O Участие катехуменов и кающихся в богослужении 4 страница

Этим вовсе не отрицается тот факт, что в отдельных церквах и во времена апостолов могли быть распространены весьма развитые представления о Святом Духе. Так, например, христиане Коринфа просили ап. Павла составить им руководство о том, как распознавать дары Святого Духа (1Кор.12–14). Можно заключить, таким образом, что в некоторых христианских общинах I в. начальная стадия катехизации содержала общие упоминания о действии и плодах Святого Духа в Церкви.

Жизнь с Богом для каждого вступавшего в Церковь с самого начала была неразрывно связана с общиной учеников, с молитвенным собранием верующих. Даже в своих глубоко личных проявлениях, мистических и пророческих, жизнь с Богом была общим делом и не мыслилась первыми христианами в отрыве от Церкви. Приобщение к жизни христианской общины состояло в покаянии, крещении, делах любви и взаимопомощи, совместном чтении и изучении Писания, евхаристическом и молитвенном общении, общих трапезах (агапах), а также в пении гимнов. Присоединиться к церкви означало стать частью общества ожидающих Царствия и готовящихся к приходу Мессии. Это значило иметь общую цель — спасение.

Принимавший Христа одновременно становился членом общины верующих с ее молитвенным и литургическим строем, который в тот период был очень пластичным и только еще формировался под большим влиянием как богослужения синагоги, так и Иерусалимского храма. Став христианином, человек вступал в круг новых отношений как внутри самой общины, так и с окружающим миром. В связи с многосторонностью этих отношений, не было, да и не могло быть катехизиса, который описывал бы все аспекты жизни с Богом. Иными словами, апостольское христианство, в отличие от иудаизма, не имело своей Галахи, т. е. своих канонов и законов на все случаи жизни. Учение ап. Павла о Церкви как о мистическом Теле Христовом было знакомо лишь тем общинам, где имели хождение его послания.

Трапеза Господня, на которой ученики вкушали Тело и Кровь Христовы, с самого начала была центром литургической жизни (1Кор.11:23). События Тайной вечери были бережно сохранены в памяти Церкви с большой точностью и подробностями. Рассказ о них, равно как и о других событиях Страстной недели, стал в том или ином виде частью апостольского катехизиса. Однако было бы анахронизмом говорить о сложившемся огласительном учении о Церкви и таинствах. Церковная практика в этих вопросах, как и в вопросе о Святом Духе, предшествовала теории.

Таковы были характерные особенности некоторых поместных огласительных традиций.

^ Первые катехизаторы

Кто были первые катехизаторы? Ответ напрашивается сам собой: те ученики, которым Господь повелел: “Идите, научите все народы…” (Мф.28:19–20). Подобно тому, как Христос был послан Богом, Его ученики были прежде всего οἱ ἀπόστολοι, Божьими посланниками (Евр.3:1, Ин.20:21). Синоптические Евангелия повествуют о том, как Иисус вначале призывает двенадцать учеников, наделяет их властью творить чудеса, исцелять больных, изгонять бесов, прощать грехи и затем посылает их проповедовать покаяние и приближение Царствия. Апостолы довольствовались только жизненно необходимым и целиком полагались на гостеприимство людей, у которых они останавливались на ночлег. Они были готовы к испытаниям и гонениям, к тому, что слова их могли вызвать ненависть людей. В отличие от других бродячих учителей, они не брали платы за преподанное ими знание. В противоположность волхвам (Деян.8:9) и прорицателям (Деян.16:16), апостолы не требовали вознаграждения за совершенные ими чудеса и исцеления.

Миссионерский дух был отличительной чертой апостольской церкви. Как я уже отмечал, в иудаизме 1 в. н. э. странствующие проповедники встречались не очень часто. Иудаизм тесным образом был переплетен со всем бытом евреев, с праздниками, а также с национальным самосознанием и памятью, со святыми местами, и поэтому, по мнению иудейской иерархии, не нуждался в миссионерской деятельности. Заинтересованные язычники могли беспрепятственно посещать синагоги, хотя специальных усилий сделать их участниками завета не делалось.

Напротив, христианская Церковь с самого начала должна была сделать важнейший выбор: остаться мессианской сектой внутри иудаизма или пожертвовать национальной обособленностью ради проповеди Евангелия всем людям. Поворотное решение, открывшее врата Церкви для язычников, как я уже упоминал, было принято на Апостольском соборе, хотя отдельные вопросы о сохранении той или иной иудейской практики продолжали обсуждаться в церкви на протяжении нескольких последующих веков 61).

Быстрорастущей церкви необходимы были новые учителя. Главными авторитетами в иерусалимской общине были ближайшие последователи Христа, которых, однако, не следует полностью отождествлять с Двенадцатью учениками, призванными Иисусом во время Его земного служения. Число двенадцать, которое ученики считали необходимым восполнить после смерти Иуды, следует более рассматривать как символическое(Деян.1:21). По мнению св. Луки, Церковь как Новый Израиль должна была обладать стольким же количеством авторитетных учителей, сколько было колен в историческом Израиле. О символичности цифры 12 свидетельствует и обещание Иисуса о том, что апостолы воссядут на престолах и будут судить двенадцать колен Израилевых 62).

Точно так же и Семьдесят 63) учеников, которых Иисус, по сообщению Луки, посылает на проповедь, соответствуют семидесяти судьям Израиля, избранным Моисеем. Подобно тому, как 70 судей должны были стать учителями Закона, 70 учеников были посланы для проповеди Евангелия. Надо полагать, что круг учеников был гораздо шире, чем двенадцать, или даже семьдесят. Так, из Деяний мы узнаем о том, что число учеников еще до Пятидесятницы было “около ста двадцати” (Деян.1:16). Вместе с тем, из их числа были выбраны только двое на том основании, что они сопровождали апостолов “во все время, когда пребывал и обращался с [ними] Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от [них]” (Деян.1:21–22).

По другому свидетельству Деяний, апостолом мог называться только тот, кто был призван к этому служению Самим Христом и был свидетелем Его воскресения из мертвых (Деян.10:41–42). Особенно остро вопрос об апостольском авторитете был поставлен в отношении Павла, который не только не принадлежал к кругу учеников, ходивших за Христом, но в прошлом был гонителем Церкви (1Кор.15:9). Защищая свое апостольское призвание, Павел ссылается на то, что он был избран “от утробы матери”, “не человеками и не чрез человеков, но Иисусом Христом и Богом Отцом”. Проповедуемое им Евангелие получено не “от человека, но чрез откровение Иисуса Христа” (Гал.1:15, 1, 11–12). О том, что Павел не был самозванцем, свидетельствовали плоды его миссионерской деятельности (1Кор.9:1–5, 15:10).

Мы ничего не знаем о том, получили ли двенадцать апостолов наставление в Торе до того, как были призваны Христом. По свидетельству четвертого Евангелия, двое из них перешли к Иисусу, предварительно будучи наставлены Иоанном Крестителем (Ин.1:37). Можно предположить, учитывая их бедное происхождение, что никакого специального обучения они не получили, за исключением тех проповедей, которые слышали в синагогах. Для Двенадцати единственным учителем Торы и Пророков был Сам Христос (Мф.10:20).

В отличие от Двенадцати, Павел, по его собственному признанию, был в прошлом учеником фарисея Гамалиила Старшего (Деян.22:3). Гамалиил был членом Синедриона и внуком знаменитого Гиллеля. Деяния сообщают о Гамалииле, что он был законоучителем, “уважаемым всем народом” (Деян.5:34). В последующей устной еврейской традиции сохранилось высказывание о том, что со смертью Гамалиила “слава Торы прекратилась” 64). Учась у такого наставника, фарисей Савл, будущий ап. Павел, получил наилучшее в еврейской среде образование и обладал, по мнению окружающих, “большой ученостью” (Деян.26:24).

Возможно, что автор Евангелия от Матфея, который был незаурядным знатоком Закона и толкователем Пророков, причислял себя к “книжникам, наученным ради Царства Небесного” 65). Об образовании других учителей апостольского времени нам известно только то, что они были наставлены либо самими апостолами, либо их учениками. Так, например, из Деяний мы узнаем о том, что иудей Аполлос был мужем ученым, сведущим в Писаниях. Аполлос прошел катехизацию в Пути Господнем (κατηχημένος τὴν ὁδὸν τοῦ κυρίου), по всей вероятности, у себя в Александрии.

О том, при каких обстоятельствах ученики апостолов становились учителями, мы практически ничего не знаем. Очевидно, что апостолы знали их лично и полагались на них в своей будущей работе. В апостольский век возложение рук могло означать благословение, подачу Святого Духа в крещении (Деян.8:14–19, 19:6), а также передачу полномочий для осуществления какого-либо церковного служения 66). По мере того, как церковь росла, в ней появились различные служения, каждое из которых было в первую очередь особым даром Святого Духа. Так, например, рукоположением были выбраны семь служителей, задачей которых была хозяйственная организация церкви. Апостолы же от этой обязанности освобождались, для того чтобы полностью посвятить себя молитве и “служению слова”, т. е. проповеди и катехизации (Деян.6:2–4).

Роль катехизаторов могли выполнять не только апостолы. В Деяниях встречается разделение на пророков и учителей (προφῆται καὶ διδάσκαλοι, Деян.13:1). Павел проводит еще более тонкие различия между апостолами, пророками, учителями и разнообразными чудотворцами (1Кор.12:28). Была ли между этими служениями различимая иерархия? Сам апостол утверждает, что Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, учителей, а потом и чудотворцев. Сравнивая дар языков, так называемую “глоссолалию”, с даром пророчества, Павел замечает, что последний предпочтительнее первого: тот, кто говорит на непонятном языке, наставляет только себя, тогда как пророчествующий катехизирует и себя, и всю церковь(1Кор.14:2–19). В другом списке духовных даров апостольство отсутствует, тогда как пророчество стоит на первом месте, а за ним следуют служение, учительство и многие другие (Рим.12:6–8). Очевидно, что так как дело идет в первую очередь о духовных дарованиях, а не о должностях и титулах, то один человек, подобно Павлу, мог быть одновременно и апостолом, и пророком, и учителем.

Духовные дары, в частности дар учительства, не были в апостольской церкви ограничены полом. Вопрос о том, насколько церковь во времена апостолов признавала учительское призвание женщин, чрезвычайно сложен из-за недостатка исторических свидетельств. Подчеркну, что служение женщин в качестве катехизаторов следует принципиально отличать от вопроса об их рукоположении в священнический сан. О последнем вопросе святоотеческая традиция однозначно высказывается отрицательно. Этот острый в современной церковной жизни вопрос лежит за рамками данного исторического исследования. Что же касается служения женщин в качестве катехизаторов и учителей, то оно не было совершенно исключено из церковной практики в апостольский век.

Позднее некоторые древние авторы были склонны абсолютизировать запрет ап. Павла: “Жены ваши в церквах да молчат” (1Кор.14:34–35), а также совет автора Первого послания к Тимофею: “учить жене не позволяю”(1Тим.2:12). Однако прежде чем устанавливать на этих словах философию церковного Домостроя, следует более внимательно рассмотреть непосредственный контекст, в котором они находятся в Писании. Нужно постараться вникнуть в конкретную историческую ситуацию тех церквей, к которым эти послания были обращены, а также и в доводы самих авторов.

Напомним, что Павел адресовал свое послание церкви в Коринфе, которая изобиловала духовными дарами. На собраниях общины вместо общей трапезы, общей молитвы, чтения Писаний и проповеди получался балаган. Некоторые приходили на общую трапезу раньше других и все съедали, обижая своих братьев и сестер(1Кор.11:21). Вместо благодарственных молитв, которые должны понимать все, раздавались невнятные возгласы на совершенно незнакомом языке (1Кор.14:16). Во время объяснения Писаний вместо того, чтобы говорить по очереди, каждый желал вставить свое слово, и все пророчествовали наперебой. В результате из-за шума те, кто не удостаивался никаких даров, не получали решительно никакой духовной пользы из подобных богослужений. В особенности превратное впечатление складывалось у “незнающих и неверующих”, ибо они, вполне естественно, принимали это своеобразное проявление благочестия за коллективное сумасшествие(1Кор.14:23).

Павел предлагает внести некоторый порядок. Он настаивает на том, что за общей трапезой следует соблюдать приличие. Благодарственные молитвы должны произноситься на языке, понятном всем, а не быть одним сотрясанием воздуха. Апостол подчеркивает, что следует молиться не одним духом только, но и умом(1Кор.14:14–15). Что же касается проповедей, то необходимо ограничить число пророчествующих в одно и то же время. Павел предлагает компромиссный вариант: пусть одновременно говорят двое, ну максимум трое(1Кор.14:27). Желательно также говорить по очереди, а не всем вместе. Если кому-то приходит внезапное откровение, в то время как пророчествует другой, то следует подождать, пока он закончит (1Кор.14:30). К сожалению, пророчества часто бывают так туманны, а истолкования так неудовлетворительны, что у многих прихожан, включая женщин, возникают вопросы, которые они спешат разрешить прямо во время богослужения. Вот и получается, что к и без того нестройному хору пророков, псалмопевцев и толкователей присоединяется еще и четвертый хор требующих (вполне оправданно) объяснения всему происходящему.

Эту-то последнюю трудность, возникшую исключительно в атмосфере Коринфской церкви, Павел пытается решить ссылкой на то, что согласно Торе, жены должны находиться в подчинении у мужей (Быт.3:16). Ясно, что следующий из этого категорический запрет: “и вообще, жены пусть молчат, а то и без того шума много!” мог относиться только к замужней женщине, у которой была возможность выяснить более сложные вопросы веры у мужа. А что было делать тем женщинам, у которых мужья были несведущи или язычники, или их не было вовсе? Ясно, что на этих женщин подобный запрет распространяться не мог. Следует учесть и то, что в гл. 11 того же послания Павел пишет о женщинах, которые “молятся и пророчествуют в церкви”, нисколько их за это не порицая (1Кор.11:5). Действительно, в Деяниях мы встречаем упоминание о четырех дочерях Филиппа-благовестника, которые были пророчицами (Деян.21:9). Отметим также и существование в апостольской церкви диаконисс (Рим.16:1–2) — обстоятельство, к обсуждению которого мы вернемся более подробно во второй главе.

Обратимся теперь ко второму тексту, о котором шла речь выше: “Жена да учится в безмолвии со всякой покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии” (1Тим.2:11–12). В данном случае автор отказывает замужним женщинам в возможности как учить, так и просто разговаривать во время богослужения. Его предостережения вызваны тем, что в церкви появилось немало лжеучителей, охотными слушательницами которых стали прежде всего женщины (ср. 2Тим.3:6–7, 4:3–4). “Бесовское учение”, насколько о нем можно судить по намекам, имеющимся в пастырских посланиях, состоит в неумеренно ригористическом соблюдении законов ритуальной чистоты и “запрещении вступать в брак”, т. е. проповеди целибата как единственно возможного пути для христианина 67). Женщины усугубляют это положение вещей тем, что украшают ложное учение собственными домыслами (1Тим.4:7, ср. 1Тим.1:4) и трезвонят о нем повсюду (1Тим.5:13).

Отметим, что мужчинам также не рекомендуется пустословить (2Тим.2:16). По всей видимости, в пустых спорах, которые порождали одни пороки и распри, мужчины участвовали наравне с женщинами (1Тим.6:4). Отметим, что автор увещевает стариц, т. е. пожилых женщин, обладавших немалым авторитетом в семье и домашней церкви, быть учителями добра (καλοδιδασκάλοι — опять таки, новозаветный неологизм! Тит.2:3). Вполне возможно, что и в этой церкви были женщины, которые исполняли обязанности диаконисс (1Тим.3:11). Таким образом, сам автор пастырских посланий вовсе не рассматривал свой запрет по поводу молчания женщин как абсолютный.

Если эти доводы покажутся недостаточными, приведем еще один яркий пример, в котором женщине принадлежит в новозаветной церкви весьма авторитетная роль учителя. Вспомним, как вышеупомянутый Аполлос, несмотря на все его блестящее образование и внутреннее горение, нуждался в наставлении, которое и было ему преподано Прискиллой и ее мужем Акилой. Тот необычный факт, что имя Прискиллы (или Приски) фигурирует перед именем мужа в наиболее авторитетных манускриптах 68), указывает на то, что Прискилла пользовалась, видимо, большим весом и уважением, будучи попечительницей домашней церкви (Рим.16:3–4; 2Тим.4:19). Таким образом, широко распространенное мнение о том, что Новый Завет запрещает женщинам быть учителями в церкви, основано на превратном толковании 1Кор.14:34–35 и 1Тим.2:12.

В заключение остается сказать несколько слов о катехизаторской роли тех, кого в апостольской церкви называли пресвитерами (πρεσβύτεροι) и епископами (ἐπίσκοποι). В первую очередь отметим, что о четком различении церковных чинов в I в. христианской эры говорить нельзя. Так, например, πρεσβύτεροι из Деян.20:17 отождествляются Лукою с ἐπίσκοποι из Деян.20:28, т. е. “блюстителями” в Синодальном переводе. Сам Христос называется ἐπίσκοποι, Блюстителем душ наших (1Пет.2:25). Так же и слово διάκονος в нетехническом значении “служитель” ап. Павел может прилагать и к себе (1Кор.3:5, 2Кор.3:6), и ко Христу (Рим.15:8).

Отметим, что различие между епископами и диаконами намечается уже в пастырских посланиях. В сравнении с епископами и пресвитерами, диаконы обладали в церкви ролью менее авторитетной. Тогда как первым была вверена проповедь благой вести и наставление в вере, последние больше времени посвящали вопросам, относящимся к церковному быту. Новый Завет особо подчеркивает тот факт, что для того, чтобы епископ мог быть блюстителем и охранителем апостольской традиции, он должен быть способным учителем 69), “чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать” (Тит.1:9). В связи с этим автор увещевает Тимофея постоянно заниматься “чтением, наставлением и учением”, так как победить лжеучителей можно не закрывая им рот, но увещевая их и убеждая (1Тим.4:13).

Послание Иакова также напоминает о том, что церковному учителю следует прежде всего делами и непорочной жизнью доказать свое призвание (Иак.3:1–2, 13–18). Человек, наделенный авторитетом церковного учителя, должен пользоваться им бескорыстно, как даром Божьим 70)

Катехизация в христианской церкви, в отличие от обучения у большинства раввинов и эллинистических философов, была бесплатной. Это, однако, ничуть не обесценивало труд катехизаторов, которые пользовались доверием, сыновней любовью и поддержкой катехуменов (Гал.6:6).

^ Часть вторая

^ ЧУДОМ СОХРАНИВШИЕСЯ ФРЕСКИ: ПРИГОТОВЛЕНИЕ КО КРЕЩЕНИЮ В РИМСКОЙ И СЕВЕРОАФРИКАНСКОЙ ЦЕРКВАХ (середина II — начало III века)

Историк, работающий с доникейским периодом истории древней церкви (до 325 г.), похож на художника-реставратора, получившего задание восстановить фрески, незначительная часть которых чудом уцелела после землетрясений под несколькими слоями последующих дорисовок. Перед этим художником стоит задача аккуратно удалить последующие наслоения и при этом не повредить оригинал, зафиксировав остатки древнейшего изображения и закрасив нейтральным цветом те места, которые оказались невосстановимы. Работа его, впрочем, на этом не заканчивается. Настоящему художнику требуется также по разрозненным деталям восстановить целое — ведь без этого смысл отдельных частей будет непонятен. А для этого нужно понять замысел создателя фресок. Этот труд требует как чисто технических навыков, так и воображения и умения проникнуть во внутренний мир древнего иконописца. В некоторых случаях нужно честно признаться, что понять ничего нельзя, а потому лучше зафиксировать подлинное, ничего не дорисовывая.

В моем сравнении фрески означают письменные и археологические свидетельства по истории древнего христианства; землетрясения, нанесшие непоправимый урон изображениям, — гонения на христиан в доникейский период, вследствие которых многие архитектурные и письменные памятники были уничтожены, а последующие наслоения — это редакции переводчиков и переписчиков, по которым можно лишь предположительно воссоздать оригинал. Историку, как и художнику-реставратору, требуется реконструировать общую картину древней церковной жизни из разрозненных, случайно сохранившихся деталей.

Во II в. общая церковная организация, а с нею и подготовка к крещению, стали приобретать более определенные формы. Период приобщения к христианской жизни стал более длительным, обучение более постепенным. Причин этому было несколько: быстрое распространение христианства по всей Римской империи, возникновение еретических школ, а также окончательный раскол с иудаизмом. Чем больше людей обращалось в новую религию, тем сложнее было сохранить единство того учения, которое апостолы проповедовали миру. Внутри быстро растущего движения стали появляться группы, в учении и практике которых было немало отклонений от апостольской вести о спасении. Передача неискаженной апостольской веры из поколения в поколение требовала как полемики с еретиками, так и кропотливой духовной работы с новообращенными. Огласительная школа являлась мостом, соединявшим Евангелие, проповедуемое на базарных площадях и улицах, с внутренней жизнью Церкви.

Организованный катехуменат стал особенно необходим после раскола молодого христианского движения с иудаизмом. Отделение церкви от синагоги привело к тому, что ко II в. большинство обращавшихся в христианство были выходцами из язычников. Читая Новый Завет, поражаешься тому, какого детального знания Ветхого Завета ожидали новозаветные авторы от своей аудитории. Страницы Нового Завета буквально испещрены ссылками на пророчества и другие места Писания. Из этого обстоятельства можно заключить, что христиане I и начала II веков прекрасно знали Тору и Пророков и могли легко воспроизвести отдельные места по памяти. Мы узнаем из Деяний, как после проповеди ап. Павла в верийской синагоге ее члены принялись “ежедневно разбирать Писания, точно ли это так [т. е., действительно ли ветхозаветные пророчества указывают на Иисуса]. И многие из них уверовали, и из эллинских почетных женщин и мужчин немало” (Деян.17:11–12). Серьезное изучение Писания было, пожалуй, главным наследием, которое было оставлено церкви синагогой.

Для автора Послания Варнавы, писавшего, по всей вероятности, в начале II в. к богобоязненным эллинам, посещавшим синагоги, проблема была не в том, что новообращенные христиане были несведущи в Ветхом Завете, а в том, что они знали его слишком хорошо и буквально толковали его законы ритуальной чистоты. Автор подчеркивает, что Иисус установил новый завет с Богом, который основан не на жертвоприношениях животных, а на той крестной жертве, которую Сам Господь принес за всех людей. В рамках нового союза соблюдение субботы, а также других ритуальных ограничений Торы, упразднено 71).

Послание Варнавы и другие источники II в. свидетельствуют о том, что строй жизни христиан стал значительно отличаться от религиозной жизни иудеев. В апостольские времена обыкновенным местом встреч христиан был Иерусалимский храм, синагоги, а также дома состоятельных членов общин. После разрушения храма в 70-м году I в. и после изгнания из синагог единственным местом еженедельных собраний христиан стали частные дома. Христиане также собирались на могилах мучеников, отмечая день их смерти, как день рождения во Христе.

Надо сказать, что разрушение храма иудео-христиане пережили не так трагично, как их иудейские собратья, для которых оно было огромной национальной трагедией 72). Ранние христиане вообще не связывали свои религиозные упования ни с каким определенным культовым сооружением или местом на земле. Христиане считали, что каждый верующий является богоносцем и что сердце каждого христианина есть нерукотворный храм Святого Духа 73). Христиане были скитальцами на земле, желавшими обрести лишь Иерусалим небесный 74). По парадоксальному замечанию одного раннехристианского апологета: “Живут они [христиане] в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем как граждане, а терпят все как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна” 75).

Вступление в христианскую общину отличалось от обращения в иудаизм. На Апостольском соборе (ок. 51 г.) было принято решение не требовать от прозелитов из язычников обрезания. Погружению в воду с целью очищения, которое практиковали иудеи, церковь придала другое значение. Крестившийся во оставление грехов одновременно умирал для жизни ветхой, грешной и воскресал со Христом для жизни новой, свободной от оков зла.

Значительному изменению и переосмыслению подверглись также главные обряды, повседневная молитвенная практика и праздники. Вместо постов в понедельник и четверг, принятых у иудеев, христиане стали поститься в среду и пятницу в воспоминание о днях предательства и распятия Христа 76). Назначение поста христиане понимали в духе пророчества Исайи: “Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, разреши узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его…” 77) Деньги, сэкономленные на пище во время поста, следовало отдать вдовам, сиротам и другим нуждающимся 78).

Молитвенная жизнь христиан с течением времени также стала отличаться от иудейской. Вместо молитвы “Слушай, Израиль: Господь Бог наш — Господь един есть…” (Втор.6:4), которую несколько раз в день повторяли евреи, христиане пользовались молитвой, заповеданной Самим Христом. Христианские учителя II и III вв. предписывают повторение “Отче наш” три и более раз в день 79).

В отличие от иудеев, которые молились, повернувшись в направлении к Иерусалимскому храму, древние христиане во время молитвы обращались на восток. Для определения направления восточную стену комнаты помечали крестом. Молитва совершалась либо на коленях, либо стоя с распростертыми вверх руками и взглядом, обращенным в небо 80).

Уже в апостольский век в употребление у христиан вошли молитвы Отцу через Сына, а также молитвы и гимны Самому Иисусу непосредственно (Откр.5:9–10:12). Первомученик Стефан умер именно с такой молитвой на устах (Деян.7:59–60). Плиний Младший упоминает в своем письме императору Траяну о том, что христиане поют гимны Христу будто Богу 81). Подобного рода практика была значительным отступлением от еврейской формы монотеизма.

Христиане постепенно отказались от строгого соблюдения субботы и стали собираться на день Господень — воскресенье 82). За отмену ограничений кошерной пищи, обрезания и субботы выступали многие апологеты II в. 83) Пасха, праздновавшаяся евреями в честь исхода из Египта, стала для христиан праздником Смерти и Воскресения Христа. Освобождение из египетского плена, из рабства физического, сделалось для христиан прообразом освобождения от порабощения духовного, рабства греху. Пятидесятница, которая была для иудеев праздником дарования Торы на Синае, стала для христиан днем рождения Церкви и праздником Сошествия Святого Духа. Вместо жертв, которые левиты приносили в Иерусалимском храме до его разрушения, христиане стали приносить Богу чистую и бескровную жертву — евхаристию 84).

В своем богослужении христиане сохранили структуру субботних служб в синагоге — чтение Торы и Пророков, проповедь, пение псалмов и общие молитвы, дополнив ее совместной трапезой — евхаристией. Что касается Писаний, то христиане читали на богослужении как книги, принятые в синагоге, так и те, которые были написаны в первые два поколения апостолов. Напомним, что новозаветный канон сформировался, за исключением некоторых книг, остававшихся спорными 85), только к концу II в.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: