Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






МИР ВНУТРЕННИЙ И МИР ВНЕШНИЙ 4 страница




Однако наш разговор об уме и мудрости никоим образом не предполагает дихотомии или/или. Нам не надо делать выбор между умом и мудростью. В каких- то случаях нужен ум, в каких-то мудрость. Я хотел показать, что сама природа западного образа мышления с присущим ему анализом, суждениями, ячейками и поиском истины побуждает нас ценить ум в ущерб мудрости.

Параллельное мышление с возможностями, пересечениями и упором на «что может быть» открывает нам путь к мудрости.

ДИАЛЕКТИКА И ПАРАЛЛЕЛИ

Г

оворить мы любим. Но насколько важны разговоры для мышления?

Мы знаем, что речь помогает думать и в то же время очень мешает. Помогает она в том, что позволяет не сбиваться с мыслей и манипулировать сложными темами, позволяет создавать концепции, не существующие в окружающем мире, позволяет объять циклический характер перцептивной истины. Речь становится помехой мышлению, когда заставляет нас смотреть на вещи под определенным углом, когда произносимые слова несут па себе большой смысловой багаж и имеют эмоциональную окраску (как слово «фашист»), когда допускает ложные аналогии и стратегии или/или.

Диалектику принято считать ядром сократовского метода. В высокохудожественном описании Платона Сократ постоянно ведет диалектические споры с разными собеседниками. Эти диалоги — вопросы, ответы, согласие, разногласия — призваны быть тем путем, который приводит к искомому «истинному определению». Однако временами Сократ фактически сбивается на проповеди. Он что-то утверждает, а напоследок добавляет требующий согласия вопрос: «Не так ли?» Я подробно говорил об этом в одной из предыдущих глав. Здесь же я хочу разобраться, действительно ли общение и обмен мнениями так важны для

мышления, как полагал Сократ и полагают многие его последователи.

Думать наедине с собой скучно. Это занятие требует большой самодисциплины. Разговоры куда увлекательнее. Кто-то может придумать и высказать что-то новое для вас. Ремарка собеседника может вызвать в вашей голове свежие мысли. Но вы должны быть осторожны в выборе слов, потому что они могут быть подвергнуты критике. Факторы влияния общения на мышление кратко можно резюмировать так:

1) стимулирование;

2) дополнительные идеи;

3) критические нападки;

4) примеры;

5) предложения.

Все эти аспекты вытекают из природы традиционного западного мышления.

Поскольку генерирование свежих идей и возможностей не является сильной стороной традиционного мышления, нам нужно, чтобы эти возможности предлагались другими людьми. В противном случае они вообще не появятся. Это похоже на мозговой штурм, где для рождения большого количества идей нужно большое количество людей — если вы не хотите пользоваться инструментами латерального мышления, стимулирующими творческие идеи.

Поскольку отчасти «истина» достигается путем отвержения «неистины», последняя должна появиться на свет, чтобы быть отвергнутой. И чем сильнее эту «неистину» защищают, тем ценнее ее отвержение.

Чтобы показать, каким образом был сделан вывод, вам нужен собеседник, которого вы могли бы провести шаг за шагом через весь логический процесс рас- суждений.

Даже когда собеседники искренне хотят разобраться в исследуемом вопросе, с помощью инструментов параллельного мышления процесс может быть значительно ускорен.

Строго говоря, в системе параллельного мышления совсем необязательно иметь кого-то рядом. Вам не нужны направляющие внимание вопросы, потому что у вас есть специальные инструменты направления внимания (шесть шляп, например). Вы можете совершенно самостоятельно направлять свое внимание и со всей обстоятельностью исследовать изучаемый предмет.

Что касается дополнительных идей, подсказок и примеров, их можно генерировать целенаправленно, используя методы латерального мышления. Сеансы творческого мышления не нуждаются в сборищах.

А по поводу возражений и дебатов судебного типа стоит вспомнить, что в параллельном мышлении им так или иначе места нет.

Как можно со всей тщательностью исследовать идею, если никто ее не критикует и никто не защищает? Об этом мы уже говорили. Проще всего воспользоваться методом шести шляп. Эта система позволяет изучить идею со всех сторон, рассмотреть как ее достоинства, так и недостатки.

Хотя для параллельного мышления в «помощниках» нет нужды, это отнюдь не значит, что в одиночку лучше. Коллективное мышление делает процесс интереснее. Меньше потребность в самодисциплине. Открывается больше параллельных возможностей. Чье- то замечание может вызвать новые мысли в вашей голове. Лично я предпочитаю чередовать групповые сеансы с индивидуальными размышлениями.

Большинство людей, наблюдающих за сеансами параллельного мышления со стороны, поражаются тому, как живо и увлекательно эти занятия проходят. Те, кто привык думать, что интерес может представлять лишь «столкновение» мнений, немало удивляются, обнаруживая, что процесс генерирования параллельных возможностей может быть даже еще более мотивирующим, поскольку отсутствует элемент вражды. Хорошие идеи приветствуются, от кого бы они ни исходили. Есть радость озарения, когда внезапно удается увидеть вещи в новом свете. Есть также удовольствие от открытия не замеченных ранее сторон чего- то очевидного. Структурированное исследование предмета действительно очень мотивирует, потому что ум в процессе исследования проходит ряд «мини-эврик». Радостно также видеть, насколько эффективно работает твой разум.

Таким образом, коллективные сеансы параллельного мышления имеют свои плюсы, а вот диалектический процесс для параллельного мышления не нужен.

Чем сильнее эту «неистину» защищают, тем ценнее ее отвержение.

Следует также отметить, что обычный диалектический метод отнимает слишком много времени. Представьте, что вы должны идентифицировать яблоко, исключив все «неяблоки».

«Это не груша».

«Это не банан».

«Это не апельсин».

«Это не слива» и т. д.

Ясно, что это преувеличение, но диалектический процесс примерно так и происходит. В системе параллельного мышления можно было бы сказать: «Если есть возможности, что это яблоко, куда это нас приведет?» Мы даже не проверяем гипотезу о яблоке, пока не посмотрим, «что дальше».

Не всякая дискуссия выливается в спор, но даже когда собеседники искренне хотят разобраться в исследуемом вопросе, с помощью инструментов параллельного мышления процесс может быть значительно ускорен. Поразительно, сколько времени тратится впустую даже в самых целенаправленных дискуссиях.

Итак, параллельному мышлению диалектика не нужна (в отличие or; сократовского метода). Тем не менее коллективное осуществление параллельного мышления имеет свои преимущества.

ДЕЙСТВИЕ И ОПИСАНИЕ

Нействие уникально тем, что всегда имеет место в будущем. Под будущим может пониматься следующая секунда или две, пока вы решаете, как вам реагировать на встречу с грабителем, или ближайшие двадцать лет, если вы планируете построить электростанцию. Является ли брак «описанием» любовных отношений или планом действий на следующие сорок лет?

Описание касается прошлого. Это может быть далекое прошлое (чем занимались австралийские аборигены 40 ООО лет назад) или самое близкое (какой на вкус новозеландский белый совиньон, который вы только что отхлебнули). Можно пытаться описывать и будущее — с помощью экстраполяции, сценариев, прогнозов, пророчеств и догадок. Например, врач может мысленно представить, как будет протекать болезнь, если ее не лечить. Но любое «описание» будущего базируется на том предположении, что все вещи будут оставаться такими же, какими они были в прошлом, — либо напрямую, либо через комбинацию известных эффектов.

Когда мы описываем прошлое, «истина» может существовать. Свидетели и видеозаписи могут более или менее точно описать, что происходило в момент дорожно-транспортного происшествия. Но если ваш сын склонен к чрезмерно быстрой езде, вы можете только предполагать, что может случиться с ним, ссылаясь на статистику ДТП с участием молодых водителей, превышающих скорость, однако это будет лишь вероятность. Статистика «верна» только в отношении прошлого. Применяя ее к отдельному индивиду в будущем, можно говорить лишь о возможности (и определенной вероятности).

В западной культуре всегда было принято проводить резкую грань между «мыслителями» и «деятелями», между «теоретиками» и «практиками». Первые имели дело с истиной, теологией, наукой, а вторые ни о чем не думали, а просто занимались грубой работой. Интеллектуалам описание доставляло больше удовлетворения, чем действие, потому что оно связано с «истиной». С тем, что не может измениться или убежать от вас. Исследовать мертвую бабочку легче, чем порхающую. Можно спорить и судить о том, «что есть», но в отношении того, «что может быть» в результате определенных действий, возможны лишь спекуляции. Вы можете искать дополнительную информацию о прошлом, как это делают историки. Но невозможно найти точную информацию о будущем, если речь не идет о точно прогнозируемых событиях, таких как появление комет в строго определенное время.

Поскольку действие сосредоточено в будущем, оно всегда сопряжено с «риском». Что-то может пойти не так, как было запланировано. Непредусмотренные изменения обстоятельств могут привести к результату, далекому от запланированного. Когда имеешь дело с нелинейными системами, надо быть готовым к непредсказуемости результата. Реакция на предлагаемые действия может оказаться не совсем такой, как ожидается, — например, как реакция на предложение номой налоговой системы. Традиционная система мышления не любит неопределенности и риска. Если привык оперировать понятиями истина/ложь, как быть с риском? Риск требует таких аспектов параллельного мышления, как возможность и конструирование.

Если вы думаете, что действие напрямую вытекает из того, «что есть», конструировать действия вам ни к чему. Если же вы верите, что то, «что может быть», нужно конструировать, тогда вы применяете процесс конструирования к самому конструированию.

Сократ утверждал, что «знание есть добродетель». Он полагал, что люди ведут себя неправильно только в силу своего невежества. В основе этого лежало предположение, что если у вас есть точная и подробная карта дорог, вы никогда не заблудитесь (при условии, что у вас хорошее зрение и вы умеете читать карту). Когда есть карта, действия очень просты и понятны: иди прямо, а где надо, поворачивай налево или направо. Таким образом, полное знание указывает людям, к чему они «должны» стремиться и чего им следует избегать. А детали действия так же маловажны, как детали процесса ходьбы.

Вера в самодостаточность знания в известной степени подкрепляла успех науки. Применить знания на практике посредством известных технологий сравнительно просто. Технология становится предметом обучения и частью того же знания.

Мы можем заранее составить инструкцию, содержащую простейшие, «рутинные» действия, и заучить эти действия, как актриса заучивает текст роли. В нужный момент произносятся нужные слова — и спектакль сыгран.

Знание позволяет однозначно идентифицировать ситуацию, а помогает ему в этом категоричность «суждений». Когда «приговор» вынесен и ситуация объявлена такой и никакой другой, дальнейшие действия определяются знанием обычной реакции на такую поданную ситуацию. Для всего этого достаточно знания, как студенту для сдачи экзамена достаточно заучить ответы на все вопросы, предопределенные учебной программой.

Иногда случается, что ситуация слишком сложна, чтобы можно было сразу вынести суждение. Тогда нужен предварительный анализ. Мы раскладываем ситуацию на более простые, удобные для идентификации, части. Затем выполняются рутинные действия. В прошлом бытовала такая шутка насчет кожных врачей: «Дерматология — дело простое. Если рана мокрая, накладывай порошок, если сухая — крем. Что содержится в порошке или креме, не так уж важно».

Иногда необходимо менять порядок некоторых сегментов рутинного действия или иначе их складывать, а иногда — сделать паузу и заново проанализировать ситуацию, после чего снова применять рутинные действия.

Рутинные действия бывают либо очевидными (стремись, избегай), либо вырабатываются со временем. Технические навыки ремесленника вырабатывались веками и заучивались еще на стадии ученичества. Любые навыки действия заучиваются в процессе самого действия. Научиться играть на музыкальном инструменте можно, только играя на нем, а не читая о музыке.

По сей день наши представления о действии остаются прежними. Есть рутинные действия, и мы можем выучить как эти действия, так и ситуации, в которых каждое из них применяется. Есть обучение «на

') імк?2Ч4

рабочем месте», где требуемые шаблоны действия формируются с опытом.

Представим себе группу предпринимателей, имеющих одинаковые способности и желание добиться успеха, одинаковый капитал и одинаковые практические навыки. Тем не менее некоторые из них добиваются успеха, а некоторые терпят крах. Мы аплодируем (как это имеет место в некоторых странах) преуспевшим, а неудачников игнорируем или смеемся над ними. Расчет времени, везение и обстоятельства рассортировали их. Действие такого рода видится нам «делом случая», действием «на авось».

Итак, с одной стороны, мы имеем рутинные действия, а с другой — предпринимательство «на авось». Какой смысл в том и другом случае думать о действии?

Здесь мы опять возвращаемся к фундаментальной разнице между традиционным западным мышлением и параллельным, между мышлением о том, «что есть», целью которого является описание и поиск истины, и мышлением о том, «что может быть», которое интересуется возможностью, конструированием и действием. Если вы, следуя сократовскому методу, думаете, что действие напрямую вытекает из того, «что есть», конструировать действия вам ни к чему. Если же вы верите, что нужно конструировать то, «что может быть», из поля параллельных возможностей, тогда вы применяете процесс конструирования к самому конструированию.

В силу того что этот процесс связан с неопределенностью результата, вы не можете и не должны пытаться конструировать действия с использованием пошаговой системы противостояния аргументов, требующей, чтобы вы на каждом этапе были «правы». Однако многие люди в мире бизнеса пытаются вести себя именно так. Такое западное мышление попросту неприменимо к конструированию действия. Но мы до сих пор так и не попытались разработать какой-то другой тип мышления, потому что высокомерно довольствовались своими привычками мышления, доставшимися нам от «Банды Трех».

Чтобы продвигаться в будущее, надо думать о «возможностях». Анализ говорит нам только «что есть».

Большее или меньшее внимание продумыванию действия уделялось только в военном деле и в бизнесе. Важную роль в этом сыграл прусский военный философ Клаузевиц. И все равно военная философия продолжает в значительной мере базироваться на традиционном методе мышления, связанном с классификацией и идентификацией ситуаций и применением рутинных действий.

Вы можете разработать самый подробный и тщательный план действий, расписав каждый свой шаг. Вы предусматриваете узловые точки и допускаете возможность изменения маршрута движения, если что- то пойдет не так, как ожидалось. Это один стиль.

Вы можете двигаться вперед, поставив перед собой некую общую цель и руководствуясь общими принципами, а затем реагировать на происходящее вокруг вас момент за моментом, как это делает альпинист, поднимающийся по новому для себя маршруту.

Вы можете ставить промежуточные цели и планировать действия для достижения каждой из них по очереди.

Вы можете начать с рутинных действий, но быть готовыми приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам и меняться самому.

На одном конце спектра есть «план», а на другом — сиюминутное «реагирование». Конструирование находит себе место во всех точках этого спектра. Планы надо разрабатывать, и свою реакцию тоже надо продумывать. Чтобы реагировать должным образом, нужно быть подготовленным, быть «в форме». Вы должны заранее продумать возможные реакции, предугадать благоприятные возможности, которыми будут направляться те или иные действия. Сиюминутная реакция тоже требует «думать», если она не такая примитивная, как «спасайся бегством» или «бей кого попало». Реакции отнюдь не должны быть инстинктивными, хотя слишком легко впасть в такое заблуждение.

Первое время после своего основания компания IBM производила весы. Ее руководителям стоило немалых усилий настоять на девизе «Думай». Компания начала думать и весьма преуспела. Затем она, подобно большинству других успешных компаний, погрязла в своих собственных традициях, как в болоте. Она стремилась довести достигнутый успех до максимума. А это значит, что речь шла только о том, «что есть», а не о том, «что может быть».

Чтобы продвигаться в будущее, надо думать о «возможностях». Анализ говорит нам только о том, «что есть», — вот почему из бизнес-школ выходит так мало настоящих бизнес-мыслителей. Анализ положения дел IBM говорил, что компания полностью доминирует на рынке больших компьютеров, которые приносят большую прибыль. Если бы руководители компании уделили внимание «возможностям», им открылось бы, что большим компьютерам могут угрожать малые компьютеры, объединенные в локальные сети, то есть разделяющие обработку информации между собой. Внимание к возможностям могло бы навести на мысль, что по мере того, как компьютерные технологии становятся «ширпотребом», могут появиться новые конкуренты. Вполне вероятно, что где-то в недрах IBM такие мысли возникали, но компании оказалось трудно воплотить эти мысли в действия в то время, когда повседневный успех подталкивал попросту продолжать делать то, что уже делалось, в еще большем масштабе.

Недальновидные американские деловые круги рассуждают так: сегодняшние прибыли — дело верное. Если не стремиться к ним, может получиться так, что завтрашними возможностями насладиться так и удастся. Это затрудняет конструирование действий, потому что оно имеет тенденцию опираться на описание того, «что есть».

Танцовщица разучивает рутинные балетные па, число которых ограничено. Затем хореограф расставляет эти па в определенной практической последовательности. Наконец балерина в точности реализует замысел хореографа, но с присущими ее артистическому таланту одухотворенностью, страстью и экспрессией. Таким образом, конструирует танец хореограф, но технология исполнения задуманного плана и окончательная эффективность замысла зависят от таланта исполнителя.

Традиционное мышление попросту не ориентировано на действие. Статичная система суждений/ячеек, присущая традиционному мышлению, может эффективно справляться лишь с прошлым и с устойчивыми ситуациями. Для работы с меняющимися ситуациями, возможно, более пригодны методы, установки и процедуры параллельного мышления, предполагающего необходимость «конструировать» действие из поля параллельных возможностей.

ЦЕННОСТЬ И ИСТИНА

С

истема убеждений, привитая нам «Бандой Трех», настолько доминирует в нашем сознании, что от любого упоминания об «истине» у нас мурашки бегут по спине. Мурашки эти вызываются страхом, что мы можем поступиться истиной во имя выгоды и иных утилитарных интересов. Нас пугает возможность поступиться священными принципами (которые на практике представляют собой просто то, что мы привыкли делать постоянно) во имя релятивизма. Мы боимся, что прагматизм может занять место абсолютной истины и таким образом сделать общество заложником политических авантюристов. Даже при том, что эта наша вера в истину не сопровождается какими-то конкретными действиями, нам нравится верить в нее. Как сохранение монархии в Великобритании оберегает страну от президентов-политиканов, так и обладание «истиной» предупреждает появление каких-то «опасных» ее заменителей.

Здесь опять важно вспомнить, на каком фоне развивалась философия Сократа/Платона. (Поскольку мы не можем провести точную границу между собственно Сократом и Сократом в изображении Платона, приходится использовать комбинацию «Сократ/ Платон».) Непосредственным интеллектуальным фоном служили «чужеземные» (выходцы не из Афин, а из других греческих городов) софисты, которые за

плату учили людей риторике, или искусству убеждения. Эти люди (или большинство из них) верили в относительность истины, в то, что у каждого своя «истина», основанная на восприятии вещей, и что во главе угла должна стоять «целесообразность». Из таких фундаментальных убеждений вытекало, что чужую «истину» можно изменить посредством убеждения, и поэтому навыки риторики очень важны, поскольку становятся источником власти в обществе, где умение убеждать имеет первостепенное значение как в политике, так и в бизнесе. Я не хочу здесь проводить грань между теми софистами, которые проявили себя истинными новаторами в области философии, и обыкновенными шарлатанами, ловившими рыбку в мутной воде. Проблема отношений с «софистами» в сфере менеджмента сохраняется и поныне.

Важно то, что Сократ/Платон постарались поместить истину на абсолютный, неизменный, лишенный всякой субъективности фундамент. И они в этом весьма преуспели. Затем пришел Аристотель и навел в этой системе окончательный порядок. Таким вот образом «Банда Трех» на века предопределила наше мышление в отношении «истины».

Понятия «истина», «правомерность» и «ценность» в значительной мере пересекаются, перекликаются между собой. Философы пытаются бороться с этим пересечением, пытаясь строго разграничить эти понятия и рассовать их по отдельным ячейкам. Я этого делать не намерен.

Если бы вы сделали гвозди из золота, имели бы они ценность? Вы могли бы продать эти гвозди на вес их золотого содержимого. Вы могли бы сохранить их как средство страхования от инфляции. Вы могли бы даже смастерить с их помощью роскошный ларчик для хранения драгоценностей. Правда, для этого вам пришлось бы сверлить дырочки, поскольку золото слишком мягкое, чтобы можно было забивать золотые гвозди молотком, как обычные. И все-таки «золото» ценный металл. Значит ли это, что ценность золота внутренне присуща самому металлу?

Мы не просто пытаемся выяснить, какая ценность должна превалировать. Мы стараемся, насколько возможно, примирить враждующие ценности. Мы стараемся разработать способы побудить эти ценности измениться.

Если бы вы из золота отлили пистолет, толку от такого пистолета было бы немного. Но зачем пистолет нужен вам вообще? Если вы хотите с его помощью грабить людей, он может иметь ценность для вас, но не для общества. Если вам нужен пистолет для того, чтобы защищать свою страну от интервентов, тогда общество будет приветствовать это, даже несмотря на то, что для вас лично обладание оружием в этой ситуации представляет скорее опасность, нежели пользу.

Аспирин — вещество опасное, если вспомнить, сколько людей погибло от передозировки аспирина. Продолжительное применение аспирина в больших дозах может вызывать кровотечение в желудочно-кишечном тракте. В редких случаях у маленьких детей развивается сильная реакция на аспирин. Так что, аспирин вреден? Напротив, это самое популярное в мире лекарство. Когда у вас болит голова, таблетки аспирина достаточно, чтобы эту боль снять. Некоторые находят, что аспирин облегчает боль при артрите. Есть свидетельства того, что употребление половины таблетки аспирина в день снижает риск инфаркта у мужчин средних лет. Как же может что-то быть полезным и вредным одновременно?

Именно к такого рода аргументам прибегал Протагор. Всякий, кто имеет дело с лекарствами, наталкивается на относительность их ценности (полезности) — относительность, связанную с дозировкой, диагнозом, стадией развития болезни, индивидуальными реакциями людей. Так как же быть с той «истиной», что аспирин «полезен»? «Истина» заключается в том, что аспирин может быть и полезен, и вреден. Проблема только с классификацией: в какую «ячейку» поместить аспирин? Приходится конкретизировать ситуации, когда аспирин «хорош» и когда он «плох».

Гораздо проще говорить о «ценности». Ценность напрямую связана с «отношениями». Ценность изначально относительна. Удар по голове «ценнейшим» слитком золота может быть очень опасен.

Минусом западного образа мышления является недостаточное внимание, уделяемое понятию «ценность». Нежелание вводить в оборот это понятие было отчасти вызвано опасением по поводу возможной путаницы между «истиной» и «ценностью» (такая путаница возникала в головах софистов) и боязнью релятивистского отношения к «истине». С другой причиной этого небрежного отношения к ценности мы уже неоднократно сталкивались ранее: убежденность, что из «истины» вытекает все остальное.

Каждый камень имеет свою ценность в кладке свода, потому что исполняет определенную роль в этой системе. Дрожжи и температурный контроль имеют ценность в процессе ферментации, поскольку служат верой и правдой системе. Ценности заставляют нас думать о системах.

Для системы небольшого химического завода снижение производственных издержек является ценностью, поскольку это ведет к росту прибыли. Прибыль имеет ценность для владельцев или акционеров завода, а также для работников, поскольку это обеспечивает сохранность рабочих мест. Наличие рабочих мест имеет ценность для семей рабочих, которым нужно что-то есть. Но этот завод может сбрасывать в реку вредные отходы, загрязняя ее. Это имеет негативную ценность для живой природы, для людей, живущих на берегу этой реки, для общего состояния окружающей среды, для экологов, для общего отношения общества к загрязнению среды и т. д.

Поскольку многие системы вынуждены существовать бок о бок или внутри друг друга, ценности тоже сосуществуют. В таких условиях мы можем ставить одни ценности выше других или спорить о том, какие ценности должны превалировать. Традиционное мышление по линии «я прав — ты не прав» пытается разрешить эти конфликты, называя один набор ценностей «правильным», а другой «неправильным». Ясно, что ваше мнение на этот счет зависит от того, к какой системе вы сами принадлежите. Следует ли развивающимся странам остановить свое развитие только потому, что развитые страны уже развились и загрязнили все, что могли, а теперь борются за чистоту окружающей среды? Может ли мир позволить себе дальнейшее загрязнение среды, кто бы ни был прав или не прав в этой ситуации?

Присущая традиционному мышлению система суждений/ячеек эту проблему решить не может. Споры судебного типа, соперничество аргументов, где каждая сторона отстаивает свою позицию, бесполезны, пока не будет принят новый кодекс экологических законов, под которым подпишутся все страны. А для этого не обойтись без параллельного мышления и конструирования решения.

Хорошим примером такого рода сконструированного решения являются «подлежащие купле-продаже права на загрязнение среды». Завод, загрязняющий окружающую среду, получает «право» на это. В первую минуту такая идея кажется ужасным абсурдом, чем-то совершенно противоположным тому, чего мы хотим. Но это пока мы не увидим эту систему целиком, во всей ее полноте.

Если завод построит очистные сооружения, он сможет продать свое «право» другому заводу. Таким образом, снижение уровня загрязнения приобретает «денежную ценность». Есть также и другая, менее очевидная ценность: время, предоставляемое заводу для очистки своих стоков. Я не утверждаю, что это единственный возможный выход или что он самый лучший, я привожу это лишь как хороший пример «построения пути вперед».

Там, где есть конфликтующие ценности, нет большого смысла спорить о том, какие ценности важнее или какие являются «правильными», а какие нет. Я не утверждаю, что все ценности равны или что нет такого понятия, как «неправильная» ценность. Ясно, что показ многочисленных сцен насилия по телевидению имеет ценность с точки зрения рейтинга программ, стоимости рекламного времени и профессионального успеха директоров этих программ. Но с точки зрения воздействия, оказываемого на общество, эти сцены имеют негативную ценность, снижая в нем порог приемлемости насилия. Я не уверен, что это сколько-нибудь отличается от любой формы эксплуатации, где ценности эксплуататоров расходятся с ценностями эксплуатируемых. Однако здесь присутствует дополнительная ценность. Это ценность «свободы слова». Существуют опасения, что любая цензура в отношении сцен насилия может быстро распространиться на политические свободы и другие ценности (как того и желал Платон).

Путь «конструирования», обходящий это затруднение, мог бы быть следующий: разрешить показывать сцены насилия, но за деньги. Например, установить плату в 10 ООО фунтов за каждое показанное в эфире убийство. Можно разработать шкалу тарифов для разных форм насилия. Тогда телевизионщикам пришлось бы задуматься о финансовой стороне вопроса. Если они считают, что показывать убийства «необходимо», у этой необходимости должна быть своя цена, так же как вам пришлось бы раскошелиться, если бы вы были «вынуждены» снимать фильм где- нибудь на Таити. Соображения себестоимости производства и показа стали бы в такой ситуации играть немаловажную роль. При этом никто не запрещал бы вам показывать все, что вы захотите. А вырученные деньги можно было бы направить в фонд помощи жертвам насилия.

Я хочу здесь еще раз показать, что «конструирование» не есть «открытие». Мы не просто пытаемся выяснить, какая ценность должна превалировать. Мы стараемся, насколько возможно, примирить враждующие ценности. Мы стараемся разработать способы побудить эти ценности измениться, придумать, как дать людям свободу в выборе ценностей. Люди должны быть вольны курить, если они того хотят и при этом знают, что делают, готовы платить (при необходимости) полную цену за свое лечение и не вредят своим курением другим людям.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных