ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Ср. выше в Житии Феодосия: «по сихъ же паки Ефремъ каженикъ отъиде къ Констан-тинюграду, и ту живяше въ единомъ монастыри». 18 страницаИтак, видим напряженный интерес новгородского летописца именно к событиям 1015—1016 годов. Почему же интерес его упал после сообщения о Любечской битве и возвращении новгородцев восвояси? Мы дадим ответ на этот вопрос, видоизменив его: почему же новгородский летописец проявил такой интерес к событиям 1015—1016 годов? Искал ли он в них сюжета для занимательного рассказа, интересовала ли его при этом дея- 6 Сведения о Святополке оканчиваются сообщением о том, что он бежал в Печенеги; возможно, что после Любечской битвы Святополк действительно бежал сначала к своим союзникам Печенегам и уже от них переправился в Польшу. тельность Ярослава, учитывал ли он ту помощь, которую Новгород оказал своему князю? Сомневаюсь: не менее драматичными были и последующие события, напр., появление Ярослава сам-четверт, в Новгороде после поражения при Волыни; добывание Киевского стола Ярославом продолжалось в еще более напряженных размерах в два последующие года; Новгород своею вторичною поддержкой заслужил еще большей благодарности потерявшего все на юге Ярослава. Эти соображения заставляют меня признать, что главной побудительной причиной для Новгородца занести в летопись события 1015—1016 годов было нечто иное; ему важно было закрепить вниманием в летопись тот «учредительный» акт, который даровал Новгороду Ярослав, провожая в 1016 году из Киева посадивших его на великое княжение Новгородцев. § 277. Имеем полное основание думать, что Ярославова грамота была занесена в Новгородскую летопись и перешла оттуда в Новгородский свод XI века. Перед нами ясное свидетельство о том, что в Новгородском своде 1448 года за словами: «давъ имъ правду и уставъ, списавъ грамоту, рече: по сему ходите и держите, якоже списахъ вамъ», словами, отнесенными в конец статьи 6527 (1019) года, читалась Русская Правда 7. Текст Русской Правды был помещен в своде 1448 года в такой редакции, которая могла возникнуть только во второй половине XI в. при сыновьях Ярослава; следовательно, этим текстом заменен другой памятник времен Ярослава; и в виду того, что перед ним упомянута Ярославова грамота, признаем, что таким памятником в Новгородской летописи, и вероятно также еще в Новгородском своде XI века, была эта самая грамота, определявшая те или иные вольности новгородские8; грамота эта (в числе других однородного содержания, ср. ниже §§ 279 и 282) хранилась в Новгороде как святыня; в 1230 году Ярослав Всеволодич, призванный Новгородцами «на всей воли Нов-городьстви», целовал святую Богородицу «на грамотахъ на всехъ Ярослав- 7 Ср. Соф. 1-ю летопись, где к Русской Правде присоединены еще Судебник царя Константина и проч.; Ком. и Акад. списки Новгор. 1-й (распространившие в данном месте текст протографа Синод, списка по своду 1448 г.) поместили «Правду Русскую» за вышеприведенными словами, читающимися в конце статьи 6524 (1016) года. Отсюда заключаем, что в своде 1448 года, в статье 6527 (1019) года, читался тот самый текст Русской Правды, что в Ком. и Акад. списках, причем Соф. 1-я заменила его другим текстом с присоединением еще других статей, заимствованных из приложения к своду 1448 года. Новгородская 4-я выпустила в статье 6527 года текст Русской Правды, поместив заглавие ее (одно только заглавие) в самый конец статьи 6524 года под влиянием Новгор. 1-й летописи. Ср. § 163. 8 Думаю, что та же Ярославова грамота читалась и в Новгородском своде 1167 года; заменена же она «Правдой Русской», по-видимому, при составлении общерусского свода 1423 года в Москва, следовательно, по соображениям не литературным, а политическим. Новгородский свод 1448 года следовал общерусскому своду 1423 года. — В Синод. № 793 XVI в. читаем: «дасть имъ судебную грамоту, почему имъ ходить». Конечно, это позднейший комментарий, основанный на том, что в оригинале названной летописи читалась Русская Правда. — Некоторые позднейшие компиляции называют эту грамоту «пошлинного». ГЛАВА XIX дихъ»; в 1229 году Михаил Всеволодич (черниговский) целовал крест «на всеи воли Новгородьстеи и на всехъ грамотахъ Ярославлихъ». Вписывая в летопись важный политический акт, составитель летописи решил дать и историю его происхождения; история должна была показать, что акт Ярослава был не случайною его милостью, а заслужен Новгородцами пролитою за Ярослава кровью и собранными для его дела деньгами. § 278. Предыдущее исследование приводит меня к следующему заключению. В 1017 году новгородские власти во главе с посадником и епископом решили вписать Правду новгородскую (как, по-видимому, называлась Ярославова грамота) в летопись; исполнение этого решения принял на себя епископ Иоаким. Так возникла первая Новгородская летопись: она в начале сообщала кратко о крещении Новгорода прибывшим туда Иоаки-мом, поставлении им церквей, посажении Вышеслава, приглашении на стол Ярослава и затем подробно говорила о событиях 1015—1016 годов; в конце была вписана Ярославова грамота. § 279. Появившаяся в 1017 году при владычном дворе епископа Иоакима летопись не скоро нашла себе продолжение. Начавшаяся с учредительного акта 6524 (1016) года политическая свобода Новгорода подверглась вскоре тяжелому испытанно. Можно догадываться, что Ярослав разгневался на новгородского посадника Константина Добрынича за то, что он, опираясь, вероятно, на новгородскую знать, предпринял те или иные шаги к расширению своей власти и ограничению власти князя. Заточение Константина в Муром, где он потом был казнен, не могло не отразиться на политическом настроении Новгорода; ничто не побуждало Новгородцев закреплять на письме память о переживавшихся ими событиях. Подходящий для оживления оставленной летописи момент явился только в 1036 году, когда Ярослав, посадив на стол Новгородский сына своего Владимира, дал Новгородцам новую грамоту; судя по тому, что о ней говорит, летопись («и людьмъ написа грамоту, рекъ: по сей грамоте дадите дань»), грамота Ярослава определяла размер дани, приходившейся с Новгорода в пользу Киева; быть может, именно тогда определилась цифра в 300 гривен, о которой (как о дани, установленной еще Олегом) сообщал позднейший новгородский сводчик. Размер этот значительно (в десять раз) ниже той дани, которую уплачивал Новгород при Владимире; возможно, что дань в пользу Киева была уменьшена Ярославом еще раньше, в 1017 году; но те или иные события, отголоском которых служит известие о заточении посадника Константина, заставили Ярослава дать вопросу о дани новое или более точное определение в 1036 г., одновременно с посажением в Новгороде Владимира Яро-славича. Появление этой Ярославовой грамоты, в связи с прибытием в Новгород нового князя и нового епископа Луки (на место скончавшегося в 1030 году Иоакима), вызвало в 1036 году продолжение заброшенной с 1017 года летописи. ЧАСТЫ § 280. Продолжение к первой Новгородской летописи обнимало время приблизительно от 1020 года до 1036-го. Первое известие, в нем записанное, много должно было говорить современникам, понимавшим ход и внутреннюю связь событий. «Костянтинъ же бяше тогда Новегороде, и разгневася на нь Ярославъ, и поточий Ростову; на третиее лето повеле, убити й Муроме на Оце реце». Итак, вслед за грамотой Ярослава (1016 года) оказывается вписанным известие о заточении Константина: между обеими статьями устанавливается внешняя связь, а, быть может, между обоими событиями — выдачей Новгороду грамоты и заточением Константина была и тесная внутренняя связь (ср. выше). Затем находим известия 6529 (1021), 6532 (1024), 6538 (1030) и 6540 (1032) годов; наконец, под 6544 (1036) сообщается о посажении князя Владимира и епископа Луки и о даровании Ярославом грамоты. Рассматривая все эти статьи, видим, что главный интерес летописца сосредоточен на личности Ярослава: описываются деяния Ярослава, — Новгородцы на заднем плане; три первые статьи 1021,1024 и 1030 годов соответствуют трем моментам прибытия или пребывания Ярослава в Новгороде (победа Ярослава над Брячиславом, взявшим Новгород и уведшим в плен его жителей; «Ярославу сущю Hoвегopoдe», в Суздале начинается мятеж, и т. д.; Ярослав побеждает Чудь и приходит в Новгород); равным образом статья 1036 года сообщает о прибытии Ярослава в Новгород. Одна только статья 1032 года о походе Улеба с Новгородцами на Железные Врата составлена по другому поводу. Можно думать, что летописец, соображая, чти именно вписать в летопись, для того, чтобы довести ее до 6544 года, умышленно выбирал те годы, когда по собранным им сведениям Ярослав был в Новгороде. Ничто в записях этого летописца не обличает того, что они занесены на пергамен в самый момент описываемых событий; но, конечно, они составлены современником, через немного лет после того или иного события. Это доказывается обстоятельностью изложения: под 6529 указано, что Ярослав настиг Брячислава у реки Судо-мы на седьмой день (после выхода Брячислава из Новгорода), приведены слова Ярослава, обращенные к Брячиславу (в сущности же — смысл состоявшегося между ними договора), названы города, уступленные Ярославом Брячиславу; под 6532 приведены подлинные выражения грамоты Ярослава, данной им Суздальской земле, взволнованной голодом и смутою, описана Лиственская битва, дано хронологическое определение битвы (осень, ночь), повторены слова Мстислава, сказанные им дружине. Что статья 6532 года записана не в этом году, а спустя некоторое время, можно догадываться и из того, что в ней упомянуто о смерти Якуна. Судя по Печерскому Патерику, Якун изгнал своих племянников Фрианда и Шимона по смерти брата своего Африкана; это событие едва ли имело место раньше 1030 г. (года рождения Всеволода Ярославича, на службу к которому Ярослав определил прибывшего к нему после смерти Африкана Шимона). 9 Так следует, думается, понимать летописное сообщение «И пришьдъшю ему къ Судо-мири реце, Ярославъ слышавъ то и съвъкупивъ воя мъногы, ис Кыева въ седьмыи дьнь постиже и ту». ГЛАВА XIX § 281. Особого рассмотрения заслуживают следующие заметки в статьях 6529 и 6538 годов. Под 6529 (1021) годом читаем: «И воеваше Брячис-лавъ съ Ярославъмь вься дьни живота своего»; эта заметка составлена не ранее 1044 года, когда умер Брячислав; поэтому ставлю ее насчет позднейшего сводчика, а не составителя летописи, который в 1036 году внес запись о нападении Брячислава на Новгород и примирении его с Ярославом. Под 6538 (1030) годом находим: «И прииде (Ярослав) Новугороду. И събьра отъ старостъ и поповъ детии 300 учитъ кънигамъ. И преставися епископъ Иоакимъ, и беаше ученикъ его Ефремъ, иже ны учаше». Последних слов никак нельзя приписать летописцу 1036 года; в них ясно сказывается припоминание о времени отдаленном, давно протекшем; отношу поэтому и их насчет новгородского сводчика, работавшего, как увидим, в 1050 году, т. е. через двадцать Лет после сообщенного в статье 6538 года события; если летописцу было в 1050 году лет 30—35, он мог быть в числе набранных по распоряжению Ярослава в 1030 году детей. Отмечу еще, что слова «и бia-ше ученикъ его Ефремъ, иже ны учаше» и самым смыслом своим и тем положением, которое они занимают в статье 6538 года, явно обнаруживают, что они вставлены в летописный текст позже. Во-первых, что значит «и беаше ученикъ его Ефремъ»? В виду того, что эти слова читаются после слов «И преставися епископъ Иоакимъ», исследователи предполагали, что Ефрем стал заместителем Иоакима10; но такое предположение не оправдывается ни глагольной формой «беаше», составляющей со следующим «ученикъ» сказуемое к имени Ефрем, ни дальнейшим определением Ефрема словами «иже ны учаше». Слова «иже ны учаше» теснейшим образом связаны с предыдущим «И събьра отъ старостъ и поповъ дЬтии 300 учитъ кънигамъ»; поэтому конец статьи 6538 года я перевел бы так: «И скончался епископ Иоаким; и Ефрем, который учил нас, был его учеником». В виду этого я признаю вставкой, сделанною сводчиком 1050 года, и фразу «И събьра отъ старостъ и поповъ детии 300 учитъ кънигамъ». Первоначальный текст летописи (1036 года) ограничивался словами: «И прииде Новугороду. И преставися епископъ Иоакимъ». Составитель свода 1050 года заключил свои припоминания, относящиеся к этому году, в двух фразах: после первой фразы летописи он сообщил о том, что Ярослав учредил в этом году в Новгороде училище; а после второй фразы летописи сводчик сообщил имя главного руководителя и учителя этой первой новгородской школы. Считаю нелишним отметить, что мысль включить это свое личное припоминание в летописный свод могла быть дана сводчику Древнейшим летописным сводом, сообщавшим о Владимире, как он «нача поимати у нарочитой чади11 дети и даяти нача на учение кънижьное». 10 Основание дано старинными книжниками. В перечнях владык новгородских читаем: «и бе въ него (Иоакима) место ученикъ его Ефремъ, иже насъ учяше». Правильнее понимал статью 6538 года составитель Тверского сборника, у которого читаем: «А отъ Акыма 3 лета владыкы не было въ Новетороде»(ХУ, 153). 11 Новгородский сводчик в своем припоминании выразился определеннее: «отъ старостъ и поповъ».
§ 282. Статья 6544 (1036) года, которою заканчивалась Новгородская летопись, вряд ли дошла до нас в первоначальном виде. Если мы верно поняли появление первого момента (1017 г.) и затем второго (1036 г.) в истории новгородского летописания, то должны ждать в статье 6544 года текст Ярославовой грамоты, определявшей размер дани с Новгорода. Имея в виду судьбу Ярославовой грамоты 6525 (1017) года, можем думать, что грамота 6544 (1036) была действительно занесена в летопись, из летописи она перешла в свод 1050 года, далее в свод 1167 года; но общерусский свод 1423 года не повторил ее по соображениям политическим; ведь, основываясь на этих Ярославовых грамотах, новгородцы утверждали, что они издавна освобождены прадедами нынешних князей; это вызывало сетование современников Андрея Боголюбского во Владимире (Лавр, под 1169 годом); тем более осторожно отнесся бы к передаче этих грамот в общерусском летописном своде современник в. кн. Василия Дмитриевича в Москве. § 283. В конце статьи 6544 года, а именно после предполагаемой грамоты Ярослава, читаем краткую похвалу Ярославу. В дошедших сводах она изложена в прошедшем времени: «Бяше же Ярославъ», «чтяше самъ книги»; но возможно, что первоначально она излагалась в настоящем времени. Это вытекает из следующих соображений. Кому принадлежит эта лаконическая похвала Ярославу? Мало вероятно, чтобы летописцу, хотя он и имел бы основание выразить благодарность Ярославу за дарование льготной грамоты родному городу; мало вероятно между прочим потому, что предшествующее изложение событий не обнаруживает в летописце особенного интереса к внутренней жизни Новгорода; мало вероятно также и потому, что составление похвалы даже краткой, малосодержательной предполагает известный творческий момент, а ждать такого момента от составителя скудных записей 6529 и следующих годов мы не имеем основания. Более вероятно, что похвала Ярославу составлена составителем свода 1050 года. Во-первых, мы читаем ее в том месте, где прекращалась летопись 1036 года (ибо вероятно, что она заключалась текстом Ярославовой грамоты) и где составитель свода 1050 года должен был перейти к самостоятельному изложению событий. Во-вторых, оказывается, что эта похвала Ярославу хронологически почти совпадает с той похвалой, что читалась в Древнейшем своде. В последнем похвала Ярославу читалась в статье 6545 (1037) года, после сообщения о построении Ярославом св. Софии и учреждении митрополии; в Новгородском своде мы находим похвалу под 6544 (1036) годом, причем должно принять во внимание и то, что в этом своде совсем не было статьи 6545 (1037) года; следовательно, вероятным представляется, что похвала Новгородского свода составлена под влиянием похвалы Древнейшего Киевского свода. В-третьих, вероятность такого заключения находит себе подтверждение и в том обстоятельстве, что похвала Новгородского свода содержит сообщение, сходное с похвалой Киевского свода: в Новго- ГЛАВА XIX родском своде читалось «почитая самъ кънигы» (так поправляю вместо «чтяше самъ книги» Соф. 1-й и Новгор. 4-й), а в Киевском своде: «и кни-гамъ прилежа, и почитая я часто в нощи и въ дне». Составитель Новгор. свода не списывал похвалы своего оригинала, а составил свою похвалу под его влиянием; он выставляет храбрость Ярослава на рати, отмечая вместе с тем его хромоту; здесь сказался новгородец, вспомнивший о славной Лю-бечской победе новгородцев под предводительством Ярослава, над хромотой которого посмеялся киевский воевода Волчий Хвост. § 284. Наш вывод относительно похвалы Ярославу под 6544 годом позволяет нам перейти теперь же к вопросу о том, как и когда составился первый Новгородский свод. Мы отметили выше два момента в истории новгородского летописания — 1017 и 1036 годы; третий момент — это 1050 год, когда трудами князя новгородского Владимира был окончен постройкой и освящен каменный храм св. Софии. К этому моменту мы и относим составление Новгородского свода, основываясь на следующих соображениях. Во-первых, два известия под 1049 и 1050 годами обнаруживают вполне современную событиям запись: под этими годами впервые появляются в Новгородском своде точные хронологические даты; известие 6557 (1049) года указывает не только день, но и час, когда сгорала старая дубовая церковь св. Софии; известие 6558 (1050) указывает день освящения новой каменной церкви св. Софии; итак, перед нами не только современные событиям записи, но записи, явно связанные с церковью св. Софии, ибо указание на час, когда сгорела церковь, могло быть дано только членом причта этой церкви. Во-вторых, мы знаем, что Древнейший Киевский свод появился в 1039 году одновременно с учреждением митрополии и освящением церкви св. Софии: строителям новгородского храма естественно было последовать примеру киевского митрополита и позаботиться об основании летописного свода одновременно с освящением или окончанием св. Софии. В-третьих, имеем полное основание утверждать, что Новгородский свод св. Софии был составлен по образцу Киевского свода св. Софии, использованного при этом почти целиком, в особенности в пределах до княжения Ярослава; это делает особенно вероятным, что самый замысел создать свод возник под влиянием обстоятельств, сходных с теми, что вызвали создание свода Киевского, т. е. под влиянием построения нового соборного храма. § 285. В виду этого признаю, что Новгородский свод составлен в 1050 году по распоряжению новгородского владыки Луки и князя новгородского Владимира в ознаменование построения нового храма св. Софии. Составитель свода, как указано, положил в основание своего труда текст Древнейшего Киевского свода, копия с которого была, очевидно, изготовлена Для новгородского князя или владыки; в текст этого свода вставлены составителем Новгородского свода свои дополнения, поправки и замечания. До 6497 (989) года дополнения извлечены из местных новгородских преданий; начиная с 6497 года (года крещения Новгорода), видим влияние второго письменного источника — Новгородской летописи, составленной в два приема в 1017 и 1036 годах и доведенной до 1036 года. Составителю свода ЧАСТЫ трудно было справиться с двумя источниками и компилировать их: впрочем, до 6523 года — второй источник давал самый ничтожный материал, и вставить его в текст Киевского свода представлялось делом легким; но под 6523 и 6524 годами компиляция оказалась работой непосильной для неопытного сводчика; это видно из того, что ему пришлось удвоить рассказ о Любечской битве, переставить произвольно некоторые события, даже придумывать искусственный фразы и положения (напр, эпизод, где новгородцы препятствуют Ярославу бежать за море); отчаявшись в успехе дальнейшей подобной компилятивной работы, составитель свода, дойдя до заглавия «Начало княжения Ярославля въ Киыеве», решил дать сначала краткое извлечение из основного своего источника —Древнейшего Киевского свода, а потом перейти к списыванию второго источника — Новгородской летописи: так под 6525 годом (годом вступления Ярослава на Киевский стол) оказываются краткие сообщения о событиях 1021,1030,1036,1037 годов, а вслед за тем идут новгородские известия, начиная с заточения Константина (около 1020). Списав свой второй письменный источник и использовав под 6544 годом соответствующую статью (6545 года) основного источника для составления краткой похвалы Ярославу, составитель свода оказался вынужденным перейти к заполнению пробела между 6544 (1036) и 6558 (1050) годом путем расспросов старых людей и припоминаний. § 286. Таким образом выясняется, что анализу исследователя первого Новгородского свода подлежат: во-первых, дополнения, поправки и замечания в части до 6525 года включительно, внесенные в текст Древнейшего свода; во-вторых, его дополнения, поправки и замечания в части после 6525 до 6544 года включительно, внесенные в текст Новгородской летописи; в-третьих, летописный рассказ 6544—6550 годов, составленный самим сводчиком. Имеем при этом в виду исследование самостоятельных частей первого Новгородского свода, а не тех приемов, которые употреблены им при передаче текста обоих письменных источников. Судить об этих приемах очень трудно, так как текст Новгородского свода, не оригинальный, а представлявший переделку текста Древнейшего Киевского свода, остается совершенно неизвестным исследователю, за немногими исключениями, а именно за исключением тех статей, которые подверглись переделке в Начальном своде (Повести вр. л.) и потому воспроизведены позднейшими новг. сводчиками в том виде, в каком они читались в первом Новгородском своде12. У нас есть некоторые основания для предположения, что текст Древн. свода местами был передан составителем свода 1050 года в сокращении, но не решаюсь останавливаться на этом, в виду недостаточности данных. В части, обнимающей 6523—6524 годы, можно составить себе представление 12 Сюда относится, напр., начало рассказа об убиении Игоря (ср. § 2193); или сохранение имени Святополкова воеводы Волчья Хвоста (ср. § 274). ГЛАВА XIX о тех неудачных комбинациях, к которым прибегал сводчик 1050 года для согласования обоих своих письменных источников: мы уже познакомились с этими приемами (§§ 274 и сл.) и не будем к ним возвращаться. Переходим к исследованию самостоятельных частей свода 1050 года, распределив подлежащий рассмотрению материал по трем выясненным выше группам. § 287. Дополнения в части до 6525 года, внесенные в текст Древнейшего свода, основывались на народных преданиях, припоминаниях и собственных соображениях составителя Новгородского свода. Основанием для вставки служило всякий раз то или иное данное в соответствующем тексте Древнейшего свода. Укажем эти вставки. Остановимся сначала на народных преданиях. Мы говорили выше (§ 196) о предании, повествовавшем о том, как в Новгороде появился варяжский князь. Предание не знало, по-видимому, о покорении Новгородцев Варягами и о последовавшем затем восстании их против иноземного владычества; об этом восстании пришлось сказать потому, что киевский источник говорил о покорении Новгородцев Варягами. Предание вспоминало о старейшине Гостомысле13; после его смерти наступили раздоры и несогласия среди Новгородцев; Новгородцы вышли из смуты так же, как выходили впоследствии при аналогичных обстоятельствах: они приглашали к себе князя; в данном случае был приглашен варяжский князь Рюрик. Это предание составитель древнего Новгородского свода подладил под текст Древнейшего свода Киевского, прибавив к нему, что вместе с Рюриком пришли его братья Синеус и Трувор и сели — один на Белоозере, а другой в Избор-ске: о Синеусе Белозерском и Труворе Изборском ему были известны местные предания; соединив их с Рюриком, сводчик осветил ту картину, что была дана в Древн. Киевском своде, где вся страна Словен, Кривичей и Мери оказывалась под властью Варягов; и к Кривичам и к Мере Варяги, по рассказу новгородского сводчика, проникли так же, как в Новгород; правда, о Кривичах у него не было подходящих данных, не мог он рассказать и о Мере; но Изборск и Белоозеро расположены в направлениях, ведущих к Кривичам и к Мере; сказав о них, сводчик признал себя удовлетворенным. В Новгороде помнили и о князе Олеге; могилу его показывали в Ладоге, помнили, как Словене ходили вместе с Русью под Царьград; сводчик внес в свой труд эпизод из соответствующего предания. В Новгороде любили князя Владимира. Народные предания и здесь, так же как и на юге, сделали его своим героем: славу о Владимире разносили, конечно, его дружинники. Одно из преданий вспоминало о том, как появился Владимир в Новгороде: его избрали себе сами Новгородцы; вместе с Владимиром прибыл его дядя Добрыня; предание знало, каким образом Доб-рыня приходился дядей Владимиру: он был братом Малфреди, матери Владимировой, и сыном знаменитого в южных былинах, проникших и на север, Мистиши Свенельдича Лютого. Малфредь была рабыней Ольги; мстя за 13 Во всяком случае память о Гостомысле держалась в Новгороде долго. Ср. новгородских бояр Гостомысловых (из их рода святая Иулиания тверская). убийство Мистишей мужа своего Игоря, Ольга обратила детей его в рабство. Таким образом Владимир, родившийся от Святослава и рабыни Оль-гиной Малфреди, был робичичем, сыном рабыни. Это — благодарная тема для народного эпоса, знающего о последующем возвышении Владимира, о его знаменитых подвигах и могуществе. Тема эта во всей полноте использована в другом предании, приведенном тут же словоохотливым сводчиком, предании о том, как Владимир и дядя его Добрыня добывали руку гордой княжны Полотской Рогнеды. Добрыня был, конечно, лицом историческим; нельзя сомневаться в том, что он управлял Новгородом, когда Владимир сел в Киеве. О нем хорошо помнили в Новгороде еще и потому, что потомство его вошло в состав новгородского боярства (посадник Константин был сыном Добрыни; возможно, что Остромир был его внуком, как догадывался Прозоровский). Но исторический Добрыня не помешал появлению Добрыни в былинах, исторических песнях и сказаниях. В Новгороде — это постоянный спутник Владимира; он руководит Владимиром в его походах. Об одном из походов предание рассказывало, что Добрыня, осмотрев пленных и увидев, что все они в сапогах, посоветовал искать других данников; новгородский сводчик вставил это предание (быть может, произвольно) в сообщение Древнейшего свода о походе Владимира на Болгар. § 288. Ко вставкам, явившимся в результате припоминаний, относится, быть может, сообщение о том же Добрыне, будто он поставил в Новгороде идол Перуна над Волховом, вернувшись из Киева, где сел Владимир. Из вставок, обязанных сочинительству или соображениям сводчика, отметим прибавку Чуди в перечень племен, покоренных Варягами; прибавка эта стоит в связи, вероятно, с тем, что в XI в. часть Чуди была покорена Новгородом, а другая часть платила дань Варягам. Чудь прибавлена еще в перечень племен, двинутых Владимиром против Ярополка (в Древн. своде вм. Чуди читалось, быть может, Меря), а также в перечень тех племен, из которых Владимир набирал лучших мужей для поселения их во вновь построенных городах (и здесь Чудь заменила, быть может, Мерю Древн. свода). Далее укажем на поправку, внесенную сводчиком, заменившим Варягов, под которыми Древн. свод разумел и Новгородских Словен, Словенами и Варягами. Утверждение Древн. свода о том, что Новгородцы прозвались Варягами, сводчик комментировал фразой: «и суть Новъгородьстии людие до дьньшьняго дьне отъ рода Варяжьска», выпустив вместе с тем фразу «прежде бо беша Словене» своего киевского источника. Сказав о дани, наложенной Олегом на Словен, Варягов, Кривичей и Мерю, сводчик прибавил: «а отъ Новагорода 300 гривьнъ на лето мира деля, еже и ныне да-ють». Как мы видели, размер дани показан тот, что имел место в XI веке, в княжении Ярослава; он не согласован с дальнейшим сообщением (заимствованным из Новгородской летописи) о том, что во время Владимира дань достигала 3000 гривен. Новгородский сводчик, не поняв, что Древн. свод, говоря о Древлянах, разумеет южных Древлян, приднепровских, и предположив, что дело идет о Древлянах, живших по Мсте, произвольно прибавил к сообщению Древн. свода об уставлении Ольгою земли свое сведе- ГЛАВА XIX ние о том, что Ольга уставила по Мете погосты и дани и по Луге оброки и дани. Луга вела, хотя и не прямо, ко Пскову: это дало повод сказать, что сани Ольгины до сих пор обретаются во Пскове. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|