Иван Алексеевич Бунин 2 страница

Вот красной звездочкой, среди темных садов, среди скученных дворов, загорелся огонек...

Глядя на огоньки и в долину, медленно расходятся старики, и на горе, близ дороги, остаются одни темные ветряки с неподвижно распростертыми крыльями.

Молча идет под гору, улыбаясь своей странной улыбкой старческого горя. Василь Шкуть. Медленно отложил он калитку, медленно прошел через дворик и скрылся в хате.

Хата родная. Но Шкуть в ней больше не хозяин. Ее купили чужие люди и позволили ему только «дожить» в ней. Это надо сделать поскорее...

В теплом и душном мраке выжидательно трюкает сверчок из-за печки... словно прислушивается... Сонные мухи гудят по потолку... Старик, согнувшись, сидит в темноте и безмолвии.

Что-то он думает? Может быть, про то, как где-то там, по смутно белеющей дороге, тихо поскрипывает обоз? Э, да что про то и думать!

Звонкий девический голос замирает за рекою:

na("Источник: Бунин\n 6C793362714A7725BB774A6C7B26685D7BADA91E4C6C6267E05F6B7F71620ABB7460624EFE64BA665B2D71737340B22565755B6E6A287D46B2A7227C52717D693687A7A05469007564608AE67173666A5D2FA57165407C24617746742E7875847562296B5E61A379285B726970314DA5A8716CCFBB6D6B6E45FEA677625C33707D6695B22E65784CB3ACE5495D76A7E5735F7AB9A9344C776D63691E9595637717787BA1B941386E797E5DB231717A4D62E06E7B567CA2E642577B646D3B8A70647D3E40A579766E017C65") Глубокое молчание. Южное ночное небо в крупных жемчужных звездах. Темный силуэт неподвижного тополя рисуется на фоне ночного неба. Под ним чернеет крыша, белеют стены хаты. Звезды сияют сквозь листья и ветви...

А они еще далеко.

Они ночуют в степи, под родным небом, но им уже кажется, что они за тысячу верст ото всего привычного, родного.

Как цыганский табор, расположились они у дороги. Распрягли лошадей, сварили ужин; то вели беспокойные разговоры, то угрюмо молчали и сторонились друг друга...

Наконец все стихло.

na("Источник: Бунин\n 6DB227617A477D2D757784766E237750BE716C2C4764676AE053607973621F647D6B744D30A6BA7D412D697B65586926A0B94E736B3EAA93B2652D7A5A7372613255A7A072640F6B6F728AE66B7E6B79593570BC6B5176256ABF48B92D7B714F69612368586576A92A8A737C622257A56372740F7F7C6CAD80FE5768625B30787B6A4E77EFA0B95DBDAC2F6B406067297697B67BA9E359746A6679C095957869016D75AD7C46356E747153B2226D784B7CE0697E4F626FEAA5527B61692B42A164A2319277666D660172") В звездном свете темнели беспорядочно скученные возы, виднелись фигуры лежащих людей и наклоненных к траве лошадей. Сторожевые, с кнутами в руках, сонно ежились возле телег, зевали и с тоской глядели в темную степь...

Но с какой радостью встрепенулись они, когда услышали скрип проезжей телеги! Земляк! Они окружили его, улыбались и жали ему руку, словно не видались много-много лет.

Разбуженные говором, подымались с земли и другие и, застенчиво скрывая свою радость, тоже толпились у телеги проезжего, закуривали трубки и были готовы говорить хоть до самого света...

Потом опять все затихло.

Взволнованные встречей, засыпали они, закрывая головы свитками, и все думали об одном - о далекой неизвестной стране на краю света, о дорогах и больших реках в пути, о родном покинутом селе...

Холоднело. Все спало крепким сном - и люди, и дороги, и межи, и росистые хлеба.

na("Источник: Бунин\n 7EB22E717B40722576764A6462E670466C6D79208A767F703C92746367740275B9616D4D3B776B738B346E7662957D26726A597DA2E557566268E5725267667F2385A7A06A7F1E7571A48AE66A6B6D684D266CBC688F7D2E6E774A612872BB4B67AC37775B6E6D643386A1636C2A526268777D10BB7465A38034767A728BFE737B6955BCE3A05741BDAC2A6844606FE5BE5A73B9A9324B62726E67C295955B69077C7163B98030607D6E8FB22E69714B77E0BB76416462E6A55A6E6B643F416FACA227576E6D71620D7B6B7E6A") С отдаленного хутора чуть слышно донесся крик петуха. Серп месяца, мутно- красный и поникший па сторону, показался на краю неба. Он почти не светил. Только небо около него приняло зеленоватый опенок, почернела степь от горизонта, да на горизонте выступило что-то темное. Эти были курганы. И только звезды и курганы слушали мертвую тишину на степи и дыхание людей, позабывших во сне свое горе и далекие дороги.

Но что им, этим вековым молчаливым курганам, до горя или радости каких-то существ, которые проживут мгновение и уступят место другим таким же - снова волноваться и радоваться и так же бесследно исчезнуть с лица земли? Много кочевавших в степи обозов и станов, много людей, много горя и радости видели чти курганы.

Одни звезды, может быть, знают, как свято человеческое горе!

И.А. Бунин

«НАДЕЖДА»

Есть несравненная прелесть в этих осенних днях, серых и прохладных, когда, возвращаясь из города на дачу, встречаешь только одних ломовых, нагруженных мебелью прочих запоздавших дачников. Уже прошли сентябрьские ливни, переулки между садами стали грязны, сады желтеют и редеют, до весны остаются наедине с морем. Вдоль дороги, среди садовых оград и решеток, только и видишь теперь, что закрытые фруктовые лавки, будки, где продавали летом воды... По всему пути, от дорогих вилл и до выбеленных известкой домишек на отдаленном каменистом побережье, видишь раскрытые балконы, увитые длинными сухими ветвями дикого винограда, закрытые ставни, наглухо забитые двери, завернутые в рогожу нежные южные растения. И чем дальше от города, тем все тише, безлюдней. Паровик ходит уже редко, и требовательные свистки его па остановках далеко отдаются в чистый воздух. Шагаешь вдоль пути между садами и слушаешь... Вот паровик где-то остановился и два раза жалобно и гулко крикнул, но где, близко или далеко, не скажешь. Свисток похож на эхо, эхо на свисток, а замерло то и другое, растаял удаляющийся шум за садами - и опять ничем не нарушаемая тишина. Не спеша шагаешь по шпалам, сердце бьется ровно, идти и дышать осенней прохладой легко и сладко... Остаться бы тут до весны, слушать по ночам шум бушующего в темноте моря, бродить по целым дням на обрывах! Образ одинокой женщины на террасе зимней виллы рисуется воображению, каждая аллея тополей, с синевой моря в пролете, зовет в свои ворота...

na("Источник: Бунин\n 6369A9757C41B764E662557D68766D5F6B656764CF79B977634A7F6DB2654E792668B58C76726D7B446A75A9E35875607677497EB7A065503D69727042696565B789667E267746616F6184AE7875696807BB6F6766527A60786B47B22BA07D496D696E745E79A5A9254C6C727D604DB67C687852217A706883B263636547677723A55A7069797246696E64AC1E7B7D6B615B72A8B2614B622D667344908664A84A697A6626446FA0676C4E7C796D6742F3A55865426EA96C6C42B77D23754E77A361A955666B66620676626CAF") Мы шли и заглядывали в такие аллеи, любуясь старыми мраморными статуями среди цветников и деревьев, желтыми листьями, которые покрывали садовые дорожки и ступени балконов. День был серый и спокойный, прохладный, в свежем воздухе сыро и крепко пахло морем. Море выглядывало то там, то здесь из-за кустов и деревьев, оно наполняло своим присутствием всю окрестность, его свобода и дыхание чувствовались все время и всюду. Помнишь мраморную нимфу в чьем-то большом запущенном парке, что так задумчиво сидела на глыбе камня среди фонтана? Летом, когда парк был тенист и зноен, когда солнечные пятна осыпали нимфу, из камня со всех сторон бежало множество холодных и чистых ключей, и, склонив голову, нимфа слушала их непрестанное журчанье. Теперь оно смолкло, в садах было свежо, тихо, и сквозь низкорослые акации, сквозь ветви обнаженных тополей и кустарники цвета земли свободно чувствовался пустынный простор морского побережья...

na("Источник: Бунин\n 6369A9757C41BBAC26A55770646D7A5C646BA16F01706A646D45B7647C7540B221717C8C65647C6D9B757B63335265606D62546AB77267802F6570AC8F6067ADB74E7369377995BE646984AE6D607C690D6766696B807FA8787545632E7B7544BD7B69785E74617E2E526B68A666556D6F606548FD617C778F7F69AD79486777246540B0A341A94E696FAC7C0F7CB967A3806566B2A54762266C668090866666587F69A92F52A76468744E7EB76467802F6B7F6E8F7E6C7C6549BBAC256150BE72696D5FA967687C1C78") Мы шли, а воздушно-голубое море все шире открывалось то там, то здесь за деревьями и красными черепичными крышами дач на обрывах. И как раз в то время, когда мы дошли до того места, где сады вдруг расступаются, где всегда внезапно останавливаешься, пораженный простором далей, почти на черте горизонта увидали мы паруса «Надежды».

Уже вечерело, и среди спокойных серых облаков, длинными грядами закрывавших небо, появились оранжевые оттенки, - признак того, что холодеет. К горизонту было светлее, а прохлада после дождей и без того очистила воздух и необыкновенно расширила дали. В море был штиль, и оно развертывалось безграничной равниной нежно-зеленой, отчасти сиреневой стали, которая смелым и вольным полукругом касалась вдали неба. Внизу, по извилистой линии заливов, зеленая вода была так прозрачна, что даже с обрыва видны были темно-лиловые спины камней под нею; дальше ее поверхность кое-где морщилась, как поверхность шелковой ткани, под набегавшим легким ветром, доносившим до нас свежий морской запах, а еще дальше спокойный простор моря убегал к горизонту длинными и тонко начертанными полосами течений и оттенков, У горизонта они терялись, - казалось, что за горизонтом снова начинаются спокойные водные поля; но, должно быть, там, где была «Надежда», был ровный попутный бриз. И, ярусами подняв свои паруса, сузившись в отдалении, «Надежда», как сказочная плавучая колокольня, четко серела на той зыбкой грани, где море касалось неба. Она была одна и необыкновенно подчеркивала эту ровную ширь, во всей полноте воскресшая своими парусами поэзию старого моря. И даже с прибрежья, несмотря па огромное для глада расстояние, видно было, какое это славное, сильное судно, изящное и гордое, точно королевский бриг. Летом оно вернулось из Австралии, и мы встретили его, как друга, смотрели на него, как на живое. Сколько стран и морей видело оно, сколько океанских волн омывало его острую, высокую грудь! Гавань была переполнена судами, но все это были тяжелые и неуклюжие пароходы, дымившие черными приземистыми трубами, нагруженные черепицей, железом, хлебом, бочками, по целым дням грохотавшие лебедками. Они знали только свои грузы, а на «Надежде» странствовали, учились молодые моряки, и как выделялась в этом плавучем городе судов легкая и вольная «Надежда», входившая в гавань под шестью рядами своих парусов! Теперь она снова покидала нас... И все, о чем мы так юношески мечтали, в те дни, глядя в море, вечно что-то обещающее за своими зыбкими горизонтами, все, чем оно волновало нас и в этот осенний день в тишине опустевших дачных садов, - все с необыкновенной силой охватило нас при виде далекой «Надежды»...

na("Источник: Бунин\n 657C7860644B6F643779957D6D79614367687E6CC3BB7768638075736260427228606850BD64AC625B71A96838896060777E5E7D77A0A94D3DA5BC6D4A7EA7ADB763646826A595706E6984AE6D607C6A0F7079A56C536574ADA56FB23D636A80BD66AC49556A7D67335AABA0577C40727F676C4C306B70738F7E677D6987B9A2E642557C7179698466607C690BBB74606A80B766606F557C3D72685390866D66507E6CA9E34462666B7740B6B764694B35A9BCA05D7C64677989B76B26745D617D7BA984646B6E770A") Коснувшись горизонта, она вырезалась и как бы застыла на нем. Куда она держала путь? К югу, к Босфору, Средиземному морю... Завтра перед ней откроются более нежные дали, тонко засияют новые берега... Стройная, одинокая на последней грани моря, она удалялась незаметно, но неуклонно. И уже новые горизонты развертывались перед теми, которые были на ней...

na("Источник: Бунин\n 627C7E716985B7662866517EA36469456C666C72167370A56145656D62A54477326F7746736561669B73A967325B6970686A4878BBA07B4E2A6872A08F7A706DB7896069256B986C6DA584AE716067691E697C6EA351647D7A694DB221656B4E626064A85F7363672047A7626E614B7567606D40FD687CA0427271687B89766C2D6F5B7366A96184A9616261016A716EA38078667976547C2E6D62459086747B57BB6B672844ABA079AC476772A06C5938A573704170676B7742B7270B65517B656D7A1FA9686CAC0A7E") Ночью, когда набегающий ветер беспокойно и осторожно, точно ища чего-то, шелестел сухими ветвями дикого винограда на нашем балконе и доносил полусонный шум волн, я все еще провожал «Надежду» на ее пути в темном море...

1902 - 1932

tmpl_2()

И.А. Бунин

КОСТЕР

na("Источник: Бунин\n 79BC71726A5D2D6B6E608A6DBE7D6658217D72698A78706C665035A9BC738ABC6F6E66583C65B0A08A6F747C6F483F6562794F7F70BCA85C2E7760A08A717EBCA85C2D6B6D65417274B085B93E6B6C6541BC7CBC7A56316872724FBC747279413875B2A075BC7B696858FDA57EA08A6E7E6C685E2F656D658ABC6C6C665A376B75AC8ABC6F777B4B3D6EBCA04D7E7071A893326B7864597A73726B5DD08F766E41727472634F2A6D766086BC7A67705336A56D624F7A7B6D7A4F23A56D724F73737261933374796D477977") У поворота с большой дороги, у столба, указывающего путь на проселок, горел в темноте костер. Я ехал в тарантасе тройкой, слушал звон поддужного колокольчика, дышал свежестью степной осенней ночи. Костер горел ярко, и, чем ближе я подъезжал к нему, тем все резче отделялось пламя от нависшего над ним мрака. А вскоре стало можно различить и самый столб, озаренный из-под низу, и черные фигуры людей, сидевших на земле. Казалось, что они сидят в каком-то хмуром подземелье и что темные своды этого подземелья дрожат от переплетающихся языков пламени.

Когда его отблеск коснулся голов тройки, люди, сидевшие у костра, повернулись. Позы у них были внимательные, лица красные. Собака вдруг вырезалась на огне и залаяла. Потом поднялся с земли один из сидевших. В низком пространстве, озаренном костром, он был огромен.

- Гирла-а! - гортанно и глухо крикнул он на собаку.

Остановив лошадей, я попросил спичек:

- Добрый вечер! Нельзя ли закурить у вас?

За лаем собаки, человек, который выжидательно встал передо мною, крепкий, широкогрудый старик в бараньей шапке и накинутом на плечи кожухе, не расслышал, злобно топнул ногой.

na("Источник: Бунин\n 87BCBE5C7D9FFDA5766058726E7A6553FCA5BCAD8ABC746C6059307677A08A7273BCA85E3DA5BC6E486B7E6C6240FDA574AC8ABC7379A8932C6A6F71407C61BCA8932CA5BCA04679736385B9326B786E4D6C766E6D582168726344BC7C7B6B5822617CAC8A7F6E72645933A57370427D7E7E6058FD667270587C7371735FFD7367634A716F76605FFD667262446C7070B293FDA8BCA06E727F6C735AD08F7E655D796EB0A85C3D686FAC8A7CBE656693316D776E5B6E76BC6D5033A57B60487F7078655DFD646F6457A3") - Ах, каторжна! - крикнул он на овчарку и, не спуская с меня подозрительного взгляда, громко прибавил гортанным цыганским говором: - Добрый вечер, пану, а що милости его завгодно будэ?

na("Источник: Бунин\n 67727978785BFD76BC6D4F7F70BC6948366DBC62516C7B7B685E26A56C654D7670B0A852337572644ABC7A727D5D396D77608A7870BC7953317E69A049777E7BA69315A57EA0576E766985B92A606C6D5169BE7F63533A6569AC8A7EBE6B6D43307E69A04C796F6E625B28A5BC624477706D6846F1A5BC63596D6C72A8933F79627942696F63A8933562B16F4478BEBC7053326F74AC8ABC7CBCA851D08F7A655B6E7472619FFD6F6F645A637C7261933C6B6C6E4E79BEBCA593FD6772A08A7E6F796493FD726F625B6E7C726A5336656D7C") Ноздри у него были вырезаны резко, борода доходила до самых глаз. И в этих черных глазах, в черных жестких волосах, густо вьющихся из-под шапки, в в жесткой, кудрявой бороде - во всем чувствовалась дикость и внимательность степного человека.

- Да вот, закурить нечем, - повторил я. – Дайте, пожалуйста, пару спичек.

- А хиба ж есть спички у цыган? - спросил старик. - Може пан от костра запалит?

Он отошел к костру, наклонился и спокойно кинул на ладонь руки раскаленный уголь. Я поспешил приставить к нему папиросу и кинул два-три быстрых взгляда на маленький табор. Один из сидевших был рыжий оборванный мужик, видно, бродяга- рабочий с низов, другой - молодой цыган. Он сидел, горделиво откинув голову назад, и, охватив руками поднятые колени, искоса смотрел ни меня. Синевато- смуглое лицо его было тонко и очень красиво. Белки глаз выделялись на этом лице - и глаза казались изумленными. Одет он был щеголем: топкие сапоги, новый картуз, городской пиджак, шелковая лиловая рубаха.

- Може, пан блукае? - спросил старик, кидая уголь.

- Нет, - сказал я и еще раз глянул за костер, который слепил меня своим ярким мерцанием. И тогда из темноты выделились серые полы большого разлатого шатра, брошенная дуга и оглобли телеги, а возле них - самовар, горшки и большая перина, на которой лежала толстая цыганка в лохмотьях, кормившая грудью полуголого ребенка. Надо всем же этим стояла девочка лет пятнадцати и задумчиво смотрела на меня печально-призывными глазами необыкновенной красоты.

- Може, проводить пана? - повторил старик живо.

- Нет, спасибо, - поспешил я ответить и откинулся в задок тарантаса.

- Пошел!

Лошади тронули, копыта дружно застучали, а колокольчик так и залился жалобным стоном, перебивая лай бросившейся за нами собаки...

Не было больше тепла и запаха горящего бурьяна, в лицо веяло свежестью ночи, и опять, темнея в сумраке, бежали навстречу мне поля. Черная дуга высоко вырезывалась в небе и, качаясь, задевала звезды. Но еще ярче, чем у костра, видел я теперь черные волосы, нежно-страстные глаза, старое серебряное монисто на шее... И в запахе росистых трав, и в одиноком звоне колокольчика, в звездах и в небе было новое чувство - томящее, непонятное, говорящее о какой-то невознаградимой потере...

1902-1932

tmpl_2()

И.А. Бунин

ТУМАН

na("Источник: Бунин\n 77746E79780ABB68766B5E76AC6A3889667B77708C70A32A6B457BB7BD4D40BD3360685D657D77698F32606C625B6FA0646D1873B9696294BE6E7731596272747344B2A32576446C77748DAA6F306C7941ABB86F625D3375676995616063731470B9667744766B682E5B7CACBC7F4C76782A6D5EBE757D775266E368B940627C6E6942306BBC625B617069721D7B72A57B5A747C752089A76D7C69809F89376E5D7C7962715CBD32A06849776369AC433375796C956EA078661F6075A574517F626AED89467B7778") Вторые сутки мы были в море. На рассвете первой ночи мы встретили густой туман, который закрыл горизонты, задымил мачты и медленно возрастал вокруг нас, сливаясь с серым морем и серым небом. Была зима, но все последние дни стояла оттепель. На Кавказских горах таяли снега, а море дышало обильными предвесенними испарениями. И вот ранним сумрачным утром машина внезапно затихла, а пассажиры, разбуженные этой неожиданной остановкой, гремучими свистками и топотом ног по палубе, полусонные, озябшие и встревоженные, один за другим стали появляться у рубки. Шел беспорядочный говор, а серые космы тумана, как живые, медленно ползя по пароходу.

na("Источник: Бунин\n 7A686C647DC3BB6E7777947C616634496C65BC655E7CA3376D5E627473A04178326F774669706E6281FD4F726B5B6C6E62A300756E777194736969334C777B7E7542B2A321675B7371768DAA7023A0784C6D7DA9AC473AA56E7046677BA972CF696663735C72AC733341686E70B84E69733D6755756862A0537E336E7F4C79616D658F2D607EBB956EA06B720ABB6B76765ABEAC772F4775707973449F892B65956E796C7253642B69B95E7474656181FD4B71A0577D7276600779796E684BB2AC6E244A6F617C735D6DAF") Помню, что вначале это сильно беспокоило. Колокол почти непрерывно звонил на баке, из трубы с тяжким хрипом вырывался угрожающий рев; и все тупо смотрели на растущий туман. Он вытягивался, изгибался, плыл дымом и порою так густо окутывал пароход, что мы казались друг другу призраками, двигающимися во мгле. Похоже было на хмурые осенние сумерки, когда неприятно дрогнешь от сырости и чувствуешь, как зеленеет лицо. Потом туман сделался немного светлее, ровней и, значит, безнадежнее. Пароход снова шел, по так робко, что дрожь от работающей машины была почти беззвучна. Не переставая звонить, он направлялся теперь все дальше от берегов, к югу, где непроницаемая густота тумана наливалась уже настоящими сумерками, - тоскливой аспидной мутью, за которой в двух шагах чудился конец света, жуткая пустыня пространства. С рей, с навесов и снастей капала вода. Мокрая угольная пыль, летевшая из трубы, черным дождем сыпалась возле нее. Хотелось хоть что-нибудь рассмотреть в ненастной дали, но туман окутывал, как сон. притуплял слух и зрение; пароход был похож но воздушный корабль, перед глазами была серая муть, на ресницах - холодная паутина, и матрос, который курил невдалеке от меня, обсасывая мокрые соленые усы, казался мне порою таким, точно я видел его во сне… В шесть часов мы снова стали.

Вспыхнуло сквозь туман живым глазком электричество в фонаре на мачте, черными клубами величаво повалил дым из жерла тяжелой и приземистой трубы и повис в воздухе. Колокол без смысла и однообразно звонил на носу где-то мрачным и тоскливым голосом простонала «сирена»... может быть, и не существующая, а созданная напряженным слухом, которому всегда чудится что-нибудь в таинственной безбрежности тумана... Туман темнел все угрюмее. Вверху он сливался с сумраком неба, внизу бродил вокруг парохода, едва касаясь воды, которая слабо плескалась в пароходные бока. Наступала долгая зимняя ночь. Тогда, чтобы вознаградить себя за тоскливый день, истомивший всех ожиданиями беды, пассажиры сбились вместе с моряками в кают-компании. Вокруг парохода была уже непроглядная тьма, а внутри его, в нашем маленьком мирке, было светло, шумно и людно. Играли в карты, пили чай, вина, лакеи бегали из буфета в буфет, хлопая пробками. Я лежал внизу, в своем помещении, слушал топот ног, раздававшийся над головою. Кто-то заиграл манерно-печальный модный вальс на пианино, и мне захотелось на люди. Я оделся и вышел.

na("Источник: Бунин\n 71686B6F6E01BB787E6B48B2AC64324C6BA07D63477CA32460447B7273A042BD316E6B8C657D72695FF3A5536E956C70696A027E70A575516E69AAE34367677C7342637FE6A5477E73B18DAA75E361624769B86A7C472277716E99A6777B6DCF797C727C44BE63762D51626BBC754975632A60477377B3A0626C26A07E4C66636E648F327572A0957473656302BBB96DB994706366324469716E70809F89346558687C7F604B75EFA076496C70A9AC5A3361746B5DA671A9720764677C715876AC6528496060707082") Должно быть, всем было весело в тот вечер. По крайней мере, казалось так, и было приятно, что вечер прошел незаметно. Все забыли про туман и опасности, танцевали, пели, ходили с сияющими глазами. Потом устали и захотели спать... И большая, душная и жаркая кают-компания, в которой уже болезненно-ярко блестели огни, наконец опустела. А когда я заглянул туда через полчаса, то там был Уже полный мрак, как почти и всюду на пароходе. Сверху доносился иногда звон колокола и был очень странен в наступившей тишине. Потом и он стал слышен все реже и реже... И все точно вымерло.

Я прошелся внизу, по коридорам, посидел в рубке, прислоняясь к холодной мраморной стене... Bдруг и в ней погасло электричество, а я сразу точно ослеп Внутренне напевая то, что пели и играли в этот вечер, я ощупью добрался до трапа, поднялся на несколько ступеней к верхней палубе – и остановился, пораженный красотою и печалью лунной ночи.

О, какая странная была эта ночь! Был уж очень поздний, - может быть, предрассветный час. Пока мы пели, пили, говорили друг другу вздор и смеялись, здесь, в этом чуждом нам мире неба, тумана и моря взошла кроткая одинокая и всегда печальная луна, и воцарилась глубокая полночь… совершенно такая же, как пять - десять тысяч лет тому назад. - Туман тесно стоял вокруг, и было жутко глядеть на него. Среди тумана, озаряя круглую прогалину для парохода, вставало нечто подобное светлому мистическому видению: желтый месяц поздней ночи, опускаясь на юг, замер на бледной завесе мглы и, как живой, глядел из огромного, широко раскинутого кольца. И что-то апокалиптическое было в этом круге... что-то неземное, полное молчаливой тайны, стояло в гробовой тишине, - во всей этой ночи, в пароходе и в месяце, который удивительно близок был на этот раз к земле и прямо смотрел мне в лицо с грустным и бесстрастным выражением.

na("Источник: Бунин\n 7963646266027677A5765A7A6179285878A063B84172A3296B44757C796D4878E3A0685E7477606153376DBCA04776606663CFBB71A5B95B6E647728476A68776953B2A32CA5957B7A738DAA72267071476774ABAC60336172A0596B6E60A30E6072A57B516F70A62C49776E697648BCA3096B957C6272734A76386CB9486268606E503068676C95A66C67721D717969B99476ACA62C496C737D78409F89347644747273A0417626716B496C70A5664138A87F6450A66F796D0B757279744F7BAC692D4269717670") Медленно поднялся я на последние ступеньки трапа и прислонился к его перилам. Подо мной был весь пароход. По выпуклым деревянным мосткам и палубам тускло блестели кое-где продольные полоски воды, - следы тумана. От перил, канатов и скамеек, как паутина, падали легкие дымчатые тени. В середине парохода, в трубе и машине, чувствовалась колоссальная и надежная тяжесть, в мачтах - высота и зыбкость. Но весь пароход все-таки представлялся легко и стройно выросшим кораблем-привидением, оцепеневшим на этой бледно освещенной прогалине среди тумана. Вода низко и плоско лежала перед правым бортом. Таинственно и совершенно беззвучно колеблясь, она уходила в легкую дымку под месяц и поблескивала в ней, словно там появлялись и исчезали золотые змейки. Блеск этот терялся в двадцати шагах от меня, - дальше он мерцал уже чуть видно, как мертвый глаз. А когда я смотрел кверху, мне опять чудилось, что этот месяц - бледный образ какого-то мистического видения, что эта тишина тайна, часть того, что за пределами познаваемого...

Внезапно зазвонили на баке в колокол. Звуки уныло побежали один за другим, нарушая молчание ночи, и тотчас же послышался где-то впереди смутный шум и ропот. Мгновенно предчувствие опасности заставило меня впиться глазами в сумрачный туман, и вдруг кровавый сигнальный огонь, похожий на крупный рубин, вырос из тумана и стал быстро приближаться к нам. Под ним мутно-золотыми пятнами расплывались и шли длинной цепью освещенные окна, а в шуме колес, который был похож сперва на приближающийся шум каскада, уже выделялись звуки быстро вертящихся лопастей, и можно было различить, как шипит и сыплется вода. Вахтенный на нашем пароходе с поспешностью очнувшегося от сна человека машинально и нескладно забил в колокол, а затем тяжко захрипела труба, и из нее с трудом пробился пробился широкий и мрачный гул потрясающий весь остов парохода. Из тумана раздался тогда ответный голос, похожий на гулкий крик паровоза, но он быстро затерялся в тумане, а за ним медленно стал таять и шум колес, и красный сигнальный огонь. В этом крике и шуме чувствовалось что-то задорное и суетное, - верно, и капитан встречного парохода был молод и дерзок, - но что значила эта суетная смелость перед лицом такой ночи!

na("Источник: Бунин\n 1E45646CA30360A63EB999BE63762B516C6EBC744177A324A5567072736253B3E3427959757D68615438A9BC6250766E76710275B5A56A527BACA6324469627CB88C767323695E606BB18DAA722371684C617075778F2C6A6372956B656673017A6A61744F72AC772E476BACBCB58C60702A6558BE687C684BBD2F657453A769A57E41366F6FAE9BA8A056A3CF767CA5B95B6E6962325B67627767529F893760547BB5BD634478E36C6280A7776B7E413176BC774768A06BA312697170B9587B7D74235CA76D7CB87B77732B6B59") «Где мы?» - пришло мне в голову. Вахтенные, вероятно, уже снова дремлют, пассажиры спят непробудным сном, - туман сбил меня с толку... Я не представляю себе, где мы, потому что в этих местах на Черном море я никогда не бывал... Я не понимаю молчаливых тайн этой ночи, как и вообще ничего не понимаю в жизни. Я совершенно одинок, я не знаю, зачем я существую. И зачем эта странная ночь, и зачем стоит этот сонный корабль в сонном море? А главное - зачем все это не просто, а полно какого-то глубокого и таинственного значения?

Околдованный тишиной ночи, тишиной, подобной которой никогда не бывает на земле, я отдавался в ее полную власть. На мгновение мне почудилось, что в невыразимой дали где-то прокричал петух... Я усмехнулся. «Этого не может быть», - подумал я с какой-то странной радостью; и все, чем я жил когда-то, показалось мне таким маленьким и жалким! Если бы в этот час выплыла на месяц наяда, - я не удивился бы... Не удивился бы, если бы утопленница вышла из воды и, бледная от месяца, села в лодку, спущенную около окон пассажирских кают... Теперь месяц смотрит прямо в эти круглые окошечки и озаряет угасающим светом спящих, а они лежат, как мертвые... Не разбудить ли кого-нибудь? Но нет, - зачем? Мне никто не нужен теперь, и я никому не нужен, и все мы чужды друг другу…

na("Источник: Бунин\n 7DA66D6C61146B796271587069A63246696A72715D60612E60957C7C76684A732AA0B944A7B864694830657865536B6E60A3CF747C72795F76ACA62D4B6C60787D477CA3E669587067B38DAA59306C7947A767A5628F2F6B70AC95717267A30D6A7C667D54BE6E6D26436C6EBC74497F7CE66F956F7C7C658CBDEEA0778C656960798F3B6D7E785D73A06463CF666B6B7094BE6B632F4262ACBCB8429F892D7B51616CBD645078216D775D7570A9AC45337772704E73A06B720A6EB96771507B67A63E5B6972BC7449637C30") И невыразимое спокойствие великой и безнадежной печали овладело мною. Думал я о том, что всегда влекло меня к себе, - о всех живших на этой земле, о людях древности, которых всех видел этот месяц и которые, верно, казались ему всегда настолько маленькими и похожими друг на друга, что он даже не замечал их исчезновения с земли. Но теперь и они были чужды мне: я не испытывал моего постоянного и страстного стремления пережить все их жизни, - слиться со всеми, которые когда-то жили, любили, страдали, радовались и прошли и бесследно скрылись во тьме времен и веков. Одно я знал без всяких колебаний и сомнений, - это то, что есть что-то высшее даже по сравнению с глубочайшею земною древностью... может быть, та тайна, которая молчаливо хранилась в этой ночи,.. И впервые мне пришло в голову, что, может быть, именно то великое, что обыкновенно называют смертью, заглянуло мне в эту ночь в лицо, и что я впервые встретил ее спокойно и понял так, как должно человеку...

Утром, когда я открыл глаза и почувствовал, что пароход идет полным ходом и что в открытый люк тянет теплый, легкий ветерок с прибрежий, я вскочил с койки, снова полный бессознательной радости жизни. Я быстро умылся и оделся и, так как по коридорам парохода громко звонили, сзывая к завтраку, распахнул дверь каюты и, весело стуча ярко вычищенными сапогами по трапу, побежал наверх. Улыбаясь, я сидел потом на верхней палубе и чувствовал к кому-то детскую благодарность за все, что должны переживать мы. И ночь и туман, казалось мне, были только затем, чтобы я еще более любил и ценил утро. А утро было ласковое и солнечное, - ясное бирюзовое небо весны сияло над пароходом, и вода легко бежала и плескалась вдоль его бортов.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: