Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Глава 2. Синтагматика слов в текстах рок-поэзии




При анализе текстов А.Башлачева, Я.Дягилевой и Е.Летова нам удалось выявить несколько типов нарушения и расширения синтагматики слов в соответствии с основанием для нарушения и последствиями нарушения синтагматики, а также типы такой сочетаемости, которая обычно не выходит за рамки нормативной, но в своей основе имеет не семантический принцип, а какой-либо иной. Стоит отметить, что отдельные типы наиболее характерны для творчества того или иного автора. Например, абсурдная сочетаемость слов, никак не связанных между собой по семантике или форме, характерна для творчества Егора Летова. Его авангардная поэтика строится в основном на таких лишенных логики и смысла словосочетаниях, зачастую образующих целые ряды однотипных конструкций, и на абсурдных сравнениях, когда образ сравнения не имеет ничего общего с предметом сравнения (чаще всего каким-либо признаком или свойством). Прежде всего, выделим следующие типы нарушения синтагматики слов:

1. Нарушения синтагматики слов в результате расширения значения одного из компонентов словосочетания. Нередко при сочетании слов действует механизм переноса значения, которое появляется контекстуально именно в данном словосочетании и не закреплено в языке. Такие нарушения синтагматики не являются жесткими нарушениями нормы и иногда совпадают с разговорным употреблением, еще не нашедшим отражения в словарях. Чаще всего расширяется значение зависимого слова в словосочетании. Например, в сочетаниях типа имя сущ. + имя прил. расширяется значение прилагательного: «демисезонное оледенение» [3]. Прилагательное демисезонный сочетается с существительными, обозначающими одежду, обувь и другие предметы, предназначенные для использования весной и осенью. В данном контексте, при сочетании с существительным, обозначающим явление природы, оно приобретает переносное значение «происходящий весной и осенью». Прилагательное раскидистый, имеющее значение ‘с широко разросшимися ветвями’[1] [24; 657], приобретает переносное значение «широкий, всеохватный» в сочетании «раскидистый взор» [3]. Прилагательное сочны й в словосочетании «сочный туман» [3] получает значение «густой». Башлачев расширяет сочетаемость и лексическое значение слова с ограниченной сочетаемостью кромешный (встречается во фразеологизированных выражениях ад кромешный, темнота кромешная): «вонь кромешная» [1; 130]. В данном контексте прилагательное получает значение «сильно выраженный».

Этот вариант нарушения синтагматики часто встречается в текстах рок-поэзии. У Летова (чаще других): «захудалый [2] гнев» [3] (исходное значение ‘плохой, незначительный’ [24; 224], значение в контексте «слабо выраженный»), «громоздкое небо» [3] (исходное значение ‘тяжелый и массивный, занимающий много места’ [24; 146], значение в контексте «производящий впечатление тяжелого, гнетущий»), «проливной приговор» [3] (исходное значение ‘проливной дождь – очень сильный дождь’ [24; 614], значение в контексте «долгий, непрерывный»). У Дягилевой: «босых идей» [2] (исходное значение ‘необутый, с голыми ногами’ [24; 657], значение в контексте «голословный, не подкрепленный фактами»), «многоэтажный полет» [2] (исходное значение «имеющий много этажей», значение в контексте «высокий»), «несгибаемый ужас» [2] (исходное значение ‘непреклонный, стойкий’ [24; 412], значение в контексте «непреодолимый»). У Башлачева: «стерильная схема» [1; 25] (исходное значение ‘полностью обеззараженный, очищенный от микроорганизмов’ [24; 767], значение в контексте «чистый, абсолютизированный, идеальный»), «из соломенной веры в “скоси-схорони”» [1; 151] (исходное значение ‘1. см. солома. 2. Светло-желтый, цвета соломы’ [24; 746], значение в контексте «непрочный»), «грозными загадками» [1; 115] (исходное значение ‘суровый и жестокий’ [24; 146], значение в контексте «сложный, трудный»). Расширение значения прилагательного может быть контекстуально подкреплено другим определением, эксплицирующего механизм переноса значения: «толстый февраль високосный» [2]. В данном контексте прилагательное толстый приобретает значение «продолжительный, более долгий, чем обычно», что становится очевидным благодаря определению високосный, т.к. известно, что високосный год отличается «лишним» днем в феврале. К расширению значения прилагательных по формальным признакам приближается расширение значения причастий. Например, в словосочетании «набрякшего молока» [3] неспрягаемая форма глагола набрякнуть, имеющего значение ‘распухнуть’ [24; 375], приобретает контекстуальное значение «прокиснуть, загустеть», т.к. «распухшее» молоко – это, вероятно его более густая форма – сливки или сметана. Иногда наречия, обозначающий признак действия, также получают новые значения в контексте. Например, Летов сближает наречия сочно и смачно в сходных по звучанию словосочетаниях: «сочно благодарен, смачно богомолен» [3]. Значение обоих наречий в данном контексте – «чересчур». В контексте с наречием ласково становится практически синонимичным ему по значению наречие из другой лексико-семантической группы душисто: «велит тебе ласково и душисто» [3].

Гораздо реже расширяется значение главного слова. Скорее можно говорить о том, что в таких случаях главное слово приобретает оттенок значения группы слов, с которыми обычно сочетается зависимое слово. Например, глагол ступить сочетается с наречием наповал, благодаря чему приобретает дополнительный оттенок «нанести себе серьезный вред» как следствие ассоциации с более привычными в этой позиции глаголами сразить, убить: «на грабли не ступить наповал» [3]. В словосочетании «подзорные туннели» [3] существительное приобретает дополнительный оттенок значения «туннель, использующийся в целях слежки». Дягилева расширяет сочетаемость глагола вершить, придавая ему дополнительное значение «создавать, прокладывать», в следующем контексте: «Вершат дороги странники чужого обещания» [2]. Слово стих приобретает дополнительный оттенок значения «стихотворение, содержащее тайный смысл, загадку», будучи употребленным в словосочетании «разгаданных стихов» [2].

Наконец, семантика одного из компонентов может расширяться в предикативных словосочетаниях. Например, у Летова глагол крикнуть приобретает значение «издать шум, гудок» в словосочетании «поезд крикнул» [3]. В словосочетании «убиваю мандарин» [3] глагол убивать получает значение «очищать от кожуры» на основании общей интенции разрушения. Глаголу мужать в словосочетании мужало утро Летов придает более общее значение «вступать в более позднюю стадию»: «Время шло, мужало утро» [3]. Глагол рукоплескать употребляется в переносном, образном значении «качаться, издавая шум, шелест, подобный аплодисментам» в словосочетании «кусты рукоплещут». Башлачев по аналогии со словосочетанием задуть свечу образует следующее предложение: «Время задуть часы» [1; 51]. Значение глагола задуть расширяется по сравнению со словарным ‘дунув, погасить’ [24; 204]: «выключить». В метафорическом словосочетании «пели ядра» [1; 80] глагол петь приобретает переносное значение «жужжать, издавать характерный шум».

Следует отметить, что этот прием наиболее часто используется в текстах Е.Летова и является одним из ведущих в его поэтике.

2. Нарушение сочетаемости в результате языковой компрессии. Это такой прием сочетания слов, при котором соединяются слова, составляющие звенья одной логической цепочки, но напрямую друг с другом не связанные. В результате получаются такие словосочетания, которые без учета контекста кажутся алогичными и абсурдными, поскольку нарушается их языковая синтагматика. Поскольку в разговорной речи такие образования чаще всего используются в целях речевой экономии, назовем этот прием «нарушение сочетаемости в результате языковой компрессии». Однако такое название не обозначает, что у этого приема нет других причин. Наоборот, основной причиной использования «компрессивных» словосочетаний является художественная выразительность. Например, словосочетание «пластмассовый дым» [3] образовано Летовым в результате языковой компрессии от вероятного выражения «дым от горения пластмассы». Кроме того, концепт пластмассы важен для творчества этого автора как символ неживого, ненастоящего бытия. Сходный механизм образования имеет и словосочетание «пепельным шорохом» [3] (вероятно, от выражения «шорохом от падения пепла»). Имитируя разговорную речь с характерной для нее экономией языковых средств, Башлачев образует предикативное словосочетание пошли стрекозы от вероятного предложения «пошла передача про стрекоз»: «Окончился хоккей. Пошли стрекозы <по телевизору>» [1; 77]. Базой для образования компрессивных словосочетаний могут служить и целые распространенные синтагмы. Так, словосочетание «в прыщавых деревнях» [3], образовано от вероятной синтагмы «в деревнях, населенных прыщавыми жителями». По тому же механизму Яна Дягилева образует словосочетание «бритые камеры» [2] (вероятная основа «камеры, заселенные бритыми наголо людьми»). Образное словосочетание «над бессонной простынею» [3] является производным от вероятной синтагмы «простыня, на которой проведена бессонная ночь». Башлачев по тому же механизму строит словосочетание «на брачных простынях» [1; 31] (от вероятной синтагмы «на простынях, на которых проведена брачная ночь»). Словосочетание «скользкое пятно» [3] образуется в результате языковой компрессии от вероятной синтагмы «пятно, образованное жидкостью, на которой можно поскользнуться». Дягилева образует словосочетание «по теплому загару» [2] от вероятной синтагмы «по загару от теплого солнца»; признак одного существительного синтагмы переходит к другому существительному, которое, таким образом, обладает дополнительным оттенком значения, присущего признаку. В предложении «А на матрасе позапрошлые руки» [2] очевидна компрессия синтагмы «руки человека, бывшего здесь в позапрошлый раз [день, месяц, год и т.п.]». Словосочетание «бумажный ветер» [2] образовано, вероятно, от синтагмы «ветер, от которого разлетается бумага».

3. Нарушение смысловых связей при сочетании слов. К этой группе нарушений сочетаемости относятся все случаи смысловой несовместимости слов, а также подбор слов в словосочетании по принципу их семантического контраста.

1) Оксюморонные сочетания слов. Оксюморон – это «стилистическая фигура, состоящая в соединении двух понятий, противоречащих друг другу, логически исключающих одно другое» [26; 273]. Достаточно привести несколько примеров: «в ярких сумерках» [3], «мучительный отдых» [3], «каленый лед» [3], «кромешного солнца» [3], «в переполненной гонорарами пустоте» [3], «животворящей смертью» [2], «антивоенная армия, антипожарный огонь» [2], «дальний путь – канава торная» [1; 18] (торный – ‘о дороге: гладкий, ровный, наезженный’ [24; 804]). Башлачев образует оксюморонное название станции «Октябрьская Весна» [1; 73] с целью подчеркнуть шаблонность, клишированность мышления советских чиновников в песне «Слет-симпозиум».

2) Смысловая или фактологическая несовместимость слов. Такое сочетание слов, которое формально не является ненормативным или оксюморонным (понятия не противопоставлены резко друг другу), но при этом противоречит представлению действительности. «Смысловая» несовместимость более близка к собственно лингвистическому аспекту, основывается на лексическом значении слов. Например, Летов образует словосочетание «дремучая дыра» [3]. Дремучий – ‘о лесе: густой и темный, труднопроходимый’ [24; 180]. Дыра – ‘прорванное или проломанное отверстие’ [24; 184]. Понятно, что отверстие не может быть густым, поскольку его суть – именно отсутствие всякой материи. По той же причине является семантически неправильным словосочетание «дырой укрывая» [2]. Как нам уже известно, дыра – это отверстие, отсутствие материи, поэтому ей нельзя что-либо укрыть – ‘1. Закрыть со всех сторон. 2. Покрыть одеялом, чем-нибудь теплым’ [24; 830]. Практически идентичное словосочетание образует Башлачев: «закутавшись в дырку» [1; 62]. Вероятно, дыра – определенный образ-концепт, характерный для творчества всех трех рок-поэтов. В предложении «Кривые нежности изранили лицо» [3] также наблюдаем смысловую несовместимость компонентов нежности и изранили. Нежный – ‘1. Ласковый, исполненный любви. 2. Приятный, тонкий, не грубый’ [24; 405]. Что-то нежное по определению не может физически ранить, поскольку для ранения как раз необходимо что-то «грубое и неприятное». Словосочетание «угасли дожди» [3] не является неправильным с формальной точки зрения, особенно если учесть второе, переносное, значение глагола гаснуть – ‘ослабевать, терять силы; исчезать’ [24; 126]. Однако внутренняя форма глагола и первое значение ‘переставать гореть, переставать светить’ [24; 126] указывают на смысловую несовместимость слов угаснуть и дождь, поскольку дождь противопоставлен огню как водная субстанция и, соответственно, не может «перестать гореть». Словосочетание «нелепая гармония» [2] также противоречит семантике составляющих его компонентов: гармония – ‘согласованность, стройность в сочетании чего-нибудь’ [24; 126]; нелепый – ‘не оправданный здравым смыслом, странный, несуразный’ [24; 407]. Исходя из лексических значений слов, гармония как нечто упорядоченное, стройное не может быть нелепой, т.е. противоречащей здравому смыслу, несуразной. Словосочетание «бесконечная пауза» [1; 24] близко к оксюморону, но возможность переносного употребления прилагательного бесконечный (что часто и происходит в разговорной речи) заставляет нас отнести это словосочетание именно к несовместимым по смыслу. Пауза – ‘перерыв, приостановка в речи, работе, каких-нибудь действиях’ [24; 496]; бесконечный – ‘не имеющий конца, пределов’ [24; 44]. Приостановка предполагает возобновление действия и не может не иметь конца, поэтому слова не совместимы по своим основным лексическим значениям.

«Фактологическая» несовместимость слов не вытекает из лексического значения компонентов словосочетания, но выявляется из общепринятых знаний о них, известных фактов. Например, словосочетание «смертный бог» [3] формально правильно, однако в христианской и многих других религиозных системах главное качество бога – это его бессмертие, поэтому данное словосочетание является фактологически неправильным[3]. Предикативное словосочетание «движутся манекены» [2] является формально правильным, но известно, что манекены не могут передвигаться самостоятельно, и слово манекен давно стало символом кукольной неподвижности, безвольности. Словосочетание «полярные подсолнухи» [2] также не соответствует действительности, поскольку в полярной зоне подсолнухи не растут (что очевидно даже из внутренней формы слова – растение солнцелюбивое: под солнцем). Очевидна фактологическая ошибочность словосочетания «по рыжей крови» [2], поскольку, как известно, кровь красного цвета (в крайнем случае, «голубая», если принимать во внимание устойчивое сочетание). Не соответствует действительности словосочетание «тропою партизанских автострад» [1; 77], поскольку партизаны для своих передвижений пользуются не автострадами, а именно лесными тропами с целью оставаться незамеченными на оккупированной врагами территории. Словосочетание «каждый день умирать» [1; 116] также фактологически неправильно, поскольку умереть (‘перестать жить’ [24; 832]), как известно, можно только один раз.

3) Словосочетания, основанные на совмещении понятий, которые не противоречат друг другу, но по различным причинам воспринимаются как контрастные. Назовем этот тип «контрастными словосочетаниями». Например, словосочетание «распаленная апатия» [3] состоит из слов, контрастных по признаку «интенсивность действия, процесса». Тот же признак интенсивности действия лежит в основе контрастного словосочетания «усталые истерики» [3]. Однако здесь существительное и прилагательное меняются «полюсами интенсивности»: активное действие выражается существительным, а пассивность, бездействие – прилагательным. Башлачев сочетает в одном контексте контрастные существительные голова и хвост, которые обозначают верхний и нижний «концы тела»: «Головой кивает хвост из-под заплаты» [1; 16]. Словосочетание «нищие гурманы» [1; 17] также состоит из контрастных по коннотации слов, поскольку гурман – ‘любитель и ценитель изысканной пищи’ [24; 149], а нищий – ‘очень бедный, неимущий’ [24; 419]. Понятно, что очень бедные люди не имеют доступа к изысканной пище и вряд ли могут быть гурманами. Контрастное словосочетание «ангелы чернорабочие» [1; 121] образует Башлачев в песне «На жизнь поэтов». Ангел – ‘служитель Бога, исполнитель его воли и посланец к людям’ [24; 24], имеет стойкую ассоциацию с белым цветом. Понятия не противоречат друг ну другу, ангел может выполнять «черную» (трудную) работу, однако их сочетание все равно выглядит контрастным по коннотациям. Дягилева создает синтаксический аналог устойчивого сочетания вор в законе, преобразуя его категориальное значение, благодаря чему возникает внутренне контрастное словосочетание «узаконенный вор» [2].

Нередко компоненты словосочетаний контрастны по стилистической окраске или коннотациям. Словосочетание «святой помет» [1; 129] контрастно по стилистическим коннотациям компонентов, также как и выделенное словосочетание в предложении «Самого занюханного бога не привлечет нас неказистый рай» [1; 183]. Словосочетание неказистый рай в этом предложении представляет собой пример фактологической несовместимости компонентов, поскольку рай, ‘место, где души умерших праведников пребывают в вечном блаженстве’ [24; 655], не может быть неказистым, т.е. ‘некрасивым, невзрачным с виду’ [24; 407]. Стилистический контраст наблюдаем в следующих словосочетаниях: «концептуальный обед щами с лаптями» [2], «поэт воняет в яме» [3], «президиум шушукался» [1; 77]. У Летова можно выделить ряд словосочетаний, несовместимых по отрицательной и положительной коннотации компонентов: задушевная повседневность, застенчивая ярость, кокетливая скорбь, игривое отчаяние, вежливая ярость [3] (у существительных отрицательная коннотация, у прилагательных положительная).

4) Словосочетания, построенные по принципу антонимии. Антонимичными могут быть сами компоненты словосочетания: «изначальный конец» [2]. Однако эти сочетания близки к оксюморонам. Более частотны и интересны такие словосочетания, в которых один из компонентов антонимичен слову, традиционно сочетающемуся со вторым компонентом: «клопы душистые» [3] (языковое сочетание вонючий клоп, антонимы вонючий – душистый), «безутешно смеясь» [3] (языковое сочетание безутешно плакать, антонимы плакать – смеяться). Словосочетание «кромешного солнца» [3] (ср. языковое кромешная тьма) можно было бы назвать оксюморонным, если бы была прозрачной внутренняя форма прилагательного кромешный. Но так как носителю языка непонятна внутренняя форма слова, то можно отнести этот случай к словосочетаниям, построенным по принципу антонимии (тьма – солнце). В словосочетании заоблачные бездны можно наблюдать не только привлечение антонимов (языковое сочетание заоблачные высоты, антонимы бездна – высота), но и смысловое несоответствие. Этимология слова заоблачный предполагает что-то находящееся за облаками, в небе, в то время как бездна (без дна) может находиться только на земле, внизу.

4. «Ошибочная» сочетаемость слов. Такие словосочетания, которые кажутся ошибочными, неправильными; автор намеренно создает впечатление, что он путает похожие слова (паронимы) в словосочетании либо употребляет неправильные грамматические формы. Соответственно, выделяются два подтипа «ошибочных» словосочетаний:

1) Паронимическая аттракция. Авторы привлекают паронимы слов, традиционно заполняющих позиции при другом компоненте словосочетания, благодаря чему возникают «ошибочные» словосочетания не сочетающихся по смыслу слов: «возмутительные боги» [3] (вместо возмущенные боги), «предательского дядю» [3] (вместо предавший дядя), «от любви нераздельной» [1; 134] (вместо неразделенная любовь). В словосочетании «все взносы вознесены» (вместо взносы внесены) действует не только механизм паронимической аттракции, но и фонетического притяжения компонентов словосочетания. Отметим близкий к паронимии по механизму «совершения ошибки» случай: «морозными пятками» [3]. В отдельных значениях прилагательное морозный синонимично прилагательному холодный (ср. морозный день = холодный день), с которым, по идее, должно сочетаться существительное пятки, но оно употребляется для обозначения того, что бывает во время морозов (морозный ветер, морозный день). Автор «путает» эти два синонима и создает ошибочное сочетание слов.

2) Грамматически неправильно построенные словосочетания. Например, Летов употребляет глагол в прошедшем времени с наречием, обозначающим будущее время: «было завтра» [3]. При глаголах поверить и п рикарманить Летов не заполняет позиции косвенного и прямого дополнений соответственно, требуемых сильным управлением: «вы все равно не поверите <чему>, вы все равно прикарманите <что>» [3]. Дягилева употребляет предложный падеж вместо родительного, которым управляет существительное формула: «Старовыеденных формул о строении желтка» [2]. Также ошибочное управление (предложный падеж вместо винительного) употребляет Дягилева в следующем словосочетании: «Расселите нас в желтых домах» [2]. Башлачев «ошибочно» употребляет предложный падеж вместо винительного в выделенном словосочетании: «На Второй Мировой поэзии призван годным и рядовым» [1; 55] (ср. призвать в ряды вооруженных сил, призвать на войну). Автор намеренно «ошибается» в выборе падежа, дабы подчеркнуть сходство причастия призван с признан.

Отметим несколько единичных случаев ошибочной сочетаемости, не входящих в нашу классификацию. Так, Дягилева образует плеоназм «фольклором народным» [2]. Фольклор – ‘народное творчество; совокупность народных обрядовых действий’ [24; 855], поэтому определение народный здесь лишнее. У Башлачева также наблюдаем плеоназм «горячее пламя» [1; 100]. Следует обратить внимание на ряд ошибочных словосочетаний, связанных со словом босой. По своей сути это словосочетания, основанные на семантической несовместимости слов (см. выше), т.к. в них не учитывается специфика лексического значения слова босой – ‘необутый, с голыми ногами’ [24; 57]. Но эта ошибка (осознание только самой общей семы «голый») настолько распространена в разговорной речи, что можно отнести эти случаи к «ошибочной» сочетаемости: «босыми ладонями» [3], «босыми руками» [3], «босой кукиш» [2]. Летов неправильно употребляет прилагательное босоногий, сочетая его с существительным, и так обозначающим часть ноги: «босоногими пятками» [3].

5. «Перекрестная» сочетаемость слов. Языковая сочетаемость слов в текстах рок-поэзии нередко нарушается за счет так называемой «перекрестной сочетаемости»: при наличии двух параллельных словосочетаний (одинаковых по грамматической структуре) их главные слова сочетаются не со своими зависимыми словами, а с компонентами параллельного словосочетания. Чаще остальных этот прием встречается у Летова: «скользкий на вкус, горький на ощупь» [3] (вместо скользкий на ощупь, горький на вкус), «таскают время, теряют вещи» [3] (вместо таскают вещи, теряют время), «песочная сыпь, аллергическая зыбь» [3] (вместо песочная зыбь, аллергическая сыпь). У Башлачева: «в черных пятнах родимой злости» [1; 56] (вместо родимые пятна, черная злость), «теплых лет да долгих котлет» [1; 187] (вместо долгих лет, теплых котлет). Интересно, что Башлачев использует «перекрестную сочетаемость» на уровне текста. В песне «Минута молчания» этот прием образует кольцевую композицию текста:

Я жил радостью встреч

И болью прощания [1; 107].

Забудь боль наших встреч

И радость прощания [1; 108].[4]

В данном случае сочетаемость не выходит за рамки нормативной.

6. Абсурдная сочетаемость слов, никак не связанных по семантике, принадлежности к одному семантическому полю, внутренней форме и каким-либо другим признакам. Как мы уже упомянули выше, этот тип сочетаемости (а вернее, несочетаемости) – основной прием в поэзии Летова. Сочетая абсолютно несочетаемые слова, автор стремится разглядеть в явлениях новые грани, недоступные привычному мышлению, с его установленными заранее языковыми связями. Таких словосочетаний очень много в текстах Летова, поэтому приведем несколько примеров, в которых несочетаемость слов иногда подчеркивается образованием неологизмов, потенциальных слов, не существующих именно в силу отсутствия необходимости в них: «извилистых вещей, сиволапых натюрмортов» [3], «шершавая заполночь» [3], «грозовая демократия, роковое освинение» [3], «заскорузло любили, освинело горевали» [3], «зеленые дела» [3], «горбоносые обреченности, задорные раздраженности» [3], «коричнево пахнет мелочью» [3] и др. В творчестве Башлачева такие сочетания почти не встречаются, у Дягилевой же, под влиянием Летова, они иногда появляются: «электронной зеленью» [2], «грязь такая неведомая, невиданная» [2], «соленая ржавчина» [2], «теоретических пророков, напечатанных богов» [2], «от узколобой весны» [2].

К этому типу нарушения примыкают абсурдные сравнения, также наиболее распространенные в творчестве Летова. Это такие сравнения, которые никак не отражают сути предмета сравнения (обычно имя прилагательное), не имеют с ним точек соприкосновения, а нередко и противоречат ему: «немыслимые, словно отрывной календарь» [3], «чудесный, как сопля на стене, счастливый, как слепая кишка» [3], «благотворен, словно онанист» [3], «вежливым, как битое окно» [3], «треснули как грибы» [3], «постная как грех на заре» [2].

Теперь рассмотрим два принципа сочетания слов, действующих в текстах рок-поэзии, но не всегда приводящих к нарушению языковой синтагматики:

1. Фонетический принцип. Слова подбираются по фонетическому созвучию. По тому, внутри словосочетания или по аналогии со сходным («традиционным») словосочетанием наблюдается созвучие, выделим два подтипа:

1) Подбор компонентов словосочетания по созвучию. Назовем этот подтип «собственно фонетическим принципом». Авторы пытаются установить семантическую связь между формально близкими словами, соединяя их в одном словосочетании. Чаще всего это приводит к нарушению сочетаемости: «озорная заря» [3], «крапивных кровель, хрупкому хребту» [2], «сны наизнанку, пах нараспашку» [1; 47], «бытом пробитых, потом пропитых» [1; 47], «платина платья» [1; 111]. Однако не всегда фонетическая сочетаемость нарушает семантический принцип. Например, Дягилева образует словосочетание «без разношерстных ресниц» [2], оба компонента которого относятся к одной лексико-семантической группе «слова, описывающие волосяной покров». Этот принцип нередко совмещает функции рассмотренных нами выше типов нарушения сочетаемости. Например, словосочетание «под ветреным воротником дрожь» [3], в котором компоненты подобраны по созвучию, является примером языковой компрессии и, вероятно, образовано от синтагмы «под воротником, в который задувает ветер». А в словосочетании «сбылось насквозь» [1; 137] расширяется значения наречия насквозь: «полностью». Башлачев использует и фонетические сравнения: «онемел как мел» [1; 59], «твой “телекастер” красив, как кастет» [1; 107].

2) Подбор слова, созвучного одному из компонентов, традиционно заполняющему данную позицию в словосочетании. В результате получается словосочетание, похожее на узнаваемое и известное общеупотребительное словосочетание. Новое, авторское словосочетание как бы неточно воспроизводит звуковой облик другого, известного словосочетания, поэтому назовем этот подтип «принципом созвучия»: «взбитые слюни» [3] (ср. взбитые сливки), «горлом идет любовь» [1; 34] (ср. кровь идет горлом), «венчают в сраме» [1; 45] (ср. венчать в храме), «страшный зуд, скудный день» [1; 50] (ср. страшный суд, судный день), «скрипучим смычком» [1; 101] (ср. скрипичный смычок), «великих дождей» [1; 114] (ср. великий вождь). При этом нередко подобранные таким образом слова не противоречат смыслу словосочетания и обогащают его новыми красками. Например, Летов вместо узнаваемого сочетания отринув сомненья использует словосочетание «отрыгнув сомненья» [3]. Глаголы отринуть и отрыгнуть объединены общей семантикой отторжения, и такая замена усиливает это значение. Башлачев создает, наоборот, контрастное словосочетание «воля уготована» [1; 50] (ср. доля уготована). Исходное словосочетание предполагает предопределенность, смирение со своей долей, в то время как воля предполагает активный выбор, действие. Меняется коннотация словосочетания не рассказать словами при употреблении более интенсивного созвучного глагола: «не растерзать словами» [2]. Словосочетание «речет река» [1; 51] сочетает принцип созвучия (ср. течет река) с этимологическим принципом, о котором мы скажем ниже. В песне Башлачева «Верка, Надька и Любка» замена прилагательного советский на светский в словосочетании советская эстрада продиктована, в том числе, требованиями ритма:

Но все-таки просто визжали они,

Когда рядом с ритмами светской эстрады

Я сам, наконец, взял гитару в клешни [1; 63].

Словосочетание страстной даты, образованное по модели выражения красная дата, является результатом компрессии выражения «дата страстного события», что с очевидностью вытекает из контекста:

Под радиоудар московского набата

На брачных простынях, что сохнут по углам,

Развернутая кровь, как символ страстной даты,

Смешается в вине с грехами пополам [1; 31].

Уникальный случай, сочетающий в себе оба подтипа – фонетический принцип и принцип созвучия – наблюдаем в песне Башлачева «Верка, Надька и Любка»: «твистом свистел» [1; 63] (ср. свистом свистел).

Отметим, что фонетический принцип в обоих своих вариантах является ведущим приемом в поэзии А.Башлачева.

2. «Словообразовательный» принцип. Это условное обозначение такого принципа, при котором в основу сочетаемости слов положено этимологическое или словообразовательное родство компонентов словосочетания или компонентов двух параллельных словосочетаний (одно из которых авторское, другое традиционное языковое). Соответственно, выделяются два подтипа:

1) «Однокоренная» сочетаемость. Это сочетание однокоренных слов в рамках одного словосочетания либо замена одного из компонентов узнаваемого употребительного словосочетания однокоренным ему словом. Сочетание однокоренных слов в рамках одного словосочетания позволяет обратить внимание на связь между далекими на первый взгляд словами, заставляет читателя (слушателя) более внимательно относиться к внутренней форме слов: «под кровом укрылись» [2], «наверстаешь свою версту» [1; 56]. Замена однокоренным словом одного из компонентов узнаваемого словосочетания, как правило, придает дополнительные оттенки значения привычным словосочетаниям. Например, Дягилева обновляет коннотативное содержание словосочетания зачетная книжка: «расчетной книжкой мое лицо» [2]. Башлачев использует «усиленный аналог» адъективного компонента сочетания исподнее белье: «в преисподнем белье» [1; 150]. Преисподняя – существительное, обозначающее «ад», Башлачев же употребляет его в качестве прилагательного, актуализируя его внутреннюю форму (приставка пре - в значении «очень») и придавая ему значение «самое нижнее <белье>». С помощью однокоренной замены Башлачев переосмысляет значения выражения камера пыток: «кинокамера скучных пыток» [1; 188]. Значение авторского словосочетания – «кинотеатр, где идет настолько скучный фильм, что его просмотр воспринимается как пытка».

2) «Этимологическая» сочетаемость. Результатом ее являются словосочетания, построенные с учетом этимологии компонентов (как правило, одного из них). Нормативная синтагматика нарушается, но смысловые связи восстанавливаются, если обратить внимание на внутреннюю форму одного из компонентов, его этимологию. Например, словосочетание «зоркие окна» [3] неправильно с точки зрения нормативной сочетаемости компонентов, однако если мы обратимся к этимологии слова окно («Праслав. *оkъnо — из око» [35, Т.III; 128]), которое соотносится со словом око (глаз), то сочетание не выглядит нелепым. Значение словосочетания можно описать как «окна, через которые пристально наблюдают». Тот же механизм действует при образовании словосочетания «зажмуренными окнами» [3]. Помня о происхождении слова окно, Летов использует сравнение его с глазами и употребляет причастие зажмуренный, сочетающееся обычно с существительным глаз, для выражения значения «закрытые окна». Также на базе слова око Летов создает оксюморонное с этимологической точки зрения словосочетание «слепые очевидцы» [3]. Внутренняя форма существительного очевидец подсказывает даже без обращения к этимологическому словарю, что оно происходит из сочетания видеть очами. Поэтому, с учетом этимологии существительного, сочетание слепые очевидцы является оксюмороном, поскольку слепые не могут «видеть очами». Башлачев создает внутренне антонимичное с этимологической точки зрения словосочетание «белой темницы» [1; 23]. Существительное темница – «от тьма» [35, Т.IV; 40], связано с прилагательным темный, а прилагательные белый и темный в некоторых значениях являются антонимами, поэтому словосочетание белая темница является внутренне противоречивым, если учитывать этимологию номинативного компонента. Уникален случай этимологической сочетаемости в рамках словосочетания: «да не рубиться бы в рубли» [1; 51]. Как известно, слово рубль происходит от глагола рубить («др.-русск. рубль “обрубок, затычка”» [35, Т.III; 511]), и Башлачев соединяет этимологически родственные слова в одном словосочетании.

Отметим существование еще одного принципа сочетаемости – синонимического. Однако нет нужды выделять его в отдельный тип в виду малой представленности в исследуемых текстах словосочетаний, построенных в соответствии с этим принципом. «Синонимический» принцип реализуется в таких словосочетаниях, в которых традиционно сочетающийся компонент заменяется синонимом (словом, близким по значению) или словом той же лексико-семантической группы, в результате чего происходит нарушение нормативной синтагматики, но семантика остается примерно той же: «родниковую кровь» [3] (ср. родниковая вода; слова одной лексико-семантической группы «жидкость»), «на медленном солнце» [3] (ср. на медленном огне; слова одной лексико-семантической группы «источник тепла и света»), «колья телеграфные» [2] (ср. столб телеграфный; контекстуальные синонимы), «генеральный хозяин» [1; 23] (ср. генеральный директор; контекстуальные синонимы).

 

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных