То, что историки так и не смогли сфор-мулировать чего-либо подобного научным за-конам, не удивительно, это обусловлено гос-подствующей концепцией партикуляризма. Р.Л. Карнейро

Трансдисциплинарная единая теория, которая непременно возникнет, будет описы-вать различные фазы и грани эволюционного процесса с инвариантными общими законами.
Э. Ласло

В разделе, завершающем первые три очерка, систематизируем ряд принципиальных выводов, которые позволят во всеоружии вер-нуться к обсуждению сценариев будущего. Некоторые из этих выво-дов сформулированы ранее и здесь будут выстроены и уточнены, другие подготовлены предыдущим материалом, который требует обобщения.
Как мы убедились, историю человечества, живой природы и физической Вселенной пронизывают сквозные эволюционные век-торы, причем их направление достаточно парадоксально для класси-ческой картины мира. А именно, на протяжении всего периода, дос-тупного ретроспективному обзору, мир последовательно изменялся от более вероятных к менее вероятным процессам и состояниям. Эта тенденция и была выше гротескно обозначена как "удаление от естества".
Отказ от априорных телеологических допущений (эволюция ориентирована изначальной целевой программой) делает неизбеж-ным вопрос о причинах или движущих силах такой странной на-правленности событий. Мы видели, что синергетика позволяет час-тично ответить на этот вопрос.
Во-первых, раскрыты механизмы, посредством которых спон-танные флуктуации способны образовывать системы далекие от равновесия с окружающей средой. Во-вторых, показано, что с нако-плением спровоцированных неустойчивостей (эндо-экзогенный кри-зис) неравновесная система должна либо мигрировать в новую сре-ду, либо приблизиться к равновесию, т.е. разрушиться, либо еще бо-лее удалиться от него, усовершенствовав механизмы антиэнтропий-ной работы. Напомню (см. раздел 2.8), что на языке синергетики сценарий приближения к равновесию со средой назван простым аттрактором, а сценарий прогрессирующего удаления от равнове-сия - странным аттрактором.
Таким образом, "прогрессивные" изменения в синергетической модели представляются не как цель, а как средство сохранения, в целом же поступательная эволюция - как цепь успешных адаптаций к последствиям собственной активности неравновесных систем (на фоне преобладающих разрушительных эффектов неустойчивости), т.е. реализация множества странных аттракторов.
Есть, однако, еще более фундаментальная сторона вопроса, пе-ред которой "классическая" синергетика, оторвавшая свой предмет - самоорганизацию - от процессов управления (предмета киберне-тики), оказывается беспомощной.
Понятно, что о последовательной эволюции не могло бы быть речи, если бы высокоорганизованные системы не осуществляли це-ленаправленную работу против равновесия, не боролись столь изо-щренно за свое сохранение, добывая свободную энергию, избегая опасностей, выборочно и "пристрастно" отражая (классифицируя, оценивая) события внешнего мира. Но почему, скажем, живому ор-ганизму не безразлично собственное состояние или судьба популя-ции? Каковы генетические истоки целенаправленного поведения, отчетливо наблюдающегося на определенных стадиях эволюции?
Эти вопросы, без решения которых апостериорная (нетелеоло-гическая) модель эволюции в любом случае остается ущербной, подробно исследованы в книге [Назаретян А.П., 1991] с привлечени-ем естественнонаучных данных и кибернетической теории систем. Здесь кратко изложу содержание предлагаемого ответа в той мере, в какой это необходимо для дальнейшего исследования.
Ответ строится на сочетании двух фундаментальных обобще-ний современного естествознания и философии, каковыми являются законы сохранения и имманентная активность материи. Эти диа-лектически противоречивые качества материального мира необхо-димы и достаточны для того, чтобы на всех уровнях взаимодействий реализовались отношения управления и конкуренции за сохранение (внутренней и внешней структуры, состояний движения и т.д.) каж-дой из взаимодействующих систем.
Целый ряд естественнонаучных моделей (вариационные прин-ципы, принцип Ле Шателье - Брауна, закон Онсагера и др.) орга-нично встраиваются в системно-кибернетическую метафору управ-ления, целевой причинности и конкуренции. Известный физик и ма-тематик Н.Н. Моисеев [1986, с.70] указал на возможность интерпре-тировать все законы природы как механизмы "отбора реальных движений"
В свою очередь, конкуренция управлений обусловливает непре-рывную "игру" природы, в которой каждая организационная форма есть временный "компромисс принуждений" (принуждение - фун-даментальная категория теоретической механики, составляющая ос-нову для определения связи [Голицын Г.А., 1972]), своего рода "сед-ловая точка". Равновесные же состояния - только идеализированные моменты фундаментально неравновесного процесса, вроде идеаль-ного газа или геометрической точки.
До тех пор, пока все участники взаимодействия обладают со-поставимыми возможностями отражения и реагирования, стабили-зация и эффективное поддержание неравновесных состояний недос-тижимы. Но при некотором значении внутренней сложности система оказывается способна, используя энергию среды, противостоять ее уравновешивающему давлению. Выделение таких "успешных" ор-ганизационных форм (например, системы высшего химизма; хотя уже образование сложных ядер происходило с привлечением энер-гии извне) образует новый уровень конкурентных отношений, обу-словливающих последовательное восхождение к устойчиво нерав-новесным процессам.
Таким образом, предпосылки сохраняющей целенаправленно-сти, а значит, и субъектности, присутствуют в самом основании ма-териальных взаимодействий и на высших уровнях организации не возникают "из ничего", а только приобретают новое качество. От-сюда понятнее, почему состояние выделенности из среды является ценным для организма и активно отстаивается.
Выделение устойчивых систем все более далеких от равновесия с внешней средой обеспечивалось усложнением внутренних струк-тур, а также образованием динамичных информационных моделей, способствующих управлению и адаптации. Эти три сопряженные линии: удаление от равновесия, усложнение организации и динами-зация отражательных процессов - составляют лейтмотив универ-сальной эволюции.
По меньшей мере, 3,8 млрд. лет назад во Вселенной появились системы с таким высоким уровнем организации и качеством опере-жающего отражения, что они стали играть роль максвелловского Демона, организуя вещественно-энергетические потоки в направле-нии полезном для себя и противоположном тому, какой естествен для равновесных областей (эквилибросфер). Вокруг Земли начала формироваться биосфера - зона устойчивого неравновесия.
Столь же глубокие корни, как субъектность и целенаправлен-ность, имеет присущая живому веществу агрессивность - исконное стремление захватывать и перестраивать под свои потребности дос-тупные пространства и разрушать объекты, служащие источником свободной энергии. Как показано ранее (разделы 2.6, 2.7), природа выстраивала балансы и противовесы, ограничивавшие межвидовую и внутривидовую агрессию, которые, однако, периодически наруша-лись. Далеко не всегда это связано с прагматической "жизненной необходимостью". Противоречивое единство сохранения и активно-сти воплощается в живых организмах единством стабилизирующих и функциональных потребностей, и чем выше уровень устойчивого неравновесия, тем сильнее выражено стремление к "бескорыстно-му" провоцированию неустойчивостей. Это служило одной из при-чин умножения эндо-экзогенных кризисов и, соответственно, уско-рения эволюционного процесса.
С развитием биотической организации и качества информаци-онных моделей возрастал удельный вес субъективной реальности в совокупной детерминации планетарных событий. Надстраивающая-ся "пирамида Демонов" усложняла причинные связи, причем на ка-ждом следующем уровне конкуренции складывались свои механиз-мы ограничений, обеспечивавшие устойчивое функционирование системы. До тех пор, пока возросшие инструментальные возможно-сти не превосходили эффективность ограничителей, требуя более совершенных механизмов сдерживания агрессии, а при недостаточ-ной эффективности последних кризис завершался катастрофическим разрушением.
В социальной истории эти эволюционные зависимости вы-строились в закон техно-гуманитарного баланса - специфический механизм селектогенеза, посредством которого человечество драма-тически адаптировалось к растущему инструментальному могуще-ству. В системно-кибернетических терминах данный закон выражает зависимость между потенциалом внешнего управления, потенциа-лом внутреннего управления (самоконтроля) и устойчивостью.
Обратим особое внимание на разнообразностный параметр эво-люции, неоднозначность которого отмечалась ранее.
С древних времен в философии, а затем и в различных областях социальной науки то и дело возобновлялись споры о том, является ли показателем развития (прогресса) увеличение или, наоборот, уменьшение "разнородности" систем (см. подробнее [Назаретян А.П., 1991]). После того, как У.Р. Эшби [1959] был сформулирован основополагающий закон кибернетической теории систем - закон необходимого разнообразия, - многие сочли вопрос окончательно решенным.
Между тем специалисты в области социологии, культурологии, юриспруденции, этики и т.д. продолжали сталкиваться с логически-ми несуразностями. С одной стороны, гипертрофия разнообразност-ного критерия дала импульс "разгулу постмодернизма": все культу-ры и субкультуры равноценны, а правовые, этические и прочие ог-раничения ущемляют человеческую самобытность. С другой сторо-ны, она стала подспорьем для элитаристских теорий, отождествив-ших равенство с "тепловой смертью" общества.
Действительно, признав разнообразие самодостаточной ценно-стью, да еще придав этому статус естественнонаучного закона, трудно объяснить необходимость таких ограничителей, как уголов-ный кодекс, международное право, мораль, правила уличного дви-жения и даже грамматическая норма. Ведь еще Лао-цзы заметил, что социальные нормы - "это средства вытягивать ноги уткам и обру-бать журавлям" (цит. по [Вигасин А.А., 1994, с.189]), т.е. механизм унификации.
Очевидная неполнота закона Эшби побудила к поиску сораз-мерного по мощности теоретического обобщения, которое было впервые предложено Е.А. Седовым [1988, 1993] и после кончины ученого обозначено нами как закон иерархических компенсаций, или закон Седова.
Краткая формулировка закона такова: в сложной иерархически организованной системе рост разнообразия на верхнем уровне обес-печивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях, и наоборот, рост разнообразия на нижнем уровне разрушает верхний уровень организации (т.е. система как таковая гибнет). Унификация несущих подсистем как условие совокупной диверсификации со-ставляет существо "вторичного упрощения", бесчисленные примеры которого дает не только социальная действительность, но и биоло-гическая, и космофизическая история. Они по различным поводам упоминались в предыдущих разделах, и здесь сконцентрируем их в цельную картину.

Если гипотеза о фазовом переходе от многомерного пространства ранней Вселенной к четырехмерному пространственно-временному континууму (см. раздел 3.1) подтвердится, то это был, возможно, исторически первый акт огра-ничения, обеспечивший рост разнообразия структурных форм. Еще одним при-мером, относящимся к космофизической стадии эволюции, может служить то, что при образовании галактик из хаотической среды уменьшение вероятности пространственного распределения частиц сопровождалось ростом "скоростной" вероятности [Зельдович Я.Б., Новиков И.Д., 1975].
Факты такого рода умножаются с ускорением и разветвлением эволюци-онных процессов. Так, ограничение разнообразия на субклеточном и молеку-лярном уровнях живого вещества обеспечило рост разнообразия форм на над-клеточном уровне. Рост разнообразия эукариот потребовал унификации типов метаболизма по сравнению с прокариотами. Ранее отмечалось, что общей пред-посылкой растущего биоразнообразия служила унификация физических усло-вий планеты, а в последующем унификация биологической среды сделалась столь же необходимым условием роста социокультурного разнообразия.
Проявления той же закономерной связи обнаруживаются во всех сферах человеческой деятельности. Скажем, в языке ограничение допустимых фонем-ных комбинаций совершенно необходимо для построения слов, ограничение синтаксических сочетаний - для построения фраз и т.д. Исторически это вело к укрупнению и обобщению языковых правил. Дж. Даймонд утверждает, что, на-пример, языки Новой Гвинеи (среди туземцев которой ему приходилось много работать) грамматически сложнее, чем современный английский или китайский [Diamond J., 1997].
Аналогично, развитие рынка обеспечивалось появлением общепринятого товарного эквивалента - золота; затем еще более общего эквивалента, обеспеченной золотом бумажной ассигнации, затем кредитной карточки, замещающей ассигнации. Развитие науки требует упрощающих обобщений, в которых имплицитно содержится (и может быть дедуктивно выведено) множе-ство фактов, причинных связей, потенциальных суждений, прогнозов и реко-мендаций, но вместе с тем исключается множество других фактов, гипотез и т.д. Чем более развито и разнообразно дорожное движение, тем более общезначи-мые ограничения требуются для его поддержания. Вообще с усложнением со-циальной организации умножались моральные, правовые и прочие ограничения - законы, предписания, правила и т.д. "Как раз потому, что эти правила сужают выбор средств, которые каждый индивид вправе использовать для осуществле-ния своих намерений, они необычайно расширяют выбор целей, успеха в дос-тижении которых каждый волен добиваться" [Хайек Ф.А., 1992, с.88].
Легко вообразить, а можно и вспомнить, что происходит с обществом, ко-гда ограничения по какой-либо причине ослабевают и, таким образом, разнооб-разие на одном из несущих уровней растет. Не стану пересказывать истории мя-тежей и революций, приведу классический пример из Библии. Когда Господь решил воспрепятствовать строительству Вавилонской башни, Он диверсифици-ровал коммуникативные коды (языки) - и этого было достаточно, чтобы систе-ма взаимодействия обрушилась…
В общеэволюционном плане стоит указать на обстоятельство столь же очевидное, сколь и диалектически противоречивое. Относительная независи-мость от среды возрастала за счет не элиминации связей ("принуждений"), а, напротив, их последовательного наращивания; при этом образовывались все бо-лее многослойные комплексы ограничительных связей, каждая из которых смягчалась наличием других связей. Так, физические ограничения на актив-ность живого организма дополняются существенными биотическими ограниче-ниями, в пределах которых сохраняется его качественная определенность. Со-циальный субъект, оставаясь живым организмом, обрастает к тому же формаль-ными и неформальными ролевыми ограничениями, и чем больше богатство культурных связей и отношений, тем шире свобода выбора…

Здесь, правда, возникают серьезные вопросы о том, как можно определять иерархическое положение того или иного организацион-ного уровня и, соответственно, предсказать, в каком случае дивер-сификация (унификация) будет иметь конструктивные или деструк-тивные последствия. Или о том, каковы оптимальные объем и жест-кость ограничений, превышение которых делает систему громозд-кой и контрпродуктивной. Тем более, что исчисление совокупной сложности очень сильно зависит от произвольно выбранных усло-вий, и, по признанию Дж. фон Неймана [1971], само понятие "слож-ность" является, скорее, качественным, чем количественным.
Из прежних разделов нам известно, как синергетическая модель может способствовать поиску критериев такого рода. Показателями того, имеет место деградация или вторичное упрощение, однопло-скостное ("аддитивное") или конструктивное ("неаддитивное") ус-ложнение и т.д., способны служить уровни устойчивого неравнове-сия или динамика эффективности управления.
В целом же закономерная связь между ростом и ограничением разнообразия выглядит настолько общезначимой, что напрашивает-ся вывод о наличии еще одного универсального закона сохранения. Закон сохранения разнообразия мог бы оказаться прямым следстви-ем термодинамических законов (или наоборот?), но, чтобы его внят-но аргументировать, нужна хоть какая-то ясность по поводу изна-чального мирового ресурса: каков источник, носитель или несущий уровень, ограничение разнообразия которого обеспечивает наблю-даемый рост разнообразия Вселенной? Теоретически на роль уни-версального источника негэнтропии могли бы претендовать черные дыры, прочее темное вещество, связанное с квантовым вакуумом [Кардашев Н.С., 2002], или какие-то "дофизические" формы мате-рии [Хокинг С., 1990]. Но все это уже слишком специальные вопро-сы, вторгаться в которые я не рискну.
Эмпирический материал дает основания для другого обобще-ния, не столь амбициозного, но также касающегося едва ли не всех эволюционных стадий. Шанс на конструктивное преодоление кри-зиса система получает в том случае, если она успела накопить (со-хранить) достаточный внутренний ресурс слабо структурированного и актуально бесполезного разнообразия. Какие-то из "лишних" эле-ментов, сохранившихся на периферии системы, с изменением усло-вий становятся доминирующими и обеспечивают образование но-вой, иногда более высокоорганизованной системы-наследницы.
Это правило избыточного (нефункционального) разнообразия подтверждается сопоставлением пред- и послекризисных ситуаций в истории общества и природы и является достаточно поучительным.

Когда цианобактерии "отравили" атмосферу планеты кислородом и нача-ли вымирать, биота смогла ответить на кризис новым расцветом благодаря то-му, что в раннепротозойской эре успели образоваться простейшие аэробные ор-ганизмы. Они не играли сколько-нибудь существенной роли до тех пор, пока условия кардинально не изменились, но после этого составили основу новой биосферы на более высоком уровне неравновесия (странный аттрактор). Если на Марсе действительно существовали, а затем исчезли простейшие формы жизни [Воробьева Е.А., 2001], то это может быть связано с тем, что подобные орга-низмы образоваться не успели, и биосфере не хватило разнообразностного ре-сурса для перехода в новое качество. Альтернативным ответом на кризис стала гибель системы (простой аттрактор)...
В биосфере мелового периода уже существовали мелкие млекопитающие, но они занимали периферийные позиции в системе, где доминировали специа-лизированные виды ящеров. Массовое вымирание последних опустошило мно-жество экологических ниш, и только тогда представители зоологического клас-са, имевшего прежде низкую ценность для биосферы, сделались ядром форми-рования новых, более сложных экосистем [Будыко М.И., 1984]…
О том, какую роль играло накопление "бесполезного" разнообразия в про-цессе грегарно-индивидуального отбора, рассказано в разделе 3.1. Это касается отношений не только между стадами, но и между видами.
Напомню (см. разделы 2.6, 2.7, 3.1), что протокроманьонцы около полуто-раста тысяч лет пребывали на периферии культуры Мустье, уступая и в биоло-гической, и в социальной конкурентоспособности доминировавшим палеоан-тропам, но постепенно научаясь использовать свои второстепенные поначалу преимущества. К моменту наступившего кризиса мустьерской культуры они уже были готовы для успешного противоборства с грозными неандертальцами и, физически уничтожив последних, смогли унаследовать их культурные дос-тижения. Это обеспечило быстрое развитие технологии и культуры в верхнем палеолите, приведшее в последствии к новому кризису…
Сегодня уже достаточно доказательств того, что у некоторых палеолити-ческих племен наличествовали элементарные навыки земледелия и скотоводст-ва [Линдблад Я., 1991], [Dayton L., 1992]. Они оставались крайне малопродук-тивными и играли не хозяйственную, а ритуальную роль. Когда же присваи-вающее хозяйство (собирательство и охота) зашло в тупик, эти периферийные виды деятельности составили основу качественно более сложной и "противоес-тественной" экономики неолита.
Аналогичные факты обнаруживаются и на предыдущих стадиях палеолита при сравнении орудий, принадлежащих сменявшим друг друга культурам: как выясняется в каждом случае, дело не столько в изобретении абсолютно новых технологий, сколько в том, что технологии, изобретенные задолго до того и прежде слабо востребованные, начинали доминировать. Некоторые историки [Клягин Н.В., 1999] делают из таких фактов довольно странный вывод, что во-обще ничего нового никогда не изобреталось. Это изоморфно тезису культуро-логов (А. Кребер, Ю.М. Лотман) о том, что всякой культуре предшествует дру-гая культура, и биологов (Ф. Реди, В.И. Вернадский) - о том, что живое проис-ходит только от живого. Разумеется, если все всегда было, то универсальная эволюция - миф.
Правило избыточного разнообразия позволяет интерпретировать соответ-ствующие факты в эволюционной парадигме. Как отмечалось во вводном очер-ке, новые структуры возникают значительно раньше (и значительно чаще), чем эволюционно востребуются. На раннем этапе своего существования они обычно крайне малопродуктивны и неконкурентоспособны, но система не всегда ока-зывается настолько жесткой, чтобы выбраковывать бесполезную новизну.
Социальная история донесла до нас массу примеров того, как невероятно смелые технические, мировоззренческие и этические идеи оставались по боль-шому счету не востребованными, далеко опередив свое время. Обнаруживаются факты использования электричества и телеграфа вавилонянами и египтянами, паровой машины древними греками, китайцам давно был известен порох, а не-давно археологи нашли следы пиктограмм, датируемые возрастом 11 тыс. лет (!), хотя "это начало "письменности" не имело продолжения" [История... 2003, с.28].
У Эмпедокла заметны явственные аналоги теории эволюционного отбора, пифагорейцы упоминали о вращении Земли вокруг огня, а Аристарх Самосский прямо указал на Солнце (которое издалека кажется маленьким, а на самом деле величиной с полуостров Пелопоннес) как центр мироздания. В китайской фило-софии можно обнаружить замечательные аналоги кибернетики и синергетики. Фараон Эхнатон еще в XV веке до н.э. сумел на короткий срок узаконить еди-нобожие, а в "Бхагават Гите" Кришна с потрясающей яркостью выразил идею экуменизма: "Какого бы бога человек ни чтил, Я отвечаю на молитву"…
Подобным примерам несть числа, но трудно сомневаться в том, что гораз-до большее число гениальных прозрений не отражено в дошедших до нас ис-точниках.
Как правило, новые организационные формы, идеи, образы или техниче-ские проекты лишь со временем демонстрировали свои преимущества. Так, ге-лиоцентрическая модель оставалась довольно беспомощной даже после Н. Ко-перника. Мало того, что она чудовищно противоречила и повседневному опыту, и господствующей идеологии (т.е. ее приверженцев и высмеивали, и сурово на-казывали), но и небесные явления она объясняла хуже, чем общепризнанная модель Птолемея. Только после открытия законов И. Кеплера на ее основе уже можно было прогнозировать движения планет надежнее, чем по геоцентриче-ской модели...
Все это показывает, что общее условие эволюции - чередование относи-тельно спокойных периодов, когда может накапливаться актуально бесполезное разнообразие, и режимов с обострением, когда происходит отбор систем, ус-певших (не стремясь к этому!) накопить достаточный внутренний ресурс. И еще: понимая стратегическую пользу избыточного разнообразия, мы могли бы терпимее относиться ко всякого рода "чудакам", "маргиналам" и "неприкаян-ным" субъектам, составляющим пока еще не востребованный ресурс устойчи-вости общества...

o o o
Зарубежные историки и социологи часто указывали на тщет-ность немногочисленных попыток сформулировать "законы исто-рии", объясняя это либо свойством объекта, не терпящего генерали-заций, либо пороками исторического мышления. В СССР такие за-коны были хорошо известны и лихо излагались на уроках истмата, попытки пересмотреть, ограничить или дополнить их выглядели по-кушением на прерогативу классиков марксизма, а в итоге эта тема стала вызывать такую же аллергию, как и тема "прогресса".
Сегодня "большинство историков не волнует вопрос, могут ли быть открыты "законы истории"" [О'Брайен П., 2002, с.22]. Социо-логов же этот вопрос по-прежнему не оставляет равнодушными [Carneiro R., 1974], [Snooks G.D., 2002], [Sanderson S.K., 2003], хотя и в социологии приемлемость и допустимая масштабность содержа-тельных обобщений остаются предметами спора.
Можно ли сказать, что в этом разделе и вообще в этой книге речь шла о "законах истории"? Думаю, это во многом зависит от ус-ловностей и от авторского честолюбия.
Например, то, что на протяжении всей известной нам истории человечества, биосферы и Метагалактики изменения были направ-лены от более вероятных (равновесных) к менее вероятным состоя-ниям, уместнее обозначить не как "закон", а как "эмпирическое обобщение". Этот эффект следует объяснить на основании других законов, избегая "умножения сущностей". В свою очередь, из него можно вывести осторожные предположения о будущем, но нельзя уверенно заключить, что так будет всегда. То же касается детализа-ции векторов на биологической и социальной стадиях.
Вывод о том, что условием качественного развития систем ста-новятся, как правило, эндо-экзогенные (в том числе антропогенные) кризисы, если он будет подтвержден дальнейшими исследованиями, приближается к статусу синергетической "закономерности". То, что кардинальное разрешение антропогенных кризисов всегда достига-лось очередным удалением социоприродной системы от естествен-ного (равновесного) состояния, - скорее, историческое "наблюде-ние", подтверждающее более универсальные выводы, а также гипо-тезу техно-гуманитарного баланса. Последняя, в той мере, в какой она достоверна, может претендовать на статус полновесного соци-ально-исторического закона.
Закон необходимого разнообразия (закон Эшби) и закон иерар-хических компенсаций (закон Седова) имеют более высокий обще-эволюционный ранг: они описывают механизмы конструктивных и деструктивных изменений в сложных системах любой природы. Правило избыточного разнообразия является одним из их следствий, подтверждаемых наблюдениями. Оно хорошо согласуется с еще од-ним эмпирическим обобщением, которое антропологи назвали зако-ном эволюционного потенциала: чем более специализирована и адаптирована система к определенной стадии эволюции, тем ниже ее способность к переходу в следующую стадию [Sanderson S.K., 2003].
Очень высокий статус могут получить энергоинформационная зависимость: способность системы к целенаправленному использо-ванию энергии пропорциональна богатству информационной моде-ли, - а также формализованный механизм конструктивных решений путем выхода в концептуальную метасистему. Они помогают по-нять, почему было возможно эволюционное "творчество" природы, и каким образом человек в принципе способен решать нерешаемые (в рамках прежней модели) задачи, выбираясь из глухих эволюци-онных тупиков.
В целом для нашей темы важно, разумеется, не столько сопос-тавление статусов и рангов, сколько применимость полученных вы-водов и обобщений для основательного анализа принципиальных проблем современной глобалистики.