Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Welfare State как символ процветания 2 страница




Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

классами и доходными группами. Новые подходы к пониманию нужды и социальных прав могут подорвать идею о том, что гаран­тированный доступ к услугам благосостояния — ключевой ком­понент гражданской жизни. На уровне нравственной теории это сильнейший аргумент в пользу государства всеобщего благосо­стояния, который может быть найден и который также подверга­ется серьезной критике»28.

5.4 Изменение пространственных масштабов

Среди причин пересмотра основ современного государства всеобщего благосостояния — глобализация и изменение про­странственных масштабов. Базовое деление европейского про­странства на государства-нации претерпевает серьезные транс­формации. Изменения имеют территориальный, управленческий, социальный и культурный характер. В литературе ведется широ­кая дискуссия о последствиях подобного изменения границ29.

К этой проблеме обращается профессор политических и социальных наук Майкл Китинг. Он пишет: «Европейское госу­дарство всеобщего благосостояния находилось в неизменном со­стоянии с момента своего зарождения в явной или неявной моде­ли суверенного государства, отделенного границей. Общая нацио­нальность подкрепляет социальную солидарность и обеспечивает логическое обоснование процедуре перераспределения благ. Силь­ное централизованное государство способно мобилизовать ресур­сы для программ социального вспомоществования и перераспре­делить их как между отдельными людьми, так и между целыми территориальными образованиями»30.

Изменение пространственных масштабов создает новые уровни взаимодействия (надгосударственный и подгосударст-венный) в форме, с одной стороны, глобализации и европейской интеграции, а с другой — региональной инволюции31.

Какими последствиями чреваты подобные изменения? К чему может привести крах суверенного государства? Чем это грозит модели государства благосостояния?

Китинг объясняет, что европейское государство-нация — это набор пространственных границ, огораживающий несколько

176

5.4. Изменение пространственных, масштабов

связанных систем, в том числе систему народного хозяйства. На­циональное государство соответствовало общей культуре и иден­тичности, часто развитым самим же государством посредством политики социализации, а также благодаря единому историче­скому опыту. Начиная с XX в. именно исторический опыт форми­ровал основу государства всеобщего благосостояния32.

Кейнсианское государство всеобщего благосостояния обла­дало прочной территориальной размерностью: когда в одной части страны дела шли плохо, туда направлялись дополнительные пото­ки пособий по безработице и прочих социальных выплат, в то вре­мя как сбор налогов там сокращался. При региональной политике государства благосостояния ресурсы переводились из богатых ре­гионов в бедные. У региональной политики имелась трехкомпо-нентная цель, которая объясняет ее политическую поддержку. Эко­номически региональная политика стремилась задействовать в про­изводстве простаивающие ресурсы с периферии, таким образом увеличивая национальный выпуск и сглаживая несовершенства рынка. В этом смысле данная мера рассматривалась как времен­ная, существующая для интеграции данных регионов в националь­ную экономику, после чего они становились бы самодостаточны­ми. В социальном плане такой перевод ресурсов был территориаль­ной экспансией национальной солидарности, так как трансферты по размеру превосходили все, что рассматривалось как способ по­мочь небогатым национальным государствам. С политической точ­ки зрения это решение способствовало поддержке действий пра­вительства в различных регионах. Данная политика учитывала ин­тересы всех сторон: бедные регионы начинали развиваться, а бо­гатые выигрывали от облегчения инфляционного давления и обре­тали рынки для сбыта своей продукции. Национальная экономика выигрывала от возросшего выпуска и мобилизации незадейство­ванного труда и капитала.

Таким образом, кейнсианское государство всеобщего благо­состояния ассоциировалось с политической и социальной центра­лизацией. Единый народ создавал мотивацию для перераспределе­ния и социальной солидарности. Централизованные институты и политики мобилизовали ресурсы в масштабах всего государства с целью последующего распространения. Территориальное сраста­ние сопровождалось социальным благодаря централизованной и направляемой сверху вниз региональной политике.

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

Широко распространено мнение о том, что к 1970-м годам миссия национальной интеграции в Западной Европе была вы­полнена. Однако в 1990-е годы территориальная политика обрела новую значимость в контексте глобальных и панъевропейских изменений.

Китинг называет основные направления пространствен­ных изменений: детерриториализация, правительственная де­централизация и региональная инволюция.

«Мир без границ» в контексте изменения пространственно­го масштаба (детерриториализация) обсуждается довольно широ­ко в последние годы. И это вполне оправданно: экономические системы более не ограничены контурами государства, капитал мо­билен на глобальном уровне, а товары и услуги (пока что за исклю­чением рабочей силы) перетекают свободно. Правительства во многом утратили способность регулировать социальную и эконо­мическую сферы. Даже культура в известной степени подвержена глобализации.

В то же время происходит «перетерриториализация»: функ­циональное, культурное и институциональное пространство пе­речерчивается границами в разных направлениях. Исследования, посвященные изменению пространственных масштабов и новому регионализму, показывают, как различные системы восстанавли­ваются на новых уровнях, которые, в отличие от модели суверен­ного государства, иногда не согласуются друг с другом.

Может показаться, что территория утрачивает присущую ей роль, поскольку экономика перемещается от физической к умственной деятельности, и транспортные системы и коммуни­кации в связи с этим претерпевают коренные изменения. Но в то же время самая высокая территориальная концентрация просле­живается в отраслях, подобных финансовому обслуживанию или программному обеспечению, а они базируются в первую очередь на электронных средствах связи и в последнюю — на старых фак­торах производства.

Получает все большее признание тот факт, что нет никако­го противоречия между «подгосударственным» регионализмом и глобализацией (или европейской интеграцией). Напротив, они представляют собой две стороны изменения пространственных масштабов; оба «подтачивают» старое суверенное государство.

178

5.4. Изменение пространственных масштабов

Действительно, слово «регионализм» употребляется для описа­ния как над-, так и подгосударственных пространств.

Экономисты утверждают, что конкурируют только фирмы, а не регионы. Но идея межрегиональной конкуренции сейчас пи­тает политику на национальном и панъевропейском уровнях, в то время как региональная и местная политика часто вращается во­круг тех, кто лучше усовершенствует конкурентные преимущест­ва. Результатом всего этого является определенный неомеркан­тилизм, поскольку регионы изображаются конкурирующими за абсолютное преимущество, а не (как в старой модели) оккупиру-ющими сопутствующие ниши на мировом рынке через сравни­тельное преимущество. Региональная политика, как следствие, децентрализуется от государства к самим регионам.

Это вызывает опасение роста пространственного неравенст­ва, так как более зажиточные регионы способны отталкиваться от своих преимуществ и в инфраструктуре, и в социальном капитале. Также может возрасти внутрирегиональное неравенство, посколь­ку индивиды и секторы, лучше всего приспособленные к междуна­родной конкуренции, могут требовать для себя более льготных ус­ловий в качестве цены за то, что они не будут самопроизвольно отсоединяться. Регионы, которым недостает внутренних преиму­ществ, будут стремиться удержать и привлечь капитал путем со­кращения издержек и социальных надбавок и, где это позволено, передачи ресурсоемких преимуществ инвесторам33.

«Не только экономические системы изменили масштаб, — продолжает Китинг. — Политическая самобытность перестрои­лась на многих уровнях. <...> Изменение пространственных мас­штабов создает проблемы как государству, так и нации. Новая пробуждающаяся национальность и движение национальных меньшинств включаются вместе с наднациональной интеграци­ей, и сейчас ожидается, что они будут предъявлять требования в европейском контексте.

Существуют опасения, что рост этих конкурирующих тер­риториальных единиц подорвет национальную идентичность на уровне государства и тем самым поставит под угрозу важный фактор национальной солидарности. Если граждане перестанут видеть друг в друге соотечественников, у них притупится желание делиться ресурсами»34.

179

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

Далее Китинг отмечает, что «по мере того, как функцио­нальные системы изменяются в размерах, то же самое делают и системы экономического и социального регулирования»35.

Европейская интеграция в форме Евросоюза представляет собой эволюционирующую систему регулирования вопросов, ко­торые перекочевали на наднациональный уровень и требуют еди­ного ответа. Ведутся постоянные споры о том, что представляет собой этот уровень и каково его предназначение. Они задают тон сторонникам «подправительств», которые хотят защищать госу­дарство-нацию и оппонируют «наднационалистам», которые хо­тят создать более однородное европейское пространство и рас­сматривают Европу в качестве чистого рынка, в отличие от тех, для кого предпочтительнее социальная точка зрения.

Еще одна тема для обсуждения — это ответ на запросы де­мократизации и ответственности.

Третье направление (региональная инволюция) — это реак­ция на возникающие (в том числе заново) подгосударственные самобытности в регионах и исторических нациях. Региональный управляющий орган может принимать множество форм: от функ­ционально ограниченных во Франции, где регионы в большинст­ве своем ответственны за планирование и расчет инвестиций, до общих многоцелевых систем в Испании и развитых наций в Ве­ликобритании; эти страны сейчас квазифедеративны в своем кон­ституционном обличье.

Согласно Китингу, регионы основываются как новые про­странства в различных смыслах. Это функциональные простран­ства, разделяемые по экономическому критерию, который на еди­ном европейском рынке может и не соответствовать границам территорий, но может располагаться во внутренних или межгосу­дарственных пространствах. Это институциональные пространст­ва, определяемые новыми институтами правительств различных типов. В некоторых случаях существуют пространства идентично­сти и принадлежности, основывающиеся на культурной общности или исторической традиции. Регионы могут являться политиче­скими пространствами в том смысле, что граждане оценивают со­циальные и экономические вопросы с учетом их влияния на реги­он, а не просто на государство в целом, и потому политические партии проводят свои кампании внутри регионального каркаса. Могут существовать пространства, соответствующие гражданско-

180

5.5. Социальное иждивенчествооборотная сторона благоденствия

му обществу в той степени, что группы и социальные движения мобилизуются по региональному основанию и группируют свои требования в региональных терминах. В других случаях границы этих объектов могут расходиться, создавая напряжение и споры по поводу определения регионального пространства. Но в любом случае регионы не столь ограничены в пространственном отноше­нии по сравнению со старым национальным государством.

Итак, что же произошло? Пространственное изменение мас­штабов в Европе преобразовало отношения по всей территории, самобытность, функции и институты. Идеал государства всеобще-л го благосостояния, основанный на общем социальном гражданст­ве, подвергся опасности со стороны территориального размыкания,./ функций, институциональной децентрализации и ослабления со-i циальных и территориальных солидарностей36.

В ходе научных дискуссий высказывались опасения, что правительственная децентрализация сама по себе приведет к рас­паду унитарного государства всеобщего благосостояния, которое зиждилось на централизованных институтах и политике.

Китинг полагает, что стремление перестроить государство всеобщего благосостояния на старом фундаменте перед лицом изменений обречено на провал.

5.5

Социальное иждивенчество — оборотная сторона благоденствия

Определения понятия «иждивенчество»

Рост социального иждивенчества в развитых европейских странах — одна из проблем демократии благосостояния. В чем причина этого социального явления? По своей структуре оно да­леко не простое и имеет как экономические, социальные, так и психологические основания.

В толковых словарях мы можем найти определения и трак­товки понятия «иждивенчество»:

«Иждивенчество — Стремление во всем рассчитывать не на свои силы, а на помощь других, вообще жить за чужой счет. Иждивенческие настроения»37;

181

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

«Иждивенчество — 1) а) Положение иждивенца, иждивен­ки, б) Состояние, пребывание на чьем-то иждивении. 2) перен. Стремление жить, постоянно рассчитывая на чью-либо помощь, а не свои силы и средства»38.

Можно заметить, что понятие «иждивенчество» и в других значениях имеет явно негативный смысл — стремление жить за счет других (людей, общества).

Социальное иждивенчество как последствие социальной политики государства

Иждивенчество — далеко не новое социальное явление, и известно оно на протяжении столетий. Социальное иждивенче­ство как одно из последствий проведения политики патернализ­ма имело место в разных странах в условиях разных политических режимов и форм правления, в том числе в СССР в условиях пла­новой экономики и социальной политики39. В данной работе мы не будем существенно углубляться в историю социального (или индивидуального) иждивенчества, но поскольку это явление час­то называют в числе основных последствий проведения полити­ки государства всеобщего благосостояния, одной из примет кри­зиса Welfare State, мы приведем некоторые примеры подобных последствий и проанализируем современную ситуацию.

Опыт Спинхемленда (1795)

Мы уже отмечали, что Великобританию называют перво­проходцем в области теории и практики социального реформи­рования, в области социальной политики. Опыт Великобритании во многих отношениях был примером для других стран. Яркий эпизод — история поисков социальной политики по отношению к бедным в Великобритании в эпоху промышленной революции. Одним из центральных событий этой истории стало принятие в 1795 г. так называемого закона Спинхемленда.

Этот закон сыграл немаловажную роль в истории становле­ния рыночных отношений в Великобритании. Для нас важно то, что благодаря закону Спинхемленда за 100 лет до кризиса госу-

182

5.5: Социальное иждивенчествооборотная сторона благоденствия

дарства всеобщего благосостояния Великобритания столкнулась с феноменом социального иждивенчества.

Цель закона заключалась в обеспечении бедных минималь­ным доходом. Предполагалось выплачивать некую добавочную сумму к зарплате в соответствии с определенной шкалой. Чем же было вызвано введение этого закона?

В конце XVII — середине XVIII в. слабости трудового зако­нодательства (Статут о ремесленниках 1563 г., Закон о бедных 1601 г., Акт об оседлости 1662 г. и другие законодательные акты) привели к чрезвычайному обострению социальной ситуации, вы­явив свое растущее несоответствие изменявшейся экономиче­ской ситуации.

Карл Поланьи в своем знаменитом труде «Великая транс­формация...» детально описывает и анализирует причины приня­тия закона и последствия этого акта40.

Закон Спихемленда был попыткой снизить социальную напряженность, предотвратить возможные революционные дей­ствия. И это в принципе удалось: «Ни одна мера никогда не встре­чала столь всеобщего одобрения. Родители были избавлены от заботы о детях, а дети больше не зависели от родителей; хозяева могли сколько угодно понижать зарплату, а их работникам, как усердным, так и нерадивым, уже не грозил голод; филантропы приветствовали эту меру как акт милосердия, пусть и не совсем справедливого, а эгоисты легко утешались той мыслью, что ми­лосердие это обходится им не слишком дорого, и даже налого­плательщики не сразу поняли, что должно произойти с налогами при новой системе, провозгласившей "право человека на жизнь" независимо от того, зарабатывает он на нее или нет»41.

Лишь спустя некоторое время стало ясно, что следствиями закона наряду с серьезным экономическим спадом явились не только тотальное обнищание народных масс, но и их деморализа­ция, что поставило в тупик английское общество той эпохи. Пер­вое и наиболее явное последствие ярко характеризует пословица того времени: «Сел на пособие раз — не слезешь с него никогда».

Каковы другие последствия принятия закона Спинхемлен­да? Прежде всего это катастрофическое падение производитель­ности труда: «Уже через несколько лет производительность труда опустилась до уровня, характерного для пауперов, предоставив

183

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

5.5. Социальное иждивенчество — оборотная сторона благоденствия

таким образом работодателям еще одно основание не поднимать зарплату выше шкалы. Ибо если интенсивность труда, его каче­ство и эффективность падали ниже определенного уровня, то он уже ничем не отличался от простого "валяния дурака", от види­мости работы, которую сохраняли ради приличия»42.

Кроме того, фактически был уничтожен рынок труда: «Ре­альная заработная плата должна была постепенно опуститься до нулевого уровня, и таким образом все затраты на содержание ра­ботника легли бы на приход... <...> Будь у рабочих право объеди­няться для защиты своих интересов, система денежных пособий могла бы, конечно, оказать на средний уровень заработной платы противоположное влияние, ибо действиям профсоюзов в значи­тельной степени способствовала бы система помощи безработ­ным, предусматривавшаяся столь широким применением зако­нодательства о бедных»43. Но «право на жизнь» в сочетании с не­справедливыми законами 1799—1800 гг., направленными против рабочих союзов (профсоюзы разрешили лишь в 1870 г.), привело к падению заработной платы и массовому пауперизму.

Более того, «финансовое осуществление "права на жизнь" приносило, в конечном счете, несчастье тем самым лицам, для ко­торых оно, казалось бы, должно было стать спасением»44. Это не­посредственным образом следует из нашего предыдущего выво­да — сведения на нет рынка наемного труда. Поскольку главным следствием системы пособий стало то, что уровень заработной платы опустился ниже прожиточного минимума, фермеры не же­лали нанимать работников, у которых оставался хотя бы крошеч­ный клочок земли, поскольку человек, владевший собственно­стью, не имел права на пособие от прихода, а обычная заработная плата была столь низкой, что человек не мог обеспечить существо­вания семьи без дополнительной помощи в том или ином виде. Поэтому в некоторых районах шанс найти работу был лишь у тех, кто содержался за счет налогоплательщиков; те же, кто пытался обойтись без пособий и зарабатывать на жизнь собственным тру­дом, едва ли могли где-либо устроиться. Таким образом, те, кто хо­тел заработать больше, чем обеспечивало пособие, не мог этого сделать. Соответственно даже у тех, кто был готов и хотел трудить­ся, это желание постепенно пропадало. Поланьи говорит о том,

что, попав в замкнутый круг этой системы, человек оказывался в ловушке. Закон искусственно превращал полноценных работни­ков (тех, кого мы выше называли здоровыми бедняками) в паупе­ров, размывал границы между рабочим классом и классом паупе­ров, превращая их в единую серую массу нищих.

Поланьи называет закон Спинхемленда орудием демора­лизации масс: «Налог в пользу бедных превратился в желанную добычу для многих... Чтобы урвать свою долю, наглецы и грубия­ны пытались застращать начальство; развратники выставляли на­показ незаконнорожденных детей, которых нужно было кормить; бездельники, скрестив на груди руки, спокойно ожидали, пока им ее принесут; невежественные девицы и парни на эти деньги венчались; браконьеры, воры и проститутки вымогали их угроза­ми; сельские мировые судьи щедро раздавали их ради популярно­сти, а попечители — для того чтобы освободить себя от лишних забот. Вот как расходовались эти средства...»45.

Так призванный сдержать рост нищеты закон Спинхемленда привел к тяжелейшим социальным последствиям, переживавшим­ся Великобританией в последующие 40 лет. Лишь в 1834 г. парла­мент, избранный на основе новой избирательной системы, отме­нил закон Спинхемленда. «Согласно новому закону, лица, живу­щие самостоятельно, впредь лишались права на пособие. Закон проводился в жизнь дифференцированно и на общенациональном уровне; в этом отношении он также означал решительный разрыв с прежней практикой. С дотациями к заработной плате было, разу­меется, покончено»46. В 1834 г. также были приняты поправки к законодательству о бедных, в корне изменившие ситуацию47.

Ловушка эгалитаризма

Мы отмечали, что повышенный интерес к возможностям социальной политики в преддверии XX в. был определен соци­альными и внутриполитическими причинами. Экономические трансформации новой индустриальной эпохи, повлекшие за со­бой серьезные социальные сдвиги, все более отчетливые и прав­доподобные перспективы уже не природных, а социальных ката­строф, кардинальные нарушения социальной стабильности тре­бовали перехода от фрагментарной, разовой политики решения

184

185

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

социальных проблем к созданию социальной политики как на­правления внутренней политики государства.

Либерализм и эгалитаризм можно рассматривать как два полюса возможной реализации программ общественного благо­устройства. Вот, собственно, в этих пределах — между свободой и равенством — и складывались возможные концепции и модели проводившейся социальной политики.

Либерализм — понятие, пережившее более чем двухвеко­вую историю и проникшее в самые разные области общественной жизни. За это время понятие либерализма пережило множество содержательных трансформаций, трактовок, интерпретаций. Од­нако для социальной политики термины «либерализм», «либе­ральный» — это символы политики, апеллирующей к социальной и экономической самостоятельности индивида, декларирующей если не полный отказ от государственного вмешательства, то мак­симальное его сокращение и ущемление в правах.

Эгалитаризм, как мы знаем, также сыграл большую роль в истории человечества. Идея разумной и целесообразной деятель­ности по преобразованию общества на основах равенства достигла своих высот в марксистской философии. Изучение особенностей капиталистического способа производства, а также положения ра­бочего класса как неимущего было предпринято в марксизме с це­лью обоснования неизбежности построения справедливого обще­ства и ликвидации социального неравенства посредством проле­тарской революции.

Эгалитаризм заложил основы социальной политики, строя­щейся на принципах равного распределения. Преимущественно эта социальная политика осуществлялась в условиях патернализ­ма (СССР, скандинавский вариант с явным стремлением к равен­ству в доступности социальных услуг).

Опыт различных государств показал, что эгалитаризм как путь решения социальных проблем при очевидной привлекатель­ности еще задолго до XX столетия доказал свою недееспособность.

В XX в. СССР также испытал все плюсы и минусы «уравни­ловки». С одной стороны, эгалитаризм как принцип социальной политики сыграл важную роль в обеспечении общедоступности социальных благ для советских людей. На его основе в СССР была достигнута всеобщая грамотность, улучшены жилищные условия

186

5.5. Социальное иждивенчество — оборотная сторона благоденствия

миллионов людей, снижен уровень заболеваемости по большин­ству болезней, увеличена продолжительность жизни. С другой сто­роны, эгалитаризм снижал стимулы к труду у населения, отрица­тельным образом влиял на качество предоставляемых услуг. При этом декларируемые государством эгалитаристские принципы ча­сто вступали в противоречие с многочисленными привилегиями номенклатурного класса48.

Равенство — этот девиз великих буржуазных революций — в современном мире давно уже трактуется не как равенство рас­пределения, а как равенство стартовых возможностей.

Двести лет после Спинхемленда

В XX в. социальное иждивенчество рассматривается как одно из негативных последствий политики Welfare State. Этому вопросу посвящен значительный корпус литературы, проблема социального иждивенчества серьезно обсуждается на политиче­ских и экономических форумах: «Политики и эксперты заклей­мили реципиентов социальной помощи как безответственных и слабовольных, не желающих работать до тех пор, пока на это их не спровоцирует реформа Welfare State. В США реформа Welfare изменила программу, именуемую "Помощь семьям с детьми-иждивенцами", на "Временную помощь нуждающимся семьям", подчеркивая временные ограничения и необходимость трудо­устройства для реципиентов социальной помощи. Политики за­являют, что такие изменения решают проблему зависимости, иными словами, идею, что общество благосостояния делает сво­их реципиентов (материальной помощи) зависимыми от государ­ства и неспособными обеспечивать себя и свои семьи»49.

Итак, существует мнение, что начиная регулярно получать материальную помощь от государства, например, во время бере­менности или в связи с сокращением на работе, реципиенты при­выкают к обеспечению и деградируют. Способность зарабатывать и нести ответственность за себя и свою семью «атрофируется», и индивиды начинают во всем полагаться на государство. Так, пред­полагается, что краткосрочная и непреднамеренная (в силу обстоя­тельств) зависимость перерастает в намеренную и долгосроч­ную — в иждивенчество.

187

Глава 5. Расцвет и кризис государства всеобщего благосостояния

Известно, что политика благосостояния в таких прогрес­сивных странах, как Великобритания и США, при всех ее поло­жительных сторонах, подвергалась также и критике — главным образом в связи с тем, что она делает общество пассивным и зави­симым. «Общество благосостояния медленно, но верно делает людей зависимыми» — вот самый распространенный стереотип. В американских СМИ эта проблемная тема среди всех обсужде­ний, касающихся общества благоденствия, является доминирую­щей, что демонстрирует большую обеспокоенность этим вопро­сом в обществе.

Все же критика государственного обеспечения, содержа­ния — это неоднозначное осуждение любых его проявлений. Во­прос о государственной поддержке, с одной стороны, пенсионе­ров и безработных молодых людей, а с другой — малолетних ма-терей-афроамериканок, общество воспринимает по-разному.

Отношение к зависимости и иждивенчеству в обществах всеобщего благоденствия менялось с течением времени.

Исторический контекст

В статье «Генеалогия зависимости...» (1994) исследователи Н. Фрейзер и Л. Гордон задаются вопросами, почему темы бедно­сти и неравенства обсуждаются в контексте проблемы Welfare de­pendency, почему вообще социальные службы стали ассоциировать­ся с зависимостью граждан в определенно негативном значении? Они предпринимают попытку проследить, как использовалось понятие зависимости в ходе истории, какие события влияли на по­нимание этого слова, изменение его смысла, добавление новых коннотаций. Фрейзер и Гордон считают, что «термины, описываю­щие социальную жизнь, обладают некоей активностью, способной вносить изменения, формировать действительность», именно по­этому важен анализ такого понятия, как зависимость, — в разных значениях оно и однокоренные слова практически на протяжении всей истории являлись определениями социальных отношений50.

Авторы статьи отмечают, что в современных социально-экономических условиях политические деятели, придерживаю­щиеся различных взглядов (консерваторы, либералы, демокра­ты), солидарны в критике Welfare dependency51. Эксперты в обла­сти политики соглашаются, «что (Welfare) зависимость наносит

188

5.5. Социальное иждивенчество — оборотная сторона благоденствия

вред, подрывает мотивацию людей содержать себя самостоятель­но, она изолирует и стигматизирует реципиентов таким образом, что подчеркивает, акцентирует: они являются низшим классом как по мировоззрению, так и по условиям жизни»52.

Обратившись к историческому контексту проблемы соци­альной зависимости, Фрейзер и Гордон рассмотрели разные эта­пы формирования этого явления.

Америка в 1890- 1945гг. Характерное употребление термина «зависимость» в связи с обществом благосостояния было разрабо­тано в США. Соединенные Штаты Америки были особенно ак­тивны в действиях по формированию иждивенчества как одной из характерологических особенностей современного человека, как одного из его недостатков. Из-за того что в стране не было силь­ного, влиятельного наследия феодализма или аристократии, а следовательно, и общепринятого понимания, смысла взаимовы­годных отношений между господином и подданным, то древние, преиндустриальные значения зависимости — как нормального, главенствующего, разделяемого большинством состояния — были слабы, а уничижительные, оскорбительные значения, коннота­ции превалировали53.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных