Что является самым важным для Печорина: честь, долг, совесть, свобода?

Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» — психологи­ческий роман.

В центре его — «история души» неординарной личности начала XIX века.

Отпечаток судьбы был в душе Печорина, и он знал свою судьбу. Печорин стремился к своей смерти и знал, как он умрет. Для челове­ка, знающего столько о себе, я думаю, будет важнее всего свобода. Честь свою и совесть он готов поставить на карту ради свободы.

У Печорина вообще не было дома, он не хотел ни к чему себя привязывать. Печорин был, на мой взгляд, идеальным человеком, хо­лодным и сильным. Этот человек причинял боль без угрызений совес­ти, с удовольствием и смаком. Литературным прототипом Печорина стал Демон, презиравший все, саму жизнь. Так, для героя нашего времени целью жизни стало «вытеснение» из жизни всех возможных чувств и переживаний, которые мог ощутить человек. Но стоя на од­ном месте, разве мог он осуществить это? Нет!

Лермонтов написал в предисловии, что Печорин — это не портрет автора. Но, я думаю, это была всего лишь мистификация. В статье Вл. Соловьева, где философ описывает внутренний мир Лермонтова, есть строчки, очень сходные с дневниковой записью Печорина: «Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути: я смотрю на страдания и радости других людей только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои ду­шевные силы... а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает». Вот для чего нужна свобода герою нашего времени!

Определяющим в романе, на мой взгляд, является мотив Судьбы. Тому подтверждением служат постоянные случайности. Судьба ведет героя. Судьбою и случаем распоряжается Бог, который отправил на землю в образе Печорина душу для того, чтобы та могла определить­ся, сделать выбор. Вот и ответ на вопрос: такая душа, как у Печорина и Лермонтова, не может привязать себя к земле и всю свою жизнь решает, кто она. И, по-моему, Печорин решил, кто он: Демон, Мефи­стофель и Дьявол, вечные странники, одинокие, но зато свободные.

Я согласна с точкой зрения Печорина: главное для человека не долг, не честь и даже не совесть, а свобода, без которой нельзя слу­жить своему долгу, беречь свою честь и поступать по совести.

С какой целью Печорин затевает любовную интригу с княжной Мери? (по роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)

В романе «Герой нашего времени» Лермонтов поставил задачу всесторонне и многогранно раскрыть личность современника, пока­зать портрет «героя времени», «составленный из пороков» всего по­коления «в полном их развитии», как сказал автор в предисловии к роману. Все сюжетные линии сведены к центральному образу, но особую роль при этом играет любовная интрига, которая присутству­ет почти в каждой из частей романа. Ведь одна из главных особенно­стей «героя времени» — это «преждевременная старость души», при которой «...царствует в душе какой-то холод тайный, / Когда огонь кипит в крови».

История о том, как Печорин добивается расположения и любви княжны Мери, показывает тайные мотивы поступков героя, который стремится всегда и во всем властвовать, сохраняя собственную свобо­ду. Людей он делает игрушками в своих руках, заставляя играть по своим правилам. А в результате разбитые сердца, страдания и гибель тех, кто встретился на его пути. Он действительно подобен «палачу в пятом акте трагедии». Именно такова его роль в судьбе Мери.

Девушка, принадлежащая, как и Печорин, к высшему свету, княжна Мери впитала в себя с детства многое из морали и нравов ее окружения. Она красива, горда, неприступна, но в то же время любит поклонение и внимание к себе. Порой она кажется избалованной и капризной, а потому разработанный Печориным план ее «соблазне­ния» поначалу не вызывает у читателя сильного осуждения.

Но мы замечаем и другие качества Мери, прячущиеся за внешно­стью светской красавицы. Она внимательна к Грушницкому, которого считает бедным, страдающим молодым человеком, не выносит показ­ного бахвальства и пошлости офицеров, составляющих «водяное обще­ство». Княжна Мери проявляет сильный характер, когда Печорин на­чинает осуществлять свой «план» завоевания ее сердца. Но вот беда — Печорин признается, что не любит «женщин с характером». Он делает все, чтобы сломать их, покорить и подчинить себе. И, к сожалению, Мери пала его жертвой, как и другие. Виновна ли она в этом?

Для того чтобы понять это, надо посмотреть, на чем «играет» Печо­рин, завоевывая ее расположение. Ключевая сцена — это беседа Печо­рина с Мери на прогулке у провала. «Приняв глубоко тронутый вид», ге­рой «исповедуется» перед неопытной девушкой. Он рассказывает ей о том, как все с детства видели в нем пороки, и в результате он стал «нрав­ственным калекой». Конечно, частица правды есть в этих словах. Но главная задача Печорина — вызвать сочувствие девушки. И действи­тельно, ее добрая душа тронута этим рассказом, а в результате она полю­била Печорина за его «страдания». И чувство это оказалось глубоко и серьезно, без грани кокетства и самолюбования. А Печорин достиг своей цели: «...Ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой!» — цинично замечает герой. В очередной раз он проявил самые негативные черты своего характера: эгоизм, бессердечие и душевную холодность, стремление к власти над людьми.

Последняя сцена объяснения Печорина и Мери вызывает острое сочувствие к несчастной девушке. Даже самому Печорину «стало жаль ее». Но приговор беспощаден, карты раскрыты: герой объявляет, что лишь смеялся над ней. И княжне остается только страдать и нена­видеть его, а читателю — размышлять о том, каким жестоким может быть человек, поглощенный эгоизмом и жаждой достичь своих целей, невзирая ни на что.

Является ли Печорин фаталистом? (по роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» по праву называют не только социально-психологическим, но и нравственно-философским. Вопрос о свободе воли и предопределении, о роли судьбы в жизни человека так или иначе рассматривается во всех час­тях романа. Но развернутый ответ на него дается лишь в заключи­тельной части — философской повести «Фаталист», которая играет роль своеобразного эпилога.

Фаталист — человек, верящий в предопределенность всех собы­тий в жизни, в неотвратимость судьбы, рока, фатума. В духе своего времени, подвергающего пересмотру коренные вопросы человеческо­го существования, Печорин пытается решить, предопределено ли высшей волей назначение человека или он сам определяет законы жизни и следует им.

По мере развития действия повести Печорин получает троекрат­ное подтверждение существования предопределения, судьбы. Офицер

Вулич, с которым герой заключает рискованное пари, не смог застрелиться, хотя пистолет был заряжен. Затем Вулич все-таки погибает от руки пьяного казака, и в этом Печорин не видит ничего удивительно­го, поскольку еще во время спора заметил «печать смерти» на его ли­це. И наконец, сам Печорин испытывает судьбу, решаясь разоружить пьяного казака, убийцу Вулича. «...У меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу», — говорит Печорин.

Каков же ответ «героя времени», а вместе с ним и самого писате­ля, на этот сложнейший вопрос? Вывод Печорина звучит так: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает реши­тельности характера; напротив, что до меня касается, то я всегда сме­лее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает». Как видим, несо­стоявшийся фаталист обернулся своей противоположностью. Если он и готов признать, что предопределение существует, то отнюдь не в ущерб активности поведения человека: быть просто игрушкой в руках судьбы, по мнению Печорина, унизительно.

Лермонтов дает именно такое толкование проблемы, не отвечая однозначно на мучивший философов того времени вопрос. Кажется, в повести, завершающей роман, нет решения проблемы судьбы. Но по­казав, что герой, высказывающий мысли о возможности существова­ния предопределения, во всех ситуациях предпочитает действовать как человек, наделенный свободой воли, Лермонтов, по сути, показы­вает путь решения.

Почему Сатин защищает Луку в споре с ночлежниками? (по пьесе М. Горького «На дне»)

Пьеса Горького «На дне» — философское произведение. Основ­ной конфликт пьесы — спор о правде. Что необходимо человеку для обретения смысла жизни: жестокая правда или сострадание?

Сатин в пьесе Максима Горького «На дне» является идейным противником Луки. Хотя именно старик привел его к размышлениям, Сатин придерживается других принципов и поднимает на недосягае­мую высоту мысль о ценности человека: «Человек — свободен!»

И пусть Сатин больше человек слова, а не дела, его речь, его по­нимание свидетельствуют о том, что вера в жизнь, сама искра жизни не погасла «на дне». В одном из своих афоризмов Сатин выступает яростным противником Луки: «Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — Бог свободного человека».

Взгляды, мировоззрение обоих персонажей очень важны. С появ­лением Луки обитатели ночлежки начали думать, искать, им захоте­лось более светлой жизни, хотя они, вероятно, понимали это смутно.

Если не толкнуть колесо, оно не покатится. Именно с подачи Лу­ки Сатин в своих размышлениях пришел к выводу о значимости чело­века. Он пошел дальше Луки, потому что выбрал более прямой и че­стный путь. Именно Сатин сумел поверить в человека и отвергнуть ложный гуманизм Луки: «Человек - вот правда!» Но, придя к вер­ным выводам, Сатин так и остался индивидуалистом, каким был до этого.

Человек не может измениться сразу, для этого нужно время. Так и в жизни бывает. Есть периоды, когда необходим Лука с его утешительством, ободрением, вниманием к окружающим, но есть и минуты когда только решительное слово Сатина будет нести истину человеческому сердцу.

Лука и Сатин — философы, поэтому они друг друга понимают. И один просто обязан защищать другого.

Анализ пьесы М. Горького "На дне"

Во всех пьесах М.Горького громко звучал важный мотив — пассивный гуманизм, обращенный лишь к таким чувствам, как жалость и сострадание, и противопоставле­ние ему гуманизма активного, возбуждающего в людях стремление к протесту, сопротивлению, борьбе. Этот мотив составил главное содержание пьесы, созданной Горьким в 1902 году и сразу вызвавшей бурные дискуссии, а затем породившей за несколько десятилетий такую огромную критическую литературу, какую немногие из драматичес­ких шедевров породили за несколько веков. Речь идет о философской драме «На дне».

Пьесы Горького — это социальные драмы, в которых обычна проблематика и необычны герои. У автора нет главных и второстепенных героев. В сюжете пьес главное — не столкновение людей в каких-то жизненных ситуациях, а столкновение жизненных позиций и взглядов этих людей. Это — социально-философские драмы. Все в пьесе подчи­нено философскому конфликту, столкновению различных жизненных позиций. И именно поэтому напряженный диалог, часто спор — вот главное в произведении драма­турга. Монологи в пьесе редки и являются завершением определенного этапа спора героев, выводом, даже автор­ской декларацией (например, монолог Сатина). Спорящие стороны стремятся убедить друг друга — и речь каждого из героев ярка, богата афоризмами.

Развитие действия пьесы «На дне» течет по несколь­ким параллельным руслам, почти независимым друг от друга. В особый сюжетный узел завязываются отношения хозяина ночлежки Костылева, его жены Василисы, ее се­стры Наташи и вора Пепла, — на этом жизненном мате­риале можно было бы создать отдельную социально-быто­вую драму. Отдельно развивается сюжетная линия, связанная с отношениями потерявшего работу и опустив­шегося «на дно» слесаря Клеща и его умирающей жены Анны. Отдельные сюжетные узлы образуются из отноше­ний Барона и Насти, Медведева и Квашни, из судеб Актера, Бубнова, Алешки и других. Может показаться, что Горький дал лишь сумму примеров из жизни обитателей «дна» и что, по существу, ничего не изменилось бы, если бы этих примеров было больше или меньше.

Кажется даже, что он сознательно добивался разорван­ности действия, деля то и дело сцену на несколько участ­ков, каждый из которых населен своими персонажами и живет своей особой жизнью. При этом возникает интерес­ный многоголосый диалог: реплики, звучащие на одном из участков сцены, как бы случайно перекликаются с репли­ками, звучащими на другом, приобретая неожиданный эффект. В одном углу сцены Пепел уверяет Наташу, что никого и ничего не боится, а в другом — латающий картуз Бубнов говорит протяжно: «А ниточки-то гнилые...» И это звучит как злая ирония по адресу Пепла. В одном углу спившийся Актер пытается и не может продекламировать любимое стихотворение, а в другом Бубнов, играющий в шашки с городовым Медведевым, злорадно говорит ему: «Пропала твоя дамка...» И опять-таки кажется, что это обращено не только к Медведеву, но и к Актеру, что речь идет не только о судьбе партии в шашки, но и о судьбе человека.

Такое сквозное действие носит сложный характер в этой пьесе. Чтобы понять его, надо разобраться в том, какую роль играет здесь Лука. Этот странствующий пропо­ведник всех утешает, всем обещает избавление от страда­ний, всем говорит: «Ты — надейся!», «Ты — верь!» Лука — незаурядная личность: умен, у него громадный опыт и острый интерес к людям. Вся философия Луки сжата в одном его изречении: «Во что веришь, то и есть». Он уверен, что правдой никогда и никакую душу не вылечишь, да и ничем не вылечишь, а можно лишь смягчить боль утешительной ложью. Он при этом искренне жалеет людей и искренне хочет им помочь.

Из столкновений подобного рода и образуется сквоз­ное действие пьесы. Ради него Горькому и понадобились как бы параллельно развивающиеся судьбы разных людей. Это — люди разной жизнеспособности, разной сопротив­ляемости, разной способности верить в человека. То, что проповедь Луки, ее реальная ценность «проверяется» на столь разных людях, делает эту проверку особенно убеди­тельной.

Лука говорит умирающей Анне, не знавшей при жизни покоя: «Ты — с радостью помирай, без тревоги...» А в Анне, напротив, усиливается желание жить: «... еще немножко... пожить бы... немножко! Коли там муки не будет... здесь можно потерпеть... можно!» Это — первое поражение Луки. Он рассказывает Наташе притчу о «праведной земле», чтобы убедить ее в пагубности правды и в спасительности обмана. А Наташа делает совсем другой, прямо противопо­ложный вывод о герое этой притчи, покончившем с собой: «Не стерпел обмана». И эти слова бросают свет на трагедию Актера, поверившего утешениям Луки и не сумевшего вынести горького разочарования.

Краткие диалоги старика с его «подопечными», пере­плетаясь между собой, сообщают пьесе напряженное внут­реннее движение: растут призрачные надежды несчастных. А когда начинается крушение иллюзий, Лука незаметно исчезает.

Самое большое поражение терпит Лука от Сатина. В последнем акте, когда Луки уже нет в ночлежке и все спорят о том, кто он такой и чего, собственно, добивается, усиливается беспокойство босяков: как, чем жить? Барон выражает общее состояние. Сознавшись, что он раньше «никогда и ничего не понимал», жил «как во сне», он раздумчиво замечает: «... ведь зачем-нибудь я родился...» Люди начинают слушать друг друга. Сатин сначала защи­щает Луку, отрицая, что тот — сознательный обманщик, шарлатан. Но эта защита быстро превращается в наступле­ние — наступление на ложную философию Луки. Сатин говорит: «Он врал... но — это из жалости к вам... Есть ложь утешительная, ложь примиряющая... Я — знаю ложь! Кто слаб душой... и кто живет чужими соками, — тем ложь нужна... Одних она поддерживает, другие — прикрываются ею... А кто — сам себе хозяин... кто независим и не жрет чужого — зачем ему ложь? Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог свободного человека!» Ложь как «религию хозяев» воплощает в себе хозяин ночлежки Костылев. Лука воплощает в себе ложь как «религию рабов», выражающую их слабость и придавленность, их неспособность бороться, склонность к терпению, к примирению.

Сатин делает вывод: «Все — в человеке, все — для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга». И хотя для Сатина его сожители были и останутся «тупы, как кирпичи», а он сам дальше этих слов тоже не пойдет, впервые в ночлежке раздается серьезная речь, ощущается боль из-за погибшей жизни. Приход Бубнова усиливает это впечатление. «Где народ?» — восклицает он и предлагает «петь... всю ночь», отрыдать свою бесславную судьбу. Вот почему Сатин от­кликается на известие о самоубийстве Актера резкими словами: «Эх... испортил песню... дурак!» Эта реплика имеет и другой акцент. Уход из жизни Актера — снова шаг человека, не выдержавшего правды.

Каждый из последних трех актов «На дне» кончается чьей-нибудь смертью. В финале II действия Сатин кричит: «Мертвецы не слышат!» Движение драмы сопряжено с пробуждением «живых трупов», их слуха, эмоций. Именно здесь заключен главный гуманный, нравственный смысл пьесы, хотя она и заканчивается трагически.

Проблема гуманизма сложна тем, что ее нельзя решить раз и навсегда. Каждая новая эпоха и каждый сдвиг в истории заставляют ставить и решать ее заново. Вот почему могут возникать снова и снова споры о «мягкости» Луки и грубости Сатина.

Многозначность горьковской пьесы привела к разным театральным ее постановкам. Самым ярким было первое сценическое воплощение драмы (1902) Художественным театром, режиссерами К.С. Станиславским, В.И. Немиро­вичем-Данченко, при непосредственном участии М.Горь­кого. Станиславский позже писал, что всех покорил «свое­образный романтизм, с одной стороны граничащий с театральностью, а с другой — с проповедью».

В 60-е годы «Современник» под руководством О.Еф­ремова как бы вступил в полемику с классической трактов­кой «На дне». На первый план была выведена фигура Луки. Его утешительные речи поданы как выражение заботы о человеке, а Сатина одергивали за «грубость». Духовные порывы героев оказывались пригашенными, а атмосфера действия — приземленной.

Споры о пьесе вызваны разным восприятием драма­тургии Горького. В пьесе «На дне» нет предмета спора, столкновений. Отсутствует и непосредственная взаимооценка героев: их отношения сложились давно, до начала пьесы. Поэтому подлинный смысл поведения Луки откры­вается не сразу. Рядом с озлобленными репликами обита­телей ночлежки его «благостные» речи звучат контрастно, человечно. Отсюда и рождается стремление «гуманизировать» этот образ.

М.Горький психологически выразительно воплотил перспективную концепцию человека. Писатель раскрыл в нешаблонном материале острые философско-нравственные конфликты своего времени, их поступательное разви­тие. Для него было важно пробудить личность, ее способ­ность к размышлению, постижению сущности.

В чем состояло наказание Понтия Пилата? (по роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)

История Понтия Пилата и Иешуа составляет сюжет «романа в ро­мане» — произведения, написанного Мастером. Так сложно построен роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором писатель да­ет свою версию библейских событий. Они отличаются от оригиналь­ных: в них есть сцена допроса Иешуа — Христа — Пилатом и сцена казни. Но образ Пилата интересует Булгакова не меньше образа бро­дячего философа. Он раскрывается не сразу — вначале Пилат мучает­ся тяжелой мигренью и не слишком внимателен к арестованному. Но затем мы видим, как он озадачен, как его обуревает целая гамма чувств: интерес к проповеднику, нежелание быть его палачом, страх немилости императора Тиверия. Он пытается спасти Иешуа, даже уг­рожает первосвященнику, утвердившему помилование другого осуж­денного, затем старается облегчить Иешуа муки смерти на кресте. Наконец, он приказывает Афранию убить Иуду, отомстив ему за пре­дательство.

Для чего он это делает? Почему так важны для Пилата последние слова казненного? Он жадно читает записки Левия Матвея — разо­брав слова о том, что нет большего порока, чем трусость, он вздрагивает, понимая, что это слова о нем. И тоскливая для него мысль о чьем-то непременном бессмертии не дает ему покоя. Воланд говорил Мастеру, что «рукописи не горят». Но не горят и слова, записанные Левием на пергаменте, и получается, что слова Воланда относятся и непосредственно к Пилату. Его трусость сохранена на скрижалях ис­тории, его бессмертие — не бессмертие подвига Иешуа, а бессмерт­ное чувство вечной вины.

Пилат пытается уйти от себя, от своей совести, убеждая себя в том, что этой «пошлой казни» не было, но теперь он неотделим от Иешуа как виновник его гибели. Путешествие с Иешуа по лунной дорожке бу­дет сниться Пилату как освобождение от страшной реальности, но тем более жестоко возвращение в нее и осознание все того же чувства веч­ной вины — перед Историей.

Булгаков дает Мастеру возможность простить своего героя и за­вершить роман одним словом: «Свободен!», позволив Пилату пройти рядом с Иешуа по лунной дорожке. Но суд Истории не так великоду­шен, и имя Понтия Пилата, свирепого правителя Иудеи, осталось в ней навсегда как имя убийцы, осудившего Христа на мучительную казнь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: