ГЛАВА 3 Кто научил пчелу?

Компьютеры и ракеты, словари и самолё­ты — всё это плоды человеческого гения и упорства. Люди же, их создающие,— всего лишь игра слепого случая. Так нам пытаются внушить.

Но знаете ли вы, что самая обыкновенная пчела безо всяких усилий может посрамить подобные логические построения блестящих умов?

В какой мере готовы вы признать чудо­действенную созидательную силу быстро­текущего времени? Если эволюция и имела место, то как она происходила? Может быть, будет уместно задать несколько конкретных вопросов из одной узкой области знаний.

Давайте вместе понаблюдаем за удиви­тельными действиями обычной пчелы. Обе­щаю ряд сюрпризов для всех и полнейшее замешательство для тех, кто считает, что всё совершенство мироздания — это просто результат поступательного хода времени, ко­торое якобы в прошлом могло делать то, чего не может сейчас!

Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что пчёлы — невероятно талантливые строители? Улей — это шедевр инженерного искусства, состоящий из расположенных рядами шестигранных ячеек с восковыми переборками. Хрустальный дворец, который мы называем сотами, построен молодыми пчёлами, которым нет ещё и семнадцати дней от роду. И тем не менее все ячейки в нём одного размера, имеют по шесть граней, об­ращённых попарно друг к другу. Стенки ячеек, толщиной всего в семь сотых милли­метра, всё же настолько прочны, что один килограмм сот может выдержать по крайней мере 25 килограммов мёда.

Откуда этим молоденьким пчёлам извест­но, что шестигранник имеет наименьший пе­риметр и поэтому требует наименьшего ко­личества строительных материалов? Откуда они знают, что шестигранные ячейки — са­мый оптимальный и экономичный вариант? Кто научил их? И тем не менее они это дела­ют без чертежей, кульманов и угломеров. И каждая ячейка идеальна — в ней как раз уме­щается пчела!

Вы спросите, как они это делают? Они свешиваются гирляндами с потолка улья (или это может быть дупло дерева). Одна из пчёл прикрепляется к потолку, другая цепляется ей за лапки, третья за лапки второй и т. д. Эти цепи из пчёл удлиняются и, рас­качиваясь, сцепляются друг с другом одна к одной, как бы образуя живой занавес.

Всё это они проделывают для того, чтобы начать выделять воск. Дело в том, что с каж­дой стороны брюшка пчелы имеется по четы­ре специальных кармашка. И после того, как они таким вот образом провисят сутки, из этих кармашков начинает выделяться воск. Когда пчела почувствует, что её воск созрел, она переползает по другим пчёлам наверх, достает воск из кармашков, разжевывает его и нашлепывает на раму.

Сперва она просто укладывает воск в не­большую кучку. Затем лепит из неё подобие чашечки, забирается внутрь и начинает там елозить. И, по-видимому, вся эта возня соз­даёт вибрацию, которая позволяет судить об упругости и толщине перегородок. В резуль­тате получается совершенная форма и не­обыкновенно тонкие перегородки. Так созда­ются соты. Пчелы выполняют все операции удивительно чётко, как будто график работы вывешен у них на доске объявлений!

Вы скажете, что это верх организован­ности, и будете правы. Но кто же всем этим руководит?

Верно, что ни одна пчела не живёт сама по себе. Все они живут интересами своего роя. В каждом рое может быть от сорока до семидесяти пяти и более тысяч пчёл, и все они работают в полном согласии, как единый механизм.

Но ктоими руководит? Может, матка? Ведь именно она осуществляет руководство в момент роения. Но даже и в этот момент главную роль в выборе нового места обита­ния играют рабочие пчёлы. Конечно, матка — это яйценосная машина. За один день она способна отложить до двух тысяч яиц. И, по всей вероятности, именно она подаёт химиче­ские сигналы, которые каким-то образом по­зволяют всей пчелиной семье работать сла­женно. Ведь известно, что в присутствии мат­ки с постройкой сот справляется менее сот­ни рабочих пчёл, а в её отсутствие та же рабо­та требует усилий нескольких тысяч пчёл. Но разве она руководит жизнью роя? Разумеет­ся, нет.

Не руководят ею и трутни. Эти мужские особи пчёл ведут абсолютно праздный образ жизни. Всю свою жизнь они проводят в ожи­дании того момента, когда можно наконец будет пуститься в погоню за маткой, совер­шающей брачный полёт. Бесспорно, самыми яркими представителями пчелиного роя яв­ляются рабочие пчёлы. Но руководителя у них нет. И несмотря на это они делают все, как надо!

Пчёлам необходимы две вещи — пыльца и нектар. И то и другое они находят в цветках. Отправляясь на поиски цветов, они прекрасно экипированы. Во-первых, пчела — это отлич­но сконструированный летательный аппарат. Созданные руками человека грузовые само­лёты поднимают груз, равный одной четверти их собственного веса. Пчела же может нести груз, который весит почти столько же, сколь­ко она сама. Ей не нужны ни винтовой, ни реактивный двигатели. С помощью своих коротких, но широких крыльев она и взмыва­ет в воздух, и летит. Она может совершать вертикальный взлёт и посадку, может зави­сать в воздухе. Когда она ныряет в чашечку цветка, её компактные крылышки складываются в доли секунды. Эти же крылышки она использует в качестве вентилятора, когда надо охладить улей.

У пчелы есть три грузовых контейнера. Один из них — ёмкость внутри её тела, куда она собирает нектар. Кроме этого на задних лапках у неё имеется две корзинки для сбора пыльцы. Представьте себе грузовой самолет с подвешенным к брюху грузом!

Может, эти корзинки для пыльцы возник­ли в силу необходимости в ходе эволюции? Первые упоминания о пчеле относятся к 3000 году до н. э. И уже тогда у неё были эти корзинки. С тех пор они не изменились!

Пчела заполняет свою ёмкость нектаром в течение всего одной минуты. За три минуты она набивает до отказа пыльцой корзинки на задних лапках.

Как она это делает? Ныряя в чашечку цветка, пчела трётся тельцем о коробочки с пыльцой, барахтается в цветке, в резуль­тате чего пыльца прилипает к волоскам, по­крывающим её тельце.

Но это пока ещё не всё.Как же пыльца по­падает в корзинки? И как пчеле удаётся не растерять её в полёте? Груз необходимо увлажнить, спрессовать, утрамбовать в кор­зинки, распределив при этом нагрузку поров­ну между обеими лапками. И, хотите верьте, хотите нет,— пчела ухитряется проделать всё это, зависнув в воздухе или держась одной лапкой за цветок!

Но вот пчела, посланная в разведку, обна­ружила цветущий луг и готова вернуться в улей с образцами пыльцы и нектара. Как же она находит дорогу домой? Не забудьте при этом, что она может находиться в нескольких километрах от дома и что, ведя свой поиск, она неоднократно меняла направление полё­та, пока не нашла этот луг. И тем не менее теперь она полетит прямёхонько к улью!

Кто научил её это делать? Какими навига­ционными инструментами она пользуется? А вернувшись в улей — как она рассказывает тысячам своих подруг о местонахождении медоносной находки?

Известно, что пчёлы способны очень тон­ко различать запахи. Когда пчела-разведчица возвращается в улей с нектаром цветов, рас­тущих неподалёку, остальные пчёлы, вылетя из улья, направляются прямо к ним. Похоже также, что у них имеются встроенные часы. Если они обнаружат, что в определённое время суток где-то можно полакомиться, на следующий день они прилетят туда снова в то же самое время.

Ну, а если цветы растут в нескольких ки­лометрах от улья? Ведь должны же быть пре­делы обонянию этих крохотных созданий? Что тогда? Как пчела-разведчица сообщает своим товаркам о местонахождении этих цве­тов?

Нет, такого вы ещё не слышали. Мне придётся рассказать вам о «танце живота»!

Иногда пчела-разведчица, возвратившись с пыльцой и нектаром, совершает своеобраз­ный ритуал, который, по мнению многих учёных, является способом передачи инфор­мации о местонахождении источника некта­ра. Она раздаёт образчики нектара остальным пчёлам, приводя их в состояние возбужде­ния, а затем совершает на их глазах за­мысловатый танец, получивший название «танец живота» из-за того, что пчела при этом покачивает своим брюшком. В танце она опи­сывает восьмёрки на фоне сот. И самое уди­вительное, что угол между плоскостью траек­тории её полета и сотами равен углу между горизонтальным направлением на источник нектара и направлением на Солнце.

Но это еще не всё. Число восьмёрок в минуту соответствует расстоянию до цве­тов. Но удивительное дело, это число обратно пропорционально расстоянию. То есть чем дальше цветы, тем меньше это число. Други­ми словами, если пчела описывает десять восьмёрок за пятнадцать секунд, то это зна­чит, что луг находится почти в семи километ­рах. И обратите внимание: простые расчёты показывают, что это не просто арифмети­ческая, а логарифмическая зависимость! Как вам это нравится?

Что же за мозг у этого мелкого насекомо­го? Кто научил его всему этому? Каким образом это крохотное создание научилось соотносить солнечный азимут и линейные расстояния с движениями танца? И как полу­чилось так, что миллионы пчёл понимают этот язык?

Я вполне отдаю себе отчёт в том, что неко­торые учёные вовсе не уверены, что пчёлы его понимают. Они не уверены, что этот странный танец действительно даёт другим пчелам ин­формацию о местонахождении цветущего луга. Я допускаю, что по этому вопросу суще­ствуют разные мнения.

Но если и вы, паче чаяния, склонны со­мневаться, то поразмыслите вот над чем. Пче­ла посредством своего танца передаёт информацию о местонахождении объекта че­ловеку, и человек её понимает. Человек мо­жет увидеть её танец и затем найти этот луг с цветами. Разве это менее удивительно? Разве передать такую информацию людям с по­мощью логарифмов — меньшее чудо, чем со­общить её другим пчёлам? По-моему, нет!

И я вновь повторяю: что же за мозг у это­го насекомого? И мог ли он сформироваться стихийно?

Один автор замечает, что если бы мы за­хотели продублировать внутреннюю схему пчелы, если бы нам захотелось создать аналоги её навигационной системы и систе­мы наведения, вот с чего нам надо было бы начать: внутренние часы, датчик поляри­зованного света, ЭВМ для вычисления сол­нечных углов и азимутов, инструмент для определения истинной вертикали, оборудо­вание для навигационного исчисления пути, индикатор скорости и направления ветра, тригонометрические таблицы и калькулятор, индикаторы скорости передвижения по воз­духу и по земле.

Так ли уж всё это надуманно — после все­го, что мы успели узнать о феноменальных способностях пчелы?

А осознаёте ли вы, насколько необходима пчела для самого существования жизни на Земле? Конечно, пчёлы не могли бы жить без растений и их цветов, с которых они соби­рают пыльцу и нектар. Но справедливо и обратное: многие виды растений не могли бы жить, если бы их не опыляли пчёлы. Многие из самых прекрасных и полезных растений попросту бы исчезли. Какая это была бы для нас потеря!

А теперь давайте порассуждаем вместе. Вы считаете, что пчела со всем своим неверо­ятным хозяйством произошла сама по себе? В ходе времени? Постепенно — понемногу?

А что, если бы она вначале не имела кор­зинок для сбора пыльцы? Или если бы эти корзинки были, но не было коленных суста­вов, позволяющих утаптывать в них пальцу, или она не умела этого делать? И если бы на её тельце не было волосков для сбора пальцы — или волоски были, но она бы не умела снимать с них пыльцу? Или если бы не было ёмкости для нектара — пока? Или если бы у неё не было органов, выделяющих воск, или были, но она бы не знала, что для того, чтобы он начал выделяться, ей нужно сутки висеть в гирлянде? Или если бы этот воск не выдерживал высоких температур, царящих в улье, как не выдерживают их боль­шинство других видов воска? Или если бы пчёлы не умели приготовить молочко для матки, и она бы погибла от голода? Или если бы они не умели найти дорогу к дому или к лугу с цветами?

Вопросы сыпятся, как из рога изобилия. Им нет конца. И я надеюсь, вы поняли, что любая деталь снаряжения пчелы была бы бесполезна, не будь всего остального. Для то­го, чтобы во всём этом был смысл, снаряже­ние и умение пчелы должны были возникнуть одновременно и разом, а не постепенно! Или, если эволюция действительно имела место, ответьте на такой вопрос. Та первая пчела, с которой всё начиналось на заре веков,— была какая? Матка? Но матка не могла оста­вить потомства, не спарившись с трутнем.

Тогда, может, это был трутень? Но он то­же не может оставить потомства без матки.

А может, это была рабочая пчела? Тоже вряд ли. Поскольку рабочие пчёлы вообще не оставляют потомства.

Очень трудно уйти от вывода, что вся пче­линая семья должна была возникнуть разом, одновременно — вместе со всем своим лич­ным снаряжением и умением, доведённым до совершенства и готовыми к применению!

Так что, конечно же, пчёлы, как и птицы, не результат эволюции. Они результат творе­ния!

Разве не легче поверить прямому, просто­му и искреннему утверждению, которое можно прочесть на первой же странице Библии? — «Вначале сотворил Бог небо и землю».

Вам, возможно, уже доводилось слышать историю одного неверующего, который во время пожара спас из огня мальчика-сироту. Поскольку он ранее потерял жену и ребёнка, он решил усыновить мальчугана. Верующие соседи сочли, что неразумно отдавать маль­чика в руки безбожника. Но человек этот выиграл судебный процесс, когда во время разбирательства поднял вверх свою изувечен­ную при спасении ребёнка руку и сказал: «У меня есть только один довод в свою пользу. Вот он».

Человек этот стал хорошим отцом, и ма­ленький Джимми очень любил рассказы о том, как папочка вынес его из огня. Больше всего ему нравилось слушать про обгоревшую руку. Однажды отец с сыном пошли на вы­ставку живописи. Одна из картин заинтересовала мальчика особо. На ней был изображён Иисус, пеняющий Фоме за его неверие и показывающий ему свою покрытую шрамами руку.

— Папа, расскажи про эту картину,— попросил мальчик.

— Нет, только не про эту.

— Почему?

— Потому что я в это не верю.

— Но ты ведь рассказывал мне про Дже­ка Победителя Великанов, в которого тоже не веришь.

И когда отец пересказал Джимми эту биб­лейскую историю, мальчик отметил: «Это будто про нас с тобой, папа». И продолжал: «Фома дурно поступил, не поверив, что такой хороший человек пожертвовал ради него сво­ей жизнью. Представляешь, если бы мне ска­зали, что ты вынес меня из огня, а я бы отве­тил, что я в это не верю?»

Отцу ничего не оставалось делать, как признать разумность такого аргумента. Он ведь сам воспользовался своей обожжённой рукой, чтобы завоевать сердце ребёнка. Как же мог он не поверить изувеченной руке Того, кто пожертвовал собой ради него, и продолжать твердить, что этого не было? Са­мый веский аргумент — это крест на Голго­фе. Рубцы на руках Христа. Эти руки изране­ны в единоборстве с силами зла, чтобы вы и я могли жить! Что же нам остаётся делать, как не припасть к Его ногам и вслед за Фомой Неверным воскликнуть: «Господь мой и Бог мой!»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: