Welfare State как символ процветания 1 страница

Государство благосостояния в западных странах достигло своего расцвета после Второй мировой войны. Во многом этому способствовали десятилетия экономического роста. Период с 1950-х по 1970-е годы называют «золотым веком» мировой эконо­мики. Опыт социальных реформ в Германии и социальный экспе­римент в Швеции представили миру модель социально ориен­тированной экономики как желанного варианта социального и экономического развития государства.

Наличие многочисленного рабочего класса, мощного рабо­чего движения создавало благоприятные условия для победы со­циал-демократических партий на выборах. Левоцентристские пра­вительства обладали реальной возможностью проводить политику, которая создавала условия для роста экономики, повышения ее

162

5.1. Welfare State как символ процветания

эффективности и в то же время обеспечивала относительно спра­ведливое распределение результатов процветания между пред­принимателями и наемными работниками. Наемные работники получили полную занятость и социальные гарантии, прибыли предпринимателей увеличивались. Экономика бурно развива­лась, производительность труда росла, заработная плата регули­ровалась коллективными соглашениями, заключаемыми между профсоюзами и работодателями, стабильность в экономике по­зволяла корпорациям осуществлять строгий контроль над произ­водством и инвестициями¹.

Шведский эксперимент. Наиболее ярким воплощением мо­дели государства всеобщего благосостояния является социальная политика Швеции. Ее основные черты: отношение к социальной политике как политике для всех, а также понимание ее как цели экономической деятельности государства; прогрессивная нало­говая система, доминирование идеи равенства и солидарности; упреждающий характер проводимых социальных мер; высокий уровень качества и общедоступность социальных услуг; приори­тетность роли государства в финансировании социальных расхо­дов за счет общих налоговых доходов бюджета.

Основные принципы социальной политики Швеции в ее современном значении были определены быстрым ростом про­мышленности в начале XX в., когда при осуществлении социаль­ной политики стали ориентироваться на все население, превра­тив ее в общенациональную политику социального благосостоя­ния. В 1913 г. в Швеции было принято решение о выплате пенсий при наступлении определенного возраста.

Пытаясь объяснить относительно высокий экономический рост в Швеции на протяжении столетия (1870-1970-е годы), обычно подчеркивают экономическую активность страны, бла­гоприятное развитие условий торговли, свободу предпринима­тельства, стабильные правила игры, значительные инвестиции в инфраструктуру, крупные и охватывающие широкие сферы инве­стиций в человеческий капитал, относительное социальное рав­новесие и жизнеспособное гражданское общество.

В 1960-х годах политика солидарности в установлении за­работной платы в основном была направлена на то, чтобы сокра­тить различия в ее размере для работников приблизительно одно-

163

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

го уровня подготовки и умений, занятых в различных производ­ственных секторах. Был провозглашен лозунг «одинаковая плата за одинаковую работу». В 1970-х годах все более очевидной ста­новится тенденция социальной политики к уменьшению разли­чий в заработной плате во всех отраслях.

Государство социальных трансфертов Дании. Данию начала 1950-х годов характеризуют как типичное для тех лет государство всеобщего благосостояния. Однако на общеевропейском фоне она была страной с очень узким государственным сектором. Во второй половине 1950-х годов в ее экономике стала проявляться тенден­ция к росту. Произошли существенные социальные трансформа­ции: усилилась миграция населения из сельской местности в горо­да, повысился социальный статус граждан как следствие более вы­сокого образовательного уровня, повсеместно наблюдался рост занятости, в том числе женщин. Активные социальные перемены сопровождались быстрым развитием государственного сектора страны. Через несколько десятилетий государственный сектор в Дании занял такое же место, как в Швеции².

Новые экономические возможности использовались преж­де всего для превращения страны в современное государство все­общего благосостояния. В 1960 г. была введена система выплат полноценной пенсии по старости, основанная на фонде налого­вых поступлений, что стало ярким проявлением заботы о людях старше 67 лет. В Дании в этот период более, чем в каком-либо другом государстве Северной Европы, наблюдалось укрепление взаимосвязи прав и обязанностей граждан.

В социальной политике Дании решающую роль играли предупреждающие и реабилитационные меры. В 1960-х годах страна переживала подъем: спрос на рабочую силу превышал предложение, и полное использование человеческих ресурсов представлялось благоприятной возможностью для достижения благосостояния. Пределы затрат на возвращение безработных к труду или освобождение женщин от домашних дел не устанавли­вались.

К 1970 г. система социального обеспечения в Дании претер­пела коренную реструктуризацию. Социальные льготы обеспе­чивались на основе налоговых поступлений и принципа беспри­быльности; пособия по безработице выплачивались прежде всего

164

5.1. We/fare State как символ процветания

из налоговых поступлений и почти не ограничивались по време­ни; пенсии по старости выплачивались полностью из налоговых поступлений, причем базовая пенсия не зависела от уровня дохо­да. Ширилась сеть учреждений социального профиля с низкой стоимостью услуг для потребителей (детские сады и др.).

Немецкое экономическое чудо. Становление государства все­общего благосостояния в Германии было далеко не простым. Но с середины 1950-х годов страна вступила в полосу экономическо­го роста, длившегося почти до конца 1960-х годов. Этот период получил название немецкого экономического чуда. В 1950 г. был достигнут уровень довоенного производства. К 1956 г. уровень 1950 г. был удвоен, а к 1962 г. — утроен. Средние темпы экономи­ческого роста составляли около 7,8%. Что особенно важно, уро­вень инфляции в стране был одним из самых низких в Европе³.

В 1951 г. был принят закон, закреплявший участие рабочих в управлении производством, вводивший в совет директоров пред­приятия их представителя. Повышался уровень доходов населе­ния, шло активное и массовое формирование среднего класса. Была создана разветвленная система социального страхования.

США: благосостояние как образ жизни. США позднее, чем европейские страны, ввели программы социального обеспечения. После окончания Второй мировой войны в США сложился обще­ственный либерально-консервативный консенсус по вопросам целей и методов государственного регулирования, была принята концепция государства всеобщего благосостояния, основанная на признании того факта, что рыночная экономика не в состоянии устранить неравенство, поэтому в качестве главной цели социаль­ной политики выдвигалось обеспечение минимального уровня социальной защиты и более равномерное распределение доходов. Американские исследователи указывали, что «новый социальный контракт» сложился в связи с тем, что на базе ускоренного эконо­мического роста государство было в состоянии поставить перед собой задачу компенсации социальных издержек экономического развития. Общество благосостояния в США стало образом жизни десятков миллионов американцев.

В результате проведения политики благосостояния в США число лиц с доходами ниже официально установленного порога бедности удалось сократить с 39,9 млн в 1960 г. до 23 млн в 1973 г.,

165

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

или с 22,2 до 11,1 % населения; социальные расходы в федеральном бюджете увеличились с 28,1 % в 1960 г. до 54,3% в 1980 г., а в процен­тах к валовому национальному продукту совокупные государст­венные расходы возросли с 8,8% в 1950 г. до 19% в 1975 г.⁴

5.2 Политика благосостояния в условиях кризиса

В середине 1970-х годов в результате сильнейшего нефтяно­го кризиса европейские страны столкнулись с серьезными эконо­мическими проблемами. «Золотой век» экономического роста за­кончился⁵. Чрезмерно широкие социальные гарантии, предостав­ленные государством благосостояния своим гражданам, высокая безработица, старение населения требовали непрерывного увели­чения расходов на государственные социальные программы⁶.

В 1980-х годах социальное государство становится объек­том критики: его обвиняли в чрезмерной расточительности и не­эффективности социальных расходов. Более того, под влиянием идей монетаризма и либерально-консервативных концепций по­литики заявляли, что деятельность социального государства ста­ла фактором снижения конкурентоспособности⁷.

Среди негативных последствий проведения политики Welfare State также называли:

выраженный и ощутимый для национальной экономики отток капитала; снижение уровня трудовой активности населе­ния из-за сверхвысокой социальной защищенности; развитие иждивенчества и элементов спекуляции⁸;

высокий уровень страховых платежей.

Что же произошло с государством всеобщего благосостоя­ния за десятилетия реализации этой модели? И.А. Григорьева в обобщающей статье «Развитие теоретических подходов к соци­альной политике в 1990-2000-х гг.» (2012) отмечает: «... в течение второй половины XX в.... Принято было считать, что результаты социальной политики должны быть связаны с ростом благосо­стояния, снижением неравенства собственности или доходов. Однако в конце 1980-х годов эта идеология подверглась критиче-

166

5.2. Политика благосостояния в условиях кризиса

скому переосмыслению. Произошло резкое снижение расходов на социальные программы в США эпохи президента Р. Рейгана (конец 1970-х - 1980-е годы), уменьшение роли государства и приватизация многих, в том числе социальных, сервисов в Вели­кобритании премьер-министра М. Тэтчер. В это же время в Гер­мании началась резкая критика "заботливого социального госу­дарства"»⁹.

Что вызвало критическое переосмысление политики госу­дарства всеобщего благосостояния?

Пьер Розанваллон — французский ученый, один из теоре­тиков государства всеобщего благосостояния — обращается к этому вопросу в работах «Кризис государства всеобщего благосо­стояния» (1981)'° и «Новый социальный вопрос» (рус. изд. 1998). Розанваллон рассматривает историю государства всеобщего бла­госостояния, анализирует его взлеты и падения, успехи и просче­ты, делает выводы и прогнозирует будущее. Ученый утверждает, что во второй половине XX в. модель государства всеобщего бла­госостояния пережила три кризиса: экономический, идеологиче­ский и философский (концептуальный), которые привели к необ­ходимости кардинального обновления и модернизации общих оснований самой концепции.

В конце 1970-х годов казалось, что вот-вот в общественной жизни восторжествует утопия, люди будут защищены от нужды и основных жизненных рисков. Однако начиная с 1980-х годов рост безработицы и появление новых форм бедности показали иллю­зорность этихпредположений. Государство всеобщего благосостоя­ния переживало свой первый экономический кризис.

Второй кризис — идеологический — пришелся на 1980-е го­ды, когда под вопрос была поставлена эффективность методов государственного вмешательства в экономику при решении со­циальных проблем. Особенно активной переоценке в этот пери­од подвергались растущая бюрократизация государственного ап­парата и закрытый характер принятия решений, результатом чего стала путаница приоритетов, вызвавшая кризис легитимности".

Ситуация еще более обострилась в 1990-е годы, когда на­ступила новая фаза кризиса. Помимо проблем финансирования и управления под вопрос были поставлены принципы общест-

167

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

венной солидарности и концепция социальных прав — концеп­туальные и ценностные основы модели государства всеобщего благосостояния.

С начала 1990-х годов в Европе просматривается некоторая тенденция к свертыванию социальной деятельности государства.

Среди работ, в которых предпринимается пересмотр кон­цепции и практики государства благосостояния в развитых стра­нах, особого внимания заслуживает книга П. Пирсона «Демонтаж государства благосостояния? Рейган, Тэтчер и политика сверты­вания» (1994)¹².

Проанализировав изменения, произошедшие за два десяти­летия в социальной политике развитых стран, Пирсон пришел к выводу о необходимости проведения четкого различия между так называемым «программным» и «системным» свертыванием госу­дарства всеобщего благосостояния. Под программным свертывани­ем государства благосостояния имеется в виду такое сокращение тех или иных социальных программ или же их столь существенное изменение, что эти программы перестают быть частью «институ­циональной» модели государства благосостояния и становятся элементом «остаточной модели». Под системным свертыванием государства благосостояния имеются в виду такие изменения в по­литической системе развитых стран, которые создают возмож­ность общего свертывания государства благосостояния¹³.

Оценивая ситуацию в условиях кризиса государства всеоб­щего благосостояния, Г. Эспинг-Андерсен писал: «Послевоенное государство благосостояния было сконцентрировано на здраво­охранении, образовании и перераспределении доходов. Оно опи­ралось на стабильную семью, спорадическую и циклическую без­работицу, которые не были регулярными. Перераспределение благоприятствовало пожилым людям. Сегодня семья и рынок труда переживают не лучшие времена, рождаемость падает и на­селение стареет. Все это подводит нас к финансовому кризису. Скандинавия составляет исключение: в остальных странах зна­чительная часть расходов осуществляется в пользу пенсионеров, притом что основные риски выпадают на долю молодого населе­ния. Вполне возможно, что принцип всеобщей включенности в постиндустриальном обществе уже проиграл альтернативному принципу рынка победителей»¹⁴.

168

5.3. Что же произошло с государством всеобщего благосостояния?

Интересно, что кризис существующей модели и ее резкая критика особенно не сказались на предпочтениях масс — опросы общественного мнения на протяжении не одного десятилетия фиксировали сильную и стабильную во времени массовую поддер­жку основных принципов государства всеобщего благосостояния и ряда отдельных социальных программ, проводимых им'⁵. Такая приверженность базовым принципам, а то и поддержка наи­более затратных и экстенсивных элементов социального обеспече­ния, удивляли многих исследователей общественного мнения¹⁶. Особенно непонятной представлялась поддержка обширных со­циальных программ такого рода в США — стране, население ко­торой всегда с подозрением относилось к попыткам вторжения государства в общественную жизнь и исторически предпочитало руководствоваться принципами индивидуализма и экономиче­ской самодостаточности¹⁷.

5.3.

Что же произошло с государством всеобщего благосостояния?

Неолиберальная программа и критика государства всеобщего благосостояния

После десятилетий расцвета государства всеобщего благо­состояния в его адрес начинает высказываться критика разного рода. Политики и эксперты называют различные причины кри­зиса Welfare State.

Французский философ Мишель Фуко в лекциях, прочитан­ных в Коллеж де Франс в 1978/1979 учебном году, выступил с кри­тическим анализом неолиберальной правительственной деятель­ности в контексте теории государства благосостояния и кейн-сианской модели экономики.

Прежде всего Фуко задался вопросом: «Что представляет собой социальная политика в условиях экономики благосостоя­ния?». Во-первых, социальная политика становится противове­сом «произвольным экономическим процессам», которые оказы­вают разрушительное действие на общество и приводят к нера-

169

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

венству между людьми. Во-вторых, при экономике благосостоя­ния происходит обобществление потребления. Оно становится коллективным (в том числе медицинское, культурное потребле­ние). И в-третьих, проведение социальной политики предполага­ет, что в условиях экономического роста и усиления государства предоставляемые «вознаграждения и компенсации» становятся все более щедрыми, а сама политика — все более «активной и ин­тенсивной»¹⁸.

Далее Фуко воспроизводит неолиберальную критику соци­альной политики. Во-первых, социальная политика, которая ста­вит своей целью преодоление социального неравенства, не может применяться в экономике, основанной на принципе дифферен­циации и конкуренции: «ценовой механизм достигается вовсе не в результате эгалитаризации, но игрой дифференциаций, прису­щей всякому механизму конкуренции и распространяющейся че­рез колебания, которые выполняют свою функцию лишь при условии, что им позволено играть»¹⁹. Иными словами, социаль­ная политика, которая пытается компенсировать результаты эко­номических процессов, противоречит идее рыночной экономи­ки, построенной на механизме конкуренции.

Во-вторых, социальная политика не должна строиться на обобществлении потребления и доходов. Напротив, более эф­фективным инструментом будет приватизация. Государство и об­щество неспособны и не должны оградить индивидов от различ­ных опасностей. От государства требуется обеспечить индивидам высокие доходы, для того чтобы они могли застраховаться «от опасностей существования или от тех неизбежностей существо­вания, какими являются старость и смерть»²⁰. Таким образом, го­сударство опять же не должно осуществлять перераспределение доходов между индивидами, от него требуется обеспечить необ­ходимые условия для роста доходов каждого индивида. Основ­ным инструментом в этом случае является частная собственность. Неолиберализм предполагает «индивидуальную социальную по­литику» вместо «социалистической социальной политики». Цель государства — «предоставить каждому своего рода экономиче­ское пространство, внутри которого он сможет позаботиться о себе и противостоять опасностям»²'.

170

5.3. Что же произошло с государством всеобщего благосостояния?

Согласно Фуко, суть критики государства всеобщего благо­состояния с позиций неолиберализма заключается в том, что ин­дивид должен сам обеспечивать себе достойную жизнь при опре­деленных экономических и социальных условиях: «...индивид и есть совокупность [защищающих его от опасностей] резервов, которыми он располагает либо просто в индивидуальном поряд­ке, либо через взаимопомощь, либо еще каким-то образом»²².

Триумфальное падение Welfare State

Джеймс Петрас — почетный профессор социологии в Нью-Йоркском университете Бингхамптон — в статье «Великая транс­формация...» (2012) также обращается к анализу причин возник­новения и кризиса системы Welfare State²³.

Упадок полувековой системы западноевропейского и севе­роамериканского социального законодательства, согласно Петра-су, обозначил наиболее серьезные проблемы последних десятиле­тий. Беспрецедентные сокращения социальных услуг, выходных пособий, занятости населения, пенсионного обеспечения, бес­платного здравоохранения и образования усугубляются регрес­сивным налогообложением, ростом платы за обучение, увеличе­нием пенсионного возраста, а также ростом социального неравен­ства и ухудшением условий труда. Закат государства всеобщего благосостояния не оставляет камня на камне от утверждений ор­тодоксальных буржуазных экономистов о том, что «зрелость» ка­питализма, его «передовое государство», высокие технологии и разветвленные услуги принесут большинству населения колос­сальный рост благополучия, доходов и уровня жизни. Если «услу­ги и технологии» на самом деле совершили огромный скачок, то экономика в целом стала значительно более поляризованной — зарплаты рядовых клерков никоим образом несопоставимы с заоб­лачными доходами биржевых спекулянтов и финансовых воротил. Компьютеризация экономики привела к электронной бухгалте­рии, контролю издержек и ускорению движения спекулятивных фондов в поисках максимальной прибыли, а также способствовала жестокому урезанию социальных программ.

Петрас концентрирует внимание на политических причи­нах возникновения Welfare State. «После разгрома фашистско-ка-

171

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

питалистических режимов и поражения нацистской Германии, — пишет он, — СССР и его восточноевропейские союзники начали осуществлять грандиозную программу реконструкции, восстанов­ления, экономического роста и консолидации власти, основан­ную на далеко идущих социально-экономических реформах. За­падные капиталисты испытали немалый страх, опасаясь того, что западные рабочие захотят "последовать" советскому примеру и начнут поддерживать силы, подрывающие капитализм. Учитывая повсеместную дискредитацию многих западных капиталистов из-за их сотрудничества с нацистами или их запоздалой, вялой оппо­зиции фашистской версии капитализма, западные режимы уже не могли прибегнуть к жестоким репрессивным методам подавления трудящихся, которые европейская и американская буржуазия охотно практиковала в прошлом. Вместо этого западная буржуазия применила двойную стратегию противодействия советским кол­лективистским преобразованиям: выборочное подавление мест­ных коммунистов и леворадикалов сочеталось с уступками в сфере благосостояния. Эти уступки обеспечивали лояльность социал-де­мократических и христианско-демократических профсоюзов и партий»²⁴.

С восстановлением экономики и послевоенным экономи­ческим ростом усиливалось политическое, идеологическое и эко­номическое противостояние: советский блок вводил широкомас­штабные реформы включая полную занятость, гарантированные условия труда, всеобщие бесплатные образование и здравоохра­нение, оплачиваемые отпуска, пенсии, детские оздоровительные лагеря и санаторно-курортное обеспечение для взрослых, а также долговременные отпуска для женщин по уходу за новорожденны­ми детьми. Восточноевропейский социализм подчеркивал прио­ритет общественного благополучия над личным потреблением. Капиталистическому Западу был брошен вызов с Востока, и За­пад ответил расширением индивидуального потребления за счет дешевых кредитов и рассрочки платежей, что стало возможным благодаря более развитой экономике.

Петрас пишет, что Запад с середины 1940-х до середины 1970-х годов соревновался с советским блоком, придерживаясь двух целей: сохранить лояльность трудящихся господствующему порядку, одновременно изолировав радикальные элементы в проф-

172

5.3. Что же произошло с государством всеобщего благосостояния?

союзном движении, и попытаться привлечь рабочих восточного блока аналогичными социальными программами, помноженны­ми на более высокий уровень личного потребления.

Массами восточного блока овладела великая иллюзия: яко­бы западное обещание потребительского рая можно совместить с теми социальными благами, которые они привыкли восприни­мать как нечто само собой разумеющееся.

Тем временем политические сигналы, поступающие с Запа­да, говорили об обратном. С приходом к власти в США президента Рональда Рейгана и в Великобритании премьер-министра Марга­рет Тэтчер буржуазия вернула тотальный контроль над социальной сферой и принялась наносить удары по завоеваниям трудящихся. Новые лидеры Запада развязали колоссальную гонку вооружений с целью истощить СССР и обанкротить его экономику.

Распад советского блока был ускорен беспрецедентной сда­чей горбачевским режимом своих союзников по Варшавскому до­говору НАТО. Местные коммунистические чиновники мгновенно превратились в неолиберальных пешек и угодливых прислужни­ков Запада. Они немедленно запустили широкомасштабные про­цессы приватизации государственной собственности, демонтажа социального и трудового законодательства, которое являлось не­отъемлемой частью коллективистских отношений между рабочи­ми и их начальниками.

Практически вся структура коллективистского «вэлфериз-ма» была уничтожена. Вскоре пришло массовое разочарование рабочих восточного блока: их прозападные, «антисталинистские» профсоюзы устроили им массовые увольнения. Подавляющее большинство боевых рабочих Гданьской судоверфи, связанных с польским антикоммунистическим профдвижением «Солидар­ность», были уволены и занялись поиском работы на резко со­кратившемся рынке труда, в то время как их безмерно чествуемые «лидеры», давние получатели материальной помощи от западных профсоюзов и разведслужб, превратились в преуспевающих по­литиков, редакторов «свободных» СМИ и бизнесменов²⁵.

После того как коллективистское социальное государство было уничтожено, у западных капиталистов отпала необходи­мость конкурировать с кем-либо за создание трудящимся лучших условий жизни. Великий переворот пошел полным ходом.

173

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

В течение последующих двух десятилетий западные режи­мы, либеральные, консервативные и социал-демократические, каждый в меру своих сил и способностей, добивали остатки соци­ального государства: урезали пенсии, увеличивали пенсионный возраст, приучая людей к новой доктрине «работай, пока не по­мрешь». Исчезли гарантии трудоустройства, защита рабочих мест, были урезаны выходные пособия, а увольнение работников было облегчено до предела. Одновременно быстрыми темпами росла мобильность капитала.

Во имя так называемой конкурентоспособности западный капитал деиндустриализировал и перевел за границу целые от­расли промышленности, проделав все это с поразительной легко­стью, буквально без малейшего сопротивления со стороны проф­союзов. Перестав соперничать с социалистическими странами за создание лучших условий для трудящихся, западные капитали­сты стали конкурировать друг с другом за то, кто сумеет потра­тить меньше на зарплаты и соцобеспечение работников, на защи­ту окружающей среды, а также за скорейшее принятие новых за­конов, облегчающих эксплуатацию труда.

На обломках восточноевропейского социализма возникли самые дикие, вопиющие формы бандитского капитализма. Силь­нее всего пострадали от крушения коллективистских режимов женщины-работницы. Они лишились гарантированной работы, отпуска по уходу за детьми, системы бесплатных детских учрежде­ний и законодательной защиты от произвола работодателей. Лик­видация системы всеобщего здравоохранения привела к резкому увеличению детской и материнской смертности. Все эти бедствия стали причиной крупнейшего демографического спада в послево­енной истории — падения рождаемости, роста смертности и т. д.

В заключение Петрас заявляет, что «самым большим ударом по программам социального обеспечения, какими мы их знали и какими они сформировались в период между 1940-1980-ми года­ми, явилось окончание соперничества между советским блоком и Западом. Несмотря на авторитарный характер восточного блока и империалистический характер Запада, оба они стремились моби­лизовать лояльность масс за счет поддержания высокого уровня благосостояния трудящихся и социально-экономических усту-

174

5.3. Что же произошло с государством всеобщего благосостояния?

Социальная политика vs. экономический рост

Упоминавшийся ранее Питер Тэйлор-Губи считает: резкая критика государства всеобщего благосостояния основывалась на предположении, что обеспечение высококачественных общест­венных услуг стоит больше, чем экономика может себе позво­лить. Долгосрочное балансирование между интересами капитала и гражданского населения грозило, в конце концов, закончиться. На официальной конференции, посвященной «кризису благосо­стояния» 1980-х годов, было заключено, что социальная полити­ка во многих странах создает препятствия для экономического роста²⁷.

Основные критические аргументы в адрес социальной поли­тики Welfare State заключались в том, что эпоха государства всеоб­щего благосостояния приходит к концу, модель подобного госу­дарства устарела, принципиально изменился социальный контекст происходящего, государству следует оставаться в стороне от обес­печения услуг благосостояния, социальная политика больше не­способна эффективно удовлетворять существующие потребности.

Ученый перечисляет главные претензии к государству все­общего благосостояния. Во-первых, недавняя его история показы­вает, что неудача в достижении его главных целей таилась в страте­гиях; во-вторых, факторы достижения целей (в частности, прогно­зируемый рост населения в тех группах, которые предъявляют наибольший спрос на социальное обеспечение, и экономические границы поддержания услуг благосостояния) представляют серь­езные проблемы для капиталистической экономики; в-третьих, растущее социальное неравенство демонстрирует некомпетент­ность государства всеобщего благосостояния и подрывает жизне­способность коллектива благосостояния на субъективном уровне, так как состоятельные люди не стремятся обеспечивать бедных.

Тэйлор-Губи обозначает морально-этический аспект проб­лемы. «Новые разработки в теориях социального удовлетворе­ния, — пишет исследователь, — привели социологов к заключе­нию, что стремления и интересы людей представлены более сложными моделями, чем предлагали теории прошлых времен. Структура современного общества слишком сложна для того, чтобы быть управляемой государством всеобщего благосостоя­ния, основанном на перераспределении между социальными

175

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: