ЧТО ТАКОЕ ПРОГРЕСС? 10 страница

В первой половине XVII века в Мадриде была издана книга под названием: «Relaсion de la Mision Evangelica el regno de Congo de la serafica corporation de los Сapuchinos». Прочтя помещенное в этом труде описание Центральной Африки, легко можно, понять, почему известный английский путешественник Брюс, добравшийся до истоков Голубой реки, или Бар-эль-Азрека [Бахр-эль-Азрак], был уверен, что ему удалось наконец разрешить почти десятитысячелетнюю проблему об истоках Нила, проблему, которая с самой глубокой древности волновала столько выдающихся людейⁱⁱ и стоила жизни стольким исследователям.

Уже во второй половине II века до. Р.Х. Клавдий Птолемей знал, что таинственная река течет из южного полушария, из Лунных горⁱⁱⁱ, и в самом деле, название области к югу от озера Виктория-Ньянза — Оunyamouezi — составлено из трех слов наречия банту: Оu oзначает страна, nуа — частица, выражающая отношение, mouezi — луна^iv.

Кроме того (и это является доказательством того, что Птолемей черпал свои сведения не из легенд и фантастических рассказов того времени), он проводит шесть рек, которые, по его мнению, образуют начало Нила (Caput-Nili), через два озера, расположенных к востоку и западу одно относительно другого (Танганьика и Виктория-Ньянза). В общем, сведения, которые он оставил нам о великой реке, не более отдалены от истины, чем то, что знали на этот счет Спик и Грант, когда они советовали двадцать пять лет тому назад известной исследовательнице Тинне не продолжать своего пути, так как, по их словам, они воочию убедились, что Нил вытекает из озера Ньянза. И однако, блестящие открытия этих двух офицеров были достаточны, чтобы решить вопрос об африканском водоразделе, и тщетно Ливингстон продолжал свои поиски истоков Нила в тех болотистых низменностях Бангуэло, которые принадлежат уже к бассейну Конго, как это доказал недавно Стэнли^v.

Для сопоставления с почти верными взглядами Птолемея посмотрим, как отвечали в последние времена фараонов египетские ученые на вопрос о великой тайне «Головы Нила». По словам Геродота, эта тайна была известна лишь одному человеку — верховному жрецу при храме богини Нейт в Саисе^vi. Каким образом греческому путешественнику удалось выведать эту тайну? Этого Геродот не говорит, он лишь рассказывает в своей «Истории», что местом истоков Нила служат две горы с остроконечными вершинами — Крофи и Мофи, — расположенные между Сиеной (Асуаном) и Элефантиной (Абу)^vii.

Отсюда видно, что древние египтяне отождествляли истоки Нила с крайним пределом его благотворных разливов; ни египтяне, ни Геродот, который дает в своей «Истории» точный маршрут от Элефантины до Мероэ через Тахомпсо и далее до страны Аутомолов, не могли не знать, что река продолжается значительно дальше этого мнимого места истока. Но в глазах народа, благосостояние которого зависело исключительно от разливов Нила — самой сущности божественного Нила, — эта река утрачивала для них всякий интерес, как только она, запертая в стенах каменистой пустыни Нубии, теряла возможность выходить из своего русла и оплодотворять своим илом низменные берега. Река, запертая в узкую щель утесов, была здесь не в силах остановить ядовитое дыхание пустыни, олицетворявшееся в виде жестокого бога Сета (Тифона). Мне кажется гораздо более непонятным, почему вопрос об истоках Нила считали какой-то великой тайной; ведь всякий рыбак или лодочник, наиболее презираемые профессии в Древнем Египте, могли осквернить и поколебать эту тайну своим «нечистым взором». Нерон, интересовавшийся, как и все цезари первых времен Римской империи, вопросом о «Голове Нила», послал двух центурионов разыскивать истоки этой реки. Центурионам удалось пробраться вверх по течению Нила выше слияния Нила с Бахр-эль-Арабом и гораздо дальше, чем это удавалось сделать европейским путешественникам последнего полувека. Но эти два посланца Нерона были остановлены в своем дальнейшем пути седдами — этим скоплением плавучей растительности, которое делает невозможным всякое продвижение вперед.

Эти эмиссары римского цезаря выведали в Египте тайну о «Голове Нила» и слепо поверили тому, что им об этом рассказали; пробравшись на 1500 километров выше по течению от того места, где, по воззрению египтян, находились истоки реки, они тем не менее, возвратившись в Рим, донесли Нерону, что они

действительно видели место зарождения Нила между двумя горами — Крофи и Мофи — в виде родников неизмеримой глубины. По их словам, водный поток, берущий начало в этой пучине, сразу же делится на два рукава: один из них направляется на север, образуя Нил (Хапи египтян), а другой течет по направлению к Эфиопии и теряется там в неприступных болотах.

Для Птолемея, как и для наших современных исследователей, вопрос об истоках Нила имел только чисто географический интерес; для египтян, наоборот, вопрос об истоках Нила являлся своего рода религиозным вопросом и был покрыт покровом таинственности; в области религиозных тайн объяснение явления причинами, более всего противоречащими законам природы, скорее всего принимается верующими...

Если наши сведения относительно истоков Нила и до сих пор неполны, то мы знаем по крайней мере, что две главные артерии Африки — Нил и Конго — выходят из различных, но довольно близких между собою источников. Озеро Танганьика, которое связано с Конго при помощи реки Лукуга, и озеро Виктория-Ньянза, из которого вытекает Нил, принадлежат к двум различным бассейнам. Водораздел между Нилом и Конго представляет ряд возвышенных холмов, по всей вероятности, вулканического происхождения. Но эти холмы не соединены ни между собою, ни с гигантскими массивами гор Кения и Килиманджаро, ни с так называемым хребтом Исследователей, который окаймляет Мвутан-Нциге (озеро Альберт-Ньянза) с запада. Далее к северу демаркационную линию между бассейнами Нила и Уэле, одного из больших притоков Конго, образуют небольшие неровности почвы или даже равнины с едва заметным уклоном. Возможно, что в период дождей какое-нибудь болото или лагуна, столь многочисленные в этой местности, сливают свои воды с водами обоих бассейнов и служат, таким образом, временным соединительным звеном между Танганьикой и Викторией-Ньянзой, между Конго и Нилом.

Как бы то ни было, от истоков Уэле, впадающей в Конго, до предполагаемых мест зарождения самых южных притоков Нила ясно заметна демаркационная линия, идущая с северо-запада на юго-восток. Продолжая эту линию через весь Африканский материк, мы получим некоторую воображаемую ось, идущую от мыса Спартель к Занзибарскому морю; если теперь, начиная от южной оконечности Сулейман-Дага, провести такую же линию, прорезывающую Азию и Европу параллельно Конго-Нильской оси, то обеими этими линиями мы отрежем две огромные материковые площади (одна налево от Конго-Нильской оси до Атлантического океана, а другая — направо, до второй проведенной нами линии), величина и особенно историческое значение которых далеко не одинаковы; каждая из этих областей имеет свою великую реку, одного из двух близнецов, зародившихся в общей колыбели, в области величайших озер Экваториальной Африки.

Направо от Конго-Нильской оси находится Нильская область; здесь, правда, есть несколько пустынь, уединенных пространств, находящихся во вполне диком состоянии, но здесь же находится и область всех великих культур, которые некогда горели ярким светом, передававшимся от одного народа к другому. Здесь Египет и Эфиопия; Передняя Азия, от дельты Инда до Кавказа и Сирии, Малая Азия; вся Центральная и Западная Европа с Британскими островами. Территория, лежащая

налево от Конго-Нильской оси, заключает в.себе всю остальную Африку, т.е. весь собственно Черный континент, до сих пор являющийся столь враждебным всякой цивилизации.

Чисто количественная разница между протяжением, т.е. величиной этих двух огромных континентальных отрезков, не имеет никакого значения. Точно так же с географической точки зрения, как я уже показал выше, несущественна и величина реки, орошающей ту или иную область зарождения цивилизации. Река Нил по длине значительно превышает своего юго-западного соседа — Конго, но чем дальше по течению реки вниз, тем она более ослабевает и уменьшается, как бы теряя по дороге к Средиземному морю свою энергию. Более короткая река Конго, наоборот, многократно изгибается, свертывается в величественную спираль, принимает в себя массу многоводных и могучих притоков, так что вся целиком местность, орошаемая ею, по площади значительно превосходит бассейн Нила. И тем не менее до самого последнего времени Конго остается рекой по преимуществу варварской, между тем как Нил по справедливости должен считаться если не первым и единственным творцом, то, бесспорно, одним из главных факторов мировой цивилизации, светоч которой горит в течение уже шести или восьми тысяч лет.

В отношении судоходности Конго и Нил проявляют сходство со всеми остальными африканскими реками; все они, спускаясь с возвышенных террас Черного материка, изобилуют быстринами и порогами, не только препятствующими судоходству, но иногда делающими его совершенно невозможным. Эти неудобства, общие со всеми остальными африканскими реками, усложняются для Нила еще особыми затруднениями, так называемыми седдами. По выходе из озера Мвутан-Нциге [Альберт] Нил шириною в 500—200 метров змеится широкими излучинами между двумя зеленеющими берегами и течет спокойно. Посреди фарватера глубина его равна от 5 до 12 метров, так что даже большие суда могли бы ходить километров на двести вниз по течению от озера. Острова и островки, покрытые богатой растительностью, словно букеты папируса, поднимаются из воды и окаймляют берега; зачастую при начале половодья можно наблюдать, как по течению проносятся плавучие острова. Материалом для образования таких островов служат обыкновенно опавшие листья и высохший камыш; все эти растительные остатки, попав на густую массу водяных растений, постепенно разлагаются и образуют фундамент будущего плавучего острова; прибрежный песок и пыль, переносимые ветром, постепенно увеличивают массу островов, и вскоре на таких островах вырастают маленькие растения, кусты и травы. Иногда случается, что такие плавучие острова скопляются где-либо на повороте или излучине реки, растущие на них растения пускают корни на дно реки, прикрепляются таким образом, и в конце концов река покрывается жидким и зыбким покровом, по которому иногда рискуют пробираться даже караваны. Благодаря быстрому образованию таких травяных островов Нил очень часто задерживается в своем поступательном движении и бывает вынужден пробивать себе новое русло.

«Поток, образующий верхнее течение Нила, будучи сжат в одно узкое русло, как, например, в Гондокоро или Ладо, производит внушительное впечатление, но такие места редки. Протекая по равнине с весьма слабым уклоном, Нил

обыкновенно разветвляется на множество рукавов. Главное русло реки в некоторых местах раздваивается, и в то время как собственно Нил направляется к северо-западу, другой главный рукав — Бар-эль-Зараф, или «река Жирафов», — течет прямо к северу и соединяется с Нилом только после блуждания на пространстве трехсот километров среди саванн и болот.

В особенности много плавающих островов скопляется на Ниле в месте крутого поворота, известного под названием «Ярмо рек». Здесь богатейшая водная растительность почти совершенно загромождает русло реки; плавучие островки, приносимые сюда течением, задерживаются здесь благодаря крутым поворотам и протягиваются от берега до берега, словно подвижный плот. Не будучи в состоянии преодолеть вырастающие здесь преграды, река изменяет течение и поворачивает на запад, огибая высокие равнины Кордофана; но и на новом русле свежие массы водяных растений, новых плавучих островков, массы особого растения «амбач» (более легкого, чем кора пробкового дерева) тотчас же загромождают новый фарватер, земля и песок, скрепляющие плавучие органические остатки, вскоре уплотняются, твердеют, покрываются папирусом и даже древесной растительностью. Наконец, над скрытой рекой, продолжающей медленно течь под плотным растительным покровом, вырастает целый лес. Многочисленные группы живущих в этой области туземцев иногда устраивают на этих плавучих островах свои хижины и занимаются рыбной ловлей, проделывая для этого отверстия в зыбкой почве.

На возвышенных берегах реки и болот в разных местах виднеются мириады глиняных холмиков, построенных термитами и настолько многоэтажных и возвышенных, что верхняя часть их не затопляется в самые высокие разливы. Смотря по высоте подъема воды, термиты переходят из этажа в этаж. Одним из наиболее характерных обитателей этой области является громадная птица, называемая арабами «башмачником» за форму ее клюва. Когда издали заметишь на вышке холмика термитов эту странную птицу с длинными ногами, покрытую серым опереньем, с громадной головой, то очень часто затрудняешься сказать — птица ли это или туземец-рыбак, выкрасивший свое тело в пепельный цвет...»^viii

В 1864 году известная путешественница, мадемуазель Тинне, благодаря своей упорной энергии проникла дальше тех мест, куда некогда доходили два центуриона Нерона; Тинне сумела подняться вверх по Нилу на небольшом пароходе дальше озера Но и поворота «Ярмо рек». В 1880 году итальянский путешественник Джесси во главе отряда из 500 египетских солдат и многочисленных черных невольников безуспешно пробивался через плавучие острова «Ярма рек» в течение целых трех месяцев. Более половины участников этой экспедиции погибли от голода или ядовитых миазмов, pacпространяемых массой гниющих растений; остальные, принужденные уже питаться трупами своих умерших товарищей, спаслись лишь благодаря явившейся к ним на помощь экспедиции знаменитого австрийского исследователя и охотника Марно. Впрочем, сам Джесси все-таки умер спустя несколько месяцев после своего возвращения; он принес в своем организме микробы какой-то болотной заразы, схваченной им во время блужданий по Нилу. Его юный освободитель Марно пережил Джесси только на несколько лет.

Верхний Нил, затерянный среди трав и болот, казалось бы, совершенно непригоден для судоходства. Однако с впадением в него реки Газелей [Бахр-эль-

Газаль] картина Нила меняется. Этот многоводный приток вливает в Нил массу воды, собранной между областью людоедов племени ньям-ньям^ix и страною Вади; быстрое течение реки Газелей в значительной мере очищает Нил от загромождающих его преград, и великая река, обогащенная еще водами из южной Абиссинии, становится вполне доступной для судов. Между Хартумом и устьем притока Атбары фарватер загромождается каменными порогами, которые с небольшими интервалами продолжаются вплоть до Асуана (древней Сиены), где начинается собственно исторический Египет, т.е. область, которую оплодотворял Нил.

Таким образом, на всем своем громадном протяжении Нил не представляет ни одного судоходного плеса, который по своей длине превышал бы одну треть судоходного пространства Конго (от Стэнли-Фоле до Стэнли-Пул 7700 километров), не говоря уже о том, что река Конго имеет много притоков, дающих возможность судам проникнуть в глубь страны на сотни, а иногда даже на тысячи километров.

По плодородию почвы и в отношении условий жизни бассейн Конго одарен несравненно богаче, чем бассейн Нила. Об этом можно судить по цветущему виду окруженных возделанными полями факторий, которые основаны торговцами арабами и занзибарцами там и сям по верхнему Конго, например в Нангуэ [Ньянгве]. Исследователи Конго — Стэнли, Франсуа, Вайсман, Гренфель и многие другие — с удивлением отзываются о крайней густоте населения на правом берегу Конго, между Стэнли-Пулом и Алимой, а также в стране Бангала, в бассейне реки Кассаи и других больших притоков «варварской реки».

Правда, в бассейне Конго по соседству с цветущей местностью иногда встречаются почти пустынные пространства, но это зависит не от плохого качества почвы и не от нездоровых свойств климата. Обыкновенно это просто результат визита негроторговцев, разграбивших окрестные деревни и принудивших оставшихся жителей бежать в лес... Человек-зверь, дикарь, находит в бегстве единственное средство спасти себя при таких условиях, так как, поскольку он является социальным существом, он бессилен сопротивляться успешно нападающим грабителям, атакующим его с превосходным оружием в руках.

Переходя к обзору нильского бассейна, мы должны заметить, что древняя египетская легенда о том, что Нил вытекает из пучины между двух холмов Крофи и Мофи, содержит в себе известную долю истины. Близ Элефантины, в Верхнем Египте, действительно находится таинственная пучина, делящая великую африканскую реку на два отрезка, различающихся не только по своей длине, но и по своему историческому и социологическому значению: нижнее течение, своими разливами создавшее Египет, а следовательно, и всю цивилизацию западного мира, и верхнее течение, которое при всей своей величине в течение многих тысячелетий оставалось совершенно в стороне от цивилизации и только питало своими водами нижний Нил.

Если бы истоки великой исторической реки Африки не находились в Центральной Африке, в области с каменистой и водонепроницаемой почвой, в которой в течение девяти месяцев в году идут обильные тропические дожди, то воды Нила отчасти испарились бы под действием палящего солнца этих широт, отчасти были бы впитаны песками пустыни задолго до того момента, когда они

достигли бы Средиземного моря. Божественный Нил подвергается и другой опасности. Несмотря на неиссякаемое могущество своих экваториальных источников, в верхней части своего течения Нил рискует затеряться в гнилых болотах, образуемых рекой Жирафов и Горной рекой; только благодаря водам реки Газелей Нил приобретает силу вырваться из объятий болотистых топей. Освободившись из «Ярма рек», Нил принимает воды первого своего большого притока Собат^x и затем вступает в тесные нубийские берега, поднявшиеся и сузившиеся словно для того, чтобы помешать водным богатствам Нила без пользы пропадать в жгучих песках пустыни. Начиная с этого места русло Нила, до сих пор обладавшее лишь слабым уклоном к северу, спускается к Средиземному морю шестью уступами, как будто бы с исключительной целью ускорить течение реки и таким образом уничтожить возможность слишком быстрого испарения.

Наконец Хапи (т.е. Нил) минует Элефантину и вступает в узкую долину разливов, пересекающую безграничную пустыню в направлении с юга на север и окаймленную с востока и запада двумя грядами гранитных и известковых холмов. В соответствии с тем, насколько сходятся или расходятся эти гряды холмов, сужается или раздвигается и речная долина, орошаемая оплодотворяющими разливами. Восточная гряда холмов со стороны Аравии ближе подходит к реке, как будто для того, чтобы Нил не мог повернуться на восток и попасть в Красное море, что, без сомнения, имело бы самые роковые последствия не только для Египта, но для всего человечества.

Итак, мы постепенно проследили, как потоки Экваториальной Африки образовали великую историческую реку. Теперь нам предстоит рассмотреть, каким образом Нил создал культурную страну Египет. В том виде, в каком он вышел из области Великих озер Центральной Африки, Нил навсегда останется одним из самых больших речных гигантов мира, но, оставаясь таким, он пока не обладает характерной отличительной чертой, делающей из него как бы творца человеческой цивилизации. Питаясь в своем истоке экваториальными, не знающими периодичности дождями, Нил оказывается достаточно могуч, чтобы, не иссякая и не теряясь в болотистых местах, пройти огромные области болот и лагун, а затем область сыпучих знойных песков, отделяющих его от моря. Но мы не знаем еще причины нильских разливов, без которых египетская Изида — земля, — не будучи оплодотворена, не могла бы давать богатейшие жатвы, которые в свою очередь послужили причиной зарождения египетской цивилизации.

Не испытывая благодетельных воздействий нильских разливов, почве Египта пришлось бы томиться так г, как томится ее сестра страдалица Нефтис (почва, до шторой не достигают воды нильских разливов), предоcтавленная во власть бесплодного духа Сета-Тифона, сатанического божества пустыни, беспорядка и отчаяния.

Но, к счастью для египтян и всего человечества, между Нилом и Красным морем высится горный массив Абиссинии, привлекающий дождевые облака и испарения Индийского океана. Когда солнце вступает в зенит нашего северного полушария, в этой горной стране разражаются с необычайной силой тропические ливни; в несколько часов образуются огромные потоки, отрывающие большие куски скал и прокладывающие себе русло в ущельях и долинах. Бесчисленное множество раз такие внезапно нахлынувшие потоки воды смывали, как песчинку,

целые армии, войска или караваны, пользующиеся обыкновенно в сухое время года высохшими долинами, оставленными прежними потоками...

Река Собат, самый южный из нильских притоков, уже носит до известной степени характер периодического абиссинского потока; Голубой Нил и Атбара находятся уже в полной зависимости от времен года. Только благодаря их периодическим половодьям Нил выходит из берегов и оплодотворяет страну во всех тех местах к югу от первого порога, где это допускается понижением берегов.

Воды Нила, говорит Винвуд Рид, прозрачны и светлы; напротив, воды Атбары и Голубого Нила приносят из своей родной страны особый черный осадок, который река и распределяет в виде удобрения слоями по всей долине. После того как река снова войдет в свое обычное русло, обитателям Египта ничего более не остается делать, как доверить семена жирному грязному илу и тем закончить свой земледельческий труд. Им даже нечего бояться немилости неба и поднимать к нему тоскующие взоры. Для того чтобы обратить их семена в баснословно богатый урожай хлеба, необходимо лишь солнце, в котором, можно быть уверенным, никогда не будет недостатка в Египте^xi.

Итак, значит, без Белого Нила абиссинские воды были бы поглощены пустыней, а без бурных потоков Ат-бары, Голубого Нила и Собата сам Белый Нил оказался бы бесполезной рекой, как и многие другие. Другими словами, река Нил создается экваториальными дождями, а плодородная почва Египта является продуктом тропических ливней, разражающихся над величественным массивом Абиссинских гор.

Поскольку дело касается только периодических разливов, утверждения Рида вполне правильны; именно Белый Нил доставляет массу воды, к которой Голубой Нил и Атбара присоединяют чудесный дар — ил — для оплодотворения им прибрежной полосы во время, удобное для обсеменения полей... Но поскольку мы говорили о качестве, об оплодотворяющих свойствах нильской воды, то утверждения Рида не совсем правильны; конечно, черный ил, образующий оплодотворяющую массу, состоит из всевозможных остатков и мельчайших частиц, оторванных бурными потоками от сланцевых пород абиссинского горного массива, но оплодотворяющая сила нильского ила зависит главным образом от сгнивших растительных частиц седдов и травяных плавучих островов, о которых мы говорили выше; эти частицы выносятся в Нил только усилием реки Газелей, которая своим быстрым течением размывает плавучие острова и уносит в нижний Нил сгнившие частицы растений. Одних этих, исключительно органических остатков было бы, без сомнения, недостаточно, чтобы покрыть толстым слоем оплодотворяющего ила бесплодную почву египетской долины, но, прежде чем пройти воображаемую пучину Крофи и Мофи, Нил примешивает и меловые осадки Собата, и темный минеральный ил Бар-эль-Азрека и Атбары.

Возможно, что замечательные качества нильского ила обусловливаются какой-либо химической реакцией, происходящей в смешанной массе различных органических и минеральных остатков, но ни древняя богиня Нейт из Саисского храма, ни современная наука еще не открыли этой тайны Нила. Известно только, что, прежде чем распространить драгоценный ил по поверхности почвы, благодетельный Хапи (Нил) подвергает его некоторым предварительным процессам. Органические остатки, вынесенные Нилом из области седдов,

благодаря незначительному своему удельному весу первые всплывают наверх и сообщают водам Нила зеленый цвет. Вода великой реки, обыкновенно приятная на вкус и безвредная, в это время ядовита, и ее остерегаются пить. Во второй фазе разлива воды Нила окрашиваются в красный цвет, ядовитость воды исчезает, но вода кажется как бы пропитанной кровью. Если в это время зачерпнуть воды в стакан и дать ей отстояться, то можно увидеть, как черная грязь быстро осаждается на дно и что, невзирая на это, верхняя часть воды остается красной и непрозрачной; вкус воды в это время неприятен.

Такова тайна Нила, заключающаяся в сложности физических условий, столь необычных и экстраординарных, что мы напрасно стали бы искать аналогию во всех других странах нашей планеты. Ни с чем не сравнимая географическая среда Египта, сам Египет, часто называемый обособленным миром, микрокосмосом, необходимо должен был иметь исключительную историческую судьбу. Если история и археология до сих пор еще не установили, где действительно зародилась наша западноевропейская культура, то географические данные говорят за то, что колыбелью этой цивилизации была именно «земля разливов» (Pe-to-me-ra).

Мы старались показать на предыдущих страницах, как природа создает Нил и его оплодотворяющие качества, мы видели, как Нил благодаря этим качествам творит Египет с его плодородной почвой. Теперь мы постараемся осветить, по возможности кратко, вопрос о том, как Египет создал нашу историю.

Здесь прежде всего является вопрос, представляют ли периодические оплодотворяющие разливы Нила действительно бесспорное благо, составляют ли они как бы подарок природы, гарантирующий обитателям нильской долины за небольшое количество труда и издержек г более высокое материальное обеспечение, нежели каким они пользовались бы в других странах?

Начиная с Геродота и вплоть до наших дней столько раз ученые и географы настаивали на факте исключительных благодеяний нильских разливов, что поставленный мною вопрос может показаться праздным. Действительно, почтительные названия и ласкательные прозвища, которые давались жителями Египта Нилу, подтверждают традиционное мнение: во времена фараонов Нил называли «Тзаф-ан-та» (Кормилец мира), а современные феллахи называют великую реку «Абу-эль-Барака» (Благословенный отец). Такое же почтительно-любовное отношение к Нилу мы видим и в древнем египетском гимне в честь Нила^xii. Вот этот гимн:

«Слава тебе, Нил! Слава тебе, явившийся к нам на землю, чтобы дать жизнь Египту! Таинственный Бог, ты заменяешь день тьмою всюду, где тебе нравится, ты орошаешь сады и поля, созданные природой для того, чтобы дать жизнь всем животным, ты наполняешь землю всюду... Властитель рыб, когда ты поднимаешься над затопленной тобою землей, ни одна птица не может расхищать полезных богатств. Создатель пшеницы, творец ячменя, ты умножаешь длину времени. Твой труд дает отдых для миллионов несчастных. Когда твои воды спадают, боги на небесах падают ниц и люди на земле гибнут. Ты покрыл животными всю землю, и благодаря тебе они все благоденствуют... Едва твои воды подымаются, земля наполняется ликованием, всякое живое существо исполняется радостью, все получают пищу и всякий зуб измельчает ее. Ты доставляешь людям приятные вещи, ты господин и создатель вкусной пищи; если мы имеем жертвы для

приношения богам, то только благодаря тебе. Ты заставляешь расти траву на пищу животным и приготовляешь священные дары для богов... Ты наполняешь продуктами все склады и житницы, чтобы приготовить пищу для бедных. Тебя не изображают на камне, тебя не видно на статуях, никакая жертва не нужна тебе... Ни один проводник не проникал в твое сердце... Ты радуешь поколения твоих детей, тебе воздают почести на юге и исполняют твои повеления на севере... Ты осушаешь слезы на всех глазах и создаешь изобилие благ...»^xiii

Этот гимн, замечательный особенно по своему контрасту с лирическими преувеличениями ведийских гимнов и других произведений подобного рода, нет основания приписывать творчеству какого-нибудь светского поэта или одного из многочисленных чиновников, кормившихся при дворцах фараонов. Еще более неосновательно считать автором этого гимна какого-либо жреца, проводившего свою жизнь в праздном созерцании. Мне кажется, что этот гимн ясно отмечен духом народной поэзии. Человек, создавший его, был очень близок с трудовым ярмом и мучениями голода: «отдых, радость жизни, измельчание пищи зубами» имеют в его глазах больше цены, чем различные славословия, придуманные исступленными почитателями для возвеличения других божеств. Певец Нила вступает в область поэзии, не смущаясь упоминаниями о мелких банальностях повседневной жизни, и даже в редкие моменты, когда он платит свою дань пафосу, неразлучному с этим родом творчества, он все-таки говорит о реальных фактах, но только таким образом, что их истинное значение может с первого взгляда не возбудить внимания...

В своей сущности приведенный мною гимн носит ясно выраженный оттенок фетишизма, т.е. чистейшего обоготворения такого явления, которое с материалистической точки зрения представляет нечто конкретное и реальное; если автор гимна идет дальше тех границ, каких когда-либо достигала теософия, то это он делает лишь потому, что воодушевившая его река действительно отмечена природой единственным в своем роде характером. «Тебя не изображают на камне, никакое святилище не способно вместить тебя, никому не известны все места твоего пребывания...» и тому подобные выражения, напоминающие выражения израильских пророков, в устах автора гимна Нилу были только умеренным отражением географического положения Египта. Автор гимна, как мне кажется, обладал великой поэтической душой и вместе с тем был добросовестным и точным исследователем: невозможно было бы более кратким и точным образом перечислить все характерные особенности Нила, как это было сделано в гимне.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: