Ранний период сосуществования традиций

Со времен князя Владимира в Русской церкви ощущалась большая нужда в низшем духовенстве. Однако уже в начале одиннадцатого столетия, возможно всвязи с потоком эмигрантов из Болгарии, эта нужда была с лихвой удовлетворена. Согласно Никоновской летописи, в 1017 году во время киевского пожара сгорело 700 церквей. Однако оценка этого летописного указания среди ученых неодинакова. Даже в более поздний период, по мнению некоторых исследователей, в Киеве было лишь около двадцати церковных построек. Документировать на основании летописных материалов и раскопок можно только 6 церквей. Откуда же тогда берется цифра 700? Некоторые полагают, что это было всего лишь преукрашивание летописцем действительности. Однако, навряд было возможным такое сильное искажение фатов. Возможно, ответ на этот вопрос кроется в большом количестве так называемых "домашних церквей".[302] Также "домашние церкви" содержали гильдии ремесленников, купцов и даже простых горожан. Такие церкви, как правило, не располагали культовыми постройками и могли собираться по домам. Возможно именно о количестве таких церквей, хотя и приблизительно, говорит летописец. Эти‑то "домашние" церкви, расчитанные иногда на 10–20 человек, и станут оплотом той традиции, которая пришла на Русь первой.[303] Подобного рода церквам суждено будет на протяжении столетий противостоять чиновничье–административной церковной структуре Византии, пришедшей в 1037 году на Русь с тем, чтобы заместить собою более раннюю традицию. Процесс замещения растянется на столетия и не будет ни легким, ни безболезненным. Удивительная схожесть внецерковных движений, о которых доносят до нас сведения летописи, где–бы и когда–бы не возникали будут обладать одними и теми же чертами. Этот факт навряд можно назвать совпадением. Скорее речь идет о противоборстве одной церковной традиции другой, ставшей на определенном этапе официальной и получившей поддержку государства.

Стоит оговориться и сказать, что в эпоху русского средневековья с характерными для него раздробленностью, отсутствием средств связи, неграмотностью эти две традиции далеко не всегда могли держаться друг от друга на почтительном расстоянии, не смешиваясь. Это, практически, невозможно, поскольку и те, и другие коренились в одной и той же стране, среди одного и того же народа (если не считать, что правящая верхушка русской церкви византийской ориентации состояла, как правило, в основном из греков). Однако, несмотря на неизбежное смешение традиций, нельзя все же говорить об их слиянии. Слишком очевидными были богословские и мировоззренческие расхождения между ними.

К тому же не одна лишь Византийская традиция обладала церковной структурой. Имеются неопровержимые свидетельства и в пользу того, что и кирилло–мефодиевская традиция продолжала базироваться, хотя и в меньшей степени, вокруг определенной церковной структуры. Географический центр этой организации время от времени мигрировал. Наиболее ранним центром являлся Белгород, в который стекалось большое количество славянских проповедников, и который в одиннадцатом столетии являлся своего рода учебно–административным центром славянской христианской традиции. Первым епископом в Белгороде был Анастас Корсунянин.[304] Позднее греческая кафедра откроется именно в Киеве, вследствие традиционного для Византии сближения политической и церковной властей. Однако Белгородская кафедра тем самым не упразднится. Какое‑то время она будет находиться еще в Белгороде, затем в Переяславле, а затем будет перемещаться по стране. Мобильность кафедр объяснялась обычно рядом политических причин, в частности делением Руси на уделы и последовавшими за этим междоусобными войнами. Киевская кафедра тоже не оставалась неподвижной, и после нескольких транзитных остановок оказалась в конце концов на Москве.

К середине XI–го века Византия действительно распространила свое влияние на большинство русских епархий. Константинопольский патриархат, пользуясь случаем, выплеснул на просторы Руси все свои невероятные излишки клерикального населения.[305] И вот теперь вся эта масса византийского духовенства, не имеющая понятия ни о Руси, ни о славянском языке, ни о традициях ринулась на Русь. Митрополиты, часто сменяющие друг друга и поставляемые из Константинополя, увозили из страны огромные богатства с тем, чтобы угодить константинопольскому патриарху. Русь самым немилосердным образом обиралась этими иностранными церковными чиновниками.

В то же самое время, отношения между Русью и Византией продолжали оставаться напряженными, и в 1043 году вылились в военный поход князя Ярослава на Византию. Известно, что этот военный поход был тщательно спланирован, и подготовка к нему длилась несколько лет. Поход этот не был удачным для русской армии, и отношения к русским со стороны византийцев лучше всего характеризует тот факт, что русским пленным греки выкалывали глаза — традиция, сложившиеся в Византии в отношении к бунтарям, а не к иностранной армии. Греко–русские столкновения при Ярославе отразили продолжавшееся сопротивление древнерусского государства диктату Византии, поскольку Константинополь не ограничился открытием кафедры в Киеве, но стремился и к политическому контролю над славянским государством. В попытке противостоять нарастающей экспансии, Ярослав Мудрый назначает митрополитом в 1051 г. русского священника Иллариона. Этот человек стал автором известного Слова о Законе и Благодати. [306]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: