ПСП: Власть и масса

Главное в ПСП - не подсудимые, не их личная судьба, не их особые взаимоотношения с вождем /хотя это любопытный аспект/. Главное - включенное отношение власти /организаторов ПСП, судей, обвинителя/ и массы /советские граждане - зрители, читатели и пр./. ПСП - средство, воздействие на массу - цель. Так стоял вопрос. Организация ПСП, которой всесторонне занялась власть, была средством организации массы. Ритуал ПСП предстал канонически оформленным священнодействием, которым жречествующая власть регулирует настроение и ориентацию, идейное лицо массы.

По логике ПСП, опознание врагов позволяет массе осознать свою границу, которая установлена идеологией. Основной массовой реакцией должно было быть отторжение от подсудимых как от чего-то чуждого и инородного. Крыленко в 1931 году показательно формулирует: "Процесс выявил, кто находится по ту сторону баррикады, кто по эту.

По ту сторону баррикады оказался Пуанкаре-Война, правящие и военные круги буржуазной Франции, осколки бывшей буржуазии "Торгпрома", старый, выброшенный за борт революцией царский генералитет, осколки помещичьего класса, осколки старой царской империи; внутри СССР - командные верхи вредительской инженерской головки, кондратьевско-чаяновская группа технической интеллигенции... И все. И больше ничего.

А по эту сторону баррикады - весь рабочий класс и все трудящиеся массы нашей страны плюс массы рабочего класса Западной Европы"(79,25).

Отторжение мотивировалось направленностью вредительства - не только против власти, но и против массы /организация диверсий, убийств, крушений, массовых отравлений и т.п./. Злодеи иноприродны массе. Масса идейна, враги же безыдейны, профанны, это мелкие своекорыстные людишки. И в то же время враги - демоничны, они мутируют в жутких существ, способных на страшные преступления. Эти злодеяния так велики, а реакция отторжения столь глобальна, что места для жалости в массовом сознании не остается.[ИГ118]

В 1919 году Крыленко писал, что от старого суда суд пролетарский заимствует публичность: чтобы избежать ошибок, свести их "до минимума"(77,253). Очевидно, суть здесь не в заимствовании. Публика пролетарского суда рассматривается как своего рода контролер. Это единая, сплоченная, классово чистая публика, то есть актуализированная и идеологически вооруженная масса. Такая публика, собственно, и оказывается главным судящим лицом. Судьи трибунала только представляют ее интерес, вербализуют его и овеществляют в приговоре.

Закономерна внутренняя эволюция публики советского суда. Сначала, судя по всему, явиться на заседание могли все желающие. Это, конечно, препятствовало осуществлению публикой своих идеологических полномочий - обязанностей. Поэтому очень скоро начинается подбор специальной публики, делегирование в нее от проверенных групп и органов. В итоге к 30‑м годам вся публика в зале - это единая спаянная идеологически группа, отобранная и получившая задание. Это мобилизованная идейная масса. Характерно свидетельство Е.Гнедина о том, что на процессе правотроцкистского блока пять первых рядов в зале занимали следователи, которые вели дела подсудимых - и теперь внимательно следили за их поведением (108,338-339).

Планируется именно массовая, отнюдь не индивидуально - специфическая реакция. Скажем больше: в ПСП вся советская масса собирается вместе. Как это происходит, ведь в зале суда не так уж много мест?

Во-первых, в сценарный замысел входят массовые реакции на досудебные публикации в прессе и радиопередачи.[ИГ119] На читателя-слушателя обрушивается шквал сообщений о готовящемся процессе, о преступлениях врагов, о разоблачениях и провокациях. Это значит, что процесс уже, по сути, начался. Вербализуются происки врагов, нагнетается напряжение, ожидаются новые разоблачения, аресты, вредительства. Человек отмобилизовывается в массу и призван к типовым реакциям. Он должен разделить гнев всех авторов сообщений и требовать самой суровой кары преступникам.

Но этого покамест мало. Физически разъединенная масса труднорегулируема. Отдельные граждане, конечно, могут по личной инициативе воспроизвести в письме, адресованном суду, общие требования. Но такие отклики еще не очень высоко подымают "волны народного негодования и возмущения, вызванные раскрытием вредительского дела"(79,3). Поэтому применяется сбор подписей под коллективными письмами с требованием принять решительные меры /обычно речь идет о казни/. Подписи собираются и у известных лиц: писателей, актеров, академиков и других видных деятелей, с которыми в традиции, пришедшейся кстати, связываются представления об учителях, наставниках, заступниках. И теперь они отчасти заступаются за массу, отчасти сливаются с ней в совокупном порыве. Не поставить свою подпись - значит самому попасть в разряд подозреваемых лиц. Оттого число таких случаев ничтожно. В исследованиях и мемуарах упоминаются в этой связи Б.Пастернак, П.Васильев.

Однако и коллективные письма еще не создавали актуальную массу. Они привлекали к участию в ПСП каждого подписанта поодиночке. Речь же шла о том, чтобы принудительно обеспечить массовые реакции.[ИГ120] Как же создается "слепое общественное движение, в котором застарелая злоба и новая ярость выплескивались в одном иррациональном порыве"(24,519)? Для этого, очевидно, требуется массу актуализировать, то есть свести в одно время в одном месте. Конечно, завершенная актуализация массы в ее полном составе остается покуда мечтой. Однако это и не требуется. Главное - достичь эффекта массовой реакции на событие.

ПСП шел не в одном зале. На всех предприятиях, в организациях проводились собрания и митинги, где клеймились подсудимые, принимались резолюции с требованием казни и т.п. Устраивались демонстрации и факельные шествия под соответствующими лозунгами. Как массовая акция праздничной демонстрации имела, помимо архетипической актуализации на Красной площади, еще столько же подобных актуализаций, сколько было в стране населенных пунктов с официальным статусом, так и ПСП распространялся вширь, захватывал огромную массу, которая становилась его реальным участником. Грань условности стиралась, пространственная удаленность аннигилировалась, изображения на портретах вождей и на карикатурах отождествлялись с самими участниками мистерии.

Собрания и митинги проводились, как правило, по жестким сценариям, утверждаемым партийными органами. Явка на собрания была обязательной. Выступающие готовились заранее, тексты выступлений цензурировались. Отказываться от предложения выступить было опять же опасно. К выступлениям привлекались наиболее авторитетные лица. Кроме того, в завершение собрания проводилась процедура единогласного голосования за текст резолюции - письма, от которой также трудно было уклониться. Таким образом, все трудоспособное население, а также учащиеся привлекались к участию в ПСП и голосовали за беспощадный приговор врагам /"бешеным собакам"/.[ИГ121]

Этот момент мистерии реализуется уже вовсе за стенами зала судебного заседания, в обширном мифоритуальном пространстве, и получает фиксацию в актах, которые напрямую, казалось бы, с ПСП не связаны. Р.Конквест говорит о параллельном развитии ПСП и праздничных торжеств, триумфов разного рода /перелеты советских летчиков, высадка на Северный полюс и дрейф на льдине/. Сюда можно бы добавить и другие торжества, скажем - юбилей смерти Пушкина. Может быть, закономерно празднества широким размахом прошли именно в связи со столетием гибели поэта. В 1937 году он как будто воскресал в соитии с массой, ощущающей свое с ним единство, - а враги массы /следовательно, и враги Пушкина/ тут же уничтожались. Историческое время перетекало в мифическое, эпохи сближались, ритуал переводил все события в свою вечность, где становилось возможным возмездие убийце поэта и возрождение умершего к новой жизни. В вечности, вне эмпирических пространства и времени, начинался священный пир, совершалась брачная оргия массы со всем, что ей отныне принадлежало.

Но Конквест неправ, когда следом за многими противопоставляет празднества - процессам как акты, синхронно являющие соответственно светлые и темные стороны эпохи. Такое понимание является наложением представлений, не имеющих отношения к мифу советской эпохи, на реалии последней. Чаще всего в разных действах 30‑х годов различными средствами и кодами воспроизводился один мифоритуальный комплекс. В основе своей это история борьбы и победы над врагами, только враги эти оказываются то вредителями, то диверсантами, то шпионами, то еще какими-нибудь ублюдками, то историческими негодяями /типа Дантеса/, то силами природы. [ИГ122]

В течение всех дней судебного заседания продолжалась кампания откликов на события в прессе. Это был дружный хор, в котором на равных участвовали корреспонденты газет, ветераны партии, рабочие, интеллигенция, женщины, дети, жертвы диверсий, иностранцы и т.д., и т.п. В газетах публиковалась стенограмма - обычно препарированная - судебных заседаний, занимавшая изрядное место. По завершению заседаний и после вынесения приговора издавались отчеты, а еще оперативней - сборники "документов и откликов". До последней буквы характерен в этой связи выпущенный Профиздатом сборник "Приговор народа" (144), включающий в основном публикации в газете "Правда", посвященные процессу антисоветского троцкистского центра. Процесс завершился в суде 30 января, книжка сдана в набор 21 февраля, а подписана к печати 1 марта 1937 года, успев, возможно, выйти тиражом в дни работы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП/б/, на котором были арестованы Бухарин и Рыков.

Что нужно от ПСП массе? Всегда и всюду она стремится к самотождеству, к самосозерцанию, к удостоверению безопасности и благополучию. В ходе ПСП она это получает путем "самоочищения". Все массовые чистки 20-30-х годов - это подготовительная стадия ПСП, в котором они получают окончательное ритуальное разъяснение и изживание благодаря статусу разоблаченных и изгнанных из массы врагов. Они - не мы, а потому масса сублимирует на ПСП свои агрессивно-враждебные импульсы, сомнения и страхи, вычищает свое сознание от заблуждений и дистанцируется от отщепенцев, хотя бы из чувства самосохранения. Работает и такая логика: они признаются - значит виноваты; а мы не виноваты, потому что не признаемся. В них - порча, значит в нас - здоровье.(Ср.:207,89-91).[ИГ123]

Итогом ПСП в его совокупности является консолидация очищенной массы в состояния самоудовлетворенности, самодостаточности. Очистившись и отграничившись от злых начал, масса упоенно созерцает себя. Опознав и выкинув чужаков, она блаженствует, как после бани. Все дурное выметено из общества поганой метлой. Это - катарсис массы.

В ходе и результате ПСП масса и власть спонтанно совпадают друг с другом, во взаимном созерцании опознают общность своих природ, свое идейное тождество. Они сливаются в общем порыве для уничтожения чуждого им зла. Актуализация мифа в ритуале оказывается фиксацией и высшим проявлением социальной гармонии.

Масса питалась триумфами над прошлым, как хлебом. Враги были нужны, чтобы их побеждать,- и коль скоро на исторической сцене выходила заминка с очередными классовыми битвами, эта недостача прекрасно восполнялась ритуалами борьбы - ПСП, мифизировавшими массу в момент ее актуализации и позволявшими ей пережить торжество над противником, которое становилось свидетельством правильности и успешности избранного пути.[ИГ124] Этот результат отчетливо сознавался и формулировался как задача и как достижение. Крыленко указывал, что вывод из процесса должен состоять в том, что "политика партии, политика правительства верна! Она опирается на миллионные массы и ведет их за собою! Ильич писал, что только то прочно, что сделано миллионами, что опирается на миллионы. Мы опираемся на миллионы, мы - партия и советская власть!" И далее: "будут решать массы, а массы с нами!"(79,26-27).

По свидетельству И.Бергера, "многие в стране даже испытывали чувство удовлетворения, когда сообщалось о физическом уничтожении почти всей старой большевистской гвардии", в которой видели виновника революции и последующих событий(14,197). Казалось бы, это диссонирующая нота в общем звучании оркестра ПСП. Однако и ее удавалось органично включить в мифоритуальное единство. Масса здесь осуществляет план расправы со старым поколением "богов", оказавшихся "хтоническими чудовищами". Тем самым старые прегрешения власти получают объяснение и старые обиды против нее изживаются.

Реально же посредством ПСП масса вовлекается в преступления власти. Масса и власть связываются круговой порукой пролитой крови, как соучастники убийства "врагов народа".

Известно, что Сталин наблюдал за ходом процессов в Доме союзов из помещения, расположенного вверху сзади и имеющего окна, завешанные марлей, и некоторые видели, как он закуривал там трубку, вился дымок и т.п.(См.:108,339). Его не случайно называют "главным режиссером и главным злодеем"/Р.Медведев/, "любителем театральных представлений" /Вяч.Вс.Иванов/.

Вождь как будто бы здесь, но наверняка это знать нельзя. Он всемогущ - а потому может просто взирать на то, что происходит внизу, созерцать ритуальное действо, не принимая в нем непосредственного участия, как некое божество, которому это действо посвящено. К тому же это лишний раз подтверждает, что ход и исход процесса предрешены. Поэтому прямого участия и вмешательства главных сил не требуется. Их место на Олимпе, откуда они могут подать какой‑нибудь знак, чиркнуть спичкой - молнией из‑за марлевой занавески, заменяющей покрывало Исиды...[ИГ125] И в то же время его присутствие - это знак участия высшей власти в происходящем, некоей санкции свершающемуся, соответствия хода вещей воле вождя. Это, наконец,- свидетельство совпадения устремлений власти и массы.

Присутствие -отсутствие Сталина моделировалось и его причастностью - непричастностью к вчерашним соратникам, его всеведением - неведением относительно их дел и планов. Сталин знал, что они невиновны в приписываемых им преступлениях - и не мог не знать, по логике мифа, об этих преступлениях еще до их совершения, поскольку является всеведающим и всезнающим. Из этого парадокса можно было выйти только путем незримого присутствия.[ИГ126]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: