Welfare State вместо благотворительности?

На протяжении столетий благотворительность была одним из основных институтов общества, фактически осуществ­лявшая обеспечение социальной помощи (при этом ее роль не ограничивалась социальными функциями, но оказывала суще­ственное влияние на формирование морального сознания). В XX столетии благотворительность теряет свои позиции, оставляя преимущество столь сильному контрагенту, как го­сударство. Что выиграло и что проиграло общество, предо­ставив решение социальных проблем государству и минимизи­ровав благотворительные практики?

7.1 Благотворительность в истории

Благодеяние, дарение, жертвование как основа традиций филантропии в эпоху Античности

Истоки филантропической деятельности уходят в глубь ве­ков. В Античности наряду с формированием практик филантропи­ческой деятельности закладывались основы ее концептуальной интерпретации. Так, Аристотель трактует дарение как проявление добродетели, отмечает его практическое значение — во имя нуж­ного дела. В «Никомаховой этике» он связывает филантропию с понятием дружбы, интересуясь не столько пышными публичными актами щедрости, сколько благожелательным и человечным отно­шением людей друг к другу, — это доступно всякому, кто хочет по­мочь хотя бы ближайшему кругу друзей и знакомых. Учитывая не­избежное неравенство между дарителем и получателем дара, Арис­тотель призывает дарителей действовать с оглядкой, не осыпать

225

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

своими щедротами первого встречного, правильно выбирая тех, кого они хотят облагодетельствовать, и наделяя их должными сум­мами в должное время¹.

Античные философы осознавали тот двусторонний харак­тер, который имеет в любой культуре практика дарения. «Сенека в трактате «О благодеяниях» исследует природу доброхотного дая­ния и обсуждает этот «обычай, который сильнее всего связует че­ловеческое общество»². Он сожалеет о том, что люди не умеют ни дарить, ни принимать дары. Часто даритель неспособен выбрать среди тех, кому хочет помочь, достаточно ответственного челове­ка, а иной раз ведет себя так, что внушает чувство неблагодарно­сти даже самому достойному получателю дара. «Многих мы чис­лим неблагодарными, — замечает он, — но куда чаще сами делаем людей таковыми: порой бываем не в меру строги, упрекая и тре­буя, порой — чересчур переменчивы и сами сожалеем о своих да­рах, едва их совершив, а иногда брюзжим и раздуваем значение пустяков»³.

Сенека, Цицерон и более поздние философы-стоики рас­ширили смысл понятия «филантропия». В их сочинениях о даре­нии и щедрости речь уже не ограничивается личными отношения­ми между конкретными людьми, характерными для ситуации со сбором средств в греческом полисе, — здесь фигурируют более широкие понятия естественного права и гражданства.

Исследователи отмечают, что жертвователи в древности, как и современные филантропы, ожидали, что их деяния будут приносить пользу до скончания века и что потомки честно и ра­чительно распорядятся их щедрыми дарами. Тем не менее, как ни надеялись греки и римляне на вечное существование созданных ими учреждений, поначалу у них не было правовых институтов, способных обеспечить точное выполнение замысла жертвовате­ля. Как правило, исполнение своей посмертной воли филантроп возлагал на надежное доверенное лицо или на нескольких близ­ких друзей, которые, как предполагалось, будут неукоснительно следовать желаниям, выраженным в завещании. Эти друзья, ког­да придет время, укажут очередных наследников и преемников, препоручив им исполнение воли первого завещателя⁴.

Со временем перед лицами или учреждениями, осуществ­лявшими благотворительную деятельность, встали два принци-

226

7.1. Благотворительность в истории

пиальных вопроса, сохраняющих свое значение и в наши дни. Как законным образом оградить волю дарителя от искажений? Как эти учреждения могут гарантировать честное и ответствен­ное использование их ресурсов при смене поколений? Во II в. до н. э. одно из простейших решений, которое могли принять грече­ские филантропы, выглядело так: капитал завещали полису или представлявшей его интересы группе лиц, входивших в состав го­родского правления. Иногда жертвователь мог настаивать на том, чтобы его воля была письменно зафиксирована в городских зако­нах. Во время правления римского императора Нервы (96-98) городским властям на территории всей империи было даровано право принимать пожертвования от частных лиц, а при Адриане (117—138) было установлено, что выполнение воли дарителя, вы­раженной в завещании, обеспечивается в принудительном по­рядке законами государства. Однако римские суды не всегда были последовательны в этой области, и филантропам хотелось подкре­пить это установление специальным императорским эдиктом, до­полнительно ограждавшим завещанное имущество от злоупотреб­лений. В I в. до н. э. римские законы признали благотворительные объединения «постоянными субъектами права, не меняющимися со смертью физических лиц». Тогда же эти предшественники современных благотворительных ассоциаций (так называемые «фиктивные юридические лица») получили право принимать пожертвования по завещаниям. Тем самым был сделан важный шаг в развитии законодательства, регулирующего благотвори­тельную деятельность.

Деятельность благотворительных учреждений в Средние века

Христианство на многие столетия утвердило в народном со­знании представление о том, что главный нравственный долг веру­ющих — бескорыстное даяние (равно как и о том, что небо может вознаградить их за добродетель). Основной принцип, на который опирались в Средние века европейские благотворительные учреж­дения, — это христианское учение любви. Евангелия от Матфея и Луки придали филантропии «вертикальный» характер, устремили

227

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

ее к служению Богу, требуя от человека более самоотверженной любви к ближнему. Св. Матфей (25: 35-46) перечисляет шесть дел милосердия. Аврелий Августин и более поздние религиозные мыс­лители, развивавшие средневековое учение о спасении, несколько изменили и расширили этот перечень обязанностей: христианин должен был накормить алчущего, напоить жаждущего, приютить странника, одеть нагого, посетить больного, выкупить из тюрьмы узника и похоронить умершего.

Основы, на которые в дальнейшем опирались средневеко­вые благотворительные учреждения, сформировались прежде все­го на востоке Европы. В сочинениях греческих отцов — Климента Александрийского, Василия Великого, Иоанна Златоуста — мож­но найти формулировки соответствующих обязанностей христиа­нина. Иоанн Златоуст был убежден, что христианская любовь за­ключается не столько в самом акте раздачи денег или имущества, сколько в духе благочестия и сострадания. Василий Великий ви­дел в богачах лишь распорядителей, призванных управлять своим достоянием. Некоторые деятели церкви, развивая этот тезис, ут­верждали, что все земные богатства принадлежат не людям, а Богу. Здесь следует отметить жившего в VI в. Юлиана Померия, еписко­па из Северной Африки, учившего, что богача можно оправдать лишь тогда, когда он использует в благотворительных целях все свое имущество за вычетом необходимого для удовлетворения простейших материальных потребностей его домашних⁵.

Не менее влиятельными были учения западных отцов — св. Аврелия Августина, св. Амвросия, св. Иеронима, св. Григория Великого и других. Августин говорил, что нужда бедняков — обо­ротная сторона роскоши богачей. Амвросий настаивал в своих проповедях: «оскорбить бедняка ничуть не лучше, чем совершать убийство»⁶.

Институциональные и законодательные структуры, соста­вившие костяк позднейших западноевропейских благотвори­тельных учреждений, также оформились на востоке Римской им­перии в IV в. В 321 г. император Константин разрешил церкви принимать от частных лиц имущество по завещанию и тем самым стимулировал благотворительную деятельность. В 325 г. Никей-ский собор своим 70-м предписанием велел создавать во всех крупных городах дома призрения для больных и стариков, в ре­зультате были основаны многие благотворительные заведения.

228

7.1. Благотворительность в истории

Императорская власть, со своей стороны, поощряла созда­ние таких учреждений и обеспечивала им поддержку. Император Юстиниан, основавший множество странноприимных домов на всей территории империи, даровал им первые официально заре­гистрированные налоговые льготы и выделял дополнительные средства на строительство новых богоугодных заведений. Он так­же начал высказываться в пользу административного надзора за их деятельностью.

В Западной Европе периода раннего Средневековья мона-_s стыри были типичными благотворительными учреждениями. Они владели земельными угодьями и другим имуществом, собирали арендные платежи, а полученные средства использовали для по­мощи нуждающимся, раздавая милостыню и предоставляя приют путникам и больным; кроме того, в них существовали организа­ционные структуры, подчинявшиеся церковному уставу и позво­лявшие воплощать в жизнь благочестивые замыслы богатого жер­твователя или группы благотворителей.

К середине XII в. были созданы еще более прочные предпо­сылки для расцвета филантропии. Подъем городской культуры, укрепление денежного обращения повлияли и на характер пред­ставлений о человеколюбивых обязанностях христианина. Богосло­вы XII в., изучавшие сочинения ранних Отцов Церкви, не уставали твердить о потенциальных угрозах, сопряженных с богатством, и об обязанности богачей заботиться о бедняках. Согласно М. Молла, «для мыслителей этого времени характерно частое употребление слов communicare, communicatio, communis, communicandus, призван­ных выразить идею о необходимости делиться богатством со своим ближним»⁷. Так сложилась теория естественной общности имуще­ства, следствием которой было представление о том, что собствен­ники являются лишь распорядителями доставшегося им богатства и что они должны приобщить к своему благополучию других.

Значительно более глубокие перемены в отношении к богат­ству и бедности повлекла за собой проповедническая деятельность св. Франциска Ассизского, св. Доминика и других монахов ни­щенствующих орденов, созданных этими святыми. Живя среди бедняков и проповедуя на многолюдных рыночных площадях, ни­щенствующие монахи говорили о социальном неравенстве и стра­даниях обездоленных. Бедный человек, учили эти монахи, облада-

229

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

ет внутренним достоинством, нельзя видеть в нем лишь средство, с помощью которого богач, подающий милостыню, спасает собст­венную душу.

Экономический рост XII в. породил новые и более разно­образные типы богоугодных заведений. Интеллектуальная жизнь в Западной Европе переживала период подъема, что повлекло за собой создание новых школ и университетов, также опиравших­ся на пожертвования. По мере упрочения власти и влияния мо­нархов создавались королевские благотворительные учреждения. Их возникновение было одним из шагов на пути к более жестко­му государственному контролю и регулированию благотвори­тельности. Около 1190 г. французский король Филипп II Август приказал построить дом для раздачи королевской милостыни. Далее Людовик IX основал ряд богоугодных заведений, в том чис­ле hospital des Quinze-Vingts («приют трехсот»), где лечили сле­пых, и maison des Filles-Dieu («дом сестер милосердия»). Более того, он пытался поставить деятельность этих заведений под го­сударственный контроль, поручив должностным лицам, управ­лявшим раздачей королевской милостыни, приглядывать и за королевскими приютами.

В XII-XIII вв. появились новые коллективные формы бла­готворительности. Вдохновляемые проповедью нищенствующих монахов, братства мирян, ремесленные и торговые гильдии, при­ходские общины стали помогать своим слабейшим членам. Они собирали средства для оплаты похорон и заупокойных служб, под­держивали вдов и сирот. Одной из таких организаций было порту­гальское «братство добрых людей Бежи», учрежденное королев­ским указом в 1297 г. Другие религиозные братства опекали боль­ницы и ведали раздачей милостыни. В приходах возник новый тип коллективных организаций, так называемых «столов для бедно­ты». Эти организации повсеместно ставили своей целью регуляр­ную раздачу вещей или денег (в XIV в. денежная форма милостыни все чаще вытесняла натуральную). Ими часто руководили миряне, трудившиеся на благо общества под контролем церковных иерар­хов. А кое-где, особенно в городах Северной Европы, эти учрежде­ния были подотчетны городским властям, которые не только обес­печивали отчисления в их пользу из городской казны, но и уста-

230

7.1. Благотворительность в истории

навливали для них порядок ведения расходных книг, проверяли вносимые в них записи и расследовали случаи злоупотреблений.

Случалось, что городские власти брали дело в свои руки, создавая городские фонды помощи неимущим. Эти фонды во многих отношениях были прообразами современных коммуналь­ных благотворительных учреждений.

Широкое распространение благотворительности в эпоху Средневековья во многом, согласно исследователям, обязано христианству. А.Я. Гуревич пишет: «Христианство, несомненно, оказало огромное влияние и на эту сторону средневековой циви­лизации. Но оно не было единственным источником развития, и наряду с ним, пожалуй, не меньшую роль в определении специ­фики представлений средневекового человека о богатстве и его назначении сыграла та система ценностей, которая существовала у варваров, расселившихся на территории Европы в период паде­ния Римской империи»⁸. Так, среди древних германцев и сканди­навов щедрость считалась признаком благородства, неизбежно присущим всякому знатному человеку. Щедрость была отличи­тельным качеством вождя, не менее значимым, чем военная уда­ча. При этом «любой дар, — как отмечает Гуревич, — предполагал взаимность. Подарок вождя служил вознаграждением за верность и залогом преданности дружинника в дальнейшем. Подарок же со стороны равного нуждался в ответном подарке. "Дар всегда ждет вознаграждения" — гласил один из афоризмов в "Речах Вы­сокого" — поэтическом сборнике жизненных поручений древних исландцев. Этот принцип запечатлен в древнегерманском праве: дарение не имело силы, если не было вознаграждено равноцен­ным со стороны получившего его»⁹.

В основе обмена дарами лежала уверенность в том, что вме­сте с даримым имуществом переходит некая частица сущности дарителя и получающий дар вступает в тесную связь с ним. Если же дар не возмещен, получивший его оказывается в зависимости от подарившего. Если дар оставался неоплаченным, это могло представлять большую опасность для его получателя. Духовная зависимость от дарителя грозила утратой личной целостности и свободы, могла привести к деградации или и даже к полной гибе­ли получившего дар, который не был возмещен. Поэтому спеши-

231

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

ли «отдарить» того, кто первым сделал подарок, либо уклонялись от его получения¹⁰.

В феодальном обществе отношение к собственности пре­терпело существенные трансформации. Отношение христиан­ской религии к собственности было противоречивым. Обладание собственностью никогда не получало на протяжении Средневеко­вья безусловного оправдания и одобрения — оно допускалось, но на определенных условиях и с изрядными оговорками. При этом церковь сама являлась крупнейшим собственником в феодальном обществе и никогда не одобряла попыток отменить институт част­ной собственности или перераспределить имущество в пользу мелкого собственника. «Единственное предписание церкви, на­правленное на частичное перераспределение благ, сводилось к проповеди подаяния нищим. Бедные и неимущие считались стоя­щими ближе к Христу, чем собственники, в них видели образ са­мого Христа. Поэтому благотворительность в пользу бедных вся­чески поощрялась. Государи и синьоры обычно содержали при своих дворах изрядное число нищих, раздавали им деньги и кор­мили их. Нередко эти раздачи принимали огромные размеры, бо­гатые люди расходовали на нищих значительные средства...»".

Гуревич отмечает, что в основе средневековой благотвори­тельности лежала не столько проповедуемая христианами любовь к ближнему, сколько забота жертвователей о собственном благо­получии. «Посредством милостыни богатый, скорее, мог спасти душу, о бедняках же, которым он уделял долю своего имущества, он думал гораздо меньше. Это доказывается тем, что средневеко­вье не знало ни одной серьезной попытки радикально избавить нищих от их бедственного положения... В существовании бедных церковь находила взаимную связь: "богатые люди созданы для спасения бедных, а бедные — для спасения богатых". В подаянии бедным видели своего рода источник "страхования" душ имущих....существование неимущих бездельников казалось необходимым и никто не помышлял о том, чтобы ликвидировать нищенство, равно как и сами попрошайки видели в себе избранников Божиих и вовсе не стремились избавиться от нищеты. Наоборот, к нищете стремились как к идеалу.. <...> Не богатство, а нищета, но прежде всего нищета духа, смирение — идеал средневекового общества»¹².

232

7.1. Благотворительность в истории

При феодальных дворах также культивировалась практика щедрости. При этом для средневековых феодалов богатство было прежде всего орудием социального общения, средством поддержа­ния и укрепления общественного авторитета¹³. «Двор крупного сеньора, — пишет Гуревич, — это прежде всего место, "где дают и получают"»¹⁴.

Тема щедрости и раздачи даров постоянно присутствует в поэзии трубадуров. Скупости должна быть противопоставлена благородная щедрость, которая в глазах поэтов вырастает в реша­ющий критерий состояния общества. «Давать» и «дарить» — глав­ная добродетель, с точки зрения трубадуров. При этом раздача богатства непременно сопровождается радостью, что составляет основу миропорядка, а расторжение единства между богатством и радостью, доставляемой его раздачей, означает его разрушение. «Щедрость — смысл всех добродетелей, — пишет Гуревич. — Че­ловек познается по его щедрости, которая возводится в центр этической системы рыцарства, оттесняя даже воинскую удаль... Раздающий дары приобретает благосклонность господа... Широ­та натуры, гостеприимство, готовность, с которой раздаются по­дарки, — определяющий принцип дворянина, единственное для него средство достижения вершин любви. Богатый скупец в гла­зах трубадура — чудовище, не понимающее смысла своего приви­легированного положения и идущее против воли божьей»¹⁵.

При этом следует отметить, что отношения между сеньо­ром и вассалом мыслились поэтами как отношения взаимного служения, помощи и дружбы. «Служить» в их понимании часто означало не «брать», а «давать», «тратить»... Существовало даже выражение «служить своим имуществом»¹⁶.

Мы отмечали значительную роль средневековых монасты­рей как акторов благотворительной деятельности. В Западной Ев­ропе периода раннего Средневековья монастыри были типичны­ми благотворительными учреждениями. Они владели земельными угодьями и другим имуществом, собирали арендные платежи, а полученные средства использовали для помощи нуждающимся, раздавая милостыню и предоставляя приют путникам и больным; кроме того, в них существовали организационные структуры, под­чинявшиеся церковному уставу и позволявшие воплощать в жизнь благочестивые замыслы богатого жертвователя или группы благо­творителей¹⁷.

233

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

Развитие благотворительной деятельности в Европе в Новое время: рост коллективной филантропии

XVI в. открыл новый этап в развитии европейской благо­творительности, ускорив процесс ее обмирщения и подчинения государственному регулированию и контролю.

В течение XVI в. многие крупные города добились центра­лизации помощи бедным слоям населения и взяли под свой контроль благотворительные учреждения. Бродяги были выселе­ны из городов, а трудоспособных бедняков заставили работать. Во многих городах были созданы централизованные фонды раз­дачи милостыни, существовавшие благодаря частным пожертво­ваниям и средствам от сбора специальных налогов.

В 1601 г. был принят «Статут о благотворительном пользова­нии», оказавший определяющее влияние на дальнейшее развитие благотворительности в Великобритании. В преамбуле статута пе­речисляются следующие благотворительные цели: помощь бед­ным, немощным, престарелым, больным и увечным солдатам и матросам; школам, колледжам и университетам; починка мостов, пристаней, гаваней, дамб, храмов, парапетов и проезжих дорог; обучение и материальная поддержка сирот; поддержка исправи­тельных учреждений; содействие бракам неимущих девиц; по­мощь и поддержка молодых купцов, ремесленников и в случае их финансового краха; выкуп военнопленных и уплата штрафов за осужденных.

Правовая система, поощрявшая и защищавшая жертвова­телей, была не единственной причиной процветания благотвори­тельности в Англии XVII-XVIII вв. Наиболее значимой переме­ной этого времени был стремительный рост «коллективной фи­лантропии», т. е. объединения ресурсов ради достижения общей цели, — модель, аналогичная той, что возникла в эпоху величай­ших перемен в сфере бизнеса, нечто вроде акционерной компа­нии¹⁸. Эти новые филантропические организации находили под­держку у многих англичан, особенно тех, кто располагал средним доходом или выбился в люди сравнительно недавно. Новые бла­готворительные организации ставили перед собой самые разные цели. В начале XVIII в. они создавали бесплатные школы, была построена сеть новых и хорошо оборудованных благотворитель-

234

7.1. Благотворительность в истории

ных больниц (пять из них открылись в Лондоне между 1719 и 1750 гг.). В этих медицинских учреждениях уход за больными со­четался с научной работой. Новые больницы и приюты были зна­чительно масштабнее аналогичных учреждений в прошлом. Так, по словам одного историка, приют для найденышей был «самым впечатляющим памятником, воздвигнутым вXVIII в. благотвори­тельностью, — он мог обеспечить потребности примерно 6300 де­тей»¹⁹. В подобных учреждениях для подростков жертвователи вдохновлялись гуманистическими побуждениями, но в то же вре­мя имели в виду выгоду, которую получало общество, приобретая в лице воспитанников этих заведений хорошо обученных и физи­чески крепких работников.

Однако ситуация со временем менялась, как менялось и восприятие благотворителями своей деятельности и ее результа­тов. Исследовавший этот вопрос Д. Оуэн пишет: «Благотворители в конце века стали более расчетливыми, более заинтересованны­ми в конечных результатах своих усилий, и по меньшей мере не­которые из них более скептически смотрели на стоявшие перед ними задачи... На рубеже веков филантропы были настроены со­всем мрачно, уже не мечтая легко и без особых затрат достигнуть поставленных целей, к тому же они и впрямь сталкивались со все большими проблемами в финансировании своих проектов»²⁰.

Возникновение национальных государств

и особенности благотворительной деятельности

в европейских странах

Следует отметить, что возникновение в Европе националь­ных государств (отличающихся друг от друга своей политической и правовой культурой) обусловило особенности благотворитель­ной деятельности в разных европейских странах.

Соотношение между помощью государства и деятельно­стью филантропических учреждений менялось. Были страны, где благотворительные учреждения интегрировались в растущий го­сударственный сектор; были такие, где всемерно поощряли дея­тельность этих учреждений, обеспечивая им правительственную поддержку и высокую степень автономии; однако кое-где они

235

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

подверглись притеснениям или вовсе были уничтожены. Новые европейские государства избирали для себя разное устройство, и, как следствие, благотворительность в них, как и некоммерческий сектор в целом, также были не похожи друг на друга.

Джеймс Аллен Смит и Карстен Боргман — авторы исследо­вания «Благотворительные учреждения в европейских странах: исторический контекст» — выделяют модели благотворительной деятельности, характерные для европейских стран. «В Велико­британии, — пишут Смит и Боргман, — сложилась модель бла­готворительности, существенно отличавшаяся от континенталь­ной. Цели филантропической деятельности были подробно опи­саны в статуте о благотворительном пользовании и последующих документах; создание соответствующих учреждений не требовало официального одобрения правительства и регистрировалось срав­нительно просто; законодательные механизмы, нашедшие свое наиболее полное отражение в Акте о благотворительном трасте 1853 г. и создании Комиссии по благотворительности, были рас­считаны на то, чтобы воплощать в жизнь намерения жертвовате­лей и предотвращать злоупотребления... В итоге сложилась на­стоящая культура филантропии: удобные законы, стабильный порядок управления, устойчивые традиции жертвования, гибкие организационные формы, эффективная система контроля и от­четности. Все это обеспечивало широкое поле деятельности для организаций, управлявшихся частными лицами и служившими общественному благу»²¹.

В то же время во Франции и некоторых других странах с преобладающим католическим населением и сильной монархи­ческой властью сформировалось новое понимание роли государ­ства. Согласно Смиту и Боргману, «этатистская централизация и сквозной контроль сверху во Франции проявляются очень рано. И Людовик XIV, и Людовик XV урезают привилегии старых бла­готворительных учреждений и запрещают создавать новые. Счи­талось, что эти учреждения экономически неэффективны, а их освобождение от уплаты налогов наносит ущерб королевской казне.

Французская революция ускорила процесс сокращения благотворительных фондов и передачу их функций государству. В 1790 г. Учредительное собрание сформировало Комитет по ни-

236

7. 1. Благотворительность в истории

щенству, который был настроен непримиримо по отношению к благотворительным учреждениям старого порядка, полагая, что милостыня унизительна и недостойна разумного человеческого существа. Комитет предпринял меры по централизации общест­венной благотворительности и более эффективному использова­нию средств, находящихся в распоряжении благотворительных фондов.

Лишь в конце XIX в. во Франции начинают появляться но­вые благотворительные учреждения. Законы же, содержащие определение благотворительного фонда, регулирующие создание таких фондов и управление ими, впервые вышли во Франции только в 1987 и 1990гг.»²².

Французский этатизм имел аналоги во многих других стра­нах — и везде оказывал сходное влияние на развитие гражданско­го общества. В Бельгии, например, революционная атмосфера, воцарившаяся в обществе в конце XVIII в., не благоприятствова­ла развитию благотворительных фондов, профессиональных объ­единений. Деятельность многих религиозных общин была при­остановлена, частные лица потеряли право учреждать благотво­рительные фонды²³.

Благотворительность в европейских странах и США в XIX в.

Британский исследователь Т.Б. Смит в работе «Благотвори­тельность и помощь бедным в Европе: современный период» ана­лизирует основные черты благотворительности XIX в.

Прежде всего благотворительность формировала важный компонент самооценки местных элит. Благотворительность упро­чивала лояльность населения: это означало, что центральная власть не должна была соперничать с местными элитами за сим­патии бедноты. Дающий любил напомнить просителю о себе. На­личие благотворительности до некоторой степени оправдывало неравенство. В западной Франции традиционное покровитель­ство элиты крестьянам сохранилось до середины XIX в. В некото­рых районах западной Франции замки оставались главным источ­ником помощи бедным вплоть до 1880-х годов²⁴.

237

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

Согласно Смиту, «движущей силой благотворительности в XIX в. был общественный престиж. Благотворительность добавляла престиж городу, как, например, Гамбургу в XVIII в., и те, кто зани­мался ею, приобретали солидный общественный и политический капитал. Это было характерно и для небольших городков, в которых приют мог оказаться самым большим и внушительным зданием после церкви и ратуши. Участие в управлении приютом или солид­ным благотворительным обществом обеспечивало определенные привилегии. Так, в Лионе в начале XIX в. оно было свидетельством высокого социального статуса. Те, кто занимался такой деятельно­стью, по их собственным словам, "облагораживались посредством благотворительности, благороднейшей из добродетелей"»²⁵.

На протяжении всего XIX в. противники государственной социальной помощи утверждали, что финансируемая государ­ством социальная помощь отрицательно скажется на положении филантропов. Многие сторонники филантропии считали, что по­буждение к этой деятельности должно оставаться личным поры­вом, а не законодательно закрепленной обязанностью. Смит ссы­лается на «Руководство для комиссаров и дам-благотворительниц Парижа», которым пользовались руководители организаций по оказанию помощи бедным и волонтеры: «Благотворительность — это призвание состоятельных граждан. Благотворительность ми­лосердна и исполнена любви, но, прежде чем действовать, она изучает; наблюдает... и добавляет к материальной помощи утеше­ние, совет и даже отцовское порицание... Она позволяет [дающе­му] разбогатеть своими добрыми делами»²⁶.

Конец XIX в. был периодом инноваций и явился предзна­менованием периода быстрого экономического развития в евро­пейских странах и США в первой половине XX в. Экономиче­ский рост предоставил возможность аккумулировать очень боль­шие состояния в руках отдельных лиц или их семей. Такие имена, как А.В. Меллон, Г. Форд, А. Карнеги, Дж. Рокфеллер, В.К. Кел-лог, Ч.С. Мотт, являются символом того времени и благотвори­тельности, часть их состояния в форме уставного фонда и по сей день используется для поддержки разных благотворительных, культурных или образовательных программ и проектов²⁷.

Это время ознаменовано появлением филантропических дви­жений и отдельных филантропов, проводивших исследования здо-

238

7.1. Благотворительность в истории

ровья, изучение семьи, сбор статистической информации о жизни бедняков. Наблюдается появление большого числа частных библио­тек, университетов, больниц, музеев и проч. Создаются филантро­пические тематические комиссии, статистические общества для проведения социальных обследований с целью информирования и мобилизации общественного мнения, привлечения внимания офи­циальных кругов к «темным» сторонам социальной действитель­ности. В рамках так называемой социальной (моральной) статисти­ки большинство тем обследований было связано с проблемами со­циальной гигиены, условиями жизни бедных слоев населения²⁸.

'*> Изучались цены на продукты и одежду, семейные бюджеты,

уровни доходов. Организаторами статистических исследований;' были ученые (экономисты, математики, историки), официальные лица, учителя, врачи — в большинстве своем состоятельные люди. Значительны результаты обследований Манчестерского и Лондон­ского статистических обществ. Филантропы-реформаторы (обще­ственный деятель, врач Дж.К. Шатлуорт, бизнесмен Ф. Идеи, предприниматель-судовладелец Ч. Бут, бизнесмен С. Роунтри) ставили целью исследований, проводимых по их инициативе и поддержке, поиск действенных методов социального реформиро­вания²⁹.

Подъем интереса к социальным проблемам совпал с ро-

s стом рабочего движения и был направлен на поиск эффективных мер для разрешения конфликтов.

Следует отметить влияние христианских традиций на рабо-

; ты большинства членов статистических обществ, которые рас­сматривали свои исследования как часть политики морального совершенствования, а социальную науку — как реализацию идей

, христианства.

Благотворительная деятельность в условиях усиления

роли государственной социальной поддержки

в конце XIX - начале XX вв.

Итак, XIX в. стал переломным этапом в истории благотво­рительной деятельности. Т.Б. Смит называет проблемы, возник­шие в сфере благотворительности: «Во-первых, церковь, тради-

239

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

ционно занимавшаяся благотворительностью, стала подвергать­ся постоянным нападкам со стороны гражданских реформаторов. Там, где церковь ослабевала, как это случилось во Франции, воз­никали серьезные проблемы с институциональной базой благо­творительности, но даже здесь церковь оставалась главным источ­ником усилий, направленных на благотворительность. Во-вторых, индустриализация и урбанизация сделали бедность более замет­ной. В результате роста населения возросло, например, число де­тей, брошенных родителями. В-третьих, средний класс подвергал сомнению обоснованность благотворительной деятельности»³⁰. Кроме того, он считает, что «последовательные либералы в эко­номике настаивали на том, что благотворительность наносит вред тем, кто ею пользуется, лишая их независимости и самостоя­тельности. Многие города пытались запретить нищенство, по­скольку оно противоречило основным положениям трудовой этики.

Сходные идеи привели Англию к сокращению продоволь­ственного обеспечения в рамках закона о бедных и перемещению нуждающихся в помощи в работные дома»³¹. Благотворительные организации пытались проводить различия между заслуживши­ми помощь бедняками, не способными работать из-за болезни или старости, и лентяями, которых приходилось привлекать к ак­тивной трудовой деятельности насильственно.

К концу XIX в. масштабы бедности достигли невиданных размеров. Помощь бедным требовала все больших материальных вложений. В 1899 г. в Лондоне благотворительные организации потратили свыше 6 млн ф. ст. на социальную помощь (что пре­восходит бюджет некоторых небольших европейских стран). Не­смотря на это, как видно из отчета Ч. Бута «Жизнь и трудовая дея­тельность населения Лондона», около 30% населения Лондона было бедным. Все очевиднее становилась необходимость усиле­ния государственной помощи. Смит отмечает, что «неспособ­ность некогда действенных общественных сил (таких, как мест­ная благотворительность и церковь) выдержать последствия но­вых экономических веяний и справиться с городскими гетто и циклическими кризисами производства потребовала более ак­тивного государственного вмешательства. Новые промышлен­ные пригороды разрастались в Англии, Франции и Германии, и

240

7.1. Благотворительность в истории

церковь не могла с ними справиться. Старая приходская система разрушалась. Германия начала процесс строительства государства всеобщего благосостояния в 1880-е годы, Франция, Великобри­тания и Скандинавские страны последовали ее примеру в 1890-е и 1900-е годы»³².

Между 1918 и 1938 гг. в Англии произошло пятикратное увеличение расходов на социальное обеспечение: в 1918 г. на со­циальное обеспечение тратилось 2,4% ВНП, в 1938 г. — 11,3%. К 1930-м годам 40-50% рабочих семей получали государствен­ную помощь в той или иной форме. К середине 1930-х годов в Великобритании суммы, затрачиваемые на социальное обеспече­ние государством, превышали расходы благотворительных орга­низаций не менее чем в 10 раз. В Германии социальное обеспече­ние государством было еще значительнее. Социальная помощь рассматривалась теперь как гражданское право и антитеза част­ной благотворительности.

Таким образом, если до 1920-х годов благотворительность и помощь бедным играли в Европе куда более важную роль, чем со­циальное страхование, то в XX в. благотворительная помощь усту­пает место государству всеобщего благосостояния с социальными гарантиями, которые сопровождают «человека от колыбели до мо­гилы через систему страхования от болезней, нетрудоспособности, безработицы и, прежде всего, бедности в старости...»³³.

Обеспечиваемая государством социальная помощь сравня­лась по объему с частной благотворительностью во Франции и Англии уже в 1920-х годах. В Германии это произошло немного ранее, в других европейских странах (таких, как Италия) — не­много позднее, однако на протяжении всего XIX в. благотвори­тельность являлась основным источником помощи бедным.

С конца XIX в. объемы обеспечиваемой государством соци­альной помощи в рамках социальной политики постепенно стано­вятся сопоставимыми с достижениями благотворительности. Госу­дарство, оснащенное социальным законодательством, социальным страхованием и иными механизмами обеспечения социальной стабильности, занимает передовые рубежи в области решения со­циальных проблем, вынуждая благотворительность оставить зани­маемые в течение столетий позиции. По словам выдающегося фи­лософа эпохи Просвещения Поля Анри Гольбаха: «На протяжении

241

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

всей своей истории благотворительность была "случайной добро­детелью"»³⁴. Действительно, благотворительность могла процве­тать в одном городе и быть очень слабой, а то и вообще отсутство­вать в другом. Критики благотворительности как механизма реше­ния социальных проблем утверждали, что она сдает позиции. Этот тезис обосновывался тем, что в условиях промышленной револю­ции и ее последствий благотворительность не справляется с мас­штабами бедности.

В то же время вводящееся в последней трети XIX в. соци­альное законодательство, страхование в масштабе государства, гражданские права предполагали одинаковое право для всех на помощь в решении социальных проблем, чего благотворитель­ность не могла гарантировать. К середине XX в. благотворитель­ность оказывается в тени все возрастающего государственного обеспечения.

7.2 Welfare State вместо благотворительности?

Минусы и плюсы благотворительной деятельности

Во второй половине XX в. государство прочно утвердилось в качестве монопольного субъекта социальной политики (в неко­торых странах Западной Европы государство тратило на програм­мы социальной помощи до 40% валового национального дохода).

Благотворительные программы по-прежнему продолжали играть важную роль, но они стали лишь тенью того, чем были ког­да-то. Расходы на них выглядели довольно скромно на фоне госу­дарственных затрат на социальные программы. Случайная благо­творительная помощь уступила место гарантированному социаль­ному страхованию и универсальным социальным программам государства. Государство всеобщего благосостояния с социальны­ми гарантиями, сопровождающими человека от колыбели до мо­гилы через систему страхования, оберегало своих граждан от бо­лезней, нетрудоспособности, безработицы и, прежде всего, от бед­ности в старости.

242

7.2. Welfare State вместо благотворительности?

Государство укрепляло свои позиции в качестве основного субъекта социальной политики, в то время как благотворительность подвергалась критике. Помимо критики по поводу фрагментарно­сти, неравномерности и разрозненности мер благотворительной по­мощи среди прочих выдвигались следующие критические замеча­ния. Благотворительность имеет антидемократический характер. Благотворительность посягает на независимость человека. Благо­творительность и законы о бедных унижали тех, кому оказывалась помощь. Благодеяния, предоставляемые в рамках благотворитель­ности, оказывают деморализующее воздействие, противоречат об­щим представлениям о правах граждан³⁵.

Т. Б. Смит отмечает: «С каждым благотворительным санти­мом утрачивалась определенная степень уверенности и самоува­жения. Многие рабочие относились к этому спокойно, другие с трудом проглатывали горькую пилюлю благотворительности. Ан­глийская традиция взаимопомощи рабочих, как это видно из су­ществования десятков тысяч товариществ, в немалой мере опира­лась на чувство собственного достоинства и на независимость от благотворителей. Просить о благотворительной помощи значило признать свою несамостоятельность. Признаком респектабельно­сти была независимость»³⁶.

При всей убедительности высказываемой критики мы бы хотели остановиться на положительных сторонах благотвори­тельности, которые были свойственны именно этой деятельно­сти и которые не удалось сохранить и удержать при переходе к социальной политике государства.

Итак, хотя благотворительность, возможно, в чем-то и уни­жает достоинство человека, она не навязывает своих благодея­ний, а предлагает их как дар, что оставляет возможность не поль­зоваться приношениями благотворительности и выживать само­стоятельно. В рамках политики работных домов в Великобрита­нии человеческое достоинство унижалось намеренно, дабы по­двигнуть людей к активному поиску работы вне данного учрежде­ния (что, безусловно, не оправдывает жестокости данной меры принуждения к труду). Так и благотворительность унижает во благо, не позволяет оставаться спокойным. Помощь, которая воспринимается безразлично и не требует ответной реакции, по­рождает пассивность. (Вспомним о практике отдаривания в до-

243

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

7.2. Welfare State вместо благотворительности?

классовую эпоху. «Дар всегда ждет вознаграждения», дарение не имело силы, если не было вознаграждено равноценным со сторо­ны получившего его.) Естественно, мы говорим уже не столько о практике собственно дарения, сколько о помощи нуждающимся. Но и в этом случае традиция отдаривания не утрачивает своего значения, поскольку принимающий дар ли, помощь ли в любых ее проявлениях в соответствии с культурными и моральными тра­дициями должен отблагодарить в любой возможной форме. Так, в случае помощи бедным ответный дар может принимать форму моральных обязательств, стремления изменить свою жизнь, со­вершенствоваться, включая и определенную зависимость от пре­доставляющего благотворительную помощь, что расценивается критиками благотворительной деятельности как унижение чело­веческого достоинства.

Предоставляющий помощь был заинтересован в мораль­ной чистоте тех, кому направлялась его помощь — точнее, его собственность. Часто нуждающийся должен был доказать, что он нравственно достоин помощи: «Достойный нуждающийся чес­тен, почтителен, благодарен и покорен... он благодарен за услуги, которые мы ему оказываем, и всегда готов посвятить себя своим благодетелям... Он скромен и терпеливо переносит все невзгоды, которых не в силах избежать. Покорность — добродетель бед­ных»³⁷. Вполне естественно, что благотворительность предназна­чалась только тем, кто соответствовал определенному нравствен­ному кодексу.

Следует отметить, что подобная заинтересованность часто переходила в навязчивость: «Филантропические общества, неред­ко с религиозной окраской, засыпали бедняков своими советами. Они поучали их, требовали доказательств высокой нравственно­сти, одолевали навязчивыми расспросами. Все это происходило в английских воскресных школах, благотворительных школах по всей Европе, в дневных центрах по уходу, в школах подмастерьев, созданных в Великобритании в соответствии с законом о бедных, в приютах, обществах взаимопомощи, читательских обществах и кружках во Франции»³⁸. Однако следует учитывать, что частный жертвователь расстается со своими средствами, и часто это мог быть представитель среднего класса, действительно заинтересо­ванный в оправданности и успешности помощи. Возможно, ока-

244

зываемое внимание, заинтересованность и опека были излишни­ми, но это были именно внимание и заинтересованность, а не безразличная раздача пособий.

Исследователи подчеркивают личностный характер благо­творительности — адресное, персональное отношение к каждому человеку. Благотворительность занимается «штучной» работой. Большинство благотворительных организаций XIX в. — англий­ских, французских или немецких, светских, религиозных или официально нерелигиозных — имели своей целью нравственное совершенствование бедных. (При этом не следует упускать из виду возможность пристрастного отношения совершавшего бла­готворительную деятельность. Так, личностному характеру бла­готворительности неизбежно противостоит субъективный харак­тер помощи бедным.)

Преобладание частной благотворительности в Европе XIX в. определяло отношения между рабочими и работодателями. Рабо­тодатели писали письма, рекомендующие оказать их временно уволенным рабочим благотворительную помощь или поместить их в приют. Местная верхушка оказывала протекцию «своим бед­ным», т. е. беднякам из своего квартала или округа. Элита в неболь­ших городах «совмещала роли благотворителя и работодателя» и обеспечивала личностный характер благотворительности. «Понят­но, что при подобных обстоятельствах, — писал Смит, — дурная репутация просителя немедленно лишала его помощи»³⁹.

Отметим, что подобная деятельность имела положительные последствия для самих филантропов. Те, кто оказывал поддержку приютам и благотворительным организациям, имели право голоса при распределении средств. Известную роль играла здесь и поли­тика. Важно, что на определенном историческом отрезке благо­творительность выступала и как фактор самоидентификации: фор­мировала самооценку местных элит, поддерживала общественный престиж, являлась свидетельством высокого социального статуса.

Многие сторонники филантропии и в XIX столетии считали, что побуждение к этой деятельности должно оставаться личным порывом, а не законодательно закрепленной обязанностью. Воз­можно, филантропы уже не руководствовались страхом перед за­гробной жизнью, но их действия во многом определялись желани­ем быть довольными собой, получить общественное признание.

245

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

Итак, благотворительность помимо материальной поддерж­ки предполагала сильную моральную сторону. И в XIX столетии благотворительность облагораживала, приносила радость дающе­му и воспринималась как чудо принимающим благодеяние. Спо­собно ли государство, взвалив на себя все бремя социальных обя­зательств, проводя универсальные социальные программы, обес­печивать и моральную сторону действий в рамках социальной политики?

Что приобретено и что утрачено?

С приходом XX столетия благотворительность уступает по­зиции государственному вмешательству в решении социальных проблем. Как отмечает в своем исследовании Т.Б. Смит: «Когда Европа превратилась в процветающий регион, а надежды на госу­дарство резко возросли, явление благотворительности сменилось гарантией социальной безопасности. Переформулировав понятие гражданства... европейцы отошли от старых нравственных моде­лей, которыми благотворители руководствовались в прошлом... Осуществляемая частным образом благотворительность станови­лась все более неуместной на фоне возрастающего влияния граж­данских прав»⁴⁰.

Безусловно, благотворительная деятельность не была иско­ренена, она продолжает существовать как одна из важных соци­альных практик и даже упрочила свое положение и значимость в последние десятилетия XX в. Однако перераспределение ролей на поле социальной политики произошло, и оно было неизбеж­но. Что же приобретено и что утрачено?

Приобретены:

универсальный характер социальной помощи;

социальная помощь перестает быть разовой, фрагментарной;

формируется политика социальной поддержки;

приоритет материальной поддержки, материального обеспе­чения.

Утрачены:

опора на моральные ценности;

моральная связка благотворителя и принимающего помощь;

246

7.2. Welfare State вместо благотворительности?

взаимная ответственность благотворителя и принимающе­го помощь;

благотворительность как спасение души (и дарителя, и при­нимающего дар);

«штучный», адресный характер благотворительности, ин­дивидуальный подход.

Два полюса: ситуация представляется достаточно противоре­чивой. Государство всеобщего благосостояния, кардинально ре­конструировав практику решения социальных проблем, вольно или невольно вторглось в область моральных императивов.

1. Адресность (нуждающийся должен быть достоин предо­ставляемой помощи, заинтересованность в нравственном совер­шенствовании нуждающихся) — универсальность (в условиях государства — монопольного актора социальной политики выби­рается ориентир на всеобщее благосостояние, всеобщее обеспе­чение, в основе этой помощи — прежде всего помощь для всех, равные гражданские права. Как результат — всеобщая нивели­ровка, омассовление общества).

2. Заинтересованность благотворителя в том, кому и на что идут предоставляемые средства (частная собственность как ре­сурс благотворительности) — отсутствие индивидуальной заин­тересованности субъектов данной деятельности (общественная собственность как ресурс социальной поддержки). Отдельный человек в условиях благотворительности — индивидуальность, в условиях государства всеобщего благосостояния — получатель социальной помощи, анонимный объект социальной политики.

3. Местный и добровольный характер благотворительной деятельности — широкий масштаб и охват современного государ­ства всеобщего благосостояния; официальный характер предо­ставляемой помощи.

4. Синтез материальной и нравственной помощи в условиях благотворительности (сильная моральная составляющая, перехо­дящая в навязчивую опеку и контроль) — акцент на материальном характере помощи в условиях государства всеобщего благосостоя­ния (сильная материальная составляющая: государство гарантиру­ет выживание и относительное благополучие, все остальное фа­культативно, как все духовное в обществе потребления. В условиях государства благосостояния духовный рост не востребован — нет дарителя, нет спроса за полученный дар).

247

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

5. В условиях благотворительности даритель всегда остает­ся благодетелем. Получатель помощи — должник, который обя­зан дарителю. В условиях государства всеобщего благосостояния государство не рассматривается в качестве дарителя, утрачивают­ся положительные стороны дара. Помощь, предоставляемая го­сударством, оплачивается из бюджета страны, т. е. осуществляет­ся на средства налогоплательщиков, эта помощь заработана, сле­довательно, не влечет за собой никаких моральных обязательств, воспринимается как нечто самой собой разумеющееся. Форми­руется представление, что государство обязано оказывать подоб­ную помощь. Государство всеобщего благосостояния — аноним­ный даритель, соответственно формируется и анонимный потре­битель, «человек-масса».

Можно ли вообще включенность государства в решение со­циальных проблем рассматривать как «помощь», как некую дея­тельность, входящую в сферу морального сознания?

Если мы обратимся к вопросу о том, что именно понимает­ся под моральным сознанием, то даже самый поверхностный ана­лиз демонстрирует явную сопряженность благотворительности и системы моральных категорий, а также дистанцированность от нее моделей и лексики социальной политики. Согласно А.И. Ти-таренко, моральное прежде всего характеризуется ценностной ориентацией: «(категория аксиологии — содержание и иерархия ценностей), во-вторых, категория деонтологии — понятия о дол­ге, императивность морали. Е.Л. Дубко также на первое место при анализе любых концепций морали ставит указанные категории. Однако она добавляет к ним такие категории, как аретология (добродетели и пороки, моральные качества личности, или во­прос «каким должен быть человек?»); фелицитология (учение о достижении счастья, в частности — вопросы о любви, дружбе, на­слаждении); танатология (наука о жизни и смерти, включающая в себя вопрос о смысле жизни)»⁴¹. Помимо указанных основных ка­тегорий часто структура включает проблему морального конфлик­та и выбора, а также проблему соотнесения социальных норм с моральными ценностями. Объектом оценки морального созна­ния могут быть факты общественной жизни, принципы справед­ливости (распределение добра и зла, прав и обязанностей, наказа­ний и поощрений).

248

7.3. Перспективы благотворительности в современном мире

В то же время, обращаясь к кантовской трактовке морально­го императива, следует отметить, что моральным для Канта явля­ется поступок, который совершается из уважения к нравственному долгу и никак не связан с какими бы то ни было практическими, утилитарными задачами. Согласно Вл. Соловьеву, «Кант относит­ся вполне отрицательно к мнимой морали, основанной на прият­ном и полезном, на инстинкте, на внешнем авторитете и на чув­стве... ни умение, ни благоразумие еще не составляют нравствен­ности; в некоторой мере эти свойства принадлежат животным; человек с технической ловкостью удачно действующий в какой-нибудь специальности или благоразумно устрояющий свое личное благополучие, может, несмотря на это, быть совершенно лишен нравственного достоинства. Такое достоинство приписывается лишь тому, кто не только какие-нибудь частные и случайные инте­ресы, но и все благополучие своей жизни безусловно подчиняет моральному долгу или требованиям совести; только такая воля, желающая добра ради него самого, а не ради чего-нибудь другого, есть чистая или добрая воля, имеющая сама в себе цель»⁴².

Так, в условиях государства всеобщего благосостояния, об­щества потребления в вопросе о социальном обеспечении граждан утрачивается моральный аспект, присущий благотворительной деятельности. Социальная помощь становится универсальной, уподобляется конвейеру, машине, мегамашине (в терминологии Л. Мамфорда). Феномен социальной помощи, по самому своему предназначению теснейшим образом контактирующий со сфе­рой морального, как это ни парадоксально, утрачивает мораль­ную окрашенность, понятие морального долга (в условиях гаран­тированной помощи государства всем гражданам) обезличивает­ся, утрачивает свой изначальный смысл.

7.3

Перспективы благотворительности в современном мире

В современном мире в условиях постоянного и нарастаю­щего изменения привычные проблемы обретают новые очерта­ния. Так, одной из проблем, требующих новой оценки и подходов

249

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

к решению, становится проблема богатства, которая объединяет аспекты, как связанные с обладанием большим состоянием, так и создаваемые для остальных членов общества существованием бо­гатого меньшинства. Естественно, проблема бедности все так же лидирует в системе острых социальных проблем. Однако расту­щая сфера влияния богатства и проблемы, которые, как предпо­лагают исследователи, были спровоцированы именно богатст­вом, не могут не вызвать обеспокоенности: «То, что сознательные богатые люди называют проблемой бедности, сознательные бед­ные люди с той же долей справедливости называют проблемой богатства»⁴³.

Выделяют четыре критерия, определяющие проблему бо­гатства. Во-первых, существование разрыва между богатыми и бедными порождает негативные социальные последствия. Во-вторых, существование частного богатства наряду с обществен­ной нищетой чревато нарушением социальной стабильности. В-третьих, феномены благосостояния и бедности взаимосвязаны и, возможно, даже имеют причинную зависимость. В-четвертых, способы, приводящие к обогащению, усугубляют неравенство⁴⁴.

По мнению исследователей, один из путей решения пробле­мы богатства — обратиться к благотворительной деятельности⁴⁵.

Мы видели, что в истории благотворительность была пре­рогативой обеспеченной части общества. В этом контексте бла­готворительность можно рассматривать как один из аспектов проблемы богатства. Британская исследовательница филантро­пии Б. Бриз на основе анализа литературы выделяет пять аргу­ментов в поддержку данного тезиса с позиции обоснования нега­тивной оценки роли благотворительной деятельности богатых:

1. Благотворительность не обязательно нацелена на улуч­шение жизни бедных слоев.

2. Благотворительность подразумевает и пользу для самого донора.

3. Благотворительность поддерживает элитарную культуру.

4. Благотворительность стимулируется в большей степени интересами самого донора, нежели объективными нуждами об­щества.

5. Благотворительность по своей сути является внутренне контролируемой и патерналистской.

250

7.3. Перспективы благотворительности в современном мире

Вышеизложенным аргументам могут быть противопостав­лены пять контраргументов, которые также встречаются в литера­туре и подтверждают тезис, что благотворительность не столько часть проблемы богатства, сколько возможная часть ее решения.

1. Благотворительность — это механизм, перераспределяю­щий блага от богатых к бедным.

2. Благотворительность сокращает в обществе дистанцию между богатыми и бедными.

3. Благотворительность может сыграть свою роль в созда­нии социального/общественного капитала.

4. Благотворительность — это стратегия жизни для людей с излишним богатством.

5. Благотворительность дарит ощущение счастья богатому донору⁴⁶.

Учитывая традиционную сложность вопроса о механизмах перераспределения богатства в обществе, благотворительность предоставляет легитимный путь перераспределения ресурсов от богатых к бедным. Как отмечают М. Ортон и К. Роулингсон: «Об­щество не может достичь консенсуса по поводу мер, которые должны быть предприняты для решения проблемы перераспре­деления богатства. Ввиду отсутствия энтузиазма к идее повыше­ния налогов политики могут способствовать распространению мнения, что благотворительность является более приятной аль­тернативой. Более того, многие богатые доноры признают, что удовольствие от того, чтобы иметь возможность выбора финан­сируемого объекта, гораздо предпочтительнее, чем страдание от того, что средства принудительно изымаются государством»⁴⁷.

В завершение главы мы хотим обратить внимание читателя на тот факт, что в XX в. и начале XXI столетия благотворительная деятельность сохраняет влияние как серьезный механизм реше­ния социальных проблем. Статистические данные позволяют оценить масштабы влияния благотворительности и результаты этой благородной деятельности. «Благотворительные пожертво­вания подарили миру знания, искусство, медицинские учрежде­ния, непреходящие культурные институты, призванные работать для совершенствования общества, — пишет Бриз. — Каждый день во всем мире благотворительность затрагивает жизни бесчис­ленного количества людей, принося им образование, улучшен-

251

Глава 7. Welfare State вместо благотворительности?

ное здоровье, духовное и интеллектуальное развитие, защиту от несчастий. Более того, полный потенциал филантропии, кото­рый может быть использован для улучшения условий прожива­ния человека... без сомнения распространяется за пределы любо­го из уже сделанных вкладов. Таким образом, роль филантропии еще не вполне осознанна в нашем обществе, и ее потенциал оста­ется неиспользованным»⁴⁸.

Государство всеобщего благосостояния (при всех своих до­стижениях в области социального обеспечения, поддержания и со­хранения социальной стабильности) не смогло воспроизвести практики участия, моральной и нравственной поддержки, заменив их объективно востребованными мерами официального участия. Социально и экономически обеспеченный индивид в условиях го­сударства всеобщего благосостояния оказался предоставленным самому себе в «заманчивых» лабиринтах потребительского изоби­лия. Кризис государства всеобщего благосостояния в последней трети XX столетия и негативные последствия экономического кризиса XXI в. вынуждают государство сокращать объемы соци­альных расходов, оно уже неспособно выполнять функции единст­венного субъекта социальной политики. Благотворительность в условиях кризиса обретает статус партнера государства на поле ре­шения социальных проблем. Моральные постулаты благотвори­тельности прошлого воспроизводятся сегодня широкой системой некоммерческих организаций, обеспечивающих помощь и под­держку нуждающимся по самому широкому кругу вопросов.

Глава 8

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: