Июля полиция Регины и Королевская канадская конная полиция атаковали митинг на Маркет сквеа и жестоко уничтожили все надежды треккеров на достижение своей цели в Оттаве.

и уходили по своей воле. Любой мог исчезнуть без следа.

Беспорядки положили конец маршу. Было понятно, что после кровавых событий предыдущего дня правительство не остановится ни перед чем, чтобы предотвратить марш на Оттаву. Теперь организаторы должны были постараться сохранить людей вместе. Это означало отступление в Ванкувер, где они имели сильную общественную поддержку.

Делегация встретилась с саскачеванским премьером Джеймсом Гардинером и попросила два поезда и достаточное количество продуктов, что бы отправить людей в Ванкувер. Гардинер согласился, и федеральное правительство действовало в том же направлении. Премьер-министр Беннет решил попробовать гамбит для уменьшения силы организации. Он предложил бесплатные билеты любому для поездки на восток, вплоть до Галифакса. Некоторые приняли предложение, но большинство выбрали Ванкувер.

Они выехали через несколько дней. Все время пока они были в Регине, полиция продолжала аресты. Они задержали почти сто человек. Эванс, Джон Косгров и Джордж Блек были арестованы и обвинены согласно параграфу 98 за, среди прочего, подстрекательство к мятежу. Но обвинения не имели оснований и через некоторое время все они были освобождены. Уолш слышал, что был выдан ордер и на его арест, но он ускользнул от полиции, проскочив на первый из двух поездов в Ванкувер.

В Ванкувере обстановка была мрачная. Портовые грузчики проводили длинную, ожесточенную забастовку. Жители города не могли прокормить треккеров, грузчиков и себя. Большинство треккеров с горечью вернулись в лагеря, а Союз рабочих лагерей помощи поддерживал среди них организацию, работая над отставкой правительства на предстоящих федеральных выборах и использовал пассивное сопротивление, чтобы вынудить лагерную администрацию к улучшению условий.

Беннет уступил свой пост 23 октября 1935 г. Уильяму Лайону Маккензи Кингу, который вел свою избирательную кампанию под лозунгом «Кинг или хаос». Либеральное правительство Кинга изменило название лагерей на публичные рабочие лагеря с небольшим улучшением платы и условий. Это немного помогло, но как мог видеть Уолш, хаос был победителем. Депрессия нарастала, постепенно подавляя у всех моральный дух.

Уолш, в конце концов, попал в Оушен Фолс где занимался перевозкой и упаковкой, временно отдалившись от союза, организации и депрессии.

Но достаточно скоро мир снова ворвался в его жизнь. Когда Уолш услышал новости о военном мятеже в Испании, он сел и написал в офис Союза рабочих лагерей помощи на Кордова стрит 52½, запрашивая информацию о планах союза или коммунистической партии по помощи испанским братьям. Ясно, что фашистская угроза в Испании требовала чрезвычайной демонстрации международной солидарности рабочего класса против фашизма. Если было что-нибудь, что он мог сделать, Уолш мог бросить работу в Оушен Фолс и отправиться на новый фронт.

* * *

Ни малейшее дыхание ветра не касалось вод Бискайского залива в ранний вечер 19 июля. Это был прекрасный летний вечер и с палубы старого испанского грузового парохода, глядя на широкое устье реки Нервион, Билл Уильямсон мог видеть медленно надвигающиеся огни Португалете. Примерно в шестнадцати километра от порта были видны огни Бильбао.

Уильямсон едва мог поверить, что он был в шаге от присоединения к борьбе за сохранение испанской демократии. Большой, костлявый двадцатидевятилетний Уильямсон только три дня назад прочел о военном мятеже и решил немедленно поехать в Испанию.

Он был в Англии на пути, как он планировал, который должен был привести его в Советский Союз. Там он надеялся найти Сергей Эйзенштейна или его блистательного оператора Эдуарда Тиссэ, чей фильм «Потемкин» вызвал у Уильямсона восхищение кинематографией, и попроситься к ним в ученики. Уильямсон конечно никогда не встречался ни с Эйзенштейном, ни с Тиссэ, но горячо верил, что люди создавшие фильм, рассказывавший история людей боровшихся за создание рабочего рая не отвернуться от него.

Уильямсон не был пустоголовым мечтателем. Он считал свой карьерный план весьма разумным и считал себя способным его осуществить. Шестнадцать лет он жил самостоятельно в весьма жестком мире. Попав в сиротский приют Виннипег Ист Килдонан, Уильямсон был

взят оттуда своей тетей. Когда ему исполнилось тринадцать, он ушел от нее, понимая, что женщина больше не может поддерживать его

Переезжая взад и вперед по Канаде, Уильямсон перепробовал все мыслимые работы. В Маритайме, Квебек, севернее Онтарио и на острове Ванкувер он работал дровосеком. Он работал на железной дороге, был палубным матросом на грузовых судах на Великих озерах, убирал урожай пшеницы на фермах в прерии, был ковбоем на ранчо Альберты, воздвигал стальные конструкции в зданиях в южном Онтарио, был грузчиком и водителем грузовика.

Когда он был на Западе, Уильямсон встречал некоторых прежних воблис (Wobblies) «Индустриальных рабочих мира», людей которые все еще мечтали организовать один большой союз. Там он был вовлечен в рабочее движение. Несколько лет спустя Уильямсон вступил в коммунистическую партию и помог организовать первую для судовых работников Индустриальную лигу и затем Рабочий индустриальный союз лесорубов. Так как депрессия усиливалась, Уильямсон сам оказался безработным, тратящим впустую время в лагерях помощи. Вскоре он организовал там Союз рабочих лагерей помощи. Затем он отправился в марш на Оттаву и попал на кровавые беспорядки в Регине.

После этого Уильямсон не видел пользы возвращаться в Ванкувер и продолжать борьбу в лагерях, поэтому он взял предложенный билет на восток до Виннипега. В Виннипеге еще были многие из трех тысяч человек, собиравшихся присоединиться к треккерам. Уильямсон присоединился к тем из них, кто решил организовать новый малый марш на Оттаву. Несколько сотен человек отправились в Кенору по железной дороге, но их число уменьшалось на каждой остановке и скоро стало ясно, что дух первого марша иссяк. Уильямсон сел на другой грузовой состав и отправился в Галифакс.

Там он встретил Эдди Сармана организатора молодежной коммунистической лиги. Сарман только что вернулся после двух лет проведенных в Советском Союзе, где он был рабочим. Он так рассказывал о жизни в рабочем государстве, что Уильямсон решил посмотреть сам. Когда он туда попадет, думал Уильямсон, появится возможность найти Эйзенштейна и Тиссэ.

Получить работу на судне, идущем в Англию было первым и самым легким шагом в Советский Союз. Он пересек Атлантику как палубный матрос на норвежском грузовом судне в январе 1936 г. В Англии, однако, поиск работы на судне, идущем в Советский Союз, оказалось упражнением в неудачах.

Уильясон все еще искал возможность уехать, когда прочитал о фашистском мятеже. Импульсивно он решил, что Советский Союз может подождать и отправился в Кардиф в бристольском канале, так там находилось несколько испанских судов, на которых шла забастовка. Уильямсон искал испанский забастовочный комитет торговых судов и нашел их в последний момент 17 июля – через день после попытки начала фашистского переворота. Руководитель стачечного комитета сказал Уильямсону, что моряки прекратили забастовку и идут домой с утренним приливом. Он не смог предложить ему никакой работы, но сказал, что моряки закроют глаза на любого зайца.

Этим же вечером когда грузчики закончили загрузку судна, Уильямсон проскользнул на борт. Он пробрался в бункер и зарылся в уголь. Вскоре после полуночи он почувствовал, что судно двинулось. Уильямсон плыл в Испанию.

Когда судно уже было далеко в море Уильямсон сам сдался капитану, который решил, что нет причины, по которой канадцу можно запретить воевать за испанскую республику, если он хочет. Он получил койку и свободу передвижения. Это значило, что когда судно прибыло в Португалету — который был латинским портом еще во времена галерников-рабов — Уильямсон мог находиться на верху, вместо того, что бы скрываться в угольном бункере. То, что он видел, напоминало ему сцену из любимого «Потемкина» где броненосец в порту ожидала горячая встреча. На двух километровом молу, защищающем внутренний порт, собралась огромная масса людей.

Когда судно приблизилось к брекватеру, капитан приказал поднять огромный республиканский флаг на главной мачте. Он проверял, на чьей стороне город, прежде чем войти в порт. Толпа, которая молча смотрела на приближающееся судно, разразилась громкими приветствиями и криками. Люди начали размахивать над головами республиканскими флагами как безумные. Капитан приказал судну войти в порт.

Как только они пришвартовались, капитан быстро передал своего безбилетника комитету местной милиции. Уильямсон объяснил комитету, что он прибыл в Испанию присоединиться к их борьбе против фашизма. Его слова комитет встретил горячим приветствием, некоторые бросились обнимать его. Ему сказали, что он может свободно отправиться в Бильбао и назначили “Joven Comunista” из милиции по имени Долорес, которая

кое-как говорила по-английски, его гидом. Уильямсон немного говорил по-испански, поэтому они могли объясняться очень хорошо.

Они вместе шли по городу, который преобразился в борьбе против фашизма. Гудящие клаксонами легковушки и грузовики разъезжали по улицам. Каждый автомобиль нес флаг — сине-красно-желтый флаг республики или красно-черный таких анархистских групп, как Федерация анархистов Иберии (ФАИ) или Confederación Nacional del Trabajo (CNT). Но больше всего встречались, однако, красные флаги Советского Союза с серпом и молотом, которые поднимало рабочее движение по всему миру, как свое знамя. Каждое здание было покрыто флагами. Иногда здание носило республиканские цвета или анархистские, но везде он видел здания, утопавшие в море красного. Он и Долорес забрели на Плаза Майор, где масса народа танцевала под музыку, раздававшуюся из громкоговорителей. Время от времени люди обращались к толпе, убеждая их объединиться на защиту республики.

Это было воскресенье, день радости, как Долрес объяснила Уильямсону. Фиеста и танцы были запланированы и они продолжались,

(LAC PA194602)

Долорес (слева) молодая коммунистка из милиции взяла Билла Уильямсона — первого канадского добровольца в борьбе за испанскую республику — под свое крыло и они быстро стали друзьями. Два месяца спустя после того, как была сделана эта фотография, Долорес погибла в бою.

что бы не пытались сделать фашисты. Толпа в значительной мере состояла из мужчин и женщин из милиции. Некоторые были одеты в голубые комбинезоны, известные как моно, но большинство можно было опознать как милиционеров только по красным повязкам с серпом и молотом или буквами UGT, CNT или JSU. Эти буквы ничего не говорили Уильямсону, и попытки Долорес объяснить различие одной группы от другой только запутывали его. Было интересно смотреть на людей. Многие имели за плечами винтовки или дробовики. Даже женщины-милиционеры, одетые в светлую летнюю одежду и туфли на высоких каблуках не снимали свои винтовки и ружья во время танцев.

Армия в Бильбао, объяснила Долорес Уильямсону, осталась верна республике. Что бы гарантировать, что так и останется, правительство приказало открыть арсеналы и оружейные магазина и дать оружие народу.

Поздно вечером Уильямсон и молодая женщина вернулись в местный дворец, реквизированный командованием милиции и использовавшийся в качестве регионального генерального штаба. В главном вестибюле огромный антикварный стол был уставлен полудюжиной непрерывно звонивших телефонов. Ружья и винтовки стояли во всех углах. Долорес указала Уильямсону спальню наверху, где большая кровать с шелковыми простынями под балдахином занимала центр комнаты. Она сказала Уильямсону, что он может спать здесь.

Так как он практически не спал сорок восемь часов, Уильмсона не нужно было долго просить. Хотя все еще взволнованный тем, что ему удалось увидеть за несколько часов в Испании, он счастливый вскарабкался на кровать. Снаружи машины продолжали сигналить, внизу телефоны звенели, и никто не брал трубки. Уильямсон закрыл глаза и скользнул в сон, чувствуя своеобразное удовольствие от уверенности, что он был первым канадцем, прибывшим в Испанию бороться за то, что уже стало известно всему миру как Дело.

Вторая ~ Дело всего прогрессивного человечества

Семнадцать тысяч жителей Торонто заполнили Марпл Лиф Гарденс, чтобы отметить освобождение лидера канадской коммунистической партии Тима Бака из тюрьмы. Другие восемь тысяч стояли снаружи на зимнем холоде, выражая свою поддержку.

Коммунистической партией и CCF, Канадская лига против войны и фашизма

создала организацию, посвященную исключительно поддержке испанской республики — Канадский комитет помощи испанской демократии. Священник Объединенной церкви Бен Спенс, которой был также известным членом CCF Онтарио, был выбран первым председателем комитета. Секретарем был член коммунистической партии Норман Фрид. Вице-председателями был Бим Бак и лидер CCF Грехем Спри. Хотя CCF и коммунистическая партия были точками опоры комитета, он считал, что его членами являются все организации основавшие Лигу.

Несмотря на различие политических взглядов представленных в комитете, Бак, А.А. Маклеод и Салсбер были убеждены, что он будет играть двойную роль. Связанный с Испанией комитет будет, конечно первым делом обеспечивать поддержку республике. Не менее важно, он будет служить средством рекрутирования людей в коммунистическую партию. Таким образом, близко работая с членами CCF в комитете, лидеры коммунистов покажут компартию как динамичную, направляющую силу в деле поддержки канадцами Народного фронта в Испании. Для этого коммунистический центральный комитет, который определял партийную стратегию, предписал А.А. Маклеоду все свое время посвятить испанским делам.

Одним из первых канадцев, вернувшихся из Испании после начала войны был Билл Каштан. Он прямиком направился на Аделаида стрит и сделал сообщение коммунистическому центральному комитету. Каштан считал, что ему очень повезло оказаться в правильном месте в правильное время. В июле, когда началась война, он был одним из семнадцати молодых канадцев, участвовавших во всемирном конгрессе молодежных организаций, спонсируемых Лигой Наций в Женеве. Конгресс был посвящен объединению «молодого поколения мира против угрозы фашизма и войны, являющейся результатом появления фашизма в Германии». Каштан присутствовал как представитель молодежной коммунистической лиги.

На конференции присутствовали также делегаты испанских коммунистов. Группа этих делегатов обратилась к Каштану с предложением вернуться с ними в Испанию, как часть миссии по выяснению фактов. Польщенный и заинтригованный, Каштан немедленно согласился. К нему присоединились двое канадцев — Рой Девис и Маргарет Крандол.

В стремительном визите трое посетили Мадрид, Барселону и Валенсию. Они встречались с молодыми представителями каждого города, обсуждали с ними войну в Испании. Они также ознакомились со многими программами Народного фронта, такими как борьба с неграмотностью среди крестьян, развитие аграрных кооперативов и формирование индустриальных коллективов в городах.

Несколько дней спустя молодые канадцы поймали скоростной пароход домой из Гавра. После рассказа о своей поездке партийным лидерам Каштан предпринял поездку через всю Канаду с чтением лекций. Он призывал каждого поддержать испанский народ и требовать от канадского правительства официально признать и помочь испанской республике.

* * *

Первые двадцать четыре часа в Испании оставили у Билла Уильмсона решимость, даже больше чем всегда, сделать все, что он может для поражения франкистского фашизма. Утром 20 июля его гид-милисианос Долорес повела его на встречу с местным секретарем коммунистической партии. Хотя секретарь тепло приветствовал Уильямсона, он также задал вопрос зачем канадец приехал.

Уильямсон ответил, что он хочет сражаться вместе с испанскими товарищами против фашистов. Охотившийся всю жизнь, Уильямсон поторопился сообщить, что умеет хорошо обращаться с винтовками и дробовиками. «Я — первоклассный снайпер», закончил он.

Скептичный секретарь повел Уильямсона в тир в подвале партийного штаба. Уильямсон взял старый карабин, посмотрел, заряжен ли он, проверил прицел и методично, одну за одной, всадил все пули в цель. Весьма впечатленный секретарь записал его в колонну милиции, готовой к выступлению на фронт. Уильямсон был счастлив услышать, что и его юная подруга Долорес тоже в этой колонне.

Колонна «Сталин», таково было имя этой колонны, выступила на следующий день из Бильбао в Сан Себастьян, популярный курорт, расположенный в самом сердце территории Басков. Уильямсон подумал, что милиция, вооруженная разнообразными винтовками и охотничьими ружьями, была славной, но несколько разношерстной силой. Многие милисианос

были женщинами, некоторые из них маршировали на войну в длинных платьях и туфлях на высоких каблуках. Колонна была плохо оснащенной, но моральный дух был непревзойденный. Во время марша солдаты милиции пели патриотические песни. Рядом с Долорес Уильямсон счастливо — и к большому развлечению своих товарищей — присоединял свой корявый испанский к общей песне.

Со своей стороны испанцы боролись с произношением Уильямсона. Долорес первая начала звать его Хуан Вилла и остальные скоро приняли прозвище. Некоторые думали, что это слишком длинно и называли его вместо этого Панчо. Уильямсону больше нравилось Хуан Вилла.

Во время долгого марша по пыльным дорогам, Долорес и другие рассказали Уильямсону о цели их похода на Сан Себастьян. 19 июля два полковника по именам Карраско и Валлеспин организовали мятеж в армейском гарнизоне. Казармы Лойолы за городом были в их руках, так же как и отель Мария Кристина и Гран казино клуб. Отель удерживался группой правых активистов, клуб — восставшей гражданской гвардией [La guardia civil - гражданская гвардия, испанская жандармерия, большая ее часть перешла на сторону мятежников - прим. перев.]. Казармы были в руках армии, которая имела, по крайней мере, две пушки. Хотя сильное подкрепление из центра оружейного производства в Эйбаре усилило Сан Себастьянских сторонников республики, они не

(LAC PA195505)

Одетые в разнообразную одежду и обувь, включая и туфли на высоком каблуке, а также комбинезоны моно, женщины из анархистского движения присоединились к милиции в Бильбао и отправились на войну. Многие погибли в боях.

могли преодолеть оборону опорных пунктов мятежников. Милиция, однако, успешно окружила мятежников, но один из полковников, Валлеспин, успел бежать из города. По слухам он находился в провинции Наварра, которая из-за промонархического и католического, карлистского населения была бастионом мятежников. Колонна «Сталин» шла к северо-востоку от Бильбао помочь местной милиции разбить силы мятежников, осажденные в Сан Себастьяне.

Марш занял у колонны два дня. После прибытия они немедленно вступили в бой — в уличный бой, в котором милиция и мятежники стреляли друг в друга из-за наспех воздвигнутых баррикад. Когда стрельба на минуту затихала, начинался равно горячий обмен пропагандистскими призывами и предложениями перейти на противоположную сторону. Через пару дней многие солдаты из казарм начали покидать свои позиции и сдаваться милиции, всякий раз, когда их офицеры поворачивались к ним спиной. Большинство перебежчиков были солдатами, служившими по призыву, которые до службы были сторонниками республики. Поэтому они показывали вид, что стреляют и выполняют приказы, в то время как ожидали удобной возможности бежать.

Мятежники в Сан Себастьяне сдались 28 июля, но к этому времени большая часть милиции уже маршировала на юг к городу Витория. Так как Витория находилась во внутренней части страны от Бильбао, у Уильямсона было чувство хода по кругу. Но это был марш с целью. Он уверенно ожидал, что силы мятежников в Витория будут так же легко сокрушены, как в Сан Себастьяне. Это казалось тем вероятнее, что колонна шедшая на Виторию была, по меньшей мере, вдвое больше, чем когда она вышла из Бильбао. Что бы отразить ее новую форму и получить поддержку многих басков не коммунистов, название было изменено со «Сталин» на «Пересагуа» [Perezagua - Пересагуа - деятель баскского рабочего движения - прим. перев.].

Витория была столицей баскской провинции Алава. В отличие от Сан Себастьяна, где мятежники сумели захватить только несколько опорных пунктов до того как их контратаковали верные республике силы, здесь, как говорили, весь город был в руках мятежников. Местная оппозиция не выступила, так как баскская партия —Partido Nacionalista Vasco (PNV)— призвала население подчиниться военным силам во избежание братского кровопролития. Обращение

было успешным и народное сопротивление, сокрушившее мятеж в Барселоне, Сан Себастьяне, Бильбао и Мадриде не смогло материлизоваться в Витория.

Когда колонна начала встречать все более сильное сопротивление по мере приближения к Витории, Уильямсон понял как мало славы на войне. Становилось ясно, что если в милиции были люди, готовые умереть за республику, были и такие испанцы, которые были готовы с такой же решимостью умереть за дело националистов. Не успела колонна дойти до окраин Витории, как был получен приказ об отмене атаки. Милиция форсированным маршем двинулась снова на север, направляясь на этот раз, к горам, окружающим древний баскский город Толоса. С востока приближалась колонна националистов в три тысячи человек для восстановления контроля над Толосой. Кто владеет горным городом, тот имеет важный стратегический пункт для борьбы за господство в западной баскской провинции.

Как только милиция закончила окапываться на позициях на дороге около Толосы, фашистская колонна начала атаку. Одиннадцать дней республиканцы отчаянно сражались, пытаясь удержать Толосу против превосходящего по численности противника. Но 11 августа, отчаянно нуждаясь в боеприпасах и понеся большие потери, они получили приказ отступить. Шесть дней спустя милиция — теперь изодранный и окровавленный остаток того, чем она была — устало спотыкаясь, вошла в Сан Себастьян. Они были посланы в Плайя де ла Конча для отдыха.

В первый день Уильямсон и его товарищи с радостью валялись на песке и впитывали солнце. На второй день, однако, их укрепляющий загар был драматически прерван, когда показались четыре крейсера и открыли огонь по Сан Себастьяну. Один из милисианос, раньше служивший в военно-морском флоте, рассмотрел корабли в бинокль и сказал, что это «Эспана», «Альмиранте», «Сервера» и «Веласко». [ «Эспана» это устаревший линкор, впоследствии потопленный республиканцами, «Альмиранте» и «Сервера» это один крейсер «Альмиранте Сервера», а «Веласко» это эсминец. - прим. перев.]. Он также утверждал, что орудийные вспышки на краю горизонта идут из корабля, очень похожего на немецкий карманный линкор. Он был, однако, очень далеко и невозможно было определить, какой это из нацистских кораблей присоединился к обстрелу. Снаряды падали по всему городу и около пляжа и Уильямсон и другие поспешили в укрытие.

Им повезло, и они быстро укрылись в подвалах. Потери среди гражданских были сравнительно невелики — четверо убитых и тридцать восемь раненых. Корабли вернулись на следующий день и на следующий.

На третий день бомбардировки Сан Себастьяна к кораблям присоединились самолеты, которые с тех пор совершали свои рейды ежедневно. Хотя Уильямсон знал, что поддержка испанских кораблей немецким линкором в обстреле маловероятна, но никаких сомнений не было в том, что бомбардировочные рейды были работой иностранных фашистов. Он ясно видел итальянские опознавательные знаки на самолетах.

25 августа колонна милиции Уильямсона, восстановленная до своего первоначального размера за счет новых солдат, двинулась со своего места «отдыха» в Сан Себастьяне на наскоро построенную оборонительную линию около города Ируна. Три тысячи республиканцев окопались на линии. Они противостояли только двум тысячам фашистов, но враг имел сильную артиллерийскую поддержку. Казалось, каждое фашистское орудие в Испании было направлено против них. Фашисты также использовали легкие танки с пулеметами и небольшое количество бронемашин. Все фашистская бронетехника имела надпись мелом Viva España на бортах.

Республиканцы встретили фашистов без артиллерии, с небольшим количеством пулеметов для которых было мало патронов. Их винтовки были старые, большинство были выпущены задолго до Великой войны.

Под ослепительным голубым небом, первый день боев открылся ожесточенным артиллерийским обстрелом республиканских позиций. Затем последовала сильная атака пехоты, поддержанная танками и бронемашинами. Когда фашисты подошли ближе, милиция покинула свои позиции, пропустив фашистов в пустой карман, который создало их отступление. Пока фашисты осваивались на новой территории, милиция их контратаковала с примкнутыми штыками. Ожесточенная рукопашная схватка продолжалась, пока фашисты не отступили в беспорядке.

На следующий день тот же самый сценарий повторился, под тем же горячим солнцем с тем же результатом. Фактически каждый день с 26 августа по 2 сентября продолжалось одно и то же. Но милиция медленно уступала территорию, так как потери росли, а снабжение иссякало. 2 сентября с позиций высоко в горах Уильмсон увидел длинную линию беженцев, тянувшихся от Ируна к французской границе. Они шли по дороге к Международному мосту в Хендайе. Люди шли пешком, ехали на машинах и лошадях в

(LAC PA194603)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: