ОГЛЯДЫВАТЬСЯ ИЛИ СМОТРЕТЬ ВПЕРЕД

Век машин—это преимущественно история, но отчасти живая. Набросанный мною ее краткий очерк не является общепринятой версией, поскольку история — предмет столкновения интересов. В отличие от первого, век си­стем, скорее, вопрос будущего, тем не менее и он в равной степени дискуссионен. Борьба ведется вокруг того, что мы хотим от будущего, поскольку, как я собираюсь доказать, будущее в значительной степени таково, каким мы хотим его видеть. Век систем возникает из нового видения, новой цели и нового метода. Вот почему в его опи­сании я перехожу с повествования на убеждение, ибо хочу попытаться убедить читателя разделить мою точку зрения на видение, цели и методы, с которыми, я наде­юсь, мы сможем построить этот новый век. Век систем представляется мне диалектически возникающим в недрах машинной эпохи. Век машин — тезис, значение и следствие которого становятся ясными только тогда, когда полностью развивается его антитезис. Это развитие происходит сейчас, в период перехода от одной эпохи к другой, как происходило во время перехода от эпохи Возрождения к веку машин. Век систем — это, как мне думается, синтез эпохи машин и ее антитезиса, название которому еще продолжают придумывать. Однако синтез уже начался и со временем обнаружится еще более явно.

Век систем — это движение воль многих, каждой из которых суждено сыграть определенную роль, даже если она выражается очень осторожно. Его черты вырисовываются па наших глазах. Еще рано предсказывать, одна­ко, все трудности, которые он принесет. Тем не менее, я полагаю, можно верить, что новый век справится с ними. В то же время нужно очень много сделать, многое увидеть и проявить много настойчивости и оптимизма.

Мое описание века машин было очерком прошлого, сделанным в спешке, потому что я торопился перейти к будущему. Краткость этого описания обесценивает многочисленные усилия эффективно справиться с реальностью, предпринимавшиеся в течение четырех прошедших столетий. Истоки века систем лежат в этом прошлом, поскольку возникающие перед ним проблемы получены по наследству, но те из нас, кто намерен приложить руку к формированию новой эпохи, должны повернуть их с другой стороны. Посмотрим теперь, с какой именно.

ВЕК СИСТЕМ

Ни у одной эпохи нет начальной точки, она зарождается неощутимо в частях и частицах, случайное соединение которых вначале доводит до нашего сознания, что происходит нечто затрагивающее основы, а затем меняет наше представление о мире.

Сомнения в преобладающих взглядах на мир обычно начинаются с появления дилеммы. Дилемма — это вопрос или проблема, которые не имеют решения или ответа в рамках преобладающего взгляда на мир и поэтому ставят его под сомнение (см. работу Куна). Один из таких вопросов мы уже обсуждали: как объяснить свободу воли в механистической вселенной? Другой пример подобной дилеммы представляет собой принцип неопределенности Гейзенберга в физике. Он показывает, что в рамках преобладающей в физике парадигмы две важнейшие характеристики частицы нельзя определить одновременно: по мере возрастания точности измерения одной из них точ­ность измерения другой снижается. Это ставит под сомнение веру в возможность законченного понимания вселенной, хотя бы в принципе. Тогда дилеммой следует признать и проблему, возникшую, когда вся королевская рать пыталась и не смогла вновь собрать Шалтая-Болтая. Некоторые вещи, однажды расчлененные, нельзя собрать заново. У других нельзя выводить сущностные качества из свойств их частей или взаимодействий между частями, как, например, когда мы имеем дело с человеческой личностью пли интеллектом. Исследуя сервомеханизмы — машины, управляющие дру­гими машинами, Артуро Розенблют и Норберт Винер доказали не так давно, что понять подобные машины можно только в том случае, если допустить, что они осуществляют выбор и устанавливают цели. Однако выбор и машины — несовместимые понятия. Эта дилемма имеет особое значение, мы рассмотрим ее в данной главе позднее. В конце прошлого и начале нынешнего столетия во всех областях исследований все чаще возникали дилеммы. Исследователям,сталкивавшимсяс дилеммами в одной области, постепенно становилосьизвестно о дилеммах, возникающих в других областях, и сходстве между ними. Они осознавали тот факт, что преобладающие механистические взгляды на мир и убеждения, на которых они основаны, становятся все более сомнительными. Этому способствовали события, происходившие незадолго перед второй мировой войной, во время нее и сразу после ее окончания.

Эта война вывела науку и ученых из лабораторий в «реальный мир» и заставила решатьважные проблемы, возникавшие в крупных и сложных организациях — военных, правительственных и хозяйственных. Ученые обнаружили, что проблемы, с которыми они имеют дело, нельзя дезагрегировать на части, которые бы в точности соот­ветствовали отдельной научной дисциплине, и что взаимодействие решений, найденных для частных проблем, гораздо важнее, чем сами такие решения. Это вело к формированию междисциплинарных исследований. В конце 30-х годов в британском военном истэблишменте воз­никла такая междисциплинарная деятельность, как исследование операций, которое использовалось для управления решением сложных военных задач.

К 50-м годам междисциплинарная организация научной деятельности проникла во многие области, включая управленческие науки, науки о принятии решений, дисциплины, связанные с вычислительной техникой, информационные, кибернетику, политологию, дипломатию и многие другие. Перекрещивание интересов и сходство практических приемов вело к изучению проблем, общих для всех этих областей.

В середине 50-х годов было общепризнано, что сходство междисциплинарных исследований связано с тем, что все они имеют дело с поведением систем. Постепенно было осознано, что это понятие можно использовать для организации все более широкого диапазона интеллектуальных занятий. Но еще важнее, однако, был тот факт, что оно поставило дилемму, затрагивающую основы машинного века, и указало, как изменить представления о мире, чтобы избавиться от нее. Именно поэтому я называю новую эру веком систем.

ПРИРОДА СИСТЕМЫ

Для того чтобы понять изменение мировоззрения, свя­занное с концентрацией внимания на системах, нужно вначале понять, что такое сама система.

Система — это совокупность из двух и более элементов, удовлетворяющая следующим трем условиям.

1. Поведение каждого элемента влияет на поведение целого. Возьмем для примера систему, вероятно наиболее знакомую нам, — человеческий организм. Каждая из его частей — сердце, легкие, желудок — влияет на работу целого. Однако существует и такая часть, которая не оказывает подобного влияния — аппендикс. Не удивительно поэтому, что ему дано такое название, которое означает «приложенный» к организму, а не его «часть». Если будет открыта какая-нибудь функция, выполняемая аппендик­сом, его, может быть, назовут иначе.

2. Поведение элементов и их воздействие на целое взаимозависимы. Это условие предписывает, чтобы пове­дение каждого элемента и его влияние на целое зависели от поведения по меньшей мере одного элемента. Ни один элемент не должен воздействовать на систему как целое независимо. В человеческом организме, например, поведение сердца и его воздействие на тело зависят от поведения легких, мозга, и других частей. То же верно и по отношению к легким и мозгу.

3. Если существуют подгруппы элементов, каждая из них влияет на поведение целого и ни одна из них не оказывает такого влияния независимо. Другими словами, элементы системы связаны между собой таким образом, что независимые подгруппы их не могут возникнуть.

Следовательно, система — это такое целое, которое нельзя разделить на независимые части. Отсюда вытекают два наиболее важных его свойства: каждая часть системы обладает качествами, которые теряются, если ее отделить от системы, и каждая система обладает такими качествами — и существенными, — которые отсутствуют у ее частей. Орган, или часть тела, например, будучи отделенными от тела, не продолжают действовать, как прежде. Отделенный от тела глаз не может видеть. С другой стороны, человек может бегать, играть на фортепиано, читать, пи­сать и делать многое другое, чего ни одна из его частей не способна делать самостоятельно. Ни одна часть человека не является человеком, только целое является им.

Существенные свойства системы, взятой как целое, вытекают из взаимодействия ее частей, а не из их действий, взятых в отдельности. Поэтому, когда система расчленена, она теряет свои сущностные свойства. По данной причине — и это главное — система есть целое, которое нельзя понять посредством анализа.

Осознание этого факта — основной источник интеллек­туальной революции, вызывающей смену эпох. Чтобы по­нять это поведение и свойства системы, требуется не анализ, а иной метод.

СИСТЕМНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Подобно тому, как анализ, или расчленение на части, был ключевым методом для века машин, ключевым моментом системного мышления является синтез, или объединение в целое. Синтез так же стар, как и анализ, — Аристотель пользовался и тем и другим, но он приобретает новое значение в новом контексте, как произошло и с анализом в эпоху машин. Синтез и анализ взаимно дополняют друг друга. Как две стороны монеты, их можно рассматривать в отдельности, но нельзя разъединить. Поэ­тому различие в мышлении между эпохой машин и веком систем вытекает не из того, что одна анализирует, а другой синтезирует, а из того, что в системном мышлении то и другое сочетаются по-новому.

Системное мышление меняет порядок трех ступеней мышления машинной эпохи:

1. декомпозиция того, что предстоит объяснить;

2. объяснение поведения пли свойств частей, взятых по отдельности;

3. агрегирование этих объяснений в объяснение целого.

Третий шаг, разу­меется, является синтезом. В системном подходе также можно выделить три ступени:

1. идентификация целого (системы), частью которого является интересующий нас предмет;

2. объяснение поведения или свойств целого;

3. объяснение поведения или свойств интересующего нас предмета с точки зрения его роли (ей) или функции(ий) в целом, частью которого он является.

Заметьте, что в данной последовательностисинтез предшествует анализу. В аналитическом мышлении объясняемый предмет трактуется как целое, которое предстоит разложить на части. В синтетическом мышлении объясняемый предмет трактуется как часть некоторого целого. Первое сужает угол зрения исследователя, второе расширяет его.

Показать это различие можно на примере. Мыслитель века машин, столкнувшийся с необходимостью объяснить, что такое университет, начал бы делить его на части — например, от университета к колледжу, от колледжа к отделению, от отделения к факультету, далее к студенту и к обсуждаемой теме. Затем он дал бы определения факультета, студента и обсуждаемого вопроса. Наконец, он объединил бы эти определения в определение отделения, далее колледжа и закончил бы определением университета.

Системно мыслящий человек, если бы он поставил пе­ред собой такую же задачу, начал бы с выделения системы, содержащей университет в качестве элемента, например с системы образования. Затем он определил бы цели и функции системы образования и сделал бы это с точки зрения более крупной — социальной — системы, в которую она входит. Наконец, он объяснил, или определил бы университет в терминах его ролей и функции в системе образования.

Эти два подхода не должны давать (хотя часто дают) противоречивых результатов: они взаимно дополняют друг друга. Развитие этой взаимодополняемости — одна из главных задач системного мышления. Анализ сосредоточивается на структуре, он открывает, как работают вещи. Синтез акцентирует на функциях, он открывает, почему они действуют именно так. Поэтому анализ дает знание, а синтез понимание. Первый позволяет нам описать, второй — объяснить.

Анализ устремлен внутрь вещей, синтез — из них. Мышление века машин занималось объяснением только взаимодействий частей объекта, системное мышление — тем же, но кроме того, взаимодействием данной вещи с другими в ее окружении и с самим окружением. Оно за­нимается также функциональным взаимодействием частей системы. Такая ориентация вытекает из того, что системное мышление формировалось в области разработки и перестройки систем. В разработке системы части, опре­деленные аналитически с точки зрения функций целого, не собираются вместе как неизменные элементы складной картинки, они должны подходить друг к другу таким об­разом, чтобы гармонично работать вместе, эффективно или неэффективно. Говоря «гармонично», мы имеем в виду влияние не только взаимодействия частей на целое, но также функционирования целого и взаимодействия частей на сами части. Мы имеем в виду также влияние функционирования частей и целого на систему, в которую входит данная система, и другие системы в ее окружении. Проблема гармонии имеет важное значение для управления системами, которым мы займемся позже.

Существуют серьезные различия между тем, что мы называем аналитическим и синтетическим управлением.

Настоящая книга в значительной степени посвящена вы­яснению этих различий. Одно из них заслуживает того, чтобы отметить его уже здесь. Оно основано на следующем принципе системности: Если каждую часть системы заставить функционировать с максимальной эффективностью, система как целое еще не будет в результате этого функционировать с максимальной эффективностью.

Всеобщая достоверность этого принципа не очевидна, однако его обоснованность для конкретных случаев доказана. Допустим, например, что существует множество моделей автомашин, из которых мы можем сделать выбор. Предположим, что мы собираем по одной машине каждой марки в огромный гараж и нанимаем затем выдающихся инженеров, чтобы определить, на какой модели стоит наилучший карбюратор. Когда результат получен, мы запи­сываем его и предлагаем определить то же самое относительно двигателей. И так мы продолжаем до тех пор, пока не охватим все детали и узлы машины. Затем мы просим инженеров собрать все лучшие детали вместе. Получим ли мы при этом наилучший из автомобилей? Конечно, нет. Мы не получим даже просто автомобиля, так как части не подойдут друг к другу, а если и подойдут, они не будут хорошо работать в этом сочетании. Функционирование системы больше зависит от того, как взаимодействуют друг с другом ее части, чем от того, как работает каждая из них независимо.

Точно так же бейсбольная или футбольная команда «все звезды» редко бывает наилучшей возможной командой, если вообще бывает, хотя, говорят, она становится лучшей, если дать ей поиграть в таком составе год или больше. Верно, однако если она станет лучшей командой, то очень маловероятно, чтобы всех ее игроков включили в новую команду «все звезды».

Существующая методология управления базируется преимущественно на мышлении века машин. Когда уп­равляющие сталкиваются с крупными сложными проблемами, они почти всегда разбивают их на разрешимые, пли управляемые, части, — «разрезают их». После этого они решают или выполняют каждую часть наилучшим образом, а результаты этих автономных усилий собираются затем в «решение» целой проблемы. Однако мы можем быть уверены, что сумма лучших решений, полученных для частей по отдельности, не является лучшим решением для целого. К счастью, оно редко бывает и наихудшим.

Осознанность противоречия между частями и целым отражается во всем известной необходимости координировать поведение частей системы. В то же время для частей устанавливаются показатели эффективности, которые противоречат друг другу. Формулирование этих показателей, как правило, исходит из предпосылки, что наилучшее функционирование целого может быть сведено к сумме наилучших функционирований его частей, оцененных отдельно. Принцип системности утверждает, однако, что это невозможно. Поэтому требуется иной, более эффективный способ организации частей и управления ими. Он рассматривается ниже.

Применение системного подхода, идет ли речь об управлении или о мире, как и мышление эпохи машин, поднимает множество радикальных вопросов. Ответы на эти вопросы вызывают к жизни концепции, из которых выте­кает системный взгляд на мир. Посмотрим, как это происходит.

ЭКСПАНСИОНИЗМ

Системное мышление предполагает, что рост понима­ния достигается путем расширения исследуемой системы, а не разложения ее на отдельные элементы. Понимание частей приходит из понимания целого, а не наоборот, как при получении знания. Если поведение системы можно объяснить, обратившись к системе, в которую она входит (системе более высокого порядка), то как объяснить поведение последней? Ответ очевиден: рассмотрев более сложную систему, ох­ватывающую и эту. Тогда возникает коренной вопрос — есть ли конец этому процессу расширения объекта? На­помним, что когда аналогичный вопрос возникал в эпоху машин — есть ли предел процессу редукции? — то ответ диктовался убеждением, что по крайней мере в принципе законченное понимание вселенной возможно. Однако в начале столетия это убеждение было потрясено такими дилеммами, как та, которую сформулировал Гейзенберг. В итоге мы пришли к убеждению, что законченное понимание чего бы то ни было, а значит — всего, есть идеал, к которому мы постоянно приближаемся, но которого никогда не сможем достичь. Поэтому нет необходимости допускать существование предельного целого, понимание которого даст конечный ответ.

Это означает, что мы вольны допускать или не допускать существование целого, обнимающего все сущее. По­скольку наше понимание никогда не усвоит такое целое, даже если оно существует, нет никакой практической разницы, допускаем мы его существование или нет. Тем не менее многие считают более удобным положительно относиться к наличию такого всеобъемлющего целого. Не удивительно, что они называют его богом. Этот бог, однако, очень отличается от бога машинной эпохи, которого представляли как индивида, создавшего вселенную. Бога-целое нельзя персонифицировать или представить как создателя. Думать так — все равно что говорить о челове­ке как создателе своих органов. В этом холистическом мировоззрении человек представляется как часть бога, по­добно тому, как сердце является частью человека.

Для многих будет новостью, что эта холистическая концепция бога в точности совпадает с той, которой сле­дуют многие восточные религии, концептуализирующие бога как систему, а не как элемент. Не удивительно поэ­тому, что в предыдущие два десятилетия многие молодые люди на Западе — и это результат формирования эпохи систем — обратились к религии Востока. Понятие системы как организующее начало для пред­ставлений о вселенной используется на Востоке веками, хотя это не то понятие, которое соответствует научной точке зрения. Есть, однако, надежда, что в формировании системных наук культуры Востока и Запада сольются воедино, что они еще встретятся в век систем. Концепция экспансионизма имеет огромное значение для выбора путей решения проблем. Когда в эпоху машин что-нибудь работало неудовлетворительно, мы искали улучшение, манипулируя поведением частей, искали решения внутри и выходили вовне только тогда, когда терпели неудачу. В век систем мы ищем решения снаружи и, только когда нам это не удается, идем внутрь.

Причины и последствия этого поворота станут нам ясны, когда мы рассмотрим различия между веком машин и веком систем в планировании.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: