3 страница. Удивительно, однако, наблюдать, как самоунижение изменяется с первыми изменениями в ситуации угнетения

Удивительно, однако, наблюдать, как самоунижение изменяется с первыми изменениями в ситуации угнетения. Я слышал как крестьянский лидер на одной из встреч сказал: " Они привыкли говорить, что мы непродуктивны, потому что мы ленивы и пьяницы. Все это ложь. Сейчас, когда нас уважают как людей, мы собираемся показать всем, что никогда не были пьяницами и ленивыми. Мы были эксплуатируемыми!".

До тех пор, пока продолжает сохраняться их двойственность, угнетенные неохотно сопротивляются, и полностью лишены уверенности в самих себе. У них рассеянная, магическая вера в неуязвимость и власть угнетателей. Магическая сила власти землевладельцев удерживает особенное правление в сельских регионах. Мой друг, социолог, рассказал о группе вооруженных крестьян в одной из сельских местностей Латинской Америки, которые недавно захватили поместье землевладельца. По тактическим причинам, они планировали держать этого землевладельца как заложника. Но ни один крестьянин не имел мужества охранять его; само его присутствие было ужасающим для них. Также возможно, что акт угнетения хозяина вызывал чувство вины. В действительности, хозяин был "внутри" них.

Угнетенные должны видеть примеры уязвимости угнетателя для того, чтобы противоположная убежденность могла начать возникать внутри них. До тех пор, пока этого не произойдет, они будут продолжать находиться в унынии, запуганными и побежденными. До тех пор, пока угнетенные остаются в неведении причин своего существования, они фаталистически "принимают" свою эксплуатацию. Более того, они склонны реагировать пассивно и в отчужденный способ, когда сталкиваются с необходимостью борьбы за свою свободу и самоутверждение. Постепенно, однако, они стремятся узнать формы бунтарских действий. Работая в направлении освобождения, никто не должен ни упускать из виду эту пассивность, ни пропустить момент пробуждения.

В пределах их неподлинного (неаутентичного) видения мира и себя, угнетенные чувствуют себя как "вещью", которой владеет угнетатель. Для последнего, быть значит иметь, почти всегда за счет того, кто не имеет ничего. Для угнетенных, в определенной точке своего экзистенциального опыта, быть означает не походить на угнетателя, а быть под ним, зависеть от него. Соответственно, угнетенные эмоционально зависимы.

Крестьянин - зависим. Он не может сказать, что он хочет. До того, как он обнаружит свою зависимость, он страдает. Он "выпускает пар" дома, где он кричит на своих детей, бьет их, и отчаивается. Он жалуется на свою жену и думает, что все ужасно. Он не "выпускает пара" при хозяине, потому что он думает, что хозяин - высшее существо. Крестьянин дает выход своему горю в пьянстве. (Интервью с крестьянином).

Эта полная эмоциональная зависимость может привести угнетенных к тому, что Фромм называет некрофилическим поведением: разрушение жизни - своей собственной или своих собратьев-угнетенных.

Только когда угнетенные разоблачают угнетателя и становятся вовлеченными в организованную борьбу за свое освобождение, тогда они начинают верить в себя. Это открытие не может быть чисто интеллектуальным, а должно вовлекать действие; и оно не может быть ограничено только активизмом, а должно включать серьезные размышления: только тогда это будет практикой.

Критический и освобождающий диалог, который предполагает действия, должен проводиться с угнетенными на любой стадии их борьбы за освобождение.*) *) не в открытую, конечно; это только вызвало бы ярость у угнетателей и привело бы к еще большим репрессиям (подавлению).

Содержание такого диалога может и должно меняться (варьировать) в соответствии с историческими условиями и уровнем, на котором угнетенные воспринимают действительность. Но заменить монолог, лозунги диалогом - означает попробовать освободить угнетенных при помощи того, что близко им - любовь к дому, семейной жизни. Попытка освободить угнетенных без их размышляющего участия в акте освобождения - означает обращаться с ними как с объектами, которые должны быть спасены с горящего здания; это приводит их в популистскую западню и преобразует их в массы, которыми можно манипулировать.

На всех этапах своего освобождения, угнетенные должны видеть себя людьми, вовлеченными в онтологическое и историческое призвание становиться более гуманными. Размышление и действие становятся крайне необходимыми (императивами), когда кто-либо не ошибочно пытается дихотомизировать содержание гуманности от ее исторических форм.

Настаивание на том, что угнетенные вовлекаются в размышление об их конкретной ситуации - не является призывом к "кресельной" революции. Напротив, размышление, истинное размышление - приводит к действию. С другой стороны, когда ситуация призывает к действию, это действие будет означать подлинную практику только если его последствия станут предметом критического размышления. В этом смысле, практика - является новым raison d`etre угнетенных; и революция, которая торжественно открывает исторический момент этого raison d`etre, не является жизнеспособной отдельно от их сопутствующего вовлечения сознания. Иначе, действие - есть чистый активизм.

Чтобы достичь этой практики, однако, необходимо доверять угнетенным и их способности рассуждать. Кто б ни был лишен этого доверия, окажется не в состоянии инициировать (или откажется) от диалога, размышления и общения, и впадет в использование лозунгов, монологов и инструкций. Поверхностные обращения к причине освобождения несут эту опасность.

Политическое действие на стороне угнетенных, должно быть педагогическим действием в подлинном смысле этого слова, и, поэтому, действие с угнетенными. Те, кто работает для освобождения, не должны использовать преимущества эмоциональной зависимости угнетенных - зависимости, которая является продуктом конкретной ситуации господства, которая окружает их и которая вызывает неподлинное видение мира. Использование их зависимости, чтобы создать еще большую зависимость - является тактикой любого угнетателя.

Освободительное действие должно признать эту зависимость как слабое место и должно попытаться через размышление и действие преобразовать его в независимость. Однако, даже руководство, у которого наилучшие намерения, не может дать независимость как дар. Освобождение угнетенных - есть освобождение человека, а не вещей. Соответственно, до тех пор, пока сам он не освободит себя своими собственными усилиями, он не сможет быть освобожден другими. Освобождение, человеческое явление, не может быть достигнуто полулюдьми. Любая попытка обращаться с человеком как получеловеком только дегуманизирует его. Когда человек уже дегуманизирован, благодаря угнетению, которое он претерпевает, процесс его освобождения не должен использовать методы дегуманизации.

Правильный метод революционного руководства для применения в задаче освобождении, поэтому, не "освободительная пропаганда". И не может руководство только "насаждать" в угнетенных веру в свободу, таким образом думая добиться их доверия. Правильный метод лежит в диалоге. Убеждение угнетенных, что они должны бороться за свое освобождение, является не подарком, подаренным революционным руководством, а является результатом их собственного сознания (conscientizacao).

Революционные лидеры должны осознать, что их собственное убеждение в необходимости борьбы (совершенно необходимое измерение революционной мудрости) не было дано им кем-либо еще - если оно является подлинным. Это убеждение не может быть упаковано и продано; оно достигается, скорее, посредством всеобщего размышления и действия. Только само вовлечение лидеров в действительность, внутри исторической ситуации, привело их к критике этой ситуации и желании изменить ее.

Также, угнетенные (которые не вверяют себя борьбе если они не убеждены, и которые, если они берут такое обязательство, удерживают совершенно необходимые условия для этой борьбы) должны достичь этого убеждения как Субъекты, а не как объекты (предметы). Они также должны критически вмешиваться в ситуацию, которая окружает их и отметину которой они носят; пропаганда не может достичь этого. Несмотря на то, что убежденность в необходимости борьбы (без которой борьба невозможна) совершенно необходима для революционного руководства (в действительности, это убеждение, которое образует то руководство), она также необходима для угнетенных. Это необходимо, если кто-то намерен осуществить преобразование скорее для угнетенных, чем с ними. Моя убежденность, что только последняя форма преобразования жизнеспособна.

Цель в представлении этих соображений - защитить выдающийся педагогический характер революции. Революционные лидеры каждой эпохи, которые утверждают, что угнетенные должны принять борьбу за свое освобождение - как очевидное - также безоговорочно признали педагогический аспект этой борьбы. Многие из этих лидеров, однако (возможно, благодаря естественному понятному предубеждению против педагогики), прекратили использовать "образовательные" методы, применяемые угнетателями. Они отрицают педагогическое действие в освободительном процессе, а используют пропаганду, чтобы убеждать.

Для угнетенных является важным понять, что когда они принимают борьбу за гуманизацию, они также принимают с этого момента всю ответственность за эту борьбу. Они должны осознать, что они ведут борьбу не просто за свободу от голода, но и за … свободу творить и создавать, удивляться и рисковать. Такая свобода требует, чтобы такая личность была активной и ответственной, а не рабом или хорошо откормленным зубцом в машине… Недостаточно, что люди не рабы; если социальные условия способствуют существованию автоматов, результатом будет не любовь к жизни, а любовь к смерти. (Fromm, op. cit., pp.52-53.)

Угнетенные, которые облачены в форму смертьутверждающий климат угнетения должны найти через свою борьбу способ жизнеутверждающей гуманизации, которая не лежит просто в имении больше поесть (хотя это вовлекает "иметь больше поесть" и не может не содержать этот аспект). Угнетенные были разрушены именно потому, что их ситуация низвела их до состояния вещей. Для того, чтобы обрести свою человечность они должны перестать быть вещами и бороться как люди. Это радикальное требование. Они не могут войти в борьбу как предметы, для того, чтобы позже стать людьми.

Борьба начинается с признания человеком, что он был разрушен. Пропаганда, управление, манипуляция - все оружие господства - не могут быть инструментами их регуманизации. Единственно революционный инструмент - гуманизационная педагогика, в которой революционное руководство устанавливает постоянные отношения диалога с угнетенными. В гуманизационной педагогике этот метод перестает быть инструментом, посредством которого учителя (в данном примере, революционное руководство) могут манипулировать учениками (в данном пример, угнетенные), потому, что он выражает сознание самих учеников.

Метод является в действительности внешней формой сознания, проявляющегося в действиях, которые берутся из фундаментального свойства сознания - его намеренности (интенциональности). Сущность сознания - быть с миром, и это поведение постоянное и неизбежное. Соответственно, от него, за пределами его, которое окружает его и которое оно постигает посредством своею способностью формирования и восприятия идей. Сознание является таким образом определением метода, в наиболее общем смысле этого слова. (Alvaro Vierira Pinto, from a work in preparation on the philosophy of science).

Революционное руководство должно соответственно практиковать ко-интенциональное (co-intentional) образование. Учителя и ученики (руководство и народ), стремящиеся к действительности, являются Субъектами не только в плане раскрытия этой действительности, и посредством этого познания ее критически, но и в плане воссоздания этого знания. Как только они приобретают это знание действительности через совместное размышление и действие, они обнаруживают себя постоянными воссоздателями ее. В этом смысле, присутствие угнетенных в борьбе по своему освобождению будет тем, что должно быть: не псевдо-участие, а преданное вовлечение.

ГЛАВА 2

Тщательный анализ отношений учитель-ученик на любом уровне, внутри или за пределами школы, обнаруживает их в основном повествовательный характер. Эти отношения вовлекают Субъекта-рассказчика (учителя) и слушающих объектов (учеников). Содержание, то ли ценности, то ли эмпирические измерения действительности, имеет тенденцию в процессе повествования становиться безжизненным и окаменелым. Образование страдает от тошноты повествования.

Учитель говорит о действительности как если бы она была неподвижной, статической, разделенной на отсеки, и предсказуемой. Или он излагает (толкует) тему совершенно чуждую экзистенциональному опыту учеников. Его задача - "наполнить" учащихся содержанием своего повествования - содержанием, которое отделено от действительности, оторвано от всего того, что пробуждает их и могло б дать им смысл (значимость). Слова освобождаются от своей конкретности и становятся пустыми, отчужденными, отчуждающим многословием.

Выдающейся характеристикой этого повествовательного образования является звучность слов, а не их преобразующая сила. "Четырежды четыре - шестнадцать; столица Пары - Белем". Ученик записывает, запоминает и повторяет эти фразы не понимая истинного смысла "столица" в утверждении " столица Пары - Белем), что Белем означает для Пары, и что Пара означает для Бразилии.

Но гуманистический, революционный просветитель не может ждать, пока эта возможность материализуется. Вначале его усилия должны совпасть с усилиями учеников по вовлечению в критическое мышление и поиски взаимной гуманизации. Его усилия должны быть вдохновлены глубоким доверием к человеку и его созидательную силу. Чтобы достичь этого, он должен быть партнером учеников в отношениях с ними.

Банковская концепция не допускает такого партнерства - и это неизбежно. Чтобы разрешить противоречие учитель-ученик, чтобы изменить роль депозитора, предписателя, приручателя на роль ученика среди учеников должна быть подорвана сила угнетения и должно стать на сторону освобождения.

В банковской концепции подразумевается признание дихотомии между человеком и миром: человек - просто в мире, а не с миром или другими; человек - есть зритель, а не творец. В этом смысле, человек не сознающее существо (corpo consciente); он скорее обладатель сознания: пустой "разум" пассивно открытый для принятия вкладов реальности с внешнего мира. Например, моя парта, мои книги, моя кофейная чашка, все предметы вокруг меня - как кусочки мира, которые окружают меня - были б "внутри " меня, точно также как я внутри моей учебы. Этот взгляд не делает отличий между существом доступным к сознанию и вхождением в сознание. Отличие, однако, существенное: предметы, которые окружают меня - являются просто доступными моему сознанию, а не находятся внутри него. Я осведомлен о них, но они не являются внутри меня. С банковского понятия сознания логически следует, что роль преподавателя - регулировать способ, каким мир "входит" в учеников. Его задача - организовать процесс, который уже происходит спонтанно, " заполнить" учеников, делая вклады информации, которые, он считает, образуют истинное знание. А так как человек "получает" мир как пассивное бытие, образование должно сделать их более пассивными, и приспособить их к миру. Образованный человек - приспособленный человек, потому что он лучше " подходит " миру. Переведя это в практику, эта концепция хорошо подходит целям угнетателей, чье спокойствие покоится на том, как хорошо человек подходит миру, который угнетатели создали, и как мало они подвергают его (этот мир) сомнению. Чем более полно большинство приспосабливается к целям, которые господствующее меньшинство предписывает им (тем самым лишая их права на свои собственные цели), тем более легко меньшинство может продолжать предписывать. Теория и практика банковского образования служит вполне эффективно этим целям. Устные (вербалистические) уроки, чтение требований, методы оценки "знаний", дистанция между учителем и обучаемым, критерии поощрения (продвижения): все в этом подходе "готовым чтобы носить" служит, чтобы избежать мышления. Преподаватель, работающий в рамках банковской концепции, не осознает, что не существует истинной безопасности в его гипертрофированной роли, что все должны стремиться жить с другими в солидарности. Никто не может навязывать себя. Солидарность требует истинного общения (коммуникации), и концепции, при которой такой преподаватель руководствуется страхами и предписывает общение.

Все же только через общение человеческая жизнь иметь значение. Мышление учителя подлинно только подлинностью ученического мышления. Учитель не может думать за своих учеников, не может навязывать свои мысли им. Подлинное мышление, мышление, которое интересуется действительностью, не находится в изоляции в башни из слоновой кости, а существует только в общении. Если истинно, что мысль имеет значение только когда она порождена действием над миром, подчинение учеников учителям становится невозможным.

Так как банковское образование начинается с ложного понимания людей как предметов, оно не может содействовать развитию того, что Фромм называет "биофилией", а вместо этого оно производит свое противоположное: "некрофилию".

Несмотря на то, что жизнь характеризуется ростом в структурированный, функциональный способ, некрофильный человек любит все, что не растет, все, что механическое. Некрофильный человек руководствуется желанием преобразовывать органическое в неорганическое, подходить к жизни механически, как если б все живые существа были б вещами.... Память вместо опыта; иметь вместо быть - вот, что принимается в расчет. Некрофильный человек может относиться к объекту - цветку или человеку - только если он обладает им; следовательно любая угроза его обладанию - есть угроза ему самому; если он теряет обладание, он теряет контакт с миром.... Он любит контролировать, и в акте контролирования он убивает жизнь. (Фромм стр.41).

Угнетение - подавляющий контроль - является некрофильным; оно питается любовью к смерти, а не жизни. Банковская концепция образования, которая служит интересам угнетения, является также некрофильной. Основанная на механическом, статическом, натуралистическом, пространственном виде сознания, она трансформирует учеников в воспринимающие объекты. Она пытается контролировать мышление и действие, приводит к приспособлению человека к миру, и препятствует его созидательной силе.

Глава2(-25-) р.57

Тщательный анализ отношений учитель- ученик на любом уровне, внутри или за пределами школы, обнаруживает их (в основном) повествовательный характер. Эти отношения вовлекают субьекта - рассказчика(учителя) и слушающих объектов(учеников). Содержание, то ли ценности, то ли эмпирические измерения реальности, имеет тенденцию в процессе повествования становится безжизненным и окаменелым. Образование страдает от тошноты повествования.

Учитель говорит о реальности как если бы она была неподвижной, статической, разделенной на отсеки, и предсказуемой. Или он излагает тему совершенно чуждую экзистенциальному опыту учеников. Его задача- "наполнить" учащихся содержанием своего повествования - содержанием, которое отделено от реальности, оторвано от всего того, что возбуждает(пробуждает) их и могло б дать им смысл. Слова освобождаются от реальности и становятся пустыми, отчужденными, и отчуждающим многословием. Выдающейся характеристикой этого повествовательного образования является звучность слов, а не их преобразующая сила. "Четырежды четыре - шестнадцать; столица Пары - Белем". Ученик записывает, запоминает и повторяет эти фразы не понимая их, что действительно означает четырежды четыре, или не понимая истинного смысла "столица" в утверждении " столица Пары - Белем", что Белем означает для Пары, и что Пара означает для Бразилии. Повествование(с учителем как рассказчиком) приводит учащихся к механическому запоминанию рассказываемого содержания. Хуже того, это превращает их в "контейнеры"(вместилища), в "тару", которую должен "заполнить" учитель. Чем более полно он заполняет вместилища, тем более лучший он учитель. Чем более мягко(кротко) вместилища позволяют себя наполнять, тем более лучшими учениками они являются.

Таким образом образование становится актом вложения(депозитария), в котором ученики являются складом(хранилищем), а учитель - вкладчик(депозитор). Вместо общения, учитель выдает официальные сообщения и делает вклады, которые ученики терпеливо воспринимают, запоминают и повторяют. Это - "банковская" концепция образования, при которой сфера действия, которая разрешается ученикам распространяется до получения, накопления и хранения вкладов. По правде, они имеют возможность стать собирателями или систематизаторами вещей, которые они хранят. Но последний анализ показывает, что такое образование- это сами люди, обработанные через отсутствие творчества, преобразования и знания (вводящей в заблуждение) системой. В стороне от исследования, от практики, люди не могут быть по-настоящему гуманными. Знание появляется только через открытия(изобретения) и переоткрытия, через неугомонное, нетерпеливое, непрерывное, многообещающее исследование, которое человек проводит в мире, с миром, и друг с другом.

В банковской концепции образования, знание- это дар, который дарят те, кто считает себя умными(знающими)тем, кого они считают не знающими ничего. Проекция абсолютного невежества на других, характеристика идеологии угнетения, отрицает образование и знание как процесс исследования. Учитель представляет себя ученикам как их необходимая противоположность; считая их невежество абсолютным, он оправдывает свое собственное существование. Ученики, отчужденные, как рабы в Гегелевской диалектике, принимают свое невежество и тем самым оправдывают существование учителя - но, в отличие от рабов, они никогда не обнаруживают, что они образовывают учителя. Raison d`etre освободительного образования с другой стороны, лежит в стремлении к примирению. Образование должно начаться с разрешения противоречия учитель-ученик, примиряя полюсы этого противоречия, т.о., что обе стороны одновременно и учителя и ученики.

Это решение не находится(и не может находиться) в банковской концепции образования. Напротив, банковское образование сохраняет и даже стимулирует это противоречие следующими отношениями и практикой, которые отзеркаливают угнетающее общество в целом:
а) учитель учит, а ученики - учатся;
б) учитель знает все, а ученики - ничего;
в) учитель думает, а за учеников - думают;
г) учитель говорит, а ученики - слушают кротко;
д) учитель- воспитывает, а ученики- воспитываются;
е) учитель выбирает и внедряет свой выбор, а ученики- исполняют(подчиняются);
ж) учитель действует, а ученики имеют иллюзию действия, через действия учителя;
з) учитель выбирает содержание программы, а ученики(с которыми не советовались) приспосабливаются к ней;
и) учитель путает авторитет знаний со своим собственным профессиональным авторитетом, который он ставит в противоположность свободе учеников;
к) учитель - является Субъектом процесса обучения, в то время как ученики- всего лишь - объекты.

Не удивительно, что банковская концепция образования относится к людям как к приспосабливающимся, управляемым существам. Чем больше ученики работают над накоплением вкладов, которые вкладываются в них, тем меньше они развивают критическое сознание, которое проистекало б от их вмешательства в мир, как преобразователей этого мира. Чем более полно они принимают пассивную роль, которая навязывается им, тем больше они стремятся просто приспособиться к миру(как он есть) и к отрывочному взгляду на реальность, вложенного в них.

Способность банковского образования к уменьшению и даже аннулированию творческой силы учеников и стимулировать их доверчивость, служит интересам угнетателей, которые заботятся о том, чтобы мир не был открыт и не был преобразован. Угнетатели используют свой "гуманитаризм", чтобы сохранить выгодную ситуацию. Поэтому они реагируют почти инстинктивно против любого эксперимента в образовании, который стимулирует критические способности, и не довольствуется с частичным видением действительности, а всегда ищет связи, которая соединяет одну точку с другой и одну проблему с другой.

Действительно, интересы угнетателей лежат в "изменении сознания угнетенных, а не ситуации, которая угнетает их"1)(Simone de Beauvoir, р.60); чем больше угнетенных может быть приведено к приспособлению к данной ситуации, тем более легко ими можно управлять. Чтобы достичь этого, угнетатели используют банковскую концепцию образования в сочетании с патерналистическим социальным аппаратом, внутри которого угнетенные получают эвфемистический титул "получатели достатка". С ними обращаются как с больными, маргиналами, которые отклоняются от общей конфигурации "хорошего, организованного и справедливого" общества. Угнетенные считаются как патология здорового общества, которое должно, поэтому, приспособить этот " неспособный и ленивый" народ к его собственным образцам, изменяя его ментальность. Эти маргиналы нуждаются в "интеграции", " присоединении" к здоровому обществу, которое они "покинули" Однако, правда состоит в том, что угнетенные - не "маргиналы", не люди, живущие " за пределами"(вне) общества. Они всегда были "внутри"- внутри структуры, которая сделала их " существами для других". Решение не в том, чтобы " интегрировать" их в структуру угнетения, а преобразовать эту структуру так, чтобы они смогли стать " существами для себя". Такое преобразование, конечно, разрушило б цели угнетателей; следовательно, их использование банковской концепции образования - избежать угрозы ученического conscientizacao.

Банковский подход к образованию взрослых, например, никогда не предложит ученикам, чтобы они критически рассматривали реальность. Вместо этого он имеет дело с такими жизненными вопросами, как дал ли Роджер зеленую траву козлу, и настаивает на важности этого знания, в противоположность тому, что Роджер дал зеленую траву кролику. " Гуманизм" банковского подхода маскирует усилия превратить человека в автомата- полное отрицание его онтологического призвания быть более гуманным.

Те, кто использует банковский подход, сознательно или бессознательно (существует множество банковских учителей с добрыми намерениями, которые не осознают, что они служат лишь дегуманизации), не могут понять, что сами депозиты содержат противоречия об этой реальности. Но, раньше или позже, эти противоречия могут привести ранее пассивных учеников обернуться против их приручения и попытки приручить реальность. Они могут обнаружить через экзистенциальный опыт, что их теперешний образ жизни - непримирим с их призванием стать более гуманными. Они могут постичь через их связь с реальностью, что реальность - это действительно процесс, подверженный постоянному преобразованию. Если человек-исследователь и его онтологическое призвание- гуманизация, то раньше или позже, он сможет воспринять противоречие в котором банковское образование стремится сохранить его, и тогда он вовлекает себя в борьбу за свое освобождение.

Но гуманистический, революционный просветитель не может ждать пока эта возможность материализуется. Сначала его усилия должны совпасть с таковыми учеников по вовлечению в критическое мышление и поиски взаимной гуманизации. Его усилия должны быть вдохновлены глубокой верой в человека и его созидательную силу. Чтобы достичь этого, он должен быть партнером учеников в отношениях с ними.

Банковская концепция не допускает такого партнерства. Чтобы разрешить противоречие учитель-ученик, заменить роль вкладчика, предписывателя, приручителя на роль ученика среди учеников - это подорвало б силу угнетения и послужило б делу освобождения.

В банковской концепции предполагается дихотомия между человеком и миром: человек -полностью в мире, а не с миром или другими; человек - зритель, а не воссоздатель. В соответствии с таким взглядом, человек - не сознающее существо; он, скорее, - обладатель сознания: пустой "разум" пассивно открытый для принятия вкладов действительности из внешнего мира. Например, моя парта, мои книги, моя чашка кофе, все предметы передо мной - как кусочки мира, которые окружают меня - были б " внутри" меня, точно также как я внутри моего кабинета. Этот взгляд не делает различий между быть доступным сознанию и вхождением сознания. Различие, однако, существенно: предметы, которые окружают меня - просто доступны моему сознанию, а не находятся внутри него. Я осведомлен о них, но они не внутри меня.

Логически следует с банковского понятия сознания, что роль образователя (педагога) -регулировать способ, каким мир " входит в" учеников. Его задача - организовать процесс, который уже происходит спонтанно, " наполнить" учеников, делая вклады информации, которые, он считает, составляют истинное знание*). *) - эта концепция соответствует тому, что Сартр называет " пищеварительная" или " пищевая " концепция образования, при которой знание - " скармливается" ученикам, чтобы " наполнить" их. А так как человек " получает" мир как пассивную сущность, образованию следует сделать их еще более пассивными, и приспособить их к миру. Образованный человек - это приспособленный человек, потому что он лучше " подходит" миру.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: