удушливой тишине подземной кельи звуки собственного голоса вносили успокоение, позволяли сосредоточиться, уйти в заученную вязь древнего языка, в думы...

Старцу было лет за семьдесят. Был он среднего роста, сухощав и, как видно, не обладал телесным здоровьем. Лицо его, увитое паутиной морщин, обрамляла седая ухоженная борода, сохлым пергаментом желтели лоб и впалые щеки. Но наиболее приметно выделялись глаза. Глубоко посаженные, живые, они словно источали свет неколебимой веры и какой-то скорбной истовой силы воли. Не всякий мог выдержать взгляда этих глаз. Знать, многое повидал и испытал он на своем веку...

Наконец, сотворив земной поклон перед образами, старик зажигал от лампадки тонкую восковую свечу и, взяв ее меж пальцев в ладонь, сложенную лодочкой, чтобы не задувало пламя, ступал в черный проход подземелья. Ни звука не шло от его шагов, лишь тени причудливо плясали на глиняных стенах нескончаемого лабиринта.

Было ли так? И сколько здесь от воображения? А может, напротив, слишком робка мысль, и в тайных бдениях с единоверцами не смирение, а хулу и проклятья шептали уста, страхом и ненавистью перед смутными временами, безверьем люда наполняли, злобили души, и зрели, вынашивались честолюбивые планы небывалого возвышения, в фанатическом исступлении грезились картины кровавой тризны по богоотступнику Никону и его приспешникам...

Так или не так, но даже того, что уже известно о подземелье бывшего безродненского монастыря, достаточно для воссоздания похожих картин. Порой их видишь, словно наяву. И все-таки каждый раз, когда задумываешься об этой истории, мысль невольно обращается к вопросам, которые пока остались без ответа. Сохранит ли время навсегда свою, пусть небольшую, тайну, или случай когда-нибудь еще прольет ясность на неведомые страницы – как знать?

Для меня эта история началась в 1971 году. В ту пору небольшая группа волжских спелеологов вела поиски пещер близ озера Баскунчак.

Особенный интерес поездкам придавала легенда о громадной пещере, в которой, по преданию, останавливался Степан Разин со своим многочисленным войском.

Обратились к научным трудам – ни в одном из исторических и краеведческих документов сведений о подобной достопримечательности не оказалось. А молва о пещере упорная... Правда, высказывались предположения, что вход в нее не сохранился, рухнул.

Тогда же в одной из книг нам попалась подробная карта-схема походов Разина со своими отрядами. Выходило, что они, в самом деле, могли останавливаться у Баскунчака. Линии его походов в 1668 и 1670 годах на Астрахань и в Персию пролегли совсем рядом с озером, где повстанцы могли пополнить свои запасы солью Баскунчака и мясом кочевых табунов. Так что легенда приобретала достаточно реальные очертания.

Однако наши поездки одна за другой оканчивались неудачно. И вот тогда же по какой-то скрытой логике, впрочем, нередкой в краеведческих исследованиях, до нас дошла весть о подземных ходах, якобы прорытых под нашим городом. Помнится, принес ее Юрий Копнов, участник и главный вдохновитель наших спелеологических экспедиций, опытный и удивительно неутомимый путешественник-краевед. С его слов выходило, что существование подземелий связывают с женским монастырем, который был в селе Безродном, положившем начало городу Волжскому. Наткнулись на них строители, когда в 1961-1963 годах стали строить дома в тридцать девятом квартале. Что-то они выясняли, даже специалистов приглашали, однако толком, кажется, ничего не узнали. А старожилы рассказывали, что длина галерей очень большая и один из выходов – в Заплавном. Почти в тридцати километрах отсюда! В общем, было чему удивляться. Монастырь, подземелье... Словно дыханием веков повеяло. А городу-то всего семнадцать.

Разумеется, захотелось подробнее разузнать о странных подземельях. Ведь сколько былей и небылиц, преданий и сказок связано с таинственным миром пещер и подземелий, издревле, с самых истоков человеческой жизни, манившим и пугавшим людей! Вот и еще одна история требует разгадки. Удастся ли ее найти?

О том, чтобы оставить затею в покое, уже не было и речи. К тому же преследовала мысль: а не останутся ли навсегда замурованными в лабиринтах ценные предметы старины – книги, иконы, предметы культа, да мало ли чего еще? Не следует ли организовать раскопки?

Но когда были прорыты ходы?..

Раздумья и споры о времени создания загадочных катакомб поначалу особенно занимали. Предположения, смелые догадки уводили далеко в глубины столетий. Уводили не случайно. Прошлое Заволжья необычайно щедро событиями и, как мне кажется, само по себе невольно способствует безудержному полету фантазии тех, кто с ним соприкасается.

Остатки городов, которые красовались по левобережью Ахтубы и Волги в период Золотоордынского ханства, неопровержимо свидетельствуют о былой оживленности здешних мест. О том рассказывают и древние записи, дошедшие до наших дней.

Арабский путешественник Ибн-Баттута, побывавший в 1333 году в столице Золотой Орды Сарай-Берке, описывает его как один из величественнейших городов магометанского мира, украшенный мечетями и дворцами, облицованными узорами цветной керамики, утопающий в буйной зелени, с шумными богатыми базарами, мощеными улицами и водопроводом. В Сарай-Берке, помимо татар и монголов, проживало немало иностранных ремесленников и купцов, чьи торговые связи простирались во многие страны Ближнего и Среднего Востока, Азии и даже Европы.

Все это было... Благоденствовало, преуспевало на страх северным соседям могущественное, казавшееся незыблемым, Золотоордынское ханство. И все развеяно в прах жестокими войнами и временем. Лишь многочисленные курганы древних захоронений да останцы каменных дворцов вблизи Царева, неподалеку от Волжского, напоминают о минувшем.

Одно из таких разрушенных строений до 1860 года виднелось и около села Безродного.

Знакомясь с материалами областного музея, я не раз еще встречал свидетельства историков о ценных находках в десятках захоронений близ села.

Могли ли пещеры относиться к эпохе владычества Золотой Орды? Сомнительно, конечно, однако исключить полностью такую возможность в самом начале наших поисков мы не решались. Да и заманчиво было бы обнаружить столь древние рукотворные подземелья. Сколько интересного, по-настоящему ценного могли они таить!..

Как бы то ни было, нас, разумеется, не мог не волновать вопрос о назначении пещер. Какими обстоятельствами могло диктоваться их создание? Поначалу нам трудно было судить об этом. Во всяком случае, появление таинственных катакомб могло быть не менее целесообразным, чем создание столь же древних искусственных пещер Кара-Тепе, Старого Орхея или Киево-Печерской лавры, где также затрачен колоссальный труд людей.

Однако шло время, и по мере ознакомления с историей Заволжья все более укреплялась наша уверенность в неслучайной связи создания подземелий с существованием монастыря.

С помощью работников местного музея и старожилов удалось собрать о нем скупые сведения.

Был он женским и просуществовал то ли до 1923, то ли до 1924 года. Т.Д. Садчикова, уроженка Безродного, рассказывала, что поначалу монастырь был деревянным, а когда вдруг сгорел, то на деньги богатых купцов и прихожан был отстроен заново, из камня. Указала она и место, где располагалось монастырское подворье – неподалеку от двухэтажного здания земской школы, что стоит на крутобережье Ахтубы, кстати, там, где и были обнаружены ходы.

В тридцатые годы заброшенное здание монастыря разобрали по кирпичику для каких-то хозяйственных нужд и колхозных построек. О времени возникновения монастыря Садчикова ничего не знала.

Правда, богомольная мать ее сказывала, будто монастырь возник на месте «боговых печор», которые отыскал некий старец по имени Лукьяныч.

Эти и другие, добытые по крупицам сведения по времени совпадали с началом освоения Волго-Ахтубинских займищ русскими поселенцами, с тяжким временем царских притеснений, гонений и религиозных распрей. Со второй половины XVII века, с возвышением патриарха Никона, в Заволжье появились бежавшие из сел и городов раскольники. В лесах и пустошах, в глухих урочищах и неведомых заимках ставили они свои скиты, молились, ждали погибели «антихристов». В скитах селились старообрядцы разных толков: духоборцы, молокане, богомилы, еноховцы, аввакумовцы...

Иные староверцы-голбешники (от слова «голбец» – погреб) исповедовали истинность веры в уходе в пропасти земные, в вертепы, пещеры, ибо «нечестием людей на тридцать сажен осквернена земля». Рыли подземелья, в известняке или песчанике вырубали кельи, склепы, прятались от земного света. Немало таких обиталищ по Волге, на Хопре да в лесах вдоль Медведицы знавали люди...

Отголоски тех времен напоминают о себе и сегодня. Неподалеку от Камышина в склонах Урак-горы обнаружены скитские пещеры с тесными кельями, узкими проходами, с закопченными от нечистого воска сводами. Видно немало лет провели здесь отшельники.

Известны по преданиям пещеры на Мячном бугре у села Селитренного, на Ушах, что близ Камышина, в глубоких балках у Дубовки. Неподалеку от хутора Бубновского, на Хопре, еще десяток лет назад любознательные подростки пытались пройти весь долгий путь по подземному ходу, ведшему неизвестно куда, но отступили из-за угрозы обвалов. А старики предполагают, не к сокровищам ли народного вождя, казака Кондратия Булавина ведет он? Богатая, по слухам, казна была у повстанцев, но попрятали добычу надежно. Многие пытались сыскать, да куда там...

Вот и безродненские катакомбы имеют непонятное происхождение. Если их протяженность такова, как утверждают старожилы, те какой же многолетний труд был заложен в их создание? Для какой цели?

Вскоре после сообщения Садчиковой о точном местоположении бывшего монастыря мы с Копновым пошли туда. Никаких особых надежд на открытия не питали – знали, что квартал почти полностью застроен, но все-таки... Хотелось убедиться, что ли. Ну и выяснить насчет раскопок, если б позволили городские власти. Была у нас такая задумка.

Ходим вдоль домов, выискиваем хоть какую-нибудь колдобину в земле, хоть мало-мальский след провала... и окончательно убеждаемся – ничего. Все поглотил город. Дворы залиты асфальтом, дорожки распланированы, в геометрически правильных скверах деревья уж в добрый десяток метров вымахали.

Еще убедились, что копать в этой ухоженности и благообразии нам вряд ли придется. Тут не то что домоуправ, любой дворник на дыбы поднимется. А вообще как трудно даже на миг представить рядом с окружающим нас стеклом и бетоном черные узкие подземелья, мрак и сырость галерей, для чего-то людьми же и сотворенными. Но ведь они есть, они существуют!

Вышли на берег Ахтубы, к старой школе. Вечерело. С крутого берега плавящейся в лучах закатного солнца реки широко, вольготно распахивалась взору синеющая даль поймы. Курчавиной густых перелесков, светлыми прогалинами полей и лугов, зеркальцами множества озер и ильменей устилалась, уплывала к зыбкому горизонту зеленая равнина. Легкая белая дымка, точно кисея, скрадывала очертания отдельных деревьев, строений, и оттого вся долина казалась безбрежным и неспокойным изумрудным морем.

Горело небо. Огненным шлейфом разметались по нему редкие облачка, будто отсветы давних битв и пожарищ, пронесшихся над долиной, над степным краем за все долгие века. Сколько всего помнит эта земля, сколько неведомого скрывает! Да только непросто выведать ее тайны.

Отшельник

 

На какое-то время наши поиски приостановились. Точнее, наступил тот неизбежный этап исследований, когда наибольшую пользу приносит внешне неэффектный, неспешный и кропотливый изыскательский труд. Он заключался в отыскании старожилов Безродного, в большинстве своем разъехавшихся по окрестным деревням и поселкам, в поиске необходимых документов о монастыре, в розыске тех строителей, которые в шестидесятых годах обследовали катакомбы.

Особые надежды связывались с Саратовским и Астраханским архивами. Дело в том, что территориально бывшее село относилось к Астраханской губернии, а церковь, как выяснилось, входила в епархию саратовского епископа. Там могли сохраниться нужные нам материалы о безродненском монастыре и – как знать? – может, и по истории создания подземелий. Перепиской занялся музей, меня же больше интересовали строители.

И здесь на первых порах нам повезло. Случайно я узнал, что существует папка с материалами разведочных бурений, вскрытий шурфов в районе подземных ходов, с отчетами ростовских маркшейдеров-горнопроходчиков. Имелись в ней и другие любопытные сведения о подземелье. Сообщил об этом Б.Д. Огнев, тогдашний директор Волжского бюро путешествий и экскурсий, сам страстный путешественник, энтузиаст краеведения. Он сразу же предложил свою помощь.

– Лет пять назад я эту папку видел, – рассказывал Борис Дмитриевич. – Помню, зеленоватого цвета, довольно объемистая. Там отчеты геодезистов, геологические разрезы на миллиметровках и еще записи рассказов местных жителей, из стариков. Интересно, что рыли подземные ходы якобы верующие поселяне, а руководил ими монах, из пришлых, Андрей Лукьянович Черкасов, если не ошибаюсь. Работы велись скрытно, землю в мешках вывозили ночью. Вообще особых находок там как будто не обнаружили. Да и сами пещеры, как видно, не из древних. Вероятно, середина прошлого века.

– А протяженность? Что известно об этом?

– Точно не помню. По крайней мере, не слишком большая. Но ходы очень разветвленные, часть из них неизвестно куда ведет. Да, слушай, главное забыл! В той папке я видел схему подземелий...

Последнее сообщение было наиболее важным. Если время создания катакомб нас несколько разочаровывало: похоже, не бог весть какая старина, – то план подземелий вероятнее всего уникален. Сейчас, когда район расположения пещер полностью застроен, схему ходов, пожалуй, уже не восстановить.

Зеленую папку надо было непременно найти.

Но поиски – ни мои, ни Огнева – ни к чему не привели. Обращались в самые разные организации и ведомства, хоть как-то причастные к строительству города, – нигде о зеленой папке ничего да слышали. Как, впрочем, в большинстве своем и о самих пещерах.

Шли недели, за ними месяцы – папка с планом загадочных ходов как в воду канула. Пропала...

Прошло более года. Разные дела и заботы без остатка заполняли дни, и история с монастырскими подземельями все реже занимала думы. Она не забылась, не ушла совсем, но словно потускнела, потеряла свою привлекательную таинственность. И все же какой-то осадок от неразгаданной тайны оставался, беспокоил. Так бывает на душе от плохо исполненного или вовсе незавершенного дела.

Правда, кое-что за это время выяснить удалось. Помогли прежние жители села. Беседы с ними позволили узнать любопытные подробности из жизни большого, в триста с лишним дворов, с 12 тысячами жителей, степного поселения, прояснили ряд деталей в истории создания подземелий.

Не все достоверно в толкованиях, подчас версии не совпадали, да это и понятно: большинство из старожилов родились после описываемых событий, сами лишь понаслышке от родителей знали о Лукьяныче и его тайных делах. Учесть надо и то, что царские власти и официальное духовенство однажды все же пресекли деятельность набожного старца, поэтому истинные цели создания подземелий остались под плотным покровом тайны.

Словом, с теми или иными оговорками история монастыря и его подземелий выглядела так.

Предположительно в 1860 году в Безродном (в то время официально именовавшемся Верхне-Ахтубинским) объявился благообразного вида, во всем иноческом, странник, назвавшийся Андреем Лукьяновичем Черкасовым. Он немало хаживал по стране, по святым местам, бывал, говорят, и в московских храмах, и в Киеве, видели его в Астрахани, встречали в Пришибе и Заплавном.

Поселился странник неподалеку от женской общины, в землянке, которую сам и вырыл. Общину содержала при себе купеческая вдова, принявшая после смерти мужа иночество, черница Марфа. Странник отличался особым благочестием: семь раз в сутки становился на молитву, занимался врачеванием наговорами да целебными травостоями, которые знал во множестве, или чтением стародавних, непонятных многими местами книг. Приходивших к нему паломников ублажал беседами и наставлениями. Люди говаривали, что вид у него был благочестивый и постник он был очень строгий.

Любил еще рассказывать о житиях святых, о мучениках и скитском бытие. Исходил он землю немало, всяких чудес понавидался и рассказчиком был отменным.

Другие уверяли, будто был он не пришлый, а местный верхнеахтубинский крестьянин, женатый, но бездетный, и действительно, странствовал по миру, по монастырям, а веру избрал старообрядческую и склонялся к вероучению святого Еноха. Еноховцы в ожидании прихода Еноха на землю уходили от греховного света в подземелия и там молились. Лукьяныч не признавал попов, стоял за «странства», за прежнюю, восьмиконечную форму креста на церквах и на просфорах, за двуперстное крестное знамение...

Поговаривали, что деньги у него водились и, будто бы, – немалые. По крайней мере, когда его стараниями захудалая и малочисленная община через десяток лет получила чин монастыря, то часть средств на деревянные молельню и трапезную пошла из его рук; остальное добавили прихожане и богатые купцы: Бузаев, Сусуканов, Дулин... За это Лукьяныч сулил верное отпущение грехов и знатный приход.

А вскоре по селу пополз слух, будто под монастырем найдены тайные ходы, и тянутся они на много верст. Иные знали больше – сами по ночам помогали рыть твердый суглинок, набивали им мешки, но помалкивали. Лукьяныч зорко следил за тайностью этих дел, увещал до времени не открывать секрета, пророчествовал, что скоро «будет здесь вторая Москва»...

Его слушались – была в нем сила внушения. Лет через десять пещерные ходы суммарно насчитывали более двух верст, то есть более двух километров. Были там тесные кельи, молитвенный зал, обложенный для прочности кирпичом, входы тоже имелись разные, в нескольких местах.

А еще года через два неожиданно занялась и в одночасье сгорела молельня монастыря. Едва успели вынести несколько старинных икон да парчевые, серебром шитые хоругви, Балашовской обителью пожалованные.

Вскоре, однако, затеяли новое строительство: взамен сгоревшей поставили каменную церковь. Но сильно недоволен был богомольный отшельник: поскупился народ, малые деньги собрали для обители – невидной, низкорослой, без звонниц и луковичных головок поднялась церковь. Не таким грезился собор, не той статью тешил душу, сусальным золотом слепил...

А на исходе лета 1878 года среди пещерокопателей затеялась смута, образовался раскол, и виной тому было греховное поведение Андрея Лукьяныча. Его жена Пелагея застала мужа в подземелье в прелюбодеянии с женой своего брата Филиппа. Скандал сильно подорвал авторитет набожного странника, и часть его паствы покинула пещеры. Однако без доли, которую в свое время отдали в приход, а Черкасов и не подумал вернуть: с бранью и побоями изгнал восставшую братию из пещер.

Скандал дошел до властей, и в 1879 году входы в подземелье были разрушены. Однако Лукьяныч от своего не отступился и несколько раз возобновлял с помощниками рытье ходов, восстанавливал пещеры.

Еще через два десятка лет, в 1902 году, село взбудоражил приезд губернской комиссии – священнослужителя с чиновником, жандармским приставом и с солдатами. Андрея Лукьяновича арестовали и куда-то увезли, а указанные им входы в подземелье солдаты забросали землей. Потом какими-то путями дошло до жителей, что старец умер в суздальском Спасо-Ефимовском монастыре Владимирской губернии в весьма преклонном возрасте.

...Много лет спустя давняя история вновь напомнила о себе. Вездесущие мальчишки, жители Каменного городка, положившего начало Волжскому, нашли на пустынной окраине села фундамент кирпичного строения. Расчистили его от бурьяна и земли. Остатки здания напоминали небольшой бассейн, довольно глубокий. Должно быть, это был подвал крупного дома. От взрослых прослышали, что якобы на этом месте стояла монастырская церковь. В одной из стен подвала ребята обнаружили нишу, заложенную кирпичом. Когда кирпич разобрали, им открылся черный проход в пещеру...

– Помню, ход был весь выложен камнем, – рассказывал мне один из тех подростков, волжанин, ныне инженер Б.А. Никуличев, – и камень-то необычный. В виде кирпичиков, кое-где даже глазурью покрыт. Явно старинного происхождения. Галерея довольно высокая, сводчатый каменный потолок, шириной проход не более метра. Ход уводил вниз. С факелами из газет и масляных тряпок мы забирались вглубь метров на пятьдесят, но дальше идти не решались. Духота, мрак останавливали.

В общем, так, из рассказов, из отдельных фактов прорисовывалась белее-менее ясная картина.

Безродненские катакомбы создавались, по-видимому, одной из многочисленных в ту пору раскольничьих сект, которые вплоть до 1905 года преследовались царской властью. Наличие старинного кирпича – плинт – в облицовке входа в галереи объясняется просто: он должен был по замыслу отшельника Андрея Лукьяновича, свидетельствовать о древнем происхождении пещер, а значит, и вызывать соответствующее почитание прихожан и паломников. Привезти камень с развалин золотоордынских дворцов не составляло особого труда. Да и в окрестностях Безродного стоял, говорят, в то время полуразрушенный ханский дом.

Только зачем все это делалось? Не проще ли было для отшельничества избрать более уединенные места? Уж не подобие ли Киево-Печерской или Псково-Печерской лавр вознамерился создать в Заволжье фанатичный богомолец? Не о том ли говорят его загадочнее слова о «второй Москве» на месте захолустного села?.. Ведь слава этих первостепенных ставропигиальных монастырей держалась и крепла в Российской империи веками и очень во многом была обязана именно наличию «святых» пещер, превращенных в усыпальницы, где обеспечивалась якобы «нетленность» погребенных. Богатейший, баснословный приход давали монастырям эти захоронения...

Однако для подтверждения этой версии нужны были доказательства; их же долгое время найти не удавалось. К тому же из Саратовского архива нам ответили, что сведениями о Безродненском монастыре они не располагают.

Поиски зашли в тупик... А может быть, это и есть конец пути, тайна раскрыта? Но честно сказать, такого ощущения у нас не было.

 

Зеленая папка

 

И вдруг однажды – телефонный звонок. В трубке рокочущий басок Бориса Дмитриевича Огнева.

– Пещерами еще занимаешься? Тогда слушай: нашлась та папка с материалами маркшейдеров, о которой я говорил! В Волгоградгидрострое она, у Вязовикова Михаила Ильича. Запиши телефон...

...Долго, с любопытством рассматриваю схему таинственных ходов. Поражают затейливость разветвлений, многочисленные соединения галерей, непонятная их вязь. Какой смысл заключен в столь прихотливом расположении ходов?

Интересны факты в пояснительной записке, которую составил инженер-геодезист Волгоградгидростроя В.И. Бондаренко: «...”Гидропроектом” при инженерно-геологических изысканиях в сентябре-декабре 1961 года под строительство новых микрорайонов... в скважине № 16639, расположенной в микрорайоне № 2, в интервале глубины 6,6 – 7,7 м. был встречен необычный черный суглинок с битым стеклом и другими инородными телами. Пройденный на месте этой скважины шурф вскрыл на глубине 6 м засыпанный грунтом подземный ход. После небольшой расчистки завала открылись и проходы в двух направлениях, один из которых раздваивался. Однако на расстоянии 5 метров от шурфа ходы оказались снова заваленными. От одного из завалов на поверхность земли выходила круто наклоненная выработка, также забитая грунтом. Стенки ходов вертикальные, ничем не укрепленные, высотой 1,5 – 1,8 м, потолок сводчатый, ширина ходов 0,8 м.

...Стенки и потолки заглажены водным раствором и побелены... Имеется несколько камер (кельи) площадью 2-4 квадратных метра. Глухие ходы в количестве шести-восьми оканчиваются завалами или замурованы. Прослеженные ходы дают возможность сделать заключение, что за завалами ходы продолжены и идут почти во всех направлениях. По сведениям местных жителей подземные ходы проложены религиозной сектой в период 1865-1880 гг. Ходы имеют общее протяжение 20-30 километров».

И еще было любопытное: галереи шли в разных направлениях в виде ломаных линий, как правило, пересекающихся между собой. Всего насчитывалось шесть замкнутых контуров. В одном месте ходы пересекались на различных отметках, образуя два этажа.

В тот раз маркшейдерами было обследовано и заснято 330 метров ходов. Дальше разведывать ходы было небезопасно из-за разрушений, да и нецелесообразно ввиду трудоемкости работ под землей. В целом картина была ясна, и строители приняли решение при строительстве домов в 39-м квартале использовать сваи. На всякий случай, чтобы возможные обрушения подземелий не повредили фундаменты зданий.

Итак, если верить пояснительной записке, то снова подтверждается версия о многокилометровой длине подземных галерей. Насколько же справедлива людская молва?

Пока ясно одно: ходы имеют продолжение, и общая длина их не установлена. Но возможна ли в принципе столь протяженная выработка? Эта мысль заставила тут же приняться за вычисления. Сечение ходов известно, длина, допустим, тридцать км, и если в сутки вынимать, предположим, по два куба земли, то... то на рытье катакомб потребуется... шестьдесят лет непрерывной работы! Ну-у, скрытно такое осуществить вряд ли возможно...

Нехитрая арифметика, похоже, свела на нет очередное из придуманных чудес. Легенда обернулась явной сказкой.

Но, впрочем, и исследованные ходы требовали немало лет работы. Теперь-то можно утверждать, что прокладка их велась в течение не менее полутора, а то и двух десятков лет.

Что же заставляло богомольцев так упорно прокладывать странную сеть галерей? Непонятно...

Размышлениям о вероятной длине подземелий помог листок из папки с записью рассказа старика-сторожа, имя которого осталось неизвестным. Рассказчик подростком прислуживал у Андрея Лукьяновича. С его слов следует, что для обхода всего лабиринта «требовалось тридцать-сорок минут времени». То есть, учитывая тесноту ходов, следует признать, что длина галерей вряд ли превышала два-три километра.

Любопытной в рассказе оказалась и такая подробность: один из ходов заканчивался «колодцем с питьевой водой».

Теперь можно, пожалуй, подвести некоторые итоги.

Зеленая папка нашлась, есть план подземелий, примерно известны время и истинные создатели ходов... Но, увы, вопросов меньше не стало. Наоборот, добавились новые. Почему строители не нашли ничего из утвари, принадлежностей верующих? Не сохранились? Кто-то побывал раньше?

Загадкой представлялась необычная конфигурация ходов. С какой целью затевалась столь прихотливая их архитектура, чем вызвано наличие ряда ответвлений, тупиков, выходов на поверхность земли и т.д.? Кроме того, по-прежнему оставались неясными цели создания подземелий, их историческая ценность, наконец, личность самого Андрея Лукьяновича...

Поиск следовало продолжить. Но какой для этого избрать путь?

 

На пути к разгадке

 

И здесь мне, что называется, повезло. Предстояла командировка в Ленинград. Туда, в музей истории религии и атеизма, мы с Огневым направили перед этим письмо с запросом о монастыре и загадочных ходах. Однако личная встреча со специалистами была, разумеется, предпочтительнее. К тому же у меня теплилась надежда на посещение Псково-Печерского монастыря, что не так далеко от Ленинграда.

И вот экскурсионный автобус приближается к небольшому аккуратному городку Печоры, некогда разросшемуся из монастырской слободы. Напрасно я пытаюсь еще издали отыскать взглядам на холмах, поросших чудесным сосновым лесом, стены и башни знаменитой в прошлом крепости. Монастырь построен в глубоком лесном овраге, по которому струится речка Каменец, и мощные каменные стены, башни с бойницами возникают перед людьми неожиданно, словно скрытный суровый дозор.

Из-за своего расположения крепость считается уникальной: ведь укрепления обычно возводились на возвышенных местах.

Судьба пограничной цитадели овеяна заслуженной славой. Множество раз в течение ряда веков ее защитники отражали нападения шведских, литовских, польских завоевателей, но лишь однажды всего на сутки пришлось оставить захваченный обманом монастырь.

Возникла обитель в середине четырнадцатого века, и с рождением ее связана одна легенда. Будто бы охотники однажды услышали чудесное пение, исходящее из земли. Поиски ничего не дали, но слава святого места за дубовой рощей закрепилась. Только годы спустя под корнями огромного дуба обнаружилась пещера, в которой жили старцы-отшельники. Занимательно, но в описании истории Псково-Печерского монастыря указывалось, что над пещерой уже тогда красовалась надпись: «Богом зданная Печора» – видимо, чтобы не возникало никаких сомнений в нерукотворном ее происхождении.

Тенистая аллея ведет вдоль мощной крепостной стены. Отсюда, с угла Тайловской башни можно охватить взглядом все западное прясло стен Печерской крепости и пять ее сторожевых башен из восьми. Средняя, самая высокая, четырехугольная, поднимается со дна оврага, почти достигая его верха. Она, словно ртом, вбирает в себя ручей, вливающийся в чернеющее в подножии башни отверстие, забранное железной решеткой.

Вид башен и стен необычен и удивительно живописен. Хмуро смотрят бойницы, щербатятся побитые кое-где ядрами высокие стены. Самой Историей и больше – былинностью веет от камня старой крепости.

Но внутрь монастыря входишь с некоторой настороженностью. Монастырь действующий, и среди пестрых стаек туристов нет-нет да мелькнет черной тенью обитатель-монах. Словно видение какого-то особенного мира.

Территория монастыря делится на две части: верхнюю, возле Святых ворот, и нижнюю, лежащую глубоко на дне оврага, отвесные кручи которого заросли ольхой и разлапистыми дубами. Сердце монастыря внизу. Живописные, окрашенные в яркие цвета луковички храмов поднимаются со дна ее, как диковинные цветы. Сплошным каре выстроились церкви, ризницы, братский корпус, трапезная.

По широкой лестнице, перегороженной в средней части цепями меж каменных тумб, поднимаюсь на площадь перед Успенским собором. В глаза прежде всего бросается огромная звонница с высокой главкой и башенкой с часами. Звонница свежевыбелена, в высоких сводчатых проемах висят тела тринадцати колоколов. Справа от звонницы широко растянулась фасадная плоскость Успенского собора, выкрашенного в розовый цвет. На светлых стенах ярко выделяются ниши с декоративной росписью на библейские сюжеты.

Мне куда-то сюда. Из путеводителя уже знаю, что главная в монастыре Успенская церковь, «ископанная в земле», сложилась из «первозданных пещер», расширенных и укрепленных. А рядом с храмом в той же горе проложены знаменитые галереи, где мощам захороненных обеспечиваются якобы чудодейственная нетленность и прощение всех земных грехов. Общая длина ходов оказалась незначительной – всего 217 метров. К сожалению, в путеводителе не оказалось схемы подземелий.

Однако здесь ждало разочарование. Выяснилось, что пещеры уже три года закрыты для посещений. Обидно. Проделать такой дальний путь и не увидеть подземелий, к подобию – и славе! – которых, может быть, и стремились те верующие заволжского села, что взяли на себя нелегкий труд по их прокладке. Неужели ничего нельзя предпринять?

После некоторых раздумий решаю обратиться в местный музей. Там должны помочь!

Валентина Александровна Денисова, директор музея, статная, русоволосая женщина с открытым приветливым лицом, заинтересованно выслушивает историю поисков разгадки заволжского феномена. Версия о связи со знаменитыми лаврами ей кажется достаточно правдоподобной. Ведь и Псково-Печерские катакомбы имели документально подтвержденную предтечу – Киевский подземный монастырь. Так что...

В моем распоряжении директорский кабинет, тесно уставленный шкафами с книгами и папками, стопка книг и рукописей по истории Печерского монастыря. Надолго углубляюсь в увлекательный мир старины, быта, битв, градостроительства далеких пращуров. Трудно оторваться от занимательных страниц.

Схема подземелий особенно привлекает. Ходы подземного монастыря просты и логичны. Нет той изломанности, замкнутости контуров, как у безродненских катакомб; просто от одного, самого длинного прохода отходят как бы проулки, все в одну сторону, напоминая зубья гребенки. Всего насчитывается шесть улиц, каждая имеет собственное название и заканчивается тупиком.

Через два часа Валентина Александровна заглянула ко мне. Улыбнулась, заметив торопливо исписанные листы блокнота.

– Хотите осмотреть подземелья? – вдруг спросила она.

– Это возможно?

– Со мной разрешат. Скажем настоятелю, что вы занимаетесь изучением керамид. Только кинокамеру и фотоаппарат оставьте, пожалуйста, здесь. Не любят они паблисити. Ну что, пойдемте?

Вскоре Денисова вышла из братского корпуса с монахом, одетым в черный, до пят, подрясник. Было поразительно, насколько облик его соответствовал типичным нашим представлениям о таких вот мелких служителях культа – диаконах, послушниках, монахах. Согбенный, худой, жиденькая бородка, седые пряди из-под черной островерхой скуфьи, морщины на бледном невыразительном лице. На вид ему было пятьдесят с лишним. В руках – связка ключей.

– Отец Алексий, – представила его Валентина Александровна.

Мы подошли к малозаметной двери в левой части Успенского собора. Бесшумно отворилась створка из дубовых брусьев, скрепленных в виде решетки. Дохнуло прохладой, сзади померк дневной свет.

Неподалеку от входа монах показал тесную келью с зарешеченным маленьким оконцем. Это было первое обиталище пустынников. Их мощи покоятся тут же в трех саркофагах, обитых медью. На бронзовых почерневших таблицах надписи на старославянском: «Иона Печерский», «Петр Печерский», «Марк»...

Дальше по подземному ходу идем со свечами. Песок под ногами скрадывает звук шагов. Воздух прохладный, свежестью своей напоминает морской в ненастную погоду. Отец Алексий тихим голосом поясняет, что температура плюс 5°С здесь не меняется в течение года, влажность – чуть больше семидесяти процентов.

Трудно представить, что в этом пещерном некрополе покоятся тела более десяти тысяч человек, – ни малейших признаков тления. Понятно, что это происходит ввиду особого неизменного микроклимата пещеры, который способствует естественной мумификации трупов. Тем самым, скорее всего, и объясняется «святость» пещер. Впрочем, как говорят, это место «намоленное», и оно тоже вполне определенным образом воздействует на людей.

С интересом присматриваюсь к окружающему. Подземелье представляет собой довольно широкие, до полутора метров, длинные ходы со сводчатым, двухметровой высоты потолком. Проходят они в твердом, словно камень, материковом песчанике. Он белый, кое-где хорошо проглядываются рыжие разводья окиси железа. Попробовал поскоблить ногтем – на пальце остались крупицы прозрачного песка. Стало быть, грунт обрабатывается без проблем.

Ходы заканчиваются небольшими алтарями с иконостасом из разномастных образов. Тлеют фитильки лампад, у некоторых икон горят поминальные свечи. Тьма густеет в метре от алтаря.

В стенах подземелья различаю ниши, заложенные кирпичом с вцементированными в них небольшими плитами. Некоторые покрыты цветной глазурью, иные просто обожжены. Это керамиды, что служат надгробиями при отдельных захоронениях.

Старик-монах поясняет, что более древние погребения начинаются от пола, над ними могилы ближайших к нам веков. Всего в доступных частях пещеры находится 105 надгробных плит. Они ин тересны как памятники декоративно-прикладного искусства, а тексты на них – как правдивые свидетельства тех или иных исторических событий, битв.

Естественно, чести отдельного погребения удостаивались лишь именитые лица духовенства и светской знати. В неровном свете свечи я с трудом разбираю выполненные полууставом фамилии бояр Пушкиных, князей и княгинь Мусоргских, Голенищевых-Кутузовых, Кропоткиных...

Одна из камер открыта. В узкой нише видно потемневшее дерево гроба. От крышки отщеплен изрядный кусок доски. «Верующие поотдирали на память о святыне, – шепотом поясняет Валентина Александровна.

Монастырская братия и зажиточные миряне хоронились все в одном месте, скопом, в так называемых «братских» могилах. Их две – «Старая» имеет захоронения до 1700 года, «Новая» – по настоящее время. В них находится по нескольку тысяч останков людей. Всего же Псково-Печерскому монастырю свыше пятисот лет. Отец Алексий показал Новое братское кладбище. Вход в него закрывала большая икона Матери Божьей Скорбящей, темный лик которой тускло освещал огонек тяжелой бронзовой лампады на тонких цепях. Скрипнули ржавые петли, в темноте проглянули какие-то неясные очертания...

Это были гробы. Они стояли рядами, плотно, до самого потолка заполняя просторный тоннель, уходящий куда-то вдаль. Их были сотни. Некрашеные, с черными крестами на крышках, гробы громоздились друг на друге, словно дрова в поленице. Многие перекосились, завалились на одну из своих граней. Их никто не поправлял...

Потеряв даже собственные имена, это скопище останков представляла собой печальное кладбище пустых надежд на воскрешение в день Страшного Суда. Подобными захоронениями, по-видимому, соблазнялись и верующие Безродного – Лукьяныч много о том говаривал.

...Покидаю монастырь с явным чувством облегчения, точно ухожу от разукрашенной цветами могилы. Все выше из оврага ступеньки, и все ярче дневной свет, активнее жизнь. По шоссе снуют автомобили, подъезжают автобусы с экскурсантами, слышатся смех и гомон людей. Подземелье с гробами остается, словно гнетущее видение из тягостного сна.

 

В Ленинграде с утра дождь. Серые, отяжелевшие от влаги тучи низко нависли над городом, безостановочно и монотонно, словно из огромной лейки, сея на дома, мостовые, зонтики прохожих мелкие холодные струи. Даль прямых улиц, фасады величественных зданий теряются, тонут в мутной занавеси воды. Она хлещет из водостоков, ручьями бежит вдоль бордюра тротуаров. Дождь идет уже много часов.

Иногда я прислушиваюсь к шуму потока в каком-то желобе под крышей: похоже, он нисколько не ослабевает. Может быть, из-за ненастья, здесь, под сводами бывшего Казанского собора, как-то по-особому уютно. Высокие, под потолок, шкафы с книгами в старинных переплетах, с золотым тиснением старославянских, латинских названий на корешках, тесно обступили комнату. Теплый свет лампы льется на желтоватые страницы с бесчисленными «ятями» в словах. На оглавлениях книг, которые я листаю, даты: «1832 годъ», «1847», «1887» – и оттого совсем незаметно течет время.

Сюда, в книгохранилище Музея истории религии и атеизма, мы с заведующей сектором кандидатом исторических наук Любовью Исааковной Емелях долго поднимались по крутой винтовой лестнице. А перед этим была встреча, в ходе которой выяснилась, что заочно Любовь Исааковна со мной вроде как знакома: готовила ответ на наш запрос о безродненском монастыре и его подземельях. Вот, кстати, это письмо. Достаточно было беглого взгляда на его страницы, чтобы выяснилась и другое – единодушие в вопросе о целях создания подземелий.

«...По нашим предположениям, создание этих пещер могло быть предпринято в подражание таким монастырям, как Псково-Печерская и Киево-Печерская лавры....Естественно предположить, что эти пещеры создавались с целью захоронений, с целью приобретения соответствующего престижа и известности в кругах верующих....Аппетиты заштатного монастыря расценены властями как дерзость, непозволительная для него....Ни в каких литературных, статистических и географических источниках сведений о естественных или искусственных катакомбах под Царицыном нет» – значилось в тексте письма.

Словом, нам было о чем поговорить. Но вот список литературы в конце письма серьезно расстроил: такими книгами наша областная библиотека не располагала. А взглянуть на них мне показалось очень важным. Словно было у меня какое-то предчувствие. Так я оказался в книгохранилище музея. Не без волнения раскрываю толстую, в старинном переплете, книгу с тончайшими графическими рисунками – «Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением... также планов лавры и обеих пещер» 1826 года издания. Осторожно перелистываю пожелтевшие страницы, рассматриваю гравюры – и вдруг... Дрогнуло сердце. План Ближних пещер мне определенно знаком!

Кладу рядом схему безродненских подземелий – сомнений нет: у меня если не точная, то достаточно очевидная копия киевских пещер! Та же прихотливая затейливость лабиринта, замкнутость контуров, келейки... Отдельные элементы катакомб тысячелетней давности в точности повторялись в заволжском варианте. Можно подумать, что их создатели обладали планом киевских пещер или же были хорошо знакомы с расположением ходов.

Теперь я понимаю, почему странное переплетение галерей безродненского монастыря вызывало ощущение какой-то нелогичности, заданности, невольно наталкивало на поиск или определенных закономерностей в такой конфигурации, или... или исторических аналогий.

И аналогия нашлась! Стало окончательно ясно, что в далеком селе на Ахтубе замышлялось подобие Киево-Печерской лавры, а богомольный странник Андрей Лукьянович, скорее всего, был знаком или какое-то время жил в знаменитом монастыре. Откуда бы тогда его знания о конфигурации Ближних пещер?

– То, что монах ушел из Киева в далекие степи Поволжья, как раз не удивительно, – рассказывает Емелях, когда позже мы обсуждаем удивительную находку. – Лавра «славилась» не только молитвами и чудесными происшествиями, но и темными сторонами своей жизни. Богатство и безделье не вели к миру среди братии. Борьба за высшие должности в монастыре сопровождалась интригами, клеветой, драками, даже убийствами. Да-да! Тому есть немало свидетельств в летописи обители. Поэтому ее члены нередко покидали монастырские стены, оседали в других местах, организовывали новые скиты. А наиболее честолюбивые и фанатичные, как например Черкасов, тщились даже новые лавры возводить.

Вообще же в дореволюционной России поклонение различным мощам «святых» было известной практикой. Церкви объявляли нетленными останки многочисленных божьих угодников, привлекая толпы паломников, в результате существенно пополнялись ризницы и кладовые церквей и монастырей. Подобное из «чудес», как мы убедились, вполне рукотворно готовилось и в заволжском селе. Но, видно, неудачное время выбрали богомольцы – пошел отсчет двадцатому веку...

Кстати, выяснилась и затея Лукьяныча с колодцем. Оказывается, в Киево-Печерском монастыре тоже был подземный колодец, вода из которого объявлялась «святой» и широко шла на продажу. Она действительно долго не портилась, потому что в основание сруба был замурован серебряный котел. Ну а действие серебра на воду всем известно. Андрей Лукьяныч, стало быть, знал секрет колодца и собирался позаимствовать для своих целей и это «чудо».

Так окончательно прояснилась загадка безродненского лабиринта.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных