O Участие катехуменов и кающихся в богослужении 2 страница

Вся земная жизнь Иисуса, от рождения до воскресения, была одной великой проповедью Царствия. Уникальность Его катехизиса заключалась в том, что Сам Христос был воплощением Своего учения. Иисус учил не только словами, но и личным примером и делами. Так, на сомнения Иоанна Крестителя “Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?” Иисус ответил, указав на происходящие по Его воле чудесные исцеления: “слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют” (Мф.11:5; Лк.7:22).

Подобно фарисеям, Иисус проповедовал о воскресении мертвых. Однако, в отличие от фарисеев, Иисус не только на словах учил о будущем воскресении, но и приближал его Своими делами. Вспомним беседу Иисуса с Марфой у гроба Лазаря (Ин.11). На отчаяние Марфы: “Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой” Иисус отвечает, что Лазарь воскреснет. Марфа сначала понимает эти слова так, будто они относятся к воскресению в теории, к общему воскресению в неопределенном будущем: “Знаю, что воскреснет, в воскресение, в последний день”. Такое утешение, которое могли бы предложить многие, явно не удовлетворяло Марфу, так как ей-то брат нужен был живой, здесь и теперь. И тогда Христос произносит загадочные слова о том, что Сам Он есть воскресение и жизнь. Расстроенную Марфу слова эти только приводят в замешательство, от чего она бежит позвать Марию. Смысл сказанного Иисусом становится понятен только тогда, когда Иисус действительно возвращает Лазаря к жизни. Проповедовать воскресение мертвых может и человек, тогда как воскресить способен только Бог.

Христос отличался от прочих учителей израильских тем, что учил как “власть имеющий”, т. е. как Тот, Кому власть была дана непосредственно Самим Богом. Дело в том, что иудаизм приписывал огромное значение преемственности в передаче учения и потому не признавал учителей-самоучек. Учение состояло в первую очередь в толковании Торы, а также в изучении пророческих книг в свете существующего устного предания. Иисус же толковал Писание в синагоге, не пройдя никакого предварительного обучения ни у одного из авторитетных учителей, к недоумению слушающих (Ин.7:15). Притчи Иисуса были в подавляющем большинстве случаев оригинальными и не имели прямых параллелей в дошедших до нас раввинистических источниках, которые с уверенностью можно отнести к I в. н. э. В отличие от Иисуса, саддукеи должны были всякое свое мнение подтверждать ссылкой на авторитет письменной Торы, тогда как фарисеи опирались также и на устную традицию.

Никто даже из самых почитаемых учителей Израиля не мог бы противопоставить свое мнение заповедям Моисеевым с такой же радикальностью, с какой это сделал Иисус в Нагорной проповеди: “Вы слышали, что сказано древним: “не убивай”, “не прелюбодействуй”, “не нарушай клятвы” и т.д., “а Я говорю вам…” Заповеди Торы для всякого еврея выражали повеления Самого Бога. Противопоставить свое учение словам Торы не посмели бы даже пророки. Впрочем, Иисус, по Его собственному замечанию, пришел не нарушить Тору, но наполнить ее новым содержанием (Мф.5:17). Иисус принес новое, пророческое видение Торы, критикуя толкования фарисеев и саддукеев, а не саму Тору. Так, например, Иисус обвиняет фарисеев в том, что пренебрегая заповедью о почитании отца и матери, они тем не менее скрупулезно совершают ритуальные омовения перед едой, которые являются частью “предания старцев” (παράδοσις πρεσβυτέρων), т. е. устной традиции, а не письменной Торы, и которые, следовательно, не имеют такого же авторитетного значения как сама Тора (Мк.7:1–13; Мф.15:1–6).

Проповеди Христа вызывали у Его слушателей по преимуществу две реакции: одни, подобно апостолам, становились Его учениками и следовали за Ним повсюду; другие, подобно членам Синедриона, считали Его богохульником и прилагали все усилия, чтобы от Него поскорее избавиться. Для апостолов учение Иисуса было не просто одним из возможных толкований Торы, но единственным путем, ведущим ко спасению. “Господи, — свидетельствует Петр, — к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго” (Ин.6:68).

Иисусу было необыкновенно важно то, как Его слово о Царствии услышано, как оно посеяно в душе каждого человека в отдельности 18). Беседа один на один, обращенная к сердцу ученика, составляла важнейшую часть Его катехизиса. Вспомним, какое значение Иисус придавал тому, что “Мария села у ног Его и слушала слово Его” в доме Марфы (Лк.10:41–42). Надо полагать, что нечто поворотное, чрезвычайно важное произошло в душе фарисея Никодима, члена Синедриона, приходившего к Иисусу тайно, под покровом ночи (Ин.3:1–21). Ведь не случайно впоследствии Никодим требовал справедливого отношения ко Христу от фарисеев, а также пришел похоронить Учителя (Ин.7:50, 19:39). Всякая, даже самая короткая личная встреча со Христом, одна какая-нибудь оброненная Им фраза или взгляд были способны зажечь огонь веры. Катехизация у Христа была в первую очередь интимнейшей встречей, диалогом, в котором Учитель отвечал на вопросы учеников, и только во вторую очередь — монологом проповедника.

Катехизис Христа был прежде всего ответом на вопросы учеников “что делать?» и “как жить дальше?” Уже Иоанн Предтеча понимал, что всякий общий призыв к покаянию рискует остаться пустой угрозой, если он одновременно не сопровождается ответом на вопрос слушающих “что же нам делать?” (Лк.3:10, 12, 14), “какого плода покаяния хочет Бог от меня лично?” Как свидетельствует евангелист Лука, у Иоанна находился ответ для каждого: так, например, сборщикам податей он советовал не обирать народ, солдатам — не обижать мирное население.

Некоторые, подобно фарисеям, скорее желали уйти от вопроса “что делать?”, чем искали на него ответ. Они намеревались принять Иоанново крещение на всякий случай — авось пригодится, — полагая, что грех можно смыть физически, одним погружением в воду, и таким образом избежать Божьего суда (Мф.3:7–9; Лк.3:7–9). Таких людей Иоанн предупреждал, что одним телесным омовением невозможно заслужить у Бога прощение, что необходимо искреннее желание переменить жизнь. Уже само словосочетание “ проповедовать крещение покаяния” с целью прощения грехов 19) указывает на тот факт, что крещение в Новом Завете было неразрывно связано с проповедью и покаянием.

Катехизис Христа можно разделить на заповеди, обращенные ко всем, и на те советы, которые Христос дает обращавшимся к Нему лично. Так, например, на вопрос богатого юноши “Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?” 20) Иисус вначале посоветовал ему взяться за исполнение заповедей Моисеевых, ибо они обращены ко всем и являются основой жизни с Богом. Юноша отвечал Ему, что соблюдал их от рождения. Услышав это, Иисус, по замечанию Марка, “полюбил его”, т. е. почувствовал, что душа юноши приготовлена уже к тому, чтобы устранить последнюю преграду на ее пути к Богу — богатство.

В двух других ответах Иисуса на вопрос “что делать?” суммирована вся суть Его учения. Так, у евангелиста Иоанна, на вопрос: “ Что нам делать, чтобы творить дела Божии? ” Иисус отвечает, что прежде всего нужна вера в то, что Он послан Богом (Ин.6:28). Именно Вера является главным делом христианина и источником всех добрых начинаний. Во втором рассказе законник задает Иисусу испытующий вопрос: “ Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?” В ответ Иисус призывает его соблюдать двоякую заповедь любви к Богу и ближнему, ибо она является основанием всей Торы (Лк.8:27).

Помимо проповеди веры и любви, катехизис Христа был исполнением надежд всех тех, кто, подобно Иосифу Аримафейскому, “учился у Иисуса” (Мф.27:57) и “ожидал Царствия” (Мк.15:43). Принимавший Мессию принимал и Его благую весть о том, что Царствие приблизилось, что его ростки уже видны в настоящем.

В глазах Иисуса всякое время и всякое место были пригодны для проповеди Царствия. Так, мы находим Его сидящим на вершине горы и оглашающим множество народа (Мф.5 –7). В другом месте мы читаем о том, как Он вынужден был войти в лодку и проповедовать с моря из-за большого количества людей, собравшихся слушать Его. Мы также встречаем Его и в более привычной для раввинов обстановке: толкующим Писание в синагогах и в Иерусалимском храме. Иисус немало переходил с места на место и в дальнейшем Его ученики следовали примеру Учителя.

^ Прозелитизм в иудаизме и апостольская миссия среди язычников

К началу I в. нашей эры евреи были рассеяны по всей Римской империи. Живя по соседству с язычниками, они делали единичные попытки обратить их в свою религию 21). Евангелист Матфей упоминает о том, как книжники и фарисеи “обходят море и сушу”, чтобы сделать прозелитом хотя бы одного (Мф.23:15). Многим эллинизированным евреям, живущим в диаспоре, вовсе не требовалось отправляться за море для того, чтобы обращать язычников к единому Богу Израиля. И такие попытки, разумеется, делались, причем постоянно велись споры о том, следует ли применять к новообращенным язычникам те же требования, что и к самим иудеям. В частности, поднимался вопрос о том, должны ли прозелиты из язычников, помимо монотеизма и моральных требований иудаизма, соблюдать также законы кошерной пищи и быть обрезаны. В этом вопросе палестинские евреи были более консервативны, тогда как евреи диаспоры были менее требовательны к прозелитам. Даже исполняя все ритуальные требования иудаизма, прозелит продолжал отличаться от тех, кто был обладателем завета с Богом от рождения 22). По этой причине активно прозелитирующей религией иудаизм не стал.

“Неудобоносные бремена” законов ритуальной чистоты были часто не по силам даже самым добросовестным язычникам. В этом случае, принимая поклонение единому Богу, а с ним и моральные установления иудаизма, посещая и поддерживая синагоги, а также участвуя в молитвенной жизни иудеев, язычники все же не решались обрезаться и оставались на положении тех, кого Лука в Деяниях называет “почитающими Бога” (σεβόμενοι) или “богобоязненными” (φοβούμενοι τὸν θεόν). Эти люди составляли как бы промежуточную категорию между язычниками и прозелитами. Капернаумский сотник, вере которого дивился Иисус (Мф.8:10; Лк.7:9), был одним из таких язычников. Лука прибавляет о нем, что он любит иудейский народ и даже построил синагогу 23).

Надо сказать, что любовь к народу Израиля была среди эллинов чувством редким. Чаще всего они относились к иудаизму с презрительным подозрением. Камнем преткновения, а также предметом насмешек язычников были обрезание и соблюдение субботнего покоя. К тому же как можно было всерьез почитать Бога, у Которого не было ни изображения, ни статуи? Язычников искренне поражало то упорство, с которым иудеи хранили преданность заповедям Торы даже под угрозой мученической смерти 24). Исполнение ритуальных установлений Торы означало для прозелитов коренное изменение строя всей жизни.

Вопрос о том, как Сам Христос относился к заповедям Торы, был предметом длительного обсуждения в апостольской общине. С определенностью можно сказать, что Христос не принимал такого толкования Торы, по которому ритуальные предписания заслоняли внутреннюю жизнь с Богом, обращение к Нему в покаянии и молитве. Целью Его проповедей было показать, что в Торе является главным, а что второстепенным. Отметим, что попытки суммировать Тору в одной заповеди делались и другими еврейскими учителями. Об этом красноречиво свидетельствует следующая история. Некий язычник выразил желание принять иудаизм в том случае, если его “научат всей Торе, пока он стоит на одной ноге”. Выслушав это условие, один из крупнейших учителей I в. до н. э. Шамай с возмущением прогнал его прочь. Другой же учитель Израиля, Гиллель, спокойно ответил: “Не делай другому того, чего не желаешь себе. Все остальное служит разъяснению этого. Иди и изучай” 25). Таким образом, уже Гиллелем в отрицательной форме “не делай…” было суммировано золотое правило, которое Иисус считал квинтэссенцией Писаний: “Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки” (Мф.7:12).

Свою миссию Христос видел в том, чтобы исполнить закон, а не нарушить, чтобы сделать выполнение заповедей вопросом личного отношения человека с Богом, а не предметом механически исполняемых установлений. Заповедью всех заповедей, учил Христос, является любовь к Богу всем сердцем, всей душой и всеми силами, и любовь к ближнему, имеющая своим источником любовь к Богу. Учение Христа было путем к любви, Его жизнь — примером любви. Его смерть — откровением новой, жертвенной любви, Его Воскресение — залогом того, что любовь в христианской общине имеет источник неиссякающий.

Иисус верил в то, что язычники так же способны к восприятию Его учения, как и иудеи. Насколько подобное отношение к язычникам было неожиданным, можно судить по реакции окружающих. Так, стоило Ему однажды упомянуть двух язычников в проповеди, как толпа тут же выгнала Его из синагоги и даже из города, намереваясь побить камнями (Лк.4:16–30). Несмотря на неприязненные отношения между евреями и самаритянами (Лк.9:53), Иисус не считал нечистым общаться с женщиной самаритянкой, вызывая тем сдержанное удивление учеников (Ин.4:27). Не случайно Он избрал именно доброго самаритянина героем притчи, раскрывающей смысл заповеди Торы о любви к ближнему (Лк.10:30–37).

Вопрос об обрезании и о соблюдении законов ритуальной чистоты был поставлен очень остро и чуть не привел к конфликту между ап. Павлом, с одной стороны, и посланными от ап. Иакова, с другой стороны (Гал.2:12). Для разрешения этого вопроса был даже созван в Иерусалиме первый в истории церкви так называемый Апостольский собор. На соборе было постановлено, что обрезание, а с ним и некоторые другие законы ритуальной чистоты, для обращенных из язычников необязательны.

О том, насколько нелегким было принятие этого решения, свидетельствует отчасти тот факт, что ап. Петру потребовалось откровение свыше для того, чтобы войти в дом язычника и трапезовать вместе с ним: “что Бог очистил, того ты не почитай нечистым” (Деян.11, ср. Деян.10:44–48). Если бы устная традиция речений Иисуса бескомпромиссно требовала отказа от соблюдения субботы, законов ритуальной чистоты и тому подобного, то Петр не нуждался бы в специальном откровении 26).

Следовательно, в таком тонком вопросе требовалось решение, вдохновленное продолжающимся откровением Святого Духа, важным проводником которого было как тогда, так и сегодня соборное мнение Церкви. “Ибо угодно Святому Духу и нам, — писала иерусалимская община антиохийским братьям, — не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда” 27). Обратим внимание на то, что в предписаниях собора ничего не говорится ни о соблюдении субботнего покоя, ни об обрезании. Хотя многие прозелиты продолжали соблюдать ритуальные предписания Торы, решение собора имело поистине историческое значение. Отныне “неудобоносные бремена” не стояли на пути язычников к Евангелию.

^ Катехизация и крещение

Единой огласительной практики в новозаветной Церкви не было. Если бы за определение катехизации мы взяли в этой главе только обучение, предшествующее крещению, то обнаружили бы, что упоминания о таковом очень редки в новозаветном каноне. Установить, о чем Господь учил приходящих к Нему до крещения, тем более трудно, что мы не знаем ничего определенного о том, крестил ли Он Сам вообще. Только в Евангелии от Иоанна имеется краткое и сбивчивое сообщение о том, крестил (Ин.3:22) или не крестил (Ин.4:2) Иисус. Подобное молчание евангелистов оправдано: когда Сам Господь, прощавший грехи, находился на земле во плоти, то не было никакой необходимости в специальном обряде.

Нам неизвестно, были ли крещены погружением в воду ближайшие ученики Иисуса. Надо полагать, что те из них, кто ранее был учеником Иоанна Предтечи, приняли крещение от него. Пятидесятница была для апостолов днем крещения Святым Духом (Деян.1:5). Многие апостолы также приняли крещение мученичеством. В отличие от краткого сообщения Иоанна о том, что “Сам Иисус не крестил, а ученики Его”, у синоптиков Иисус заповедует ученикам крестить только после Своего воскресения 28).

Чаще всего в Евангелиях и в Деяниях апостолов мы встречаем людей, принимающих внезапное решение стать последователями Христа. Достаточно одного пророческого призыва Иисуса: “Идите за Мною!”, чтобы апостолы, оставив все, последовали за Ним 29). В Деяниях обращение человека ко Христу почти тотчас же сопровождается крещением. Павел, по свидетельству Луки, крестился, едва оправившись от происшедшего в Дамасской долине: “И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел и, встав, крестился и, приняв пищи, укрепился” (Деян.9:18). Упоминание о том, что перед этим Павел три дня “не ел, не пил” (Деян.9:9), возможно, легло в основу соблюдения строгого поста перед принятием крещения во II в.

В Новом Завете есть также немало примеров, когда крещение совершается сразу после первой проповеди об Иисусе или после личной беседы. Я уже обращал внимание на то, что беседа один на один часто оказывалась более действенной, чем даже самая красноречивая проповедь. Дело тут, впрочем, не столько в форме катехизиса, сколько в прямом божественном свидетельстве. Так, например, Лидия принимает решение креститься после первой же беседы вследствие того, что “Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел” (Деян.16:14). Ярким примером харизматической катехизации является проповедь Петра в Кесарии: “Когда Петр еще продолжал эту речь. Дух Святый сошел на всех, слушавших слово… Тогда Петр сказал: ‘Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы [т. е. христиане из евреев], получили Святого Духа? И велел им креститься во имя Иисуса Христа” (Деян.10:44).

В некоторых случаях перед крещением мы слышим вопрос, подобный евангельскому: “ Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?” В ответах на этот вопрос и следует искать сердце апостольского катехизиса. Так, например, люди, пораженные проповедью Петра в день Пятидесятницы, спрашивают, обратившись к апостолам: “ Что нам делать, мужи братия?” Петр отвечает: “Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа” (Деян.2:37–38). В другом случае темничный страж, потрясенный верой Павла и Силы, задает им один-единственный вопрос: “ Что мне делать, чтобы спастись?” И получает ответ: “Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой”(Деян.16:31). В обоих случаях быстрота, с которой принимается решение креститься, связана с прямым свидетельством Духа: люди, окружавшие апостолов в Пятидесятницу, поражаются тому, как эти иудеи могут проповедовать на разных языках; темничный страж потрясен и испуган тем, что двери темницы сами собою растворились. По свидетельству ап. Павла: “И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией” (1Кор.2:4–5). Таким образом апостольская катехизация была не только в слове, но и в силе изливающегося Духа 30).

Можно ли из ответов на вопрос “что делать?” составить представление об основном содержании той веры, которую принимали крестившиеся в апостольский век? Эфиопский евнух прямо задает вопрос ап. Филиппу: “Вот вода; что препятствует мне креститься?” Филипп отвечает, что ничего не требуется, кроме искренней веры. Тогда из уст евнуха звучат слова, которые многие исследователи считают одной из первых вероисповедательных формул: “Верую, что Иисус Христос есть Сын Божий” (Деян.8:36–37).

Впрочем, древнейший христианский катехизис не сводился к признанию и заучиванию одной только формулы, точно так же как и современный катехизис не сводится к одному символу веры или даже его толкованию. Ведь принять Иисуса как Мессию и Спасителя означало одновременно и постепенно войти в провозглашенное Им Царствие. Принять Учителя значило признать Его учение во всей его полноте и радикальности. Процесс приобщения к жизни в христианской общине лишь начинался с крещения. Не случайно св. евангелист Лука упоминает о том, что крестившиеся на Пятидесятницу “постоянно пребывали в учении апостолов” (Деян.2:42). Сами апостолы “всякий день пребывали в [иерусалимском] храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе” (Деян.5:42). Крестившиеся в Кесарии просили Петра пробыть у них несколько дней, на что он, надо полагать, согласился (Деян.10:48).

Ап. Павел провел свои первые дни после крещения с учениками в Дамаске, очевидно, вникая в подробности того учения, за которое он ранее преследовал Церковь (Деян.9:19). Впоследствии сам апостол язычников не оставлял своего отеческого попечения о насажденных им церквах. Он нередко возвращался к своим детям во Христе с целью “утверждать души учеников, увещевая их пребывать в вере” (Деян.14:22). Бóльшая часть его писем и написана именно к таким общинам, с призывом держаться той веры, которая однажды была им проповедана. Павел и Варнава провели в Антиохийской церкви целый год, “уча немалое число людей”(Деян.11:26). Мы также узнаем из Деяний, что Павел по прибытии в Эфес учил три месяца в синагоге. Будучи же изгнан из синагоги, он переместился в школу некоего Тиранна, в которой он учил в течение двух лет(Деян.19:8–10). Надо полагать, что это обучение было доступно всем и носило регулярный характер 31). Таким образом, было бы неверно обобщение, что регулярная катехизация в апостольский век отсутствовала совершенно.

^ Этапы катехизации

Делал ли Иисус различие между катехизисом, который предназначался для всех, и “тайнами Царствия”, которые Он поверял только апостолам? На первый взгляд, для подобного разделения есть основания. Так, например, Марк упоминает о том, что Иисус говорил к народу притчами, смысл которых Он раскрывал одним ученикам (Мк.4:34). Все три синоптических Евангелия подчеркивают тот факт, что Иисус поведал только Своему ближайшему окружению смысл притчи о сеятеле, ссылаясь на то, что другие люди все равно окажутся неспособны понять Его 32). В качестве свидетелей Своего преображения Христос выбирает только троих апостолов — Петра, Иоанна и Иакова, запретив им разглашать увиденное до того, как Он воскреснет (Мк.9:9; Мф.17:9). На основании этих текстов могло сложиться представление о том, что учение Христа подразделялось на две части: экзотерическую, т. е. общедоступную, и эзотерическую, т. е. тайную, открытую лишь избранным.

Как мы увидим в третьей главе, подобный взгляд разделяли многие так называемые гностические секты. Гностики считали, что Иисус сокрыл от всего мира подлинное знание о Себе. Обладателями этого тайного знания, или гнозиса, являются те, кому Иисус передал его в атмосфере полнейшей секретности. Чтобы как-то подкрепить эту теорию, богатое, а часто и больное, воображение гностиков создало немало литературных подделок. Расчет в данном случае был на то, что всякое знание, окруженное, хотя бы даже искусственно, таинственностью, будет выглядеть интригующе.

Сами Евангелия, однако, не позволяют провести строгое деление между общедоступной и тайной частями учения Христа. Иисус прежде всего желал того, чтобы весть о Царствии была услышана всеми. Апостолов Он избрал с тем, чтобы сделать их “ловцами человеков”. Перед Своим вознесением Христос заповедует апостолам: “Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам” (Мф.28:19–20). Христос также повелевает апостолам “покорять вере все народы” (Рим.1:5) и проповедовать благую весть, ничего не утаивая. Даже пророчество Христа о Его грядущем воскресении было известно не только ученикам, но и членам Синедриона (Мф.27:63).

Если древним христианским общинам и приходилось собираться тайно, то это было только по причине гонений. Церковь никогда не была тайным обществом и не окружала свое учение ореолом таинственности. Когда ап. Павел пишет: “Говорю вам тайну (μυστήριον): не все мы умрем, но все изменимся”, то речь идет не о секретном знании, которое доступно лишь избранным, но, во многих случаях, о плане божественного спасения, который еще до конца не известен, но который ожидает своего окончательного раскрытия в будущем 33). Так, например, ап. Павел называет тайной пророчество, по которому в Церковь могли войти не только обращенные из иудеев, но и язычники (Рим.11:25; Еф.3:2–12). Отметим также, что речь у ап. Павла всегда идет о тайне открывающейся, постепенно становящейся доступной всякому верующему сердцу (Кол.1:26–27).

В учении апостолов не было секретов, но была пророческая глубина, не сразу и не всем одинаково доступная. Всякий хороший педагог знает, что в процессе обучения необходима постепенность и последовательность, что более простые истины следует сообщать в начале, так как ученики будут не способны понять истины более глубокие. Именно с этой педагогической целью Христос пытался сделать все, чтобы Его чудеса не разглашались. Господь не хотел, чтобы народная молва о Нем как о чудотворце заслонила собою истинный смысл и значение Его миссии: проповедь покаяния, приближение Царствия и осуществление мессианских ожиданий. Христос постоянно напоминал о том, что огрубевшее сердце необходимо подготовить к принятию тайн Царствия. Эта подготовка включала покаяние, исполнение заповедей и дела любви, которые вели за собою изменение всей жизни.

Кроме того, апостольские катехизисы должны были быть приспособлены к двум по-разному подготовленным аудиториям: иудеям и язычникам. Большинство евреев было воспитано на заповедях Моисеевых с детства. Апостол Павел сравнивает Тору с “детоводителем ко Христу”, т. е. рабом, в обязанности которого входило следить за воспитанием детей, а также сопровождать их в школу (Гал.3:24). Обращаясь к иудеям, апостолы могли ограничиться беглыми ссылками на Тору и Пророков, и контекст проповеди становился большинству из них понятен.

Для еврея камнем преткновения в принятии христианства было признать в Иисусе, умершем унизительной рабской смертью, воскресшего Мессию — царя Израиля. Евреи, слышавшие о распятии Христа, но считавшие невероятным Его воскресение, были возмущены проповедью Мессии страдающего, которая была оскорблением всех упований на национальное возрождение. Евреям требовалось принять тот немыслимый факт, что Бог прославил и посадил по правую руку от Себя Иисуса, который был осужден не кем-нибудь, а наиболее авторитетными представителями той религии, в которой они были воспитаны с детства.

Язычникам же нужно было проповедовать Того Бога, Которого, по остроумному замечанию ап. Павла, они почитали, не отдавая себе в том отчета (Деян.17:23–24). По глубокому убеждению апостола язычников, ни одна душа не представляла из себя tabula rasa в отношении морального закона. У язычников закон был написан на плотяных скрижалях сердца (2Кор.3:3; Рим.2:14–15). Подготовку их совести совершал Сам Бог. Впрочем, для укрепления здравых моральных интуиций необходим был строй жизни, который позволял бы их культивировать. За ним “богобоязненные” язычники и тянулись в синагоги.

Однако далеко не все язычники были столь благосклонны к новой религии. Христианам приходилось терпеть немало злых насмешек (1Пет.2:12). Первым учителям христианства необходима была кропотливая апологетическая работа, которая во времена апостолов велась на уровне борьбы с народными суевериями, идолопоклонством и многобожием (Деян.14:8–19), а также полемики с популярными философами вроде эпикурейцев и стоиков (Деян.17:18). Только начиная с середины II в. можно говорить о настоящем взаимодействии христианства с интеллектуальным наследием эллинизма. Апостолы же в первую очередь призывали к перемене образа жизни. Язычникам нужно было отказаться от почитания идолов, от участия в празднествах, от многих аморальных привычек, которые были позволительны в их среде 34).

Язычникам, помимо учения о Мессии, Спасителе мира, необходимо было принять весь моральный и молитвенный строй жизни, связанный с новым учением. Язычникам трудно было примириться с той мыслью, что проповедь Христа является учением, появившимся недавно (Деян.17:19). Государственная бюрократия Римской империи признавала только традиционные религии, а к новым религиозным движениям относилась с подозрением, как к возможным возмутителям порядка (Деян.16:21). Как удачно заметил блаженный Августин, апостолы проповедовали евангелие миру, в котором язычники не ожидали прихода Мессии, по словам пророков, в то время как иудеи не верили в то, что Он пришел, по словам апостолов 35). И душа эллина, и душа иудея требовали значительной подготовки к принятию благой вести.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: