Структурно-семантические преобразования, не приводящие к нарушению тождества ФЕ

В результате структурно-семантических преобразований этого типа создаются различные индивидуально-авторские употребления ФЕ, конкретизирующие и развивающие смысловое содержание, усиливающие экспрессивность, видоизменяющие эмотивно-оценочный план в пределах тождества ФЕ.

1. Прежде всего следует выделить группу преобразований, касающихся изменения компонентного состава ФЕ: расширение компонентного состава, замена компонента ФЕ словом или словосочетанием и сокращение компонентного состава (эллипсис ФЕ).

При расширении компонентного состава происходит конкретизация значения фразеологизма, усиление значения, могут появляться дополнительные оттенки смысла. Это довольно распространенный вид преобразований, нередко ведущий к другим типам трансформаций. Чаще всего дополнительный компонент усиливает значение, выражаемое фразеологизмом. Наиболее показательный пример: «Каждому воздать стократно сторицей» [3]. Компонентный состав ФЕ воздать сторицей расширяется обстоятельством меры и степени стократно, однокоренным одному из компонентов ФЕ, благодаря чему значение фразеологизма (‘отплатить с избытком за доброе дело’ [6; 552]) усиливается, как бы возводится в квадрат за счет тавтологического распространения. Нередко нагнетению фразового значения способствует такое расширение компонентного состава, при котором дополнительный компонент составляет ряд однородных членов предложения с одним из компонентов ФЕ. Как правило, в качестве дополнительного компонента в этом случае выступает слово из одной лексико-семантической группы с компонентом ФЕ (либо синонимичное слово). Так, расширяется состав ФЕ намотать<себе> на ус в песне Башлачева «Когда мы вместе»: «Намотай на ус, на волос» [1; 137]. Слово волос практически синонимично слову ус в данном контексте, имеет также определенное созвучие с ним и фактически дублирует номинативный компонент ФЕ, усиливая, нагнетая значение фразеологизма. Интересный случай изменения компонентного состава ФЕ наблюдаем у Летова: «С миру по нитке, по горстке, по копеечке» [3]. ФЕ с миру по нитке – голому рубаха не только расширяется рядом однородных членов по горстке, по копеечке, но формально и сокращается (хотя в разговорной речи давно уже принята именно эта эллиптичная форма ФЕ – с миру по нитке). Благодаря эллипсису и становится возможным расширение компонентного состава ФЕ однородными дополнения, поскольку они не относятся к лексико-семантической группе «ткань, текстильная промышленность» и генерализируют значение ФЕ, подчеркивают ее обобщенно-абстрактное значение. В песне Башлачева «Хороший мужик» ФЕ пить <горькую> чашу до дна расширяется посредством сниженного синонима слова чаша, при этом факультативное определение горькую отходит именно к дополнительному компоненту: «И пила свою чашу и горькую стопку до дна» [1; 82]. Усиление значения ФЕ может происходить при расширении компонентного состава определением номинативного компонента ФЕ. Например, Летов использует устоявшуюся в разговорной речи, но еще не кодифицированную расширенную форму ФЕ поставить точку: «Поставил я жирную точку» [3]. Такое определение явно усиливает значение фразеологизма, интенсифицирует выражаемое им действие. Этот пример интересен также тем, что в том же тексте есть еще одно преобразование этой ФЕ: «словно кровавая жирная точка» [3]. Автор создает окказиональную ФЕ, вычленяя ее из состава уже существующего устойчивого выражения, но в его расширенном варианте, встречающимся в тексте ранее. В песне Дягилевой «На дороге пятак» усиливается отрицательная коннотация ФЕ ко <всем> чертям путем расширения ее компонентного состава с помощью определения: «А к утру провалился к паршивым чертям» [3].

Определение может не только усиливать значение, но и конкретизировать, как, например, в песне Башлачева «Тесто»: «И дар русской речи беречь» [1; 48]. С помощью определения русской конкретизируется значение ФЕ дар слова (речи): автору важно подчеркнуть исключительность русского языка, важность родной речи. В «Русском поле экспериментов» Летова конкретизации значения ФЕ с помощью определения способствует ироническое снижение образности фразеологизма: «Неофициальные пупы земли» [3]. Расширение компонентного состава ФЕ с помощью определения может также способствовать коренному переосмыслению значения ФЕ: «Я буду ласковым, как теплый банный лист» [3]. Употребленная в таком непривычном контексте, да еще и распространенная определением теплый, ФЕ как банный лист <пристал> теряет отрицательную коннотацию и приобретает совершенно другое значение: что-то приятное, теплое, ласковое. Это связано также с развитием образной основы ФЕ: главным качеством банного листа выступает его теплота после парилки как олицетворение ласковости, а не досадная прилипчивость.

Отметим еще одну функцию расширения компонентного состава ФЕ – экспликация внутренней формы фразеологизма, пояснение его значения. Например, в песне Башлачева «Верка, Надька и Любка» с помощью обстоятельства образа действия задом поясняется внутренняя форма ФЕ пятиться как рак: «Я пятился задом, как рак» [1; 61]. Автор, расширяя компонентный состав фразеологизма, обыгрывает его внутреннюю форму и поясняет, каким именно образом можно «пятиться как рак». В стихотворении «Натощак» Летов расширяет компонентный состав ФЕ наставить рога словом из одной лексико-семантической группы с компонентом рога («части тела парнокопытного животного»), что способствует оживлению образности ФЕ и созданию комического эффекта: «Друг другу рога наставляем с копытами» [3]. В этом преобразовании можно также проследить аллюзию на еще один прецедентный текст – название конторы «Рога и копыта» в романе И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой теленок».

Достаточно распространена в текстах рок-поэзии замена одного из компонентов ФЕ словом или словосочетанием. Нередко компонент ФЕ заменяется синонимом или близким по смыслу словом из той же лексико-семантической группы, при этом значение сочетания не меняется, но могут появляться дополнительные оттенки смысла, комический эффект, актуализируется внутренняя форма фразеологизма. Например, замена компонента в ФЕ загнать в гроб и соответствующий контекст способствуют буквализации фразеологизма:

Меня давно бы уж зарыли в снег,

Меня давно бы уж загнали в яму,

Меня давно бы уж нашли по следу [3].

В песне Башлачева «Когда мы вдвоем» замена компонента сойти ФЕ сойти с ума на глагол интенсивного действия сорвусь придает фразеологизму дополнительный оттенок стремительности действия и его осознанного добровольного осуществления (вопреки словарному значению): «Я снова сорвусь с ума» [1; 148]. В «Песенке на лесенке» Башлачев также подбирает более экспрессивный, образный глагол для ФЕ хоть в петлю лезь: «А мне от тоски хоть рядись в петлю» [1; 86]. Здесь мы также можем наблюдать синтаксическую инверсию компонентов. Летов на основе ФЕ ни гроша <за душой> создает окказиональный фразеологизм, в котором на первый план выступает синонимичная замена компонента базовой ФЕ: «И нету у нас ни монетки за душой, ни креста за пазухой» [3]. Благодаря замене компонента ни гроша синонимом ни монетки, которая разрушает фразеологическое тождество и тем самым подчеркивает грамматический каркас устойчивого выражения, становится возможной контаминация элементов других фразеологизмов: креста нет и держать камень за пазухой. Таким образом, в результате контаминации трех ФЕ языка происходит образование окказиональной ФЕ ни монетки за душой, ни креста за пазухой. Один из своих излюбленных фразеологизмов как банный лист <пристал> Летов использует для образования окказиональной ФЕ, соединяя его с другим фразеологизмом, также имеющим в составе компонент лист: «Трепещем, как банные листья на свежих ветрах» [3]. Помимо контаминации, нас интересует здесь замена глагольного компонента ФЕ как осиновый лист дрожит (трясется) синонимом трепещем. В «Народной смекалке» Летов заменяет компонент скупой ФЕ скупой платит дважды словом из той же лексико-семантической группы «человек по отношению к деньгам» нищий: «Нищий платит дважды» [3]. Это преобразует смысл фразеологизма, выводя его в социальную плоскость, и значение его становится примерно тем же, что у ФЕ деньги к деньгам идут. Замена синонимичным словом может усиливать значение, выражаемое фразеологизмом, как, например, в стихотворении Дягилевой: «Катится все в пропасть» [2]. Замена компонента ФЕ катиться под гору более экспрессивным синонимом в пропасть, доводящим мотивировавшую ситуацию до крайности, усугубляет негативное значение фразеологизма. В песне «Некому березу заломати» Башлачев использует перифраз ФЕ терновый венец, заменяя один из компонентов словом из той же лексико-семантической группы: «Вы швыряли медную полушку мимо нашей шапки терновой» [1; 26]. У фразеологизма появляется дополнительный оттенок смысла: «мученичество, заслуживающее сострадания в виде подаяний».

Достаточно часто замена компонента ФЕ происходит по принципу метонимии, особенно синекдохи. Например, в песне Дягилевой «Декорации» компонент очки ФЕ втирать очки заменяется наименованием материала изделия: «Втирает стёкла» [2]. В песне же «Про чертиков» можно наблюдать конкретизирующую метонимическую замену компонента деньги ФЕ бросать деньги на ветер: «Брось на ветер две копейки» [2]. Такая замена вносит дополнительный оттенок, сужающий значение ФЕ: «тратить без пользы, транжирить небольшие деньги». А в стихотворении «Сижу в серой рубахе» замена одного из компонентов ФЕ, наоборот, расширяет ее значение: «Злачные города» [2]. Номинативный компонент ФЕ злачное место заменяется более обширным обозначением пространства город, благодаря чему свойство, выражаемое фразеологизмом, распространяется не на отдельное место, а на целый ореол обитания. В песне Башлачева «Подвиг разведчика» метонимическая тавтологическая замена компонента день на полдень (как часть дня) создает комический эффект и конкретизирует значение ФЕ рабочий день: «В рабочий полдень я проснулся стоя» [1; 75]. Интересный прием использует Дягилева в стихотворении «Я голову несу…»: «Чеканит черный час чужих очередей» [2]. Трансформация фразеологизма на черный день проходит две стадии: метонимическая замена компонента день на час, а затем вычленение окказиональной ФЕ черный час уже из этого измененного варианта.

Башлачев в некоторых фразеологизмах заменяет компонент ФЕ на первый взгляд чисто по созвучию, но при более углубленном рассмотрении замена оказывается смысловой. Например, в песне «Имя имен» замена по созвучию компонента вода ФЕ как с гуся вода на беда проясняет значение фразеологизма ‘все нипочем’ [36; 73], делает прозрачным его абстрактный смысл: «Вся кровь да как с гуся беда» [1; 42]. В песне же «Тесто» замена по созвучию способствует экспликации внутренней формы ФЕ лобное место: «Да неси свое тесто на злобное место» [1; 48]. Дело в том, что лобным местом в устаревшем значении фразеологизма называлось место казни, всегда находившееся на возвышенности. Поэтому, казалось бы, чисто фонетическая замена становится смысловой, обнаруживая стертую отрицательную коннотацию фразеологизма и обращая внимание на его этимологию.

Отметим такой единичный случай, когда замена одного из компонентов ФЕ в корне меняет значение фразеологизма, делает его абсолютно противоположным: «Как сам на душу свою положишь» [1; 153]. Замена компонента бог ФЕ как бог на душу положит местоимением сам перечеркивает значение предопределенности, бессилия человека перед высшими силами и придает фразеологизму значение полного контроля ситуации человеком.

При сокращении компонентного состава, как отмечают Мелерович и Мокиенко, фразеологизмы нередко теряют в образности и экспрессивности. Действительно, такое явление можно наблюдать и в текстах рок-поэзии. Например, в песне Башлачева «Когда мы вдвоем» опускается сравнение как рыба, легшее в основу ФЕ биться как рыба об лед: «И каждое бьется об лед, но поет» [1; 148]. В песне «Ванюша» также опускается важный для понимания образности ФЕ без мыла в душу лезть компонент без мыла: «Не лезьте в душу! Катитесь к черту!» [1; 157]. В обоих примерах, таким образом, на первый план выступает абстрактное значение фразеологизмов за счет стирания образности при сокращении компонентного состава ФЕ. Менее очевидна потеря образности при сокращении определения косая в составе ФЕ косая сажень в плечах: «Будет еще и сажень в плечах» [3]. Поскольку рядовому носителю языка может быть не вполне понятно сочетание косая сажень, то он не придает существенного значения этому определению, и его сокращение не сильно влияет на экспрессивность ФЕ.

Однако потеря образности и экспрессивности не универсальной закон при эллипсисе ФЕ. Часто сокращение проходит вообще неощутимо для смысла и экспрессии фразеологизма. Наиболее это характерно для ФЕ, в состав которых входят местоимения, не несущие на себе никакой смысловой нагрузки: «Всяк будет себе хозяин» [2] (опускается компонент сам ФЕ сам себе хозяин); «Чуете печенками» [1; 14] (опускается компонент всеми ФЕ всеми печенками). Даже сокращение значимого номинативного компонента ФЕ может не отражаться на яркости образности и экспрессивности в случае собственно эллипсиса компонента, когда возникает грамматическая неполнота предложения и сокращенный компонент подразумевается. Например, в стихотворении Летова «Ночь» сокращение компонента ушей ФЕ не видать как своих ушей практически не ощущается на смысловом и экспрессивном уровне, поскольку вследствие его значимости и возникающей грамматической неполноты он автоматически восстанавливается в сознании читателя: «Знать, не видать мне покоя, увы, как своих» [3]. Во всех этих случаях действует закон речевой экономии.

2. Вторую группу трансформаций внутри этого типа составляют изменения в расположении компонентов ФЕ: дистантное расположение компонентов и синтаксическая инверсия. Дистантное расположение компонентов обычно связано с их смысловым выделением, обособлением. Особенно ярко это прослеживается в ФЕ, состоящих их двух равноправных, тесно связанных компонентов, воспринимающихся как единое целое, таких как хлеб-соль; с пылу, с жару. Разбивая такие единства с помощью повторяющихся конструкций с предлогами, союзами и частицами, авторы подчеркивают вещественное значение каждого компонента сочетания, оживляют образность ФЕ: «Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль» [3]; «И вот когда с пылу, и вот когда с жару…» [1; 48].

При синтаксической инверсии могут также выделяться, обособляться отдельные компоненты, однако чаще всего перестановка компонентов ФЕ не несет на себе никакой смысловой нагрузки: «зубовный скрежет» (вместо скрежет зубовный) [3]; «плечами пожимать» (вместо пожимать плечами) [2]; «как за пазухой у Христа» (вместо как у Христа за пазухой) [2]. Более заметна синтаксическая инверсия, когда она ломает ритмический рисунок фразы, тем самым выделяя компоненты, заставляя обратить внимание на стертый многократными употреблениями смысл: «Сеяли доброе, разумное, вечное» [3]. Перестановка компонентов крылатого выражения из стихотворения Н.А.Некрасова «Сеятелям» сеять разумное, доброе, вечное, сопровождающаяся изменением формы глагола, разрушает дактилический ритм фразы, благодаря чему преодолевается фонетическая инерция, затруднявшая восприятие смысла высказывания. У Башлачева синтаксическая инверсия способствует созданию авторского афоризма на основе ФЕ в чем мать родила:

Что ж, в чем родила мать,

В том и помирать [1; 132]?

Именно вынесение слова мать в конец фразы делает возможной рифму, отливающую высказывание в гладкую афористичную форму.

3. Обширную группу преобразований составляют различные морфологические и синтаксические преобразования фразеологизмов.

При внешних и внутренних морфологических трансформациях чаще всего не затрагивается смысловое и эмоционально-экспрессивное ядро фразеологизма. Например, меняется вид глагола ФЕ валять дурака: «У нас есть время повалять дурака» [1; 109]. Совершенный вид указывает лишь на ограниченность во времени действия, выражаемого фразеологизмом. В песне Летова «Сто лет одиночества» изменение вида глагола в ФЕ сопровождается расширением компонентного состава, благодаря чему актуализируется буквальное значение глагольного компонента ФЕ испустить дух: «Испускали дух и крик» [3]. Спрягаемые формы глагола могут заменяться деепричастиями, что также обычно не несет на себе смысловой и эмоциональной нагрузки: «Приказав долго жить, вечным сном, дуба дав, или как там еще в обиходе» [1; 64]. Примечательно, что «в обиходе», т.е. в разговорной речи, деепричастия обычно не употребляются и предпочтение отдается спрягаемым формам глагола. Здесь мы также можем наблюдать сокращение компонентного состава ФЕ заснуть вечным сном, причем вероятнее всего произошло сокращение уже видоизмененной ФЕ заснув вечным сном, стоящей в ряду с другими трансформированными синонимичными конструкциями. В стихотворении Летова «20-е сентября» можно наблюдать обратное явление – замена деепричастия в составе ФЕ спрягаемой формой глагола: «Стискивают зубы» (вместо стиснув зубы) [3]. Такая трансформация способствует актуализации буквального значения ФЕ. Единичный случай замены спрягаемой формы глагола причастием можно наблюдать в песне Летова «Заплата на заплате»: «Вырванная с корнем, вырванная с мясом // Пойманная рыба постигает воздух» [3]. ФЕ вырвать с корнем трансформируется в причастный оборот вырванная с корнем, и на основе этого видоизмененного фразеологизма по его модели создается окказиональная ФЕ вырванная с мясом. Интересно также, что в данном контексте обыгрывается и ФЕ ни рыба, ни мясо.

Если рассматривать морфологические трансформации номинативных компонентов ФЕ, то можно отметить приобретение существительными уменьшительно-ласкательного суффикса. Например, трансформируется ФЕ скатертью дорога в песне Летова «Привыкать»: «скатертью дорожка» [3]. Здесь этот суффикс не меняет содержания или эмоционального фона фразеологизма, а вот в другом тексте Летова уменьшительно-ласкательный суффикс у существительного придает интонацию иронии фразеологизму блудный сын: «Блудный сынишка ушел навсегда» [3]. В стихотворении Дягилевой «До» термин комендантский час трансформируется в атрибутивное сочетание час коменданта: «Дорога в проекции на карту // Мастью пик, часом коменданта» [2]. Замена краткой формы прилагательного полной в разговорно-просторечной ФЕ ядрена вошь эксплицирует внутреннюю форму фразеологизма: «ядреная вошь» [3].

В редких случаях морфологическая трансформация может в корне менять значение, коннотативное содержание фразеологизма. Например, ФЕ сходить с ума становится объектом для таких экспериментов у Летова и у Башлачева. Летов с помощью трансформации глагольного компонента придает фразеологизму дополнительный семантический оттенок сознательного выбора умопомешательства, отторжения разума, помещая в одном контексте исходную ФЕ и ее измененный вариант: «В то красное лето многие сходили с ума // В то лето людишки уходили с ума» [3]. У Башлачева же морфологическая трансформация фразеологизма становится средством авторской интерпретации его этимологии и коренного переосмысления значения: «И в картах она разбиралась не в меру – // Ходила с ума эта самая Вера» [1; 62]. Лишая приставки совершенного вида глагольный компонент ФЕ, Башлачев связывает ее этимологию с карточной игрой, и ходить с ума означает примерно «делать ход в карточной игре с умом». Восприятие смысла ФЕ затрудняется еще существованием такого речевого оборота у картежников, как «ходить с какой-либо масти». То есть ходить с ума соотносится, например, с фразой ходить с пикей и т.п. В песне «Случай в Сибири» переосмысляется значение ФЕ трещать по швам благодаря изменению формы числа номинативного компонента: «Он говорил, трещал по шву – мол, скучно жить в Сибири…» [1; 58]. В данном контексте актуализируется просторечное значение глагола трещать – «говорить, болтать», и морфологическая трансформация с большей долей уверенности позволяет относить значение фразеологизма к речевой сфере. Его можно интерпретировать примерно как «говорить, задевая наболевшие или неприятные темы».

Синтаксические трансформации более ярко отражают авторские употребления фразеологизмов, внося новые коннотации, тонкие оттенки смысла, уловимые иногда только в изменении модальности высказывания или типа связи в предложении. Так, меняется модальность пословицы Что посеешь, то и пожнешь с реальной на императивную: «Да пожнется то, что сеется» [3]. Помимо того, предложение становится не обобщенно-личным, а безличным. Такая синтаксическая трансформация снимает универсальность закона, выражаемого пословицей, и сентенция носит больше характер пожелания, нежели утверждения. Та же пословица за счет изменения типа предложения с обобщенно-личного на неопределенно-личное теряет свой дидактический пафос: «Что посеют – то и пожинают» [3]. По модели этой трансформированной ФЕ автор создает окказиональный фразеологизм: «Что откусят – то и съедят» [3]. Сходную трансформацию можно наблюдать в стихотворении Дягилевой «Раскрутили – развороти ли…», где ФЕ костей не соберешь, представляющая собой обобщенно-личное предложение, трансформируется в безличную конструкцию: «Не собрать костей под июльским солнцем» [2].

Модальность может, наоборот, меняться с императивной на реальную, и тогда обесценивается смысл фразеологизма, становящегося свободным сочетанием слов со значением, вытекающим из суммы значений компонентов: «Назывались груздями, полезали в кузова» (вместо назвался груздем, полезай в кузов) [3]. Императивность ФЕ пусть земля будет пухом усиливается за счет глагола в повелительном наклонении, заменяющим конструкцию пусть будет: «Стань пухом земля» [3]. На основе этой трансформированной ФЕ Летов создает ряд окказиональных фразеологизмов:

Стань бревном колос

Стань червем волос

Стань, земляк, мясом [3].

Нередко фразеологизмы претерпевают серьезные структурные преобразования, при этом значение и коннотативное содержание остаются почти неизменными. Так, в песне Башлачева «Все будет хорошо» внутренняя синтаксическая трансформация пословицы Свято место пусто не бывает вносит в нее оттенок предсказания, а не очевидной истины: «Только не бывать пусту ой да месту святому» [1; 160]. Есть, однако, единичные случаи, когда незначительные формальные изменения фразеологизма приводят к ощутимым сдвигам в его семантике. Дягилева, применяя бессоюзный тип связи внутри ФЕ и волки сыты, и овцы целы, изменяет смысловые отношения между частями фразеологизма: «Волки сыты – овцы целы» [2]. Связь ранее равноправных частей с помощью тире устанавливает причинно-следственные отношения между ними: «овцы целы, потому что волки сыты». В другом тексте «Светлая такая дрянь» Дягилева изменяет управление фразеологизмом вдоль и поперек: «Царапина по негативу <…> разделила <…> поле на вдоль и поперек» [2]. Этот фразеологизм в обычном употреблении присоединяется к глаголам с помощью примыкания и в предложении является обстоятельством (образа действия или меры и степени), что и естественно для наречий. Здесь же фразеологизм управляется глаголом разделить с предлогом на; тем самым единство фразеологизма разбивается, и его компоненты выступают в качестве двух косвенных дополнений.

4. Переход утвердительных форм в отрицательные и наоборот. Этот вид преобразований встречается достаточно редко и обычно не несет на себе никакой дополнительной смысловой нагрузки, кроме как изменения модального значения утверждения или отрицания. Например, в стихотворении Летова «Я в соплях не захлебнулся…» переход утвердительной формы ФЕ семь потов сошло в отрицательную сопровождается пояснением: «Еще семь потов не сошло, не успело» [3]. Фактически, фразеологизм остается неизменным, отрицание лишь говорит об отсутствии действия, состояния, выражаемого фразеологизмом. Больший интерес представляют такие преобразования, при которых выступает на первый план образность фразеологизма. Переход отрицательной формы в утвердительную заставляет обратить внимание на значение немотивированных компонентов ФЕ ни сном ни духом в песне Башлачева «Верка, Надька и Любка»: «Но воду почуяв – да сном или духом – // В матросской тельняшке явилась Надюха» [1; 62]. Интересно сочетание приемов трансформации можно наблюдать в стихотворении Летова «Все смешалось…»: «В грязь лицом ударенный» [3]. Автор сначала трансформирует отрицательную форму ФЕ не ударить в грязь лицом в утвердительную, а затем создает окказиональный фразеологизм, преобразуя категориальное значение уже измененной ФЕ языка.

5. Изменение, расширение лексико-семантической и синтаксической сочетаемости ФЕ и компонентов ФЕ. Этот прием особенно характерен для поэтики Егора Летова, который часто экспериментирует с синтагматикой слов и устойчивых выражений, сочетая в одном контексте совершенно несовместимые по смыслу единицы, принадлежащие разным лексико-семантическим полям и логическим категориям. Например, в стихотворении «Как из вольных уст моих…» ФЕ на полную катушку сочетается с устойчивым выражением потерять невинность: «О невинности, потерянной на полную катушку» [3]. Как известно, «потерять невинность» – процесс мгновенный и разовый (что отражает хотя бы совершенный вид глагола), не предполагающий различной степени интенсивности, а значение ФЕ на полную катушку – ‘в полную меру, <…> в полную силу’ [36; 196]. В стихотворении «Всему свое бремя» ФЕ влететь в копеечку, обычно применяемая по отношению к материальным ценностям, сочетается с существительным, называющим природное явление: «Влетает рассвет в копеечку» [3]. У Летова, как видим, сложно обнаружить какие-либо принципы нарушения сочетаемости устойчивых выражений. Башлачев в этом отношении более последователен. Так, в песне «Тесто» он актуализирует внутреннюю форму ФЕ во весь дух, употребляя его с однокоренным компоненту дух глаголом: «Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко» [1; 47]. Фразеологизм обычно употребляется с глаголами движения (мчаться, ехать и т.п.). В песне же «Хороший мужик» автор употребляет ФЕ как штык с глаголом, антонимичным внутренней форме фразеологизма: «Приходил на рогах и клонился как штык» [1; 82]. Сравнение «как штык» при образовании фразеологизма, вероятно, предполагало такое качество штыка, как безукоризненно вертикальное положение в пространстве. Таким образом, основанием для нарушения сочетаемости устойчивых выражений у Башлачева становится соответствие или противоречие внутренней форме ФЕ.

Нередко этот вид преобразований встречается в комбинации с другими структурно-семантическими трансформациями. Например, расширение компонентного состава ФЕ кануть в Лету несколько даже затмевается ее необычной сочетаемостью с наречием стремительного, агрессивного действия яростно: «Верно и яростно канула в янтарную Лету заслуженного долголетия» [3]. Распространяющая же компонент Лета конструкция заслуженного долголетия придает фразеологизму дополнительный метафорический оттенок смысла, основанный на определенном созвучии: «Лета – долголетие».

6. Полная деформация. При этом типе преобразования отдельные компоненты ФЕ могут употребляться обособленно, не вступая в синтаксические связи, или употребляться в качестве смысловых центров сочетаний, коренным образом отличающихся структурой и лексическим составом от исходной ФЕ. Степень деформации может варьироваться. Иногда фразеологизмы лишь незначительно изменяются, лексико-грамматическая структура и значение в целом сохраняются. В таких случаях можно говорить о перифразе фразеологизма: «В трех сосенках блуждая» (вместо заблудиться в трех соснах) [3], «Как лениво высыхает молоко на губах» (вместо молоко на губах не обсохло) [3], «И кто чем богат, тому все были рады» (вместо чем богаты, тем и рады) [1; 63], «Я снова смотрю, как сгорает дуга моста» (вместо сжечь мосты) [1; 22], «А на губах не сохла капля молока» (вместо молоко на губах не обсохло) [1; 136]. В стихотворении «Как в покинутом городе» Летов обыгрывает возможность деформации ФЕ будет и на твоей улице праздник и дает два варианта перифраза: «Не минует праздник и твои задворки // Задымится праздник и в твоих закоулках» [3]. В стихотворении «Игра в бисер» Летов деформацию ФЕ метать бисер перед свиньями совмещает с аллюзией на роман Г.Гейне «Игра в бисер»: «Я играю в бисер перед стаей свиней» [3].

Следующая степень деформации – полное изменение синтаксической структуры и лексического состава ФЕ при сохранении отдельных элементов фразеологизма и смысловых связей между ними, благодаря чему остаются релевантными значение и образность ФЕ: «Заворочались комья в простуженных глотках» (вместо стоять колом [костью] в горле) [3], «Мечи для них бисеры» (вместо метать бисер перед свиньями) [1; 58], «И опять молоко – по груди, по губам» (вместо молоко на губах не обсохло) [1; 65], «Возвращаются все. И идут на круги» (вместо возвращаться на круги своя) [1; 64]. Дягилева сочетает в одном контексте два фразеологизма, деформируя их по одной синтаксической модели, общей для всего стихотворения: «Свой горох. <…> Кидай свой бисер перед вздернутым рылом» [2]. Трансформируются ФЕ как об стенку горох и метать бисер перед свиньями.

Наконец, последняя степень деформации – это полное разрушение фразеологизма, при котором нивелируется значение и остается лишь общий образ фразеологизма. Присутствие в тексте того или иного ФЕ в таком случае обнаруживается по следам отдельных компонентов ФЕ и его образности: «О, мой кот, нас обоих поймали в полиэтиленовый мешок» (ФЕ покупать кота в мешке) [3], «Заройте собаку морозных ночей» (ФЕ вот где собака зарыта) [3], «хозяин близок, не укусишь его локтя» (ФЕ близок локоть, да не укусишь) [2], «все дороги узлом – все узлы топором» (ФЕ разрубать гордиев узел) [2]. В стихотворении «Волки сыты – овцы целы» Дягилева «жертвует» тождеством ФЕ стоять колом [костью] в горле в угоду фонетической игре: «Кость вкось в горле горлицы» [2]. Башлачев, трансформируя ФЕ выносить сор из избы, коренным образом переосмысляет его, меняя коннотацию с отрицательной на положительную: «Я мету сор новых песен из старой избы» [1; 36]. В песне Дягилевой «Придет вода» целый фрагмент текста построен на обыгрывании образа ФЕ как иголка в стогу сена:

Искать иголки в стогах –

Найдется в сене игла-змея

Иголка – змейка

Не сохнет сено в моей рыжей башке [2].

Летов в стихотворении «Как в мясной избушке…» также посвящает целый фрагмент текста пословице любишь кататься, люби и саночки возить, осмысляет ее образную основу и эксплицирует внутреннюю форму со своей точки зрения:

Прокатился на саночках с лихостью, с гиком

А как возить настало время –

Задумался

Закашлялся

Тащил их на горку как мертвую мать

Да так и швырнул посередине [3].

Следует также сказать о таком способе деформации, при котором в тексте используются отдельные компоненты ФЕ, выражающие элементы фразеологического значения. Например, Башлачев разбивает ФЕ заснуть вечным сном по двум предложениям, при этом сокращая ее компонентный состав: «Пусть хорош этот сон. Только тоже не вечен» [1; 65]. Оба компонента, будучи синтаксически изолированными друг от друга, тем не менее несут на себе печать фразеологического значения и воспринимаются как единое целое. Летов использует компонент ФЕ заблудиться в трех соснах для выражения ее фразеологического значения, при этом прибегая к метонимической замене: «Такой ты в трех деревьях застрявший» [3].

На основе проведенного анализа можно выделить несколько фразеологизмов, наиболее часто подвергающихся полной деформации в текстах рок-поэзии, что говорит о повышенном интересе к их внутренней форме и значению, а также их достаточной освоенности для экспериментов. Это такие фразеологизмы, как молоко на губах не обсохло; заблудиться в трех соснах; метать бисер перед свиньями; стоять колом [костью] в горле; что посеешь, то и пожнешь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: