Расстрелянное солнце 4 страница

Королев. Пленные спрашивают, куда мы отправили их товарищей?

Эхнер. Ну и что?

Королев. Как: что? По всем баракам объявили голодовку. Еще немного, и в лагере вспыхнет восстание. Вот чего вы добились вашими... мерами.

Эхнер. Я добился? А не ты ли советовал «проявить волю, так сказать»?

Королев. Я не предлагал вывозить этих проклятых попов невесть куда. Что мне теперь отвечать?

Эхнер. Посоветуйся с Зарубиным.

Королев. Его нет на месте.

Эхнер. Значит, отвечай как есть: переданы в Управление НКВД по Смоленской области.

Королев. Но может, вы сами поговорите с контингентом?

Эхнер. Это не моя работа.

Королев (пауза). Извините, но я как начальник лагеря буду жаловаться.

Эхнер. Жалуйся! Но сюда не бегай! Ни по поводу, ни без него!

Королев двинулся к двери, остановился.

Эхнер. Что-то еще?

Королев. А этого попа, про которого забыли... Зюлковского... Ну, что в карцере сидит, будете отправлять к остальным?

Эхнер (пауза; подошел к нему). К остальным?

Королев. Ну да, в тюрьму или где они там...

Эхнер. Капелланы бежали.

2-й особист издает звук удивления.

Королев. То есть как: бежали?

Эхнер. Вот над этим мы и работаем. А ты мешаешь.

18.

Карцер Козельского лагеря. Тадеуш сидит в углу. Зарубин стоит у двери.

Зарубин. Здравствуйте. Не ожидали?

Тадеуш поднимается.

Зарубин. Ух, какой здесь холод. И как вы провели в этой «Арктике» столько времени?

Тадеуш. Свыкся.

Зарубин. Вот она, сила воли. Так сказать, воочию, собственной персоной. Кстати, к курению не вернулись?

Тадеуш. Нет.

Зарубин. А я хотел бросить да не смог. Ну-с, к делу. (Достал блокнот Тадеуша.) Во-первых, держите. Когда-нибудь вам его не видать.

Тадеуш (берет блокнот). Спасибо.

Зарубин. Стихи о расстрелянном солнце. Хотели написать и написали. Да еще и на русском языке.

Тадеуш. По вашей подсказке.

Зарубин. Лестно слышать. Что ж, прекрасный текст.Не буду делать вид, что я его не понял, но в данном случае я говорю о художественных достоинствах, а не о политике.

Тадеуш. Там нет ни слова о политике.

Зарубин. Ну хорошо, хорошо. Кстати, помните, как я распознал ваш литературный дар? В первый же день, мм?

Тадеуш. Это всего лишь увлечение.

Зарубин. Ну, зачем же занижать то, что есть. Одного я не могу понять в связи с этим. Что вас потянуло на ратные подвиги? Согласитесь, грохот орудий, кровь, смерть – все это не для вас. Ваше призвание...

Тадеуш. Перо и бумага.

Зарубин. А разве нет?

Тадеуш. Так сказала моя жена. Она не хотела, чтобы я воевал.

Зарубин. И была права. Но вы не могли остаться в стороне, верно?

Тадеуш. Вы сами ответили на ваш вопрос.

Зарубин (посмеялся). Что ж, уважаю вашу позицию, несмотря на то, что мы классовые... неприятели. Ну да ладно. Скажите, как бы вы отнеслись к тому, если бы я предложил вам вернуться к профессии?

Тадеуш. То есть?

Зарубин. Ну, трудоустроиться на законном основании. Видите ли, я заказал из Гродно подшивку с вашими публикациями. Оказывается, вы писали не только новости, но и очерки. Словом, я убедился, что вы журналист высокого уровня, к тому же превосходно владеете русским языком, а посему... могли бы работать в одной из советских газет. (Пауза.) Что вы молчите?

Тадеуш. Не совсем вас понимаю. Я военнопленный, нахожусь в лагере, а вы говорите о каком-то трудоустройстве.

Зарубин. Ну а если я помогу вам покинуть лагерь? Нет, не сию минуту, разумеется. Сначала я должен обсудить этот вопрос с моим руководством. Но, думаю, что мне удастся его убедить. И если вы согласитесь на некоторые условия...

Тадеуш. Условия?

Зарубин. Да, условия. Если вы на них согласитесь, пройдет совсем немного времени, и вы вернетесь к семье. И не в «столыпинском» вагоне, а со всеми удобствами, как полноправный гражданин.

Тадеуш. В бесправной стране.

Зарубин (жестко). Я здесь, чтобы помочь вам, а не дискутировать.

Тадеуш. Прошу простить.

Зарубин. Ну, так-то лучше.

Тадеуш. Разрешите вопрос?

Зарубин. Конечно.

Тадеуш. Среди нас немало журналистов, и все они – мастера своего дела. Вы обращались к ним с подобным предложением или я первый удостоен такой чести?

Зарубин. Зачем вам это? Сейчас речь идет о вас. О вашем будущем. Неужели вам не хочется поскорее вернуться домой?

Тадеуш. Допустим. Остается лишь узнать эти ваши условия.

Зарубин. Они не настолько суровы, как вам, вероятно, думается.

Тадеуш. А именно?

Зарубин (просто). Пропаганда. Советского образа жизни. На словах и печатным языком, с неподдельной искренностью. Не слишком большая жертва в обмен на свободу, вам не кажется?

Тадеуш (короткая пауза). Ставки повышаются.

Зарубин. В смысле?

Тадеуш. Когда-то начальник Особого отделения предлагал мне стать осведомителем. Компенсация была невелика: мои часы, и только. Вы же хотите снять с меня цепи и вручить кисть плакатника. Что ж, неплохо. Но вы не учли главного, хотя об этом я вам уже говорил.

Зарубин. Потрудитесь напомнить, пожалуйста.

Тадеуш. Я считаю большевизм величайшим злом, и могу пропагандировать только это. «С неподдельной искренностью».

Пауза.

Зарубин. «Страшно, но я поляк». Кажется, так вы сказали тогда? Знаете, меня трудно чем-либо удивить, но вам это удается не в первый раз.

Тадеуш. Это не моя заслуга.

Зарубин. А чья?

Тадеуш. Боюсь, вам этого не понять.

Зарубин. Я постараюсь.

Тадеуш (не сразу). Когда ваши войска брали Гродно, его защищали изо всех сил, несколько суток. Все жители вышли на улицы, даже детей было не удержать. С бутылками зажигательной смеси они бросались на танки. И погибали. Если бы я этого не видел, то, вероятно, не смог бы отвечать вам с такой прямотой.

Зарубин (пауза). Ну почему же, вас понять можно. Но вся штука в том, что вы оперируете воззрениями совести, а я рациональности. На мой взгляд, рациональнее всего было бы принять мое предложение.

Тадеуш. Нет, господин Зарубин, этого не будет.

Зарубин (пауза). Ну да, ну да. И все же подумайте. Подумайте, учитывая следующее: стоит мне только уехать, а на этот раз я вернусь не скоро... Стоит мне лишь уехать, и начальник Особого отделения сотрет вас в лагерную пыль, как он любит выражаться. И сделает это из элементарной зависти.

Тадеуш. Вот как?

Зарубин. А что вас удивляет? Зависть родилась на свет раньше человека, и с этим необходимо считаться.

Тадеуш. Чему же он завидует?

Зарубин. Да какая разница. Главное, что ваша судьба и сама жизнь висят на волоске, поймите же это, наконец.

Тадеуш. Пусть так, но я останусь здесь. А почему – могу объяснить.

Зарубин. Сделайте одолжение.

Тадеуш. В ваших лагерях содержатся едва ли не лучшие представители польского народа. Его прошлое, настоящее и будущее. Его солнце, если хотите. За ними нет никакой вины. Никакой. Они не развязывали войны, не убивали, не жгли, не разрушали и не насиловали. И, тем не менее, вашей властью было решено, что они представляют опасность. Но чем?

Зарубин. Чем?

Тадеуш. Вы не хуже меня знаете эту изуверскую логику, ибо она вечна, как Вселенная. Умом и талантом, представлениями о чести и морали, образованностью, смелостью, любовью к родной земле. Вот чем так опасны для вас эти люди. И этим же самым они дороги мне. Быть среди них является для меня несравненным счастьем. И я хочу пройти с ними весь свой путь, каким бы он ни был. До конца.

Пауза.

Зарубин (задумчиво). Значит, нет.

Тадеуш. Нет.

Зарубин. Что ж, воля ваша, прощайте. (Пауза.) Я не имею права сказать вам всего, Ковальский, но знайте: я, действительно, хотел вам помочь. (Уходит.)

Тадеуш садится, запрокинув голову и закрыв глаза.

19.

Кабинет Зарубина. Небольшой закуток. В свете настольной лампы Зарубин смотрит папку с личным делом Тадеуша.

Зарубин (закрыл папку; с сожалением). Эх ты, дурачок. Какой же ты дурачок...

***

Затемнение...

Свет падает на Сталина, Берию, Молотова, Калинина, Ворошилова и Микояна. Берия читает докладную записку в Политбюро.

Берия ....Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым. Дела о находящихся в лагерях военнопленных – 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков – рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела. (Поднял взгляд на присутствующих.)

Сталин. Всё?

Берия. Всё.

Калинин (себе под нос). Вот как, вот как...

Сталин (пыхнув трубкой). Лаврентий, ты палач или Палыч?

Берия (с легким укором). Товарищ Сталин.

Сталин (рассмеялся). И Палыч, и палач. (Серьезно.) Но наш палач.

Ворошилов. На-аш.

Молотов. Палач.

Калинин. Палач Палыч.

Микоян. Наш палач.

Сталин (взял из рук Берии докладную записку). Я думаю, это правильное решение. Или кто-то считает иначе?

Молотов. Правильное.

Калинин. Расстрелять.

Микоян. Всех.

Ворошилов. И поскорее.

Сталин (Берии). Слыхал? Действуй.

20.

Санчасть Козельского лагеря. Весна 1940 года. Медсестра распаковывает коробки и убирает в шкафчик пузырьки с лекарством. Из радиоточки доносится песня:

Нас утро встречает прохладой,

Нас ветром встречает река.

Кудрявая, что ж ты не рада

Веселому пенью гудка?..

Не спи, вставай, кудрявая,

В цехах звеня.

Страна встает со славою

На встречу дня!..

Песня обрывается на полуслове.

Королев (за окном; сипло, по причине ангины). Граждане военнопленные, попрошу внимания. Вчера вечером нами получена телефонограмма из Москвы. В ней извещается о том, что Советским правительством принято решение... (Кашляет.)

Алексеев (за окном). Принято решение о разгрузке нашего лагеря. Это означает, что в ближайшее время все вы будете отправлены на так называемые распределительные пункты, где каждому из вас предстоит сделать заявление, которое напрямую касается вашего будущего. А именно, хотите ли вы быть выданными немецким властям или предпочитаете остаться в СССР. Как вы понимаете, третьего варианта в силу политической обстановки у вас нет и быть не может. Итак, разгрузка будет осуществляться ежедневно, либо с непродолжительными интервалами, партиями по 200-250 человек приблизительно.

Королев. И еще. Перед тем как отправиться к эшелону, всем вам будут выданы продовольственные пайки и оказана бесплатная медицинская услуга – предохранительная прививка против холеры и оспы.

Пауза. Гул голосов. Выкрики: «А где находятся распределительные пункты?.. Но есть еще нейтральные страны!.. Зачем нам эти прививки?.. Домой! Домой!..»

Входит Эхнер, останавливается у двери, смотрит исподлобья на Медсестру.

Медсестра (изумленно). Товарищ Эхнер?

Эхнер. Тсссссс. (Подошел к ней.) Ну что, сама разденешься или помочь?

Медсестра не спеша расстегивает халат. Эхнер проводит рукой по ее щеке, но вдруг хватает ее за волосы и опрокидывает на стол.

Эхнер. Оставь свои прелести кобелям и слушай внимательно, мразь. Ты у меня давно на крючке. Сделаешь, как скажу – будешь жить. А нет – пеняй на себя. Поняла?!

Медсестра (в ужасе). Да, да, поняла...

21.

Пленные оживленно входят в барак. На плечах Левандовской самодельные погоны поручика.

Пленный 6. Да что вы заладили: нейтралы, нейтралы. Нужны мы им. На то они и нейтралы, чтобы не вмешиваться. А что касается армии... (Тадеушу.) Поручик, да не смотрите вы так. Что касается армии, которую якобы можно собрать по крупицам, я своего мнения не менял.

Тадеуш. Хорошо, что оно не находит поддержки.

Пленный 3. Друзья, перестаньте, такой день, а вы...

Пленный 2. Вот именно. И зиме конец, и нашим мучениям.

Пленный 4. Эх, устроить бы сейчас праздник! Напечь пирогов, утопить Мажанну⁵!

Пленный 6. Глядите, как бы вас самого не утопили.

Пленный 4. Что вы имеете в виду?

Пленный 6. А то, что эти распределительные пункты могут оказаться чем угодно.

Врач. Например, чем?

__________________

⁵Символ зимы. На польскую масленицу чучело Мажанны топят в водоеме.

Пленный 6. Вот там и узнаем.

Вуйцик. Узнаем, узнаем. Пани поручик, приглашайте на банкет!

Левандовская. Банкет? А повод?

Вуйцик. Ну как же, а ваши новые погоны!

Левандовская. А, конечно, приезжайте. Но боюсь, в нашем городе теперь не до банкетов.

Пленные. А что нам мешает поздравить пани сейчас?

– Действительно!

– Сейчас!

– Банкет!

– Позвать генералов?

– Будет с нас генералов!

– За дело!

Минута, и на столе появляется хлеб, рыба, кусочки сахара, чай. Пленные берут кружки.

Вуйцик. Позвольте мне, как самому красноречивому!

Пленный 6 (Вуйцику). С чего вы взяли, что это так?

Вуйцик. Тадек, подтверди!

Тадеуш (смеясь). Подтверждаю.

Вуйцик. Пани Левандовская... Дорогая пани Янина... Как человек не армейский, вернее, армейский лишь на малую толику, я, конечно же, не смогу в своем спиче соблюсти всех тонкостей Устава, но... в общем... От лица присутствующих и тех, кого в данную минуту здесь нет, от лица всех, с кем вам было велено судьбой провести эти суровые полгода, я желаю вам... желаю вам других – прекрасных, счастливых, долгих лет во благо нашего народа и нашей милой Родины.

Пленные. Поздравляем! Поздравляем!.. (Целуют Левандовскую, жмут ей руки.) Левандовская. Спасибо. Спасибо, друзья...

Кружки взмыли вверх. Кто-то запел:

Еще Польша не погибла,

Если мы живы.

Всё, что отнято вражьей силой,

Саблею вернём...

Другие подхватили. «Марш Домбровского» овладел пространством...

22.

Козельский лагерь. Ночь. Тадеуш и Вуйцик беседуют за бараком.

Вуйцик. А ведь я так и не дождался письма от Марго. И как подумаю, что она с другим... Нет, допустим, я тоже хорош. Написал ей какую-то ерунду. Бессмыслицу. «В рамках дозволенного», чёрт бы их подрал, лишь бы отослали. Но так писали все и получали ответ, а тут...

Тадеуш. Тебе могли не передать письма.

Вуйцик. Возможно, но что прикажешь думать, если последнее время мы с ней жили как посторонние. Семейная пара, в доме которой гробовое молчание. И не день-другой, а целый год. Год в молчании. Фантастика. Кстати, она уже тогда могла найти мне замену. А теперь-то и подавно.

Тадеуш. Это не повод, чтобы раскисать.

Вуйцик. Легко говорить, когда тебя ждут. Да будь у меня такая жена, как Эва, я бы пребывал на седьмом небе. И, наверное, тоже сочинял стихи.

Тадеуш. А ты попробуй. Я уверен, у тебя получится. И вообще, выше нос, подпоручик Вуйцик. Кончается старое, начинается новое. Сейчас самое время подумать, чем займемся по возвращении.

Вуйцик. Ну, это-то я знаю.

Тадеуш. Чем же?

Вуйцик. Свинарники чистить будем.

Тадеуш. Я с тобой серьезно.

Вуйцик. Я тоже. Или ты полагаешь, у Советов найдется для нас другая работа?

Тадеуш. Возьмемся за любую. Главное – выстоять.

Вуйцик. Выстоять? Во имя чего? Народа? Города? Страны? За полгода сталинской оккупации от Гродно не осталось камня на камне, наверняка. Да что Гродно, лоскуток земли. По всей Польше нет живого места. Но это еще полбеды. А что будет, если они схлестнутся с фашистами? Ты же сам говорил, что это неизбежно. Два зверя не могут долго уживаться по соседству. Рано или поздно они вознамерятся проглотить друг друга. Вопрос только в том, кто набросится первым.

Тадеуш. Я и не догадывался, что ты лицемер.

Вуйцик. Лицемер? Не-ет.

Тадеуш. А кто же?

Вуйцик. Реалист. Да и ты не романтик, судя по твоим стихам. А что касается свинарников, я не бароном родился и готов ко всему, была бы цель. Но когда ее нет...

Тадеуш. Есть!

Вуйцик. Какая?

Тадеуш. Вспомни капитана Глодэка. «Жить, чтобы написать о том, что с нами было».

Вуйцик. Об этом напишут и без нас.

Тадеуш. Но мы тоже должны это сделать. Не торопясь, понемногу, а если потребуется, то и тайком мы будем работать над этой книгой. И пусть она не сразу найдет издателя. Но когда-нибудь в будущем люди захотят узнать правду.

Вуйцик. К тому времени от нас останется могильный пепел.

Тадеуш. Неважно. Ведь мы успеем рассказать о том, что пережили, чувствовали, как страдали. Но несмотря ни на что, были едины в любви к Польше. Вот ради этого и надо выстоять. Любой ценой, понимаешь? (Схватив его за плечи.) Понимаешь или нет, Адам?..

Рычание и яростный лай Тузика. Из-за барака выбегает Кузьмин, отбиваясь от собаки.

Кузьмин. Уйди! Уйди, гад!.. (Стреляет из винтовки.)

Пес жалобно скулит. Взрывается лагерная сирена. Пляшут лучи прожекторов, выхватывая тут и там купола церквей.

23.

Особое отделение Козельского лагеря. Комната допросов. Утро. Особисты бьют Кузьмина, привязанного к стулу. Эхнер наблюдает.

Энкавэдэшник (за окном)....Здорохецкий Роман Юзефович, Добинский Флорентин Леонович, Менцель Вацлав Янович, Колуба Ромуальд Стефанович, Банашевский Ян Феликсович, Баньковский Богдан Ярославович, Мруз Константин Константинович, Крупинский Михаил Францевич, Мазур Станислав Янович, Муха Бронислав Людвигович, Витковский Станислав Антонович, Вагнер Вацлав Михайлович, Ганович Ян...

Эхнер (особистам). Ну хватит. (Кузьмину, который весь в крови.) Жив? (Кивнул в сторону окна.) Слышишь? Им уже ничто не поможет. А ты еще можешь спасти свою шкуру.

Кузьмин. Зачем вы так... своих?

Эхнер. Ты мне не свой.

Кузьмин. Но я... служил вам верой и правдой. Следил за ними каждый день... каждую ночь...

Эхнер кивнул особистам. Экзекуция продолжилась.

Энкавэдэшник....Заграй Теодор Янович, Майзнер Людвиг Карлович, Зелинский Петр Адамович, Ниренберг Александр Мечиславович, Биндер Станислав Густавович, Анасевич Ян Валентинович, Кричинский Адам Людвигович, Лэмпицкий Юльян Ромуальдович, Май Станислав Антонович, Вадовский Владислав Владиславович, Бобер Войтех Доминикович, Молик Антоний Петрович, Бжезинский Стефан Болеславович, Курлето Марьян Янович...

Эхнер (особистам). Хорош.

1-й особист продолжает бить Кузьмина.

Эхнер (рванув Особиста за руку). Всё, я сказал! (Кузьмину.) Будешь подписывать?

Кузьмин. Но это же... неправда... Вы же сами... вывезли их отсюда.

Эхнер. Мухин. (Кивнул в сторону входной двери.)

2-й особист выходит и возвращается с Медсестрой.

Эхнер (Медсестре). Повтори свои показания.

Медсестра (как заученное). Я слышала, как начальник третьего корпуса внутренней охраны Антип Шорников разговаривал с вахтером Кузьминым о том, что ему жалко военнопленных. Они говорили, что военнопленные находятся в советских лагерях безвинно. В особенности, Шорников проявлял сочувствие к армейским капелланам.

Эхнер. Почему именно к ним?

Медсестра. Когда я вступала в половую связь с Шорниковым, он признался мне, что верит в Бога. А из разговора Кузьмина с Шорниковым я поняла, что Кузьмин тоже тайно верующий.

Эхнер. Что еще ты слышала?

Медсестра. Кузьмин предложил Шорникову организовать армейским капелланам побег из лагеря, на что Шорников тут же согласился. Больше я ничего не знаю, так как после этого они разошлись в разные стороны.

Эхнер. Когда и где происходил разговор Кузьмина с Шорниковым?

Медсестра. 14 декабря, в 18 часов 30 минут, за зданием клуба.

Эхнер. Можешь идти.

Медсестра уходит.

Эхнер (Кузьмину). Ну что, продолжить или все ясно?

Кузьмин (пауза). Ясно.

Эхнер. Будешь подписывать? (Пауза.) Говори, сволочь!

Кузьмин (пауза). Да.

Эхнер (особистам). Протокол.

Один из особистов развязывает Кузьмина, другой вставляет ему в пальцы ручку, держит перед ним бумагу. Кузьмин медлит.

Энкавэдэшник (в это время). Левицкий Адам Яковлевич, Бейнарович Чеслав Францевич, Люкас Адам Антонович, Кавчак Франц Янович, Арендарский Антон Юзефович, Нечиковский Вацлав Францевич, Наумяк Александр Максимович, Нушель Казимир Янович. Названные лица в колонну пО трое становись!

Эхнер (Кузьмину). Подпись!!!

Кузьмин подписывает.

Эхнер (забрал протокол. Особистам). В камеру его. До особого распоряжения.

Особисты уводят Кузьмина. Эхнер ищет папиросы, спички, закуривает, подходит к окну.

Энкавэдэшник. Охрана, в ружье. Вперед шагом марш!

Эхнер (пауза; гул шагов колонны). Ну вот и всё, пан Ковальский. Не поминайте лихом. (Идет в кабинет, берет корм, подходит к клетке с попугаем, снимает с нее тряпку и видит, что питомец лежит кверху лапками.) Робеспьер... Робеспьер... Робеспье-ер!!! (Плачет навзрыд.)

Звонит телефон. Громко, продолжительно.

***

Затемнение...

Свет падает на Сталина, Берию, Молотова, Калинина, Ворошилова и Микояна.

Сталин (Берии). Сколько времени убьешь на всё про всё?

Берия. Просил бы два месяца, товарищ Сталин.

Сталин. Не больше. Как думаешь замаскировать погребения?

Берия. Бульдозер выровняет траншеи, после чего пересадим туда деревья. Разрешите вопрос?

Сталин. Задавай.

Берия. У пленных остались в наличии изделия из золота и серебра...

Сталин. Ни в коем случае! Никакого мародерства, слышишь?! Все личное имущество военнопленных должно остаться при них и уйти в землю! (Пауза. Всем.) И зарубите на носу: никто не должен докопаться...

Калинин. Хи-хи. Да кто ж до них докопается. Леса густые, могилы глубокие.

Сталин. Дурак! Не до них. (Пауза.) До истины.

24.

Особое отделение Козельского лагеря. Комната допросов. Поздний вечер. Особисты пьют водку. Оба изрядно пьяны. У 2-го особиста из кармана гимнастерки торчит уголок конверта.

2-й особист. Алевтину зря втянули. Баба есть баба, язык – помело.

1-й особист. Баба да не дура, знает чем пахнет. А вот Кузьмину я не завидую.

2-й особист. А что Кузьмин?

1-й особист. Да навряд ли он понадобится, как и вся эта чехарда с пропажей капелланов.

2-й особист. Что же с ним будет?

1-й особист. При попытке к бегству, и дело в шляпе.

2-й особист. Тузика пристрелил, паскуда.

1-й особист (усмехнулся). Тузик. Ты о себе подумай.

2-й особист. О себе?

1-й особист. Ну да. Теперь ты, мальчонка, на заметке как неблагонадежный.

2-й особист. Г...где на заметке?

1-й особист. В Наркомате, где ж еще. Сам посуди: в команду не зачислился, отпуск в такое время просил. На заметке, как пить. Чего рот раззявил? Едем со мной пока не поздно. Обещают хорошо заплатить, между прочим. И сам Михал Иваныч Калинин руку пожмет. (Хохотнул. Свирепеет. Встает.) Но мы их не ради наград. Мы их за просто так, раз товарищ Сталин приказал. Всех. По высшему разряду. (Огибает стол.) И не только мы. В Твери и Харькове тоже свое дело знают. (Остановился у собутыльника за спиной, выдернул из кобуры пистолет, приставил ему к затылку.)

2-й особист (пауза). Убери.

1-й особист. Бах!!!

2-й особист (вскакивая). Убери, блядь!

1-й особист. Всё, всё, не боись. Нервишки проверил.

2-й особист. Чьи?

1-й особист. Свои. Рука не дрожит – значит, справлюсь.

2-й особист. Ну и гад же ты, Рачков. Я тебя давно разгадал. Твоя воля – ты бы всех перебил. Ни детей, ни баб не пожалел бы. Вон, парашютистка. Ее ведь туда же повезут. Так давай, вызовись лично и пальни в нее.

1-й особист. И пальну.

2-й особист. И пальни. (Отвернулся.)

1-й особист (зло посмотрел на него; пауза). Ладно, ладно, чего ты разошелся. Мы же с тобой не один пуд соли съели. Не серчай. Ну, мир?

2-й особист (ворчит). Мир. Сначала сделает пакость...

1-й особист. Ну извини, Степан. Виноват, признаЮ.

2-й особист. Да ну тебя, ей богу.

1-й особист (хлопнул его по плечу). Вот и славно. (Возвращаясь на место.) А вообще, не по-ленински ты мыслишь.

2-й особист. Это еще почему?

1-й особист. А вот гляди. Сколько у царя Николашки было дочерей?

2-й особист. Три.

1-й особист. Четыре. Да плюс жена. Да плюс пацан. Хоть кого-то пощадили? Если враг не сдается, его уничтожают. Горький сказал. Точно и справедливо. Так что не только пальну, но и добью, если потребуется.

2-й особист. Не потребуется. Выстрел в затылок – верняк.

1-й особист. Эт-точно. (Пауза.) Хм, а дальше-то как ловко придумано. Бульдозером – вжжжжик, а сверху – сосенки с березками. И ни следа, только птички поют: фьють, фьють.

2-й особист (пауза). А говорят, у Катынского леса были польские хозяева. Еще до революции.

1-й особист. Вот и вернем его по наследству. (Ржёт, замолкает.)

2-й особист. А я давно знал, что этим кончится.

1-й особист. Давно – это когда?

2-й особист. Когда капелланов расстреляли.

1-й особист (свирепо). Забудь об этом, понял?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: